Не по пути

Арсений устал: так сильно, что все валится из рук. Он чувствует, как нарастает внутренняя паника, у которой нет какой-то особой причины. Просто комок поднимается все выше и выше, а глаза неконтролируемо начинают слезиться уже пятый раз, и вот-вот слезы польются рекой. Он так устал, устал учиться, устал постоянно что-то делать, пытаться кому-то что-то доказать, устал плакать в подушку и скулить от одиночества, как брошенный щенок. Он сам не заметил, как остался один, совсем один, все рушилось медленно и последовательно. Казалось, что ещё чуть-чуть, и станет легче, но легче не становилось. Ему так чертовски не хватало поддержки, не хватало человека рядом, с которым можно поговорить, о котором можно заботиться, и он сделает тоже самое в ответ. Человека, которого можно схватить за рукав, когда они переходят дорогу, потому что знаешь, что он, увлечённо что-то рассказывая, даже не обратит внимания на светофор. Он чувствовал, что никому не нужен, буквально если он спрыгнет с 14 этажа, никто не будет плакать. Возможно, лишь родители останавливали его. Родители, которые этого не заслужили, не заслужили такого неправильного сына. А главное, люди, которые его окружают, кажутся ему ненастоящими, будто они притворяются, что рады, или что беспокоятся, и тут он опять ненавидит себя. Может, это с ним что-то то не так, а люди вокруг искренние?.. Ему противно от себя и от людей, которые его окружают. От шума, который создают, и от слов, которые льются из их ртов. Но они все не такие, то слишком глупые, то наивные, то гиперактивные. Может, вариант наглотаться таблеток был не так плох. Какой пиздец. Брюнет затыкает уши наушниками, включает свой плейлист, и подперев ногой свой подбородок, обняв её рукой, смотрит в окно, продолжая барахтаться: от состояния «пиздец, щас заплачу», до «плакать нельзя, не поймут». На улице только начинает вставать солнце. Все ещё темно, гребанная зима. Свет так и не включили по всей школе, так что есть вероятность, что никто не заметит в темноте, как блестят его глаза. — Че вы такие грустные? — весело спрашивает шатен, обращая внимание на Арсения и парня, сидящего недалеко от него, — Не кисните, все хорошо, — это Антон — как не странно, единственный человек, который не раздражает парня. И он выдавливает из себя улыбку почти сразу, делая вид, что в телефоне что-то очень интересное. Шаст был. Он был каким-то не таким. Всегда веселый и яркий, всегда где-то носится, всегда в компании. Они неплохо ладили и даже общались, Арсений видел в нем какое-то божество, хоть он и атеист. На него хотелось смотреть, и его хотелось слушать. Только вот Антону Арсений был не нужен, и это был просто факт, так сложилась жизнь, и так бывает. Поэтому парень ловил каждые моменты, когда тот к нему поворачивался, или спрашивал что-то, всегда хотел помочь. Он вообще добрая душенка, но с Антоном в этом был смысл. Звенит звонок, и Арсений хочет вот прям щас сдохнуть на месте, стать невидимым и чтоб его все резко перестали видеть. Такого дикого желания исчезнуть он ещё никогда не чувствовал. Урок не такой уж и страшный — русский, главное что его не вызвали к доске. Сейчас он просто не сможет собрать мысли в кучу. Наушники приходится убрать, и шум снова начинает раздражать. Антон наконец отвоевывает свое место перед брюнетом, так как пока он болел, его занял Коля, который не спешил оттуда уходить. Он, кстати, прилип к Арсению, как жвачка, и все никак не может отстать, стоило ему проявить немного внимания, и все. Коля пытается вечно сесть с ним, и может, он делает неосознанно, но и так расшатанную нервную систему Арсения он успел довести. Антон выглядит не то чтобы плохо, но и не хорошо, шатен вчера жаловался на плохое самочувствие и текущий нос. Так что есть вероятность, что ему плохо. — Нет платочков? — чего и требовалось ожидать, Антон повернулся к нему с глазами кота из Шрека и хлюпающим носом. Брюнет недолго роется в сумке, и пока класс рассаживается по местам, передаёт Антону новую упаковку салфеток. Не прогадал, чуйка видимо хорошая. Тот благодарно улыбается и отворачивается к себе. Урок проходит спокойно, хотя Арс продолжает плавать в своих мыслях. А вот Антону, похоже, только хуже. Когда звенит звонок, тот опускает голову на сложеные руки и перестаёт подавать признаки жизни. Попов нервно кусает губы, и на всякий проверяет, есть ли у него супрастин или нурофен. И то, и то оказывается на месте, но он не решается дёргать парня. Когда учитель выходит из класса и оставляет их одних, Арсений не выдерживает, и подойдя к парню, слегка гладит по спине. — Ты как? Может домой или супрастин? — Шастун поворачивает голову в его сторону. — Нельзя домой, а супрастин у меня есть, спасибо, — Арсений поджимает губы, ну вот, хотел как лучше, а получилось как всегда. *** — А вот Настенька написала даже получше вас с Лешей, — Ольга Геннадьевна хороший преподаватель, но иногда она перегибает палку. Особенно когда начинает сравнивать, и если бы это был любой другой предмет, Арсений бы и ухом не повёл, но общество… это была его отдушина, и когда его там прямо тыкали в то, что он написал хуже, так еще и от нее было почти физически больно. Что-то люди взяли в привычку делать Арсению больно. Только вот зачем это говорить, что ему, щас надо обосраться что-ли? Гнев кипит в нем несколько минут, а потом приходит у же знакомое чувство. Опять недостаточно старался. Но он же учил, правда учил. Если кого-то это, может быть, замотивировало —доказать, что он тоже может написать лучше, выучить больше в следующий раз, то у Попова наоборот руки опускаются, хочется сдаться. Пошли вы все нахуй. В течение урока он больше ничего не говорит. Даже когда в классе стоит тишина. Пусть Настя и отвечает. *** Сука, ебучая школа, гори в аду. Именно такие мысли крутились у Попова в голове уже на третьем уроке. Учителей они, конечно, предупредили блять, что отопление вырубят, а школьникам хуй на блюдечке с золотой каёмочкой. Поэтому он вынужден сидеть и потирать ладошки, выдыхая на них теплый воздух, ежась в белой рубашке. Еще уроки все, как назло, на нижних этажах, а тут даже скамейки ледяные. Арсений сидит и смотрит на свои кисти покрытые синей сеточкой и ногти такого же синего оттенка. Надо было всё-таки сдать кровь на витамины. Ну ничего, осталось немного, тем более у них последняя физра. *** — Ну вот ты смотришь на мои браслеты. — Антон указывает ему на два одинаковых металлических браслета на запястьях, они находятся в раздевалке, на удивление и радость Арса одни, их класс решил не идти, а кто-то заболел. — На что похоже? Брюнет нервно крутит в голове все возможные мысли, но так ничего и не придумывает, просто пожимая плечами. — Вот я кого не спрошу, все молчат, а я вижу в этом наручники, — Арсений делает большие глаза и прыскает, нежно улыбаясь. Да, такое мог сказать только Антон. Он продолжает ещё что-то увлечённо рассказывать про футболку, которую нашёл где-то хер знает где, и на ней «ахуенная картинка». Парень понятия не имеет, что это, поэтому только внимательно слушает и улыбается, с Шастом он всегда улыбается, даже если не понимает о чем речь. — Ну, понимаешь? — С улыбкой спрашивает тот, завязав наконец шнурки, — Хотя что я спрашиваю, конечно не понимаешь. — и продолжает так же улыбаться, а вот в Арсении что-то ломается и с грохотом падает вниз. Антон вряд-ли вложил в эти слова какой-то особый смысл, потому что выходят из раздевалки они вместе, и его лицо все также светится. Такая, казалось бы, шуточная фраза ломает его, становится так обидно, он же не виноват, что не знает какую-то там группу, но то, что его так обесценили опять. Все его старания никто не видит, это происходит снова. Сука. Только вот через несколько минут ему становится не до этого. Несмотря на то, что физическая нагрузка должна по идее согреть его, ничего ровным счетом не меняется. Кажется, что пальцы стали еще холоднее и ноги вместе с ними. У них еще тема ахуенная — волейбол, в которой пальцы очень даже нужны и играют они все, так как их всего шесть человек, отмазаться не получается. Когда они доигрывают вторую партию и им на замену выходит 11 класс, Арс прикидывает и понимает, что их вряд ли вызовут еще раз и тихонечко смывается в раздевалку. У него сегодня допы по обществу, так что не теряя времени, он переодевается и пытается вникнуть в конспект. Через пару минут в раздевалку заходит Антон и тоже начинает переодеваться, болтая о чем-то с Игорем, пока они не слышат крики из зала, да ну нахуй. Не совсем разборчиво, но ему удается выловить что то из ряда: «десятый класс!», «На площадку, где десятый класс». Это продолжается несколько минут, и Антон даже предлагает вернуться. — Эээ не, это без меня, мы две партии отыграли, пошел нахуй, — Говорит он на одном дыхании и ребята по-доброму прыскают, в итоге про них, видимо, забывают. Только вот Арсению от этого легче не становится, парень чувствует, как в носу что-то неприятно щекочет и молится всем известным богам, не дай бог он начнет чихать, у него даже супрастина нет, недавно отдал однокласснице. Через несколько секунд он чихает и начинает хлюпать носом. Сука. Ну все, пизда рулям. Если он начинает чихать, то это, как аллергия, ему не остановиться. Глаза начинают слезиться и парень быстро находит носовые платки, хоть так. Выходя из раздевалки в надежде свинтить пораньше, Арс быстро замечает, что тренер всё-таки посматривает на них. В итоге брюнет принимает решение подождать на скамейке, продолжая чихать каждые несколько минут. Антон, сидящий рядом, видимо так увлечен разговором с Сашей, что не замечает, как мучается под боком Арсений, но так наверное даже лучше. Через несколько минут брюнет проклинает все, на чем свет стоит и думает, дойдет ли он вообще домой. Хотя кто его спрашивает. Попов пережимает переносицу в надежде, что это хоть как-то поможет, и нервно смотрит на часы. Еще 10 минут. Да он кончится за эти 10 минут. — Арс, — О, надо же… — Ты как? — Арсений чувствует на себе взгляд обеспокоенных зеленых глаз, но по привычке отмахивается. — Да забей, переохладился, твари, могли бы и предупредить, что отопление отключат. — Он слышит рядом смешок и тоже непроизвольно улыбается. *** Сука, какой же он еблан, знал же, что только хуже станет, но все равно поперся в школу. И теперь сидит на физике и чувствует, как голова чуть ли не напополам раскалывается. Вдобавок его еще и потряхивает, такая внутренняя дрожь, где-то в груди, еще чуть-чуть и зубы застучат, пиздец. Только второй урок, ему даже не свалить, и медкабинет по субботам не работает, как они вообще это себе представляют, раз суббота, значит дети болеть не будут? Звонок звенит и школьники выходят на большую перемену. Когда Арсений садится на очередную скамейку, он понимает, что его трясет. Прям бьет крупной дрожью, да так, что ничего не помогает и зубы, суки, всё-таки начинают стучать. Брюнет пробует напрягать тело или расслаблять, но нихуя не работает. Мелькает мысль, что возможно надо выпить нурофен, только вот воды у него нет. — Арс? — Антон появляется хер знает откуда, но Арсу простительно, у него во взгляде мыльная пленка, которую он пытается согнать. — Тебе плохо? Хочется съязвить — нет блять, мне отлично, только башка кипит и меня трясет, как наркомана. Антон садиться рядом и видимо пытается просканировать его состояние. — У тебя случайно нет воды? — Антон отрицательно качает головой, но потом хватает телефон и что-то пишет. — Леша в столовке, щас принесет. — Брюнет не знает сколько это длится, но трясти его не перестает ни на секунду, и это начинает уже сильно подбешевать, че его организм себе позволяет, уже совсем от рук отбился, мелькает мысль. Может, дело в том, что он не завтракает, а обедает поздно?.. — Арс, что-то конкретное болит? Я могу как-то помочь? — Ох, Антошка, как ты мне тут поможешь? — грустно думает парень и лишь измотанно мотает головой, не способный вымолвить ни слова, когда Шаст делает, необъяснимую вещь. Он. Берет. Арсения. Блять. За. Руку. В его большой лапище со всякими цацками, рука Арсения выглядит совсем крохотной. НО весь пиздец не в этом, его перестает трясти. И если сначала парень думает, что он просто сильно удивился, и дрожь непременно вернется, ведь боль в голове осталась, только вот этого не происходит. Происходит вполне такой большой (читать пиздец громадный) взрыв в Арсеньевской головушке. Как стыдно, господи, тут даже оправдаться не выйдет, все происходит, как в каком-то романе для девочек. Лучше бы он дома остался, ему с Антоном, между прочим, учиться еще как минимум.,до конца года. — Шаст, — его окликает Лёша и передает бутылку воды, задерживая на них взгляд. Попов тут же соображает, что к чему, и достаёт уже заранее найденную таблетку, запивая водой. — Арс, тебе плохо? — Да что вы заладили с этим плохо, он так себя ежедневно чувствует. Но Арсений не успевает и рта открыть, как его дергают за запястье. — Да, пойдем отпросимся у Михайловны, — И когда Арсений, все еще находясь в какой-то прострации, тащит их к кабинету истории. Шатен затирает ей что-то, раз за разом переводя взгляд на Арса. Видимо тот и правда выглядит совсем херово, потому-что буквально через пять минут их отпускают с условием, что Шастун проводит его до квартиры, чтобы, цитирую: «Это несчастье не упало по дороге в сугроб». Спасибо, Надежда Михайловна, я был о вас лучшего мнения. Чтобы одеться и дойти до Арсеньевского дома, им понадобилось 30 минут, с учётом того, что Арс постоянно о что-то спотыкался, так и норовя вспахать снег носом. Антон на удивление молча помог ему не убиться и дойти целым. Квартиру тоже открывал он, надо будет ему наверное шоколадку принести за все мучения. На этой мысли его впихивают в квартиру, и потеряв опору, тот плюхается на пол, на жопу, чувствуя, что его пытались в последний момент ухватить за капюшон, но не успели. — Арс, блять. Тебе там норм? — Попов заторможено кивает, — А ну тогда ок, — Говорит он, усмехаясь и раздеваясь одновременно, Арсений тоже от него не отстает, но на половине сдается и приваливается к стене, прикрыв глаза. — Эй, эй, эй, не вздумай мне тут отключаться, я же обосрусь от страха. — наигранно усмехаясь. — Я хочу сдохнуть, — Он выпаливает это не подумав, но зато честно. На секунду воцаряется тишина. — Это пожалуйста, это сколько угодно, но в следующей жизни, — Шаст подхватывает его под мышку и тащит в открытую комнату, на кровать. — Что-то болит? — Парень отрицательно мотает головой, и, видимо, в каком-то бреду, хватает Антона за руку, заставляя плюхнуться рядом, облокотившись на подушку. Сам же заползает на него, обвивая руками и кладет голову на грудь, в которой чуть учащённо бьётся чужое сердце. Крепкие руки наконец-то обвивают его в ответ, поглаживая по спине. От Шаста пахнет по-киношному ванилью и корицей, но Арсению по-глупому это нравится. Впервые в жизни ему так тепло, хорошо и спокойно, брюнет готов отдать все деньги и все, что у него есть, чтобы этот момент длился вечно. Чтобы музыкальные пальцы не прекращали перебирать его волосы на затылке и сердце отстукивало одному ему известную мелодию.