Обряд

      Гарри нетерпеливо переминался с ноги на ногу, когда из окна вагона показалась платформа вокзала «Кингс-Кросс». Форменная мантия давно была упакована в рюкзак на плече, где покоились подарки от друзей на Рождество, пара учебников, которые ему насильно впихнула Гермиона, наказав обязательно выполнить всю домашку, а ещё два красных шарфа в пёстрых конвертах, которые Поттер, между прочим, связал своими руками, без всякой там магии. Ну ладно, может, немного магии там и было — чтобы лучше согревали в стужу.       Раздвижная дверца позади Гарри открылась, и рядом очутился Рон.       — Что, не терпится домой? — улыбнулся ему Уизли, всматриваясь в толпу на платформе, пока поезд медленно останавливался. — Тебя кто на этот раз забирает, мама или папа?       — Оба, — взволнованно ответил Поттер, а Рон глянул на него слегка любопытно.       — Ты чего?       — Да не знаю, такое чувство, что не видел их целую вечность. — Гарри сжал лямку рюкзака, а другой рукой встрепенул волосы на затылке.       Рон усмехнулся:       — Понимаю, у меня так же с Биллом. Они с Флёр решили приехать к нам в этом году.       — До конца каникул?       — Не, — шибко довольно произнёс Рон. — Мне Фред писал, что мама без конца что-то вяжет, а Джордж через камин рассказал, что отец покупает маггловские книжки вроде как про то, как воспитывать внуков.       — Такие есть? — удивился Гарри.       — Похоже, у магглов есть всё, — протянул Уизли, отдаляясь от окна и поворачиваясь к другу. — Короче, кажется, у них будет пополнение, и они хотят погостить до лета у нас. Тем более что у меня выпускной на носу, а зная Билла, он опять приготовит что-то грандиозное в сговоре с близнецами, как экзамены сдам. Может, когда мы с тобой приедем к нам, ну с мистером и миссис Поттер, нас встретят новым видом фейерверков. «С возвращением, дорогие выпускники!», а потом огни превратятся в гигантского дракона и покатают нас над Норой или что-то типа того.       — Круто, — мечтательно улыбнулся Гарри. — А Гермиона всё ещё в купе старост?       — Когда я к тебе уходил, она читала «Пророк». Или делала вид, что читает — мне кажется, она тоже на низком старте, — с кривой улыбкой поделился Рон. — Я предложил ей с родителями погостить немного у нас, ну, чтобы они ознакомились с волшебным бытом.       Гарри лукаво на него глянул.       — Не смотри так, это мне мама все уши прожужжала. Ну а я что? Я и не против. Пару недель назад сказал родителям, что после школы сделаю ей предложение, — с духом выдал Рон больше будто бы для себя и вытер руки о штаны, а Гарри на это фыркнул.       Поезд качнулся, на этот раз точно остановившись, и Поттер ещё раз глянул в окно. Он увидел знакомо высоко поднятую руку, затем лохматую макушку отца, а рядом с ним — маму. Она лучезарно улыбалась, а столкнувшись с сыном взглядами, замахала ладошкой. Гарри, сам не зная отчего, рвано выдохнул, заглядевшись на них, как на витрины магазинов в Косом переулке. Родители стояли на платформе, одетые в одинакового цвета водолазки, высокие горла которых выглядывали из-под воротников зимних пальто. Вокруг было множество людей, но Джеймс и Лили не были частью толпы, они создавали для Гарри собственную атмосферу, атмосферу тепла и уюта, дома, отделяясь от остальных, скромно держась за руки и вдыхая свежий воздух раскрасневшимися от мороза носами. У Гарри от этого вида покалывало кончики пальцев, он счастливо улыбался, в груди его теплело от мыслей, что дома его всегда ждут, что он является для кого-то чуть ли не высшей ценностью. Гарри было хорошо от того, что любят просто за то, что он есть, и постоянно об этом напоминают.       Поттер счастливо помахал маме в ответ и двинулся к выходу, бесцеремонно проталкиваясь сквозь очередь. Хотелось скорее ощутить на своём лице её нежные руки, а ещё она, как всегда, не сдержится и расцелует ему щёки на людях. Отец на это звонко посмеётся, назовёт Гарри баловнем, а потом сам сожмёт в крепких объятиях. И Гарри почувствует себя дома задолго до того, как пересечёт порог.       Гарри как-то особо не запомнил скорого прощания с друзьями, того, как выглядел новый портал до дома — если честно, он не помнил и того, как выглядел прошлый, — снежного двора и разговоров ни о чём. Зато он запомнил, как отец галантно открыл маме дверь в прихожую, как забрал у Гарри рюкзак и стянул с него шапку, как поцеловал жену и удалился на кухню, громко рассказывая о рождественском меню, которое они вместе с Лили составляли к приезду Гарри.       Поттер поднялся в свою комнату на втором этаже, переоделся в домашнее и спрятал подарочные конверты в прикроватную тумбу. Он с меланхолией рассматривал настенные постеры, посвящённые квиддичу, мелкие вещи и игрушки, которые давным давно не испытывал необходимость хранить, но всё же хранил, потому что выбрасывать было жалко из-за связанных с ними воспоминаний. На одной из полок стояла маленькая банка с белыми камнями, которые он собирал с отцом в первую поездку на море — все они были причудливой формы, Гарри тогда было шесть, он услышал от близнецов Уизли, что можно зачаровать всё, что угодно, и решил, что зачарует каждый подобранный с морского берега камень, когда научится колдовать, потом раздаст их друзьям и организует свой собственный Орден для борьбы со злыми волшебниками, а камни станут чем-то вроде талисманов. Но с этим как-то не срослось, он вырос и позабыл об этих камнях, которые хранились где-то на чердаке, пока в один из дней мама не принесла ему ту самую баночку, наполненную водой. Если по ней постучать пару раз, камешки на дне начнут недолго, но достаточно ярко светиться. Ещё под потолком его комнаты висела его первая метла, в раза два меньше той, которую Гарри использует сейчас. Её подарил ему крёстный, и мама тогда дала Сириусу звонкую оплеуху, потому что Гарри только исполнилось семь и ему «было рано». Отец настоял на том, чтобы оставить подарок, а главным аргументом было «на вырост». Но потом он тайно водил Гарри на окраину Годриковой Впадины, в негустой лес, и учил летать. Лили Джеймс просто говорил, что они «проводят время, как отец с сыном, и вообще, у всех должны быть секреты», на что женщина недовольно морщила нос и с подозрением глядела в бесстыжие глаза мужа. А затем мама обо всём узнала, и отец три недели следил за порядком в доме, не прибегая к волшебству. Гарри, разумеется, виноват не был. В общем, таких вещей, со своей историей, в комнате Поттера было великое множество. В ней было уютно и всё дышало счастливым детством. Гарри в очередной раз поймал себя на мысли, что сюда хотелось возвращаться из раза в раз. Он откинулся на подушку и прикрыл глаза, задремав.       Поттер продрал глаза, когда в дверь постучали знакомым, их с мамой секретным ритмом. Потом из-за двери показалось миловидное лицо родительницы, а до носа Гарри дошёл запах выпечки.       — Проснулся? — пропела она полушёпотом. — А то заглядывала, ты спал. Я тебе вот, печенье испекла с вишней. Я зайду? — После сонного кивка сына, Лили засеменила к письменному столу у окна и оставила на нём тарелку. — Папа там ёлку притащил, всё ждал, пока ты приедешь, чтобы вместе нарядить. Она у нас уже несколько дней в сарае стоит, на морозе, чтоб хвоинки не пожелтели.       — Ну что, делаем ставки, сколько раз за сегодняшний вечер услышим от него слово «Йоль» и историю про магические ритуалы в сочельник, благодаря которым ты обратила на него внимание, как бабушка на дедушку? — задорно улыбнулся Гарри, а мама в шутку шлёпнула его по лбу.       — Это романтично, балда!       — Я не балда! — засмеялся Гарри. — А от истории с ритуалами тянет приворотом… И вообще, это насилие над детьми!       — Ты же говоришь, что не ребёнок, — лукаво глянула на него женщина.       — Ну для тебя-то я всегда буду ребёнком, — пожал плечами Гарри, а Лили захихикала. — А ещё ты не отнекиваешься от того, что это всё же насилие. Думаю, это многое говорит об отношениях в нашей семье…       — Ладно, этот раунд за тобой, балда, так что хватит гундеть, — и она щёлкнула сына по носу, следом чмокнув впалую щёку. — Ради меня стоически переноси папины рассказы, выглядя так, будто впервые их слышишь. Ты же знаешь, он любит Йоль, у него с ним куча воспоминаний.       — Знаю. А я люблю его рассказы, даже если они звучали десятки раз.       Родные посмеялись, а потом Гарри вместе с мамой вышел из комнаты, перед этим слопав два печенья. Когда они спускались на первый этаж, Гарри смотрел на живые фотографии, висевшие вдоль лестницы, изображавших либо его, либо родителей, либо его и родителей. Вот они на свадьбе Билла и Флёр, вот Лили и Джеймс празднуют годовщину основания Ордена Феникса в «Кабаньей голове», вот папа с Мародёрами дома у Люпина и Тонкс, а вот Гарри с друзьями после успешной сдачи СОВ на застолье у семьи Уизли. Всех этих событий будто и не было, всё казалось ужасно далёким и напоминало о себе лишь изображениями в деревянных рамках.       Гарри успел только повернуть в гостиную, как вдруг маму, шедшую рядом с ним, захватили в объятия со спины. Джеймс укусил Лили в плечо, и та, смеясь, завизжала.       — А ну, о чём думаешь?! — спросил он, пока жена в ответ пыталась вцепиться зубами в его руку. Гарри сел на диван, весело наблюдая за шуточной борьбой и поедая печенье, которое сунул в карман перед выходом из комнаты. — А надо о защите! — Поттер-старший засмеялся, когда услышал хохот Лили, вызванный его щекоткой.       В конце концов очки с Джеймса упали, женщина таки укусила мужа, но не в руку, а в нос, и они сошлись на том, что ёлка подождёт ещё полчаса, потому что предложение Гарри поужинать пришлось всем по душе.       Дни проносились быстрее, чем летал снитч на поле — так, по крайней мере, казалось Гарри. Он сбился со счёта, сколько маминой выпечки съел и сколько кружек горячего шоколада выпил. Поттер почти всё время просидел в комнате, иногда выбираясь полетать с отцом, а один раз они устроили всем семейством бой снежками. А ещё Гарри так и не притронулся к домашней работе, хотя через полгода его ждали экзамены, и он понимал всю плачевность своего положения и чуть-чуть даже ругал себя за халатное отношение, но делать с этим ничего не желал, намереваясь выполнить всё в последний день. Просто отдыхал в кругу семьи, тем более мама говорила, что так и надо. Джеймс вообще признался, что готовился к экзамену по ЗоТИ за час до сдачи, и, самое главное, сдал. И неплохо сдал, судя по тому, что он не безработный. Мама, разумеется, запретила брать в этом с отца пример, но всё ещё говорила, что каникулы нужны для того, чтобы набраться сил для «финального рывка».       Пару раз Гарри обменивался письмами с Роном и Гермионой, что было удобно, ведь писали они ответы вместе. Судя по всему, Гермиона осталась у Уизли до конца каникул. Гарри поделился с родителями догадливостью друга: Рон оказался прав, Флёр беременна. Лили хотела уже собираться в гости с поздравлениями, но Джеймс остудил её пыл, смекнув, что Гарри узнал об этом «по-секрету».       «Молодая пара сама решит, когда делиться такой новостью с остальными», — сказал он, а Лили это крыть было нечем.       На седьмую ночь Йоля Поттеры выбрались из дома прогуляться по городку, и Гарри с удовольствием косился на родителей, укутавшихся в подаренные им шарфы. В Рождество в гостиной горели камин и разноцветные гирлянды, а на пушистой ёлке высотой до потолка висели игрушки и фарфоровые балерины, которые в танце прыгали с ветки на ветку. Гарри положил подарки под ёлку, когда Джеймс помогал Лили на кухне с мясом. Родители были в восторге, а мама, растрогавшись, призналась, что будет доставать шарф, когда сильно затоскует, как иногда заходит в комнату Гарри и понемножку сидит там. Отец тогда рассмеялся и весело передразнил её печальное выражение лица, при этом нежно поцеловав жену между бровей. Лили позже рассказала Гарри, что Джеймс перечитывает письма сына, по несколько раз повторяя особенно понравившиеся ему моменты.       «Поймал мяч в пике прям перед носом у поганца-Малфоя! Восхитительно! Это мой мальчик!» — так он и кричал мне с кухни, пока я отлучилась на второй этаж. Нет, ну я вам говорю, и зачем нам радио, если он без конца тараторит? — сдавала отца с потрохами Лили, улыбаясь сыну широкой улыбкой.       Когда семья собралась у стола встречать Новый год, разговор зашёл об Аврорате, куда Гарри хотел податься после выпуска. Мама накладывала ему салат, и Гарри, в какой-то момент заметивший глубокий взгляд отца, внимательно слушающего рассказ сына о планах на жизнь, стало неловко.       — Пап, ты чего? — он отложил приборы.       — Я так горжусь тем, что ты такой взрослый, — Джеймс взлохматил волосы и уткнулся лицом в тарелку.       — Да ладно тебе, пап, я ничего такого и не сделал, чтобы гордиться. — Гарри показалось, что подобного он от родителей раньше не слышал, хотя это будто было не так. Гарри смущённо хлопал глазами, почему-то ему стало не по себе, а щёки залились краской.       — И как это «ничего»? — обратилась к нему мама, высоко подняв брови, как если бы Гарри сказал великую глупость. — Ты делаешь нас счастливыми. Ты даже не представляешь, как мы с отцом тебя любим. И я так рада, что у нас такой чудесный ребёнок.       — Ну, мам, перестань!       У Гарри пропал аппетит. Он смотрел на родителей, ощущал на себе их тёплые взгляды, и ему становилось дурно. Дурно от счастливых улыбок, от тёплого света кухни, от запаха вкусной еды, от фотографий на стенах, дурно от того, что он чувствовал горячую руку отца на своём плече. Ему было дурно, потому что он был счастлив, и счастье кружило ему голову похлеще сливочного пива из Хогсмида. Он смотрел на родителей так, будто видел их в первый раз, но вместе с тем сознавая, что жил с ними всю жизнь, что они были рядом каждую его минуту, даже когда он не видел их, даже когда был в Хогвартсе или у тёти с дядей. Они были рядом, когда он сломал руку на втором курсе, и были рядом, когда он попал в больничное крыло на первом. Были рядом, когда он сбежал из дома на третьем и когда одержал победу в Турнире на четвёртом. Они были рядом, когда Гарри отбывал наказание в кабинете у Амбридж, когда умер Сириус, а следом — Дамблдор. Джеймс и Лили были рядом всё это время, вместе, счастливые, переживающие за сына. И Гарри любил их невероятно, так же, как они любили его.       — Спасибо, — глухо произнёс Гарри, но в этом было гораздо больше, чем благодарность за сказанные родителями слова.       Гарри благодарил их за то, что они были и есть. За то, что он пережил многое, потому что они сделали для этого всё, что было в их силах.       Рука отца сильнее сжала плечо, а затем Гарри тряхнуло. Он заморгал, вглядываясь в слабо освещаемое пространство. Поттер посмотрел вбок и увидел Рона с будто потухшим взглядом, совсем не таким, как в «Хогвартс-экспрессе».       — Ты чего? Что, снова кошмары? — тихо сказал ему Уизли.       Гарри хлопал глазами, пытаясь свыкнуться с новой реальностью. Он вытер руками мокрые щёки, завертелся по сторонам, а потом снова взглянул на друга.       — Который час? — задал Гарри вопрос хриплым голосом.       — Половина седьмого утра, скоро светать начнёт. — Рон смотрел на него внимательно. — Опять он? Я думал, Сам-Знаешь-Кто больше тебе не снится.       Гарри молчал. Он вдохнул свежий воздух, зрение его уже привыкло к полутьме. Поттер лежал в спальном мешке в палатке. Он вспомнил и покинутый Хогвартс, и скитания, и уже уничтоженные крестражи, а ещё те, которые им предстояло найти. Хотя он их и не забывал. Гарри впервые почувствовал, как у него отняли то, что было его всегда. Словно вот оно, прямо в его руках, а потом исчезло в одночасье. Рон как-то неловко погладил Поттера по плечу, будто отогревая, а Гарри осоловело на него глянул.       — Нет, не кошмар, — наконец ответил он другу.       — Ясно. Хорошо, — кивнул Рон и пошёл к своему спальнику, намереваясь вздремнуть ещё минут десять, как обычно он делал после каждого пробуждения.       Гарри оделся в несколько слоёв, первым делом нацепив свитер, подаренный миссис Уизли. Он посидел какое-то время, а потом надел очки и вышел из палатки. Гарри не знал, куда идёт, ноги сами несли его. Поттер обошёл их скромный лагерь и вышел на обрыв холма, что был совсем рядом. С него открывался вид на лес, а близко от края, на поваленном дереве, сидела Гермиона. Гарри опустился рядом. Они молча смотрели на белое покрывало поверх деревьев до тех пор, пока не занялся восход, а в серой дымке, в низине, не показалась Годрикова Впадина.       — Герм, а когда отмечают Йоль? — спросил её Гарри чуть слышно.       — Йоль? Он уже идёт, сейчас седьмой день, а так их тринадцать. Закончится первого января. — Она помолчала. — А что?       — Да просто подумал, его волшебники часто празднуют?       — Ну да, но, скорее, чистокровные. Мне мистер Уизли как-то рассказывал, что у каждой семьи свой обряд на Йоль. Мол, «выполнишь и будешь счастлив весь год, и магической силы прибавится». Пустые суеверия, я считаю. Они, например, идут гномов выкапывать из теплиц. Мы сами с ними ходили, не помнишь?       — Это точно обряд? — спросил Гарри с лёгкой улыбкой.       — Вот и я так сказала! А мистер Уизли ответил, что у них просто испокон веков проблема с гномами, так что они решили сделать из этого обряд. Наверное, у других так же: выбирают то, что можно сделать всей семьёй, и называют это обрядом. У нас с родителями тоже свой был, за несколько дней до сочельника ходили на плановый осмотр. Проверяли зубы.       Друзья посмотрели друг на друга, и в глазах у них обоих стояла такая тоска, что Гарри хотелось плакать. Гермионе, наверное, хотелось того же, поэтому она как-то нелепо прыснула, и Гарри почему-то тоже стало смешно.       — Я знаю, звучит глупо, но я обожала проверять зубы.       Она засмеялась, и Поттер засмеялся вместе с ней. А потом смех Гермионы перешёл в всхлипы, и она уткнулась другу в плечо. Гарри сидел, сжав её руку и думая о том, что сны уже который раз играли с ним злую шутку. Он всё размышлял, какой обряд был у Поттеров. Можно ли было назвать обрядом обмен подарками? Или выпечку? Бой снежками? Он не помнил дома в Годриковой Впадине, где жил с родителями полтора года своей жизни, но по какой-то причине образ во сне был реальным, чётким и ярким.       Позади раздался хруст снега, и Гарри обернулся. Рон шёл к ним, а в руках у него было три кружки, над которыми поднимался пар. Уизли приблизился, и Гермиона посмотрела на него опухшими глазами. Рон со мешком оглядел обоих.       — Ну и видок у вас. Покажитесь Тому-Кого-Нельзя-Называть, он сжалится и сам сдаст крестражи.       Друзья на это слабо хохотнули, принимая из рук Рона по кружке.       — С Рождеством, — добавил он под конец, и всем стало немного легче от произнесённого им, будто с помощью магии, заключённой в этом простом поздравлении, всё плохое медленно отступает, а может, его и не было вовсе.       Гермиона припала губами к горячему чаю, а Гарри поднёс напиток к лицу. Вдруг перед самым его носом проскочила снежинка и растаяла в кружке.       — Снег пошёл, — заворожённо сказала Грейнджер, и трое подняли головы.       — Ага, — отозвался Гарри. — С Рождеством.       Они чокнулись, Поттер посмотрел на лица друзей, озарённые солнцем, и подумал о родителях. Пусть их сердца больше не бились, но билось сердце Гарри, и потому он всегда знал, что нужен. Гарри не был лишён родительской любви, он понимал это предельно ясно. Он чувствовал их присутствие, сейчас и всегда до этого, и считал себя счастливым человеком, потому что имел тех, кто ждёт его дома. А дом там, где его люди. И эти люди всегда были рядом.