Чёрное к белому

      Соню тянет вниз на выезде. Она клюёт корпусом, старательно выжимает себя вверх и всё-таки остаётся на ногах. Но ей не нравится. Это откровенно некрасивый выезд, и рискованный ещё. С него эдак и завалиться можно. И плюсы за него будут сомнительной величины — если вообще будут. Соня делает круг по катку, размышляя, и в конце круга решительно утыкается в Лизу.       — Покажи ещё раз, — просит она.       Разрумянившаяся от холода и усердия Лиза кидает на неё быстрый, озорной взгляд.       — Да ты же лопнешь, деточка, — привычно-шутливо говорит она.       — А ты прыгни и отойди, — так же привычно отвечает Соня. В первые разы это «ты же лопнешь» её смущало, заставляло чувствовать себя навязчивой. Потом, по счастью, Соня догадалась погуглить. И выяснила, что это всего лишь шутка, и поняла, как на неё отвечать, и сейчас эти слова порхают между ней и Лизой, словно ритуал вежливости.       Лиза показывает. Заходит на прыжок, скручивает три с половиной лёгких оборота, как будто без усилий украшает выезд кружевами твиззлов. Она, кажется, способна весь каток от борта до борта покрыть такими трикселями, не запыхавшись даже. Соня смотрит сосредоточенно, кусает ноготь и пытается понять: а у неё-то что не так? Где ошибка, которая превращается в такую заметную разницу на приземлении?       — Не ешь пальцы, — чуть пеняет ей Лиза, снова оказавшись рядом. — Прогрызёшь кратеры, потом никаким лаком не заполируешь.       — Плевать, — мотает головой Соня. — Всё равно катать в перчатках. Под ними не видно.       — Ты каннибал, — заявляет ей Лиза. — Маленький суровый аутоканнибал. Пощади свои пальцы, пожалуйста. Тебе ещё судьям руками красиво помавать во время прокатов.       Пальцы Соня щадит, но только потому, что переходит от тренировки созерцательной к тренировке деятельной. Деятельно тренироваться с ногтями во рту попросту неудобно. Соня делает ещё заход на триксель, снова привычно клюёт и пошатывается на выезде, подъезжает к тренеру, выслушивает замечания и бросается на новый круг. С одной стороны, глупо пытаться всего за день до соревнований выправить прыжок, в котором что-то системно не ладится. С другой же стороны — вдруг чудо? Вдруг получится именно сейчас усовершенствоваться, стать лучше? Да и потом, никогда нельзя бросать тренировочный процесс, он же непрерывный. Вот Соня и не бросает.       Евгений Викторович настраивает её на то, что на этом этапе Гран-при она должна быть с медалью, как и на предыдущем. Сейчас даже попроще. В прошлый раз пришлось делать кучу теоретических выкладок и прикидывать на пальцах практически, на какую медаль можно рассчитывать, и долгое время получалось, что как будто в основном на бронзу. А с этого этапа вдруг снимается Аделия, и получается, что нет никого из «хрустальных» девочек, и вариантов немного. Либо Алина Горбачёва соберёт свои угрожающие четверные сальховы и ввяжется в борьбу, либо Соне придётся выяснять с Лизой один на один, чьё кумите, в смысле, чьи триксели сильнее. Лиза выглядит очень уверенной в себе. На одном этапе она уже раскатила соперниц по льду тонким слоем и, похоже, собирается проделать всё то же самое ещё раз. Лиза вообще всегда несёт себя спокойно и с достоинством, оправдывая громкое прозвище. Соне кажется неоправданным рассчитывать, что Лизу вдруг подведут нервы. Такая не развалится, подходя к турниру в статусе фаворитки, не подарит соперницам прокат.       Соня всё напряжённо думает об этом, и пристально следит за Лизой на тренировках, и вглядывается в её триксель, пытаясь заметить что-нибудь полезное для себя. Слежка недалеко уходит от сталкинга и не остаётся незамеченной. После тренировки Лиза легко перехватывает Соню за пределами катка.       — Ты так в меня вглядываешься! Хуже рентгена, уже всю меня насквозь просветила, все внутренности увидела. Хватит смотреть на мою селезёнку. Я стесняюсь, — заявляет она звонко, почти что игриво. Соня смотрит на неё неловко. Она вовсе не хочет быть «хуже рентгена», да и потом, так пялиться попросту невежливо. Ужасно, что она об этом забыла.       — Да брось. У тебя отличная селезёнка. Чего там стесняться, — возражает Соня, пытаясь сгладить неловкость. И замечает: — Я думала, ты пошутишь про то, что в бездну вглядываться не надо, или что-то в таком духе.       — Не, эта ниша уже занята. У нас другие демонические фигуристы, — дёргает плечом Лиза. — Я работаю в амплуа скромного «айнанэ», вот и шутки соответствующие. Про бездну — это мне не по ранжиру.       — А ты бы попробовала. Вдруг тебе пойдёт? Вдруг ты напрасно за эту нишу не борешься? — предлагает Соня. Ей как раз кажется, у Лизы бы получилось неплохо. Сверкать глазами в короткой так, чтобы зрители подпрыгивали, у неё уже здорово выходит. Так почему бы не пойти дальше?       — «Мастера и Маргариту» в прошлом сезоне уже закатали до дыр. Надо дать образу отдохнуть от зрителей, — информирует её Лиза. Чуть подумав, добавляет: — И зрителям от образа — тоже. Это даже в первую очередь. Нужно тогда что-то менее примелькавшееся искать. Какую-нибудь Малефисенту или Такхизис.       Второе имя Соня слышит впервые, а вот первое отзывается в памяти знакомым образом. Соня мысленно дорисовывает Лизе накладные рога, хищный взгляд Анджелины Джоли, декорирует эту картинку плывущим на фоне голосом Ланы дель Рей и серьёзно кивает: — А что, по-моему, звучит неплохо. Я бы посмотрела.       — Ну, раз такое дело — тогда к следующим прокатам переоденусь в покрывало и найду себе тёмного мага, чтобы его кошмарить, — усмехается Лиза. Соня из вежливости делает вид, что поняла шутку.       — Завтра триксель? — спрашивает она, чтобы переменить тему. Но тут же спохватывается: — А, ну да. Глупый вопрос. Конечно, ты же всегда его делаешь.       — Обязательная программа. Без него совсем на пенсию спишут, — хмыкает Лиза. И подталкивает Соню локтём: — Ты-то, надеюсь, тоже завтра делаешь триксель? Или комментаторам придётся плакать, что без ультра-си всё не то и всё не так, и вообще тоска?       — Не придётся, — твёрдо говорит Соня. Вот ещё: отказываться от трикселя. Нет уж, она его непременно выедет. Лиза ободряюще улыбается ей.       — Правильно. Нечего списывать нас со счетов из-за того, что нам уже не по пятнадцать, мы тренируемся не в том штабе и не прыгаем четверные, — говорит она. И подмигивает: — Выйдем в этот несчастный финал, да?       Соня с энтузиазмом соглашается. Ей нравится то, что они с Лизой катаются и выбиваются на призовые места словно бы немного вопреки. Так каждая медаль ощущается ценнее. Заработать медаль, когда судьи благоволят и осыпают баллами, просто; а вот когда они делают это по отношению к конкуренткам — уже звучит немножко как славный подвиг. И Соне приятно, что это не она одна, наглая девчонка, лезет против системы и пытается на что-то претендовать, а что они с Лизой делают это вдвоём: значит, это не случайность, а состоятельная, рабочая тактика.       Вечером Соня в наушниках слушает по кругу музыку к своей короткой, мысленно снова и снова прогоняет программу — и то и дело спотыкается, сбивается с мысли. Короткий диалог с Лизой о потенциальных «демонических» программах, который вообще-то уже давно пора выкинуть из головы, почему-то не даёт покоя. Соня заканчивает тем, что гуглит, что это за мимоходом упомянутая Лизой «Такхизис», и читает про спектакль, и заставляет себя не убивать два часа на просмотр полной записи спектакля — зато отдельно слушает арию с покрывалом. И отцепить потом навязчивый мотив от себя не может, и жалеет, что не подождала два дня прежде, чем подробности выяснять, потому что теперь же эта мелодия будет в ушах бродить и мешать. Хорошо, если к утру пройдёт.       Но, в целом, да. Лизе бы подошло, скорее всего.       К утру худо-бедно удаётся вытравить из своей головы прилипчивый мотив из мюзикла и заменить его на женско-героические мотивы своей короткой программы. Но это единственный успех, остальное у Сони выходит знакомое, стандартное. Она стандартно клюёт на выезде с акселя — несмотря на это, Евгений Викторович всё равно встречает её со льда добродушным молодец, — и предполагает, что так же стандартно уступит Лизе. Лиза как будто не нервничает вообще. Она несёт себя спокойно и, в полном соответствии с данным фанатами прозвищем, даже царственно, и впечатляет зрителей, судя по возгласам с трибун, и покидает лёд, чуть похожая на клумбу из-за огромного букета. Соня невольно пританцовывает вместе с ней во время всего проката под эту очень заводную музыку, а потом так же вместе с Лизой переводит взгляд на оценки. В первые мгновения цифры как будто смутно царапают взгляд, но до Сони так и не доходит. И лишь общая турнирная таблица бьёт её в лоб: Лиза ей уступает. Считанные доли балла, но уступает.       Ух ты. Получается, всё-таки успех.       Соня этим успехом оглушена и откровенно из-за него перевозбуждена, и потому интервью, которое она даёт после короткой, выходит суетливым и беспорядочным. Соне ещё только предстоит научиться отвечать на вопросы, не сбиваясь на неловкое хихиканье. Ничего. Она ещё создаст поводы и обязательно научится.       С Лизой Соня снова встречается после прокатов, под трибунами. Лиза выглядит даже как-то слишком бодрой для человека, менее часа назад проигравшего короткую, и всё так же наполовину скрывается за огромным букетом.       — На дорожке споткнулась! Ещё чуть-чуть, и брякнулась бы, представляешь? — весело сообщает она, стоит только Соне вопросительно открыть рот. И усмехается: — Загадала ведь, главное, перед новым сезоном: взять что-нибудь от олимпийского чемпиона. Взяла на свою голову. Илья Малинин квады взял, а мне, похоже, оставил только эффектное умение шлёпаться на ровном месте. — Она звонко смеётся, мягко бумкает себя букетом по голове и глядит на Соню ласково: — А ты молодец. Поздравляю. Но учти: в произвольной я буду страшно мстить. Не расслабляйся.       — Что, прямо совсем страшно мстить собираешься? Мне нанимать телохранителя? — уточняет Соня. Лиза снова смеётся.       — Ну нет, всё не настолько радикально. Коньки тебе подпиливать не буду, и ноги ломать — тем более, — заверяет она. — Я вообще-то имела в виду, что в произвольной догоню и перегоню тебя. Моя страшная месть выглядит так. — Она вдруг потрошит свой букет, и вытягивает оттуда нежно-рыжий цветок, и осторожно вставляет тонкий стебелёк Соне в причёску. — Впрочем, у тебя есть все шансы воспрепятствовать моим злодейским планам. Дерзай. Делай сенсацию.       Соня смущённо улыбается. Ей приятно, что Лиза, кажется, совсем не обижена, и что после короткой получается недолго наслаждаться триумфом — а может, получится ещё и после произвольной, если она удержится на первом месте. Цветок в волосах тонко, приятно пахнет; оказавшись в своём номере, Соня переставляет его в стакан с водой и долго смотрит, чувствуя, как этот незамысловатый подарок согревает изнутри. Ей пока не так часто дарят цветы, особенно вне льда, а это… это ведь всё-таки уже было под трибунами? Без камер? Значит, наверное, считается, что всё-таки вне льда?       И в любом случае — очень приятно.       Довольно долго Соне кажется, что на этом этапе можно будет успешно потягаться с конкурентками и всё-таки вырвать золото. Потом эта уверенность пошатывается, когда Соня изучает заявки конкуренток. Из перечня заявок на неё глядит тревожащее 4S, которое Соне как будто нечем крыть. Соня на всякий случай проговаривает это с тренерами, но лёгкое, подтачивающее изнутри волнение никуда не уходит, и Соня отправляется к Лизе — как к человеку, который, кажется ей, лучше всех поймёт проблему. И даже, возможно, что-то дельное посоветует. Если захочет, конечно, делиться ценными советами с прямой конкуренткой.       Соня находит Лизу в тренировочном зале, отдыхающей между упражнениями, и бесцеремонно, без приглашения подсаживается к ней на скамейку.       — У Алины Горбачёвой квадсальхов в заявке, — делится она свистящим шёпотом. А если один в заявке есть — значит, Алина этим прыжком владеет, значит, она в нём уверена в достаточной степени для того, чтобы вставлять его в соревновательный прокат. Значит, там, где есть один, запросто может появиться и второй, если вдруг Алина почует, что может дотянуться до пьедестала и решит пойти ва-банк и бросить на лёд всё, что только может. Квадсальховы — это неприятно, это нервирует. Они и по базе-то дороже трикселя, а судьи ещё наверняка отплюсуют их щедрее, это ж вожделенные четыре оборота, на которые сейчас так часто и усердно молятся. Если вдруг Алина оба этих прыжка соберёт в прокате — чёрт её знает, может, и догонит, и перегонит. У Сони вроде с утра получилось, что перегонять не должна. С другой стороны, это довольно условный подсчёт, отягощённый многочисленными «если». Не стоит на него чрезмерно полагаться.       Лиза вопросительно вздрагивает бровью. Наклоняется вперёд, поверх Сониного плеча оглядывает зал, ища глазами Алину — та как раз тренирует свои квады, и даже приземления звучат угрожающе. Какое-то время Лиза задумчиво смотрит на Алину, красиво щуря глаза. И наконец переводит взгляд на Соню, говорит заговорщицки: — Рекомендую бежать.       — Куда — бежать? — теряется Соня. — Капитулировать, что ли?       — Вот ещё! — возражает Лиза. — Нет, я имею в виду — бежать вверх по турнирной таблице. Как можно выше, так, чтобы Алина не догнала и не настучала четверными по голове. Я вот четверными по голове не хочу. И тебе лишний раз получать не советую. Это неприятно. Нам и так, скорее всего, настучат на нацчемпе. Давай хоть здесь без этого обойдёмся. — Вместо точки она делает глоток из бутылки с водой, словно подчёркивая, что сказала всё, что хотела, мол, спасибо за внимание. От её губ по коже соскальзывает капелька воды, стекает вниз по шее и впитывается в одежду. Соня машинально провожает эту капельку взглядом, рассматривает оставшийся на коже влажный след.       — Хорошо. Значит, будем бежать, — соглашается она. И понимает под этим — выжимать из произвольной всё, что только можно из неё выжать, прикладывать максимум усилий. Это ведь как будто просто переложение того, что сказала Лиза, только другими, более очевидными словами.       — И нас не догонят, — почти нараспев подытоживает Лиза. И смешливо смотрит на Соню: — Эй! Ты что делаешь? Теперь трахею мою изучаешь в подробностях?       Только тут, спохватившись, Соня отводит взгляд от Лизиной шеи. И спешит извиниться: — Прости. Я помню, тебе не нравится.       А Лиза неожиданно отмахивается: — Да не, всё в порядке. Это в селезёнке своей я не уверена, а трахея-то у меня классная. Изучай на здоровье, если хочется.       Соне пока больше хочется выиграть. Она чуть-чуть успокаивается во время произвольных, когда видит, что квадсальхов Алина всё-таки делает всего один, и тот с помаркой, а значит, точно не участвует в борьбе за золото. Потом на лёд выходит Лиза — и наглядно показывает, что она имеет в виду, когда говорит «бежать вверх по турнирной таблице так, чтобы не догнали». Она выдаёт очень сильный прокат и, судя по оценкам, знатно впечатляет судей. Соня не оставляет попыток не уступать ей. Она старается катить с особенной выразительностью, тащит все прыжки, выезжает дрогнувший аксель почти что вниз головой, не позволяет себе уронить ни одного элемента, даже самого сложного. Судьи оценивают её старания ниже, чем прокат Лизы, и преимущество Сони после короткой, которое и без того было маленьким, совсем сгорает.       Евгений Викторович всё равно хвалит, даже говорит, что гордится. И Соня согласно кивает, успокоенная похвалой: конечно, серебро — это тоже хороший результат, а учитывая, что она лидировала после короткой, у серебра как будто есть золотой отлив. Конечно, Камила, а до неё знаменитая тройка ТЩК, а ещё до них Женя и Алина приучили зрителя, что влетать с ноги в первый же взрослый сезон и немедленно там выигрывать всё подряд — это нормально. Соня же полагает, что развиваться в течение карьеры, идти к успеху несколько сезонов — тоже логичный вариант развития событий. Вот, Лиза же идёт уж который сезон, и всё рассчитывает дойти, и болельщики её любят. Это не плохо. Это на свой лад замечательно.       На пьедестале они стоят рядом, в цветах и в блеске медалей. Лиза распускает волосы, и чёрные локоны красиво обрамляют её лицо, и глаза кажутся ещё выразительнее. Соня не решается повторить за ней, хоть ей и очень хочется: она подозревает, что тугую залакированную причёску распустить без проблем не получится, поэтому лучше и не начинать. Медаль лежит на груди приятной тяжестью, а блеск прожекторов сладко слепит. Во время круга почёта Соня отчасти вслепую машет в сторону трибун, туда, где болельщики что-то доброжелательно кричат и их голоса сливаются в единый гул, горячий и ласковый. Потом девочки втроём долго фотографируются с медалями, друг с другом, с тренерами и по отдельности. И под конец, перед тем, как окончательно покинуть лёд, обнимают друг друга и поздравляют, и Соня в какой-то момент оказывается в руках у Лизы. Лиза тёплая. И кажется очень мягкой на контрасте с Алиной и с самой Соней, ещё по-подростковому угловатыми. Отпускать её не хочется. Соня теснее прижимается к Лизе, уютнее устраивает подбородок у неё на плече и негромко сообщает ей на ухо: — Ты очень клёвая. Поздравляю с победой.       Лиза гладит её по спине — совсем мимолётно, невинно, а у Сони по коже бегут взволнованные мурашки — и уточняет: — Ты не расстроилась, что я выдернула из-под тебя первую ступеньку? Не обиделась?       — Вот ещё, — мотает головой Соня. И при каждом движении ощущает, как её щека касается бархатной щеки Лизы, и от этого мурашек становится только больше. — Вообще-то теперь моя очередь страшно мстить, раз ты дала мне такой повод. На следующих соревнованиях я планирую тебя обыграть. — Или на послеследующих, или в следующем сезоне. Как получится. Главное, чтобы Лиза ещё продолжала кататься. Выиграть без неё — это будет не то.       — Умница, — нежно говорит Лиза. И вдруг чмокает Соню в щёку, и Соня вздрагивает, чувствуя, как от этого прикосновения жар, похожий на электрический разряд, пробегает от макушки до пяток. — Тогда буду ждать следующих соревнований. Спасибо за этап. Мне было очень приятно с тобой состязаться. — На этом она размыкает руки и, подмигнув на прощание, возвращается к своему тренеру.       — Мне тоже, — бормочет ей в спину Соня. Колени подрагивают, щёку печёт от прикосновения губ и сердце колотится, как после произвольной. Тренеры объясняют себе Сонин растерянный вид эйфорией от медали и от выхода в финал Гран-при — Соня охотно поддакивает, позволяет тренерам так и думать. А сама размышляет, несмело позволяет себе облечь смутное чувство в конкретные слова: кажется, ей нравится Лиза. Нравится больше, чем подруга, нравится как красивая, обаятельная, смелая девушка. Так, конечно, нельзя, окружающие не поймут. Даже не факт, что сама Лиза поймёт. Но что теперь делать с чувством, которое уже успело прокрасться в сердце? Как выкорчевать его оттуда? И можно ли вообще?       В раздевалке Соня сперва вздрагивает, увидев в зеркале темнеющий на щеке отпечаток губ: ей кажется, что этот отпечаток выжжен на щеке обличающим клеймом. Потом она соображает, что это просто след Лизиной помады, и торопливо стирает его влажной салфеткой. Краска исчезает с кожи — но жар под кожей остаётся и никуда не уходит. Соня снова вспоминает улыбчивое лицо Лизы, её глаза, наполненные особенным блеском под прожекторами во время награждения, а потом в задумчивости рассматривает красную перчатку своего костюма. Кажется, её произвольная обретает новые оттенки. Как если бы Джульетта стала безумной потому, что вздумала влюбиться не в Ромео, а в красавицу Розалину, презрев в довершение всего ещё и родственные связи. Или как если бы в произвольной она катала Ромео, который вместо Джульетты решил увлечься искромётным Меркуцио. Соня сжимает и разжимает кулак, потом снова переводит взгляд на своё отражение в зеркале — и ей кажется, что тёмно-алый отпечаток губ по новой начинает проступать у неё на щеке.       Это будет непростой, но очень интересный нацчемп.