кремация

Скоро будет почти пять лет как война закончилась, краткая и прорывная, что почти стерла в порошок честь героев. Их влияние, которое пришлось зарабатывать вновь тяжким трудом, каждая ошибка лишь доказывала обществу как оно беззащитно перед лицом истинного зла. Тодороки Шото всё ещё помнил жар синего пламени, раскаленного добела. Смутный образ высокого самоуверенного злодея всегда наступал без жалости в его снах. Белые пряди плыли в адском жаре, а голубые глаза пронзали своей ненавистью и желанием смерти. Языки пламени вылизывали землю, как хлысты, нанося новые и новые удары. Всё охвачено пламенем, жар искажает пространство, кожа Шото вопит от боли. Жуткая улыбка, приглушённый через марево смешок и злодей наносит последний удар, выпуская пламя из рук. Шото вскакивает в ночи, хватаясь за свою грудь, сердце бухает. Его конечности замерли, но в нем нет страха, лишь… Восхищение. По небу тянутся серые тучи, цепляясь за голубые куски так жадно и голодно, не оставляя сомнений, что дождь скоро настигнет город. Теперь ему как про-герою предоставлен целый район, который он патрулирует каждый день, иногда работа героя становится настолько отработанной и автоматической, что Шото не замечает как день заканчивается и он уже засыпает под одеялом. Зима медленно отступает, вцепившись последними когтями в холодную землю. В эти дни Шото предпочитает использовать больше пламя для скорости, комбинируя со льдом, так он меньше оставляет проблем после себя. Услышав странные звуки, он сворачивает с привычного маршрута. Тем более герой должен быть всегда на шаг впереди, практически непредсказуемым. Последний вдох зимы обдувает щеки, холод тут же рассеивается с левой стороны. В этот день он спасет двух детей от злодея. Те прятались в подвале, без еды несколько дней, прижатые друг к другу — два брата. Старший и младший. Шото протягивает им свою теплую ладонь, старший с недоверием отказывается, прижимая младшего к себе крепче, будто его слабое тело способно защитить от всего плохого в мире. Шото вызывает полицию и медиков. И по какой-то странной причине остаётся до конца, очевидно он лишний в маленькой вселенной детей. Он дожидается прихода перепуганных родителей, что уже неделю искали своих детей. С щемящим чувством он наблюдает, как мать прижимает две маленькие головы к груди, а отец длинными руками обвивает всё семейство. Слезы и радость воссоединения трогают даже его. Слова Фуюми и её мечты всегда витают где-то рядом с ним, но даже в её идеальной фотокарточке Тойя остался выжженным пятном. Тогда он решается. Стоит попробовать. Один звонок в учреждение, где содержат его брата уже несколько лет и его с радостью приветствуют. И так пока соединение не устанавливается со следующим сотрудником. Совершенно неудобно от умеренной радости женского голоса, будто он сделал что-то стоящее. Вся эта суета вселяет в него уверенность, что он правда увидит своего старшего брата. Перед тем как войти его проверяют на опасные предметы, некоторые из них временно забирают, такие как ремень и прочее. Само здание обычное, если не считать охрану на каждом этаже, решетки при входе и на нижних окнах. Коридор настолько невзрачный, что ввергает в иллюзию о санатории, рождая в сердце Шото увядшие воспоминания о том, как он навещал свою маму. Дверь открывается. Он правда… Правда увидит Тойю. За столько лет. Реальность бьёт под дых. Его встречает спина взрослого мужчины, белые волосы, спутанные. Безвольно скрюченная спина за столом, взгляд направленный за окно. Тойя даже не оборачивается на звук. Шото сглатывает. Раньше в этих руках была сила, жажда… — Брат. — Слабая попытка. — Ты помнишь, мы уже виделись? Я твой… — его голос булькает грохотом, слова во рту не пережевываются. Ему нужно вернуть внимание Тойи, снова увидеть эти глаза глубокого оттенка самого горячего пламени. — Тойя. Никакой реакции. Шото сжимает кулак. — Даби. Острая вспышка синего стреляет в него с того места, где сидит его брат, лишь его голова слегка обернулась. Интенсивность взгляда тут же меркнет, уступая нечто серому. Тойя откидывает на спинку стула, застыв в своем безразличии. — Что ты здесь забыл? — с нескрываемым отвращением к нему обращаются. Голос режет, возвращая подавленные воспоминания. — Я пришёл навестить тебя. Разве тебя не предупредили? — Я особо не слушал, — Тойя слабо пожимает плечом. Шото берет передышку, оглядывая комнату, его отец действительно постарался, чтобы всё выглядело приземлённым, не напоминая клетку тюрьмы. — Рад видеть тебя… — Шото снова проглатывает кислоту, не находя нужного слова, машет рукой. Он боялся увидеть его безвольным или безумным, боялся своих образов и сторонился. Чем он может помочь сошедшему с ума человеку? — Неважно. — Шото, неприлично оставлять собеседника в двусмысленности, — впервые почти живая усмешка соскальзывает со спокойного лица. — Что, ожидал увидеть цепи, кляп, проводки подключенные прямо к мозгу, что бьют каждый час? Разочарую, остались только «цепи». Руки Тойи поднимаются над столом, на его запястьях браслеты, ограничивающие использование причуды. Голубые глаза кружат по пространству вокруг них, указывая без слов, что даже эта комната является тюрьмой, просто стены мягкие. Шото поджимает губы и решает сесть куда-нибудь, у него всего лишь час и кажется этого с головой слишком много, неловкость душит. Единственный стул занят братом, поэтому он присаживается на край кровати, загнанной в угол. — Я хотел сказать, что рад видеть тебя таким свободным, спокойным. — Его брат никак не реагирует, безучастно уставившись куда-то в пол, не доходя до мысков кроссовок Шото. Грудь жжет, но герой не понимает от чего. Другого быть и не могло, любой был бы счастлив такому результату, но в глубине души он ждал Даби, желал ещё одного разговора, чтобы что-то разрешить в себе, тот узел, что завязался внутри. Узел под названием «грехи семьи Тодороки». И единственный кого они так и не включили в это уравнение был Тойя, слишком неуравновешенный, слишком озлобленный. — Мне без разницы… — голос Тойи тихий, как шелест. — Пришел ты сюда ради утешения своего эго или потому что тебя заставили, можешь сказать им или себе, что цель выполнена. Ты всё ещё идеален. Веки прикрывают голубую радужку, неизвестная эмоция, самое близкое к грусти, которое Шото видел на этом лице. Как только Тойя поднимает свой взгляд на него там снова нет ничего, кроме отвращения. — Я здесь не за этим! — Шото подавляет крик. — Мы с тобой никогда особо… Отец не дал нам шанса сблизиться, а потом мы были по разные стороны. Не могу сказать, что одобряю твои действия, но в каком-то смысле я понимаю. Почувствовав новую уверенность в себе, Шото твердо заканчивает, как слышит краткий смешок. — Что, правда? Понимаешь убийство тридцати людей? Терроризм, ограбление, шантаж? Ты же знаешь мой почерк: испепеленные до корочки трупы. Знаешь что случается с человеческим телом при кремации? Мой огонь был свыше привычной температуры, кожа тут же трескалась, превращаясь в прах, мышцы лопались, а кровь даже не успевала пролиться как испарялась, булькая прямо в костях. Шото застывает. Точно так же как и после своих снов, где синее пламя поглощает его. И не чувствует страха. — Я больше не оставлю тебя! Ты не знаешь через что нашей семье пришлось пройти, когда мы потеряли тебя. Всё это время… Всё это время мы оплакивали тебя. — Мало что изменилось, — холод в брате лишь больше разжигает молодого героя. — Теперь я здесь, я буду навещать тебя. Ты часть моей семьи, хочешь ты этого или нет! — заикание и слезы проходят мимо него, его губа трясется и он кусает её, пока глаза брата оценивают его мотивы. Затем Тойя аккуратно встаёт, без лишней спешки подходит, наклоняясь к Шото. Большой палец проходится по щеке, цепляя дорожку слез, от холода прикосновения по спине Шото пробегают мурашки. Почему пальцы Тойи такие ледяные? Ещё ниже. Тойя наклоняется к его другой щеке и открывает рот. Язык лижет его скулу, царапая зубами перед тем как уйти. На его лице остаётся влажный след. — Что ты— — Ты знаешь, что я больше не могу плакать? Это так нечестно, — жалобы без энтузиазма. — Они постоянно требуют выражения моих чувств и прочую чепуху, а я даже не могу выплакать весь этот комок ярости. — Он снова улыбается, той жуткой улыбкой. Какая-то мысль зарождается в голове Шото, но его отвлекает стук в дверь. — Прошел час. Охранник за дверью оповещает и Тойя тут же отстраняется. — Тогда до встречи, братишка, — на прощание он облизывает собственные губы, звуча более чем зловеще. Как в тумане Шото выходит из учреждения, а когда добирается до машины, валится на водительское сидение в полном недоумении. Его много что смущает в обычной жизни, часто ему не хватает понимания глубины других людей, он слишком зациклен на себе. Все эти выводы блестели ещё в его подростковые годы и со временем он научился сглаживать углы. Но Даби, а теперь Тойя, когда-то считавшийся умершим, его брат, всегда создавал бурю противоречивых чувств. Полностью истощенный одним часом, он уезжает, зная, что вернётся на следующей неделе. фика тут больше нет