you say you wanna tear right through me
I welcome you to try
I wanna see your teeth girl
lemme see you grind
Burn The Ballroom — Kiss Me You Animal
— Тихо… тихо… с-сука, замри-и… Голос предательски вздрагивает, пальцы сжимают бедро. Мину почти перестаёт двигаться, лишь держа давление под верным углом, лишь чуть вталкиваясь крестцом мелко-мелко, позволяя госпоже всё сделать самой. — …мф… да… сейчас. В последний момент Севика под ней непроизвольно вскидывается навстречу, срывая наконец жадный вдох в длинный и низко озвученный выдох — грудное рычание — слёт тетивы. Пропускает пару спазмов по спине, гася сильные, скоротечные волны. — Блядь… нх… подожди… На излёте она падает в изголовье софы, сглатывает тяжело и закрывает глаза, обнажая в гримасе облегчения крупные зубы с щербинкой между. Разгорячённое смуглое тело лоснится в свете химламп, словно натёртое маслом — медное кружево абажуров, резные тени. Жарко. Собранные волосы растрепались, отяжелел затылок. Не сразу отдышавшись после третьего по счёту оргазма, Севика восстанавливается быстро, как после нокдауна в бою — тянется, разматывает тлеющий на полу наргиле и берёт за мундштук пересохшими губами. Туго затягивается через утробное урчание в колбе и выпускает вертикально вверх густой клуб перламутрового дыма, пока сидящая между её ног девчонка медленно разминает её мышцы, ладонями по груди в паутине лазоревых шрамов, по плечу и прессу, как замыленной лошади, вверх и вниз. Ёбаное блаженство. На молоденькой полувастайке Мину из одежды только отороченная мягкими перьями маска — пепельный, белый и серебро, — рифлёный член на кожаной сбруе — металлический, Севика любит надёжный металл вместо тела, — и — выходной жилет Силко, официально числящийся потерянным в химчистке. Мину — хорошая девочка. Она умеет хранить секреты. Сквозь журчание граммофона из-за стены и томные вздохи в соседних апартаментах откуда-то издалека доносятся приближающиеся шаги и голоса, один из которых явно недоволен. Мину настороженно поводит узкими в кисточках ушами, бросает испуганный взгляд на часы и делает вдруг резкое, загнанное движение, словно хочет быстро вскочить, но Севика ей не даёт. — Стой. Не вынимай. — Она удерживает её на себе за зад цепкой пятернёй из когтей, ухмыляясь ненасытно. — Сейчас повторим… Через секунду в комнату кто-то бесцеремонно входит с плеском свисающих бус. — Я продлеваю, — не глядя отмахивается Севика. — Чёрта бы с два, — заявляет звенящий мужской голос с сильным ионийским акцентом. Мину отчаянно дёргается, как в капкане, прижав к себе острые уши — непоправимо. Севика, тут же поднявшись корпусом, оборачивается к двери — чтобы встретиться глазами с парой раскосых светло-зелёных глаз. Главарь «Челюстей». Финн. Следом влетает кисейная субретка и щебечет взахлёб извинения сразу в обе стороны, всплёскивая руками и в ужасе хватаясь ими за лицо. Мадам нет на месте, и надо же было — именно сегодня — такое недоразумение — готовы предложить замену — совершенно бесплатно — приносим свои — прошу, только не… Финн отводит её в сторону рукой, как неинтересную ему больше помеху, так же, как минуту назад отвёл перелив бисерной занавески на входе. — Ты, — только и роняет он кратко. — Мой господин, простите, я… ох, уже десять? Заказ был на час… я… думала, что успею… — Мину жалобно втягивает голову в плечи, выворачиваясь наконец из буквально железной хватки и судорожно цепляясь за покрывало, чтобы прикрыть им хотя бы жилет и игрушку. Но Финн смотрит вовсе не на неё. — Сейчас моё время, — сообщает он, в упор глядя на Севику. — Сворачивай свой блядюшник. Цедит надменно, прищурясь — холодная ярость. Будь у него хвост, по-тигриному хлестал бы им себя сейчас по бёдрам, как пить дать. Но у Финна от вастайской породы только разрез зрачков и остался. Квинтерон недоделанный. В его фаворитке-шлюхе и то гораздо больше Исконной крови, чем в нём. — Мы ещё не закончили, — отрезает Севика твёрдо, ногой притиснув Мину к спинке софы и преграждая ей путь. Обычно одного этого тона хватало, чтобы донести мысль предельно ясно, но… Финн бросает чёлку назад, а подбородок вверх, приопустив веки: — Да мне плевать. Утырок безбровый. Кошкин блудень. Межеумок сраный. От скромности ты точно не умрёшь. А вот от борзоты — ещё как вероятно… Севика сегодня выиграла столько, что может купить Мину хоть до конца недели. Севика изрядно пьяна и слишком разморена девчонкой. А ещё — вопреки его как всегда дохрена эффектному появлению — Севика едва ли воспринимает всерьёз этого опизденевшего выкормыша Силко на дюжину лет себя моложе. Поэтому в ответ она демонстративно опускается обратно, на локоть, обозначая хозяйкой положения себя и, в отличие от Мину, даже не собираясь ничем прикрываться. Смутить её хочет? Не выйдет. — Мм, — ухмыляется она понимающе-косо. — Знатно тебя прижало… — Она наливает виски в стоящий на столике бокал. — Значит, бесплатно тебе так и не дают? — А тебе? — парирует он, вздёрнув губу по шраму. Нет, каков нахал, а. Заунская школа: сразу бей врага по больному. Однажды им довелось вскользь обменяться взглядами, столкнувшись в приёмной у Смича, пропахшей анестетиком, шиммером, кровью и смазкой для металла. И каждый из них без слов понимал, как много значила молчаливая готовность персонала «АА» принять любого клиента таким… какой он есть. — Господин… — снова отчаянно умоляет субретка, судя по лицу, уже прикидывая, куда ей, уволенной, податься. — Прошу… вы сможете выбрать любую дру… — но Финн грубо её прерывает, для доходчивости почти ткнув пальцем в лицо. — Нет, ты не поняла. Я не хочу другую. Я хочу эту, сейчас. И я не уйду, пока не получу своё. Он стягивает наброшенный на плечи пиджак, швыряет его на подлокотник, как дома, и вальяжно обходит занявшую собой весь центр комнаты угловую софу, на одной из сторон которой расположились Севика с Мину. — Я сказала, мы не закончили, — громче повторяет Севика, отставляя бутылку и провожая его немигающим взглядом. Финн падает задницей на сиденье напротив, раскинув руки по верху спинки. Кладёт ногу на ногу, выставляя напоказ пижонскую туфлю. Оглядывает их обеих бесстыдно, пряча косую улыбку под латунью. — Что ж, продолжайте. Я подожду. Это уже перебор. Севика угрожающе выдыхает, по-прежнему крепко держа Мину при себе, словно заявляя другому хищнику права на добычу. — Ты обороты-то сбавь, недоносок. Нарвёшься ведь, и эту челюсть сломаю. У Финна вздрагивают вширь точёные ноздри. — Ты не смеешь со мной так говорить. — Большой и указательный пальцы нервно потирают друг друга. — И ты не посмеешь меня тронуть. — А ты мне не начальник. Тем более здесь. Лихо зачёсанное крыло волос падает набок — холёный чёрный шёлк. — Придержи свой язык, Севика. А то я могу и рассказать Силко при встрече, как интересно ты используешь его краденое шмотьё. Севика небрежно фыркает, берясь за бокал: — Он тебе в жизнь не поверит. Финн прищуривает и без того узкие глаза. — Посмотрим. Интересно, он сейчас всерьёз думает, что Севика нацепила жилет Силко на шлюху потому, что хочет трахаться с Силко? Финн всегда из рук вон плохо разбирался в людях. Зато Севика разбиралась хорошо. Очевидно же, чего он так упёрся: Севика была продолжением босса, его правой рукой, его лицом и тенью. Уступить Мину ей было равносильно тому, чтобы уступить свою долю Силко. А Финн хочет быть с Силко самое меньшее на равных, это давно ясно. Незримый спор за территорию и свору. Звериная грызня. — Госпожа, — наконец подаёт голос Мину, всё это время мечась взглядом между тремя гостями и что-то быстро соображая. — Госпожа, позвольте… вам… никому из нас ведь не нужны проблемы, правда? Севика косится на Финна, всем своим видом так и провоцирующего дать ему по морде. Спорное утверждение. — Вы ведь пришли за удовольствием, а не за дракой… Я польщена, что вы оба выбрали именно меня и никого другого. Я не хочу отказывать вам, но и господину не могу отказать тоже — у нас был договор на это время, это его право… Скажите… — Мину заискивающе гладит её по плечу до локтя. — Как вы смотрите на то, чтобы я… обслужила вас обоих одновременно? Отсутствующая бровь Финна приподнимается под тату. Кончики пальцев с перестуком опадают на дерево вдоль спинки: интересно. — С этой крысой? — Севика опрокидывает виски в себя. — Да ни за что. — Мину… — с упрёком начинает было субретка. — Уйди, — не оборачиваясь к ней, роняет Финн, отмахиваясь беглым жестом кисти. — А нет, стой. — Через миг взлетает указательный палец. — Принеси-ка нам воды. — Он тычет на опустевший кувшин на столе и после большим — снова на дверь. — Потом уйди. — Тамая… — Мину очень собранно и серьёзно обращается к старшей. — Тамая, оставь. Я разберусь. Ладно? Честно. Дай мне пять минут. Она выставляет для наглядности пятерню. Тамая глубоко вздыхает, патетически воздевает обе руки в знак того, что снимает с себя всякую ответственность, и выходит сквозь частые бусы. — Госпожа, — наклонившись к Севике и понизив голос, жарко нашёптывает Мину, — поверьте мне, он не уйдёт. И переполошит весь театр, ему ничего не стоит… у меня будут проблемы, и хорошо если просто штраф… у него есть большие связи. Сама леди Марго… — Я не буду его развлекать, — отрезает Севика. — Не вы его. Он в… — и Мину тут же уточняет, прикусив губу: — Мы — вас. Севика хмыкает, оценив предсказуемый ход. Вот же проныра. Главное ведь правильно обернуть, а. — Вы можете не касаться друг друга, если хотите, — мягко, но настойчиво продолжает гнуть свою линию Мину. — Просто представьте, что это шоу… вспомните, это ведь театр. Здесь многие платят уже только за то, чтобы посмотреть… В этот момент возвращается субретка и приносит свежую воду, приправленную биттером и листьями минты. Пока она выставляет новый кувшин, поправляет угли в наргиле и меняет посуду, Севика и Финн молча смотрят друг на друга через неё, словно соревнуясь, кто кого переглядит или моргнёт первым. Мину подаёт Тамае знак выразительным взглядом: иди уже, иди, не мешай. — Госпожа, если вы согласитесь, — принимается она за своё, как только субретка выходит, — я за второй час не возьму с вас платы. Пусть только мадам не узнает… — Красивые, подведённые чёрным глаза с мольбой смотрят на неё из-за прорезей маски. — Пустите меня, пожалуйста… — Мину просительно сжимает её живые пальцы своими. — Я должна поприветствовать господина. Севика длительно выдыхает, глядя на неё без особых эмоций. Потом всё-таки убирает ногу и выпускает. Не ради него. Ради девки. Пускай и дура, но жалко. Мину благодарно прижимает длинные уши и в три прыжка по софе перебирается к Финну на ту сторону угла. Трётся о него скулой, затылком, виском, словно встречая хозяина после долгой разлуки. — Что, девочка… хочешь ей показать…? Мм? Хочешь показать, как тебе со мной хорошо?.. — заглядывая сверху вниз в её лицо, Финн очерчивает линию её нижней челюсти большим пальцем, и Мину истово кивает. — Господин ведь любит, когда на него смотрят? — Она подобострастно склоняет голову набок, чтобы лечь щекой ровно в его ладонь. — Господин любит… — снисходительно подтверждает Финн, гладя её по шее, за ухом, и со всё возрастающим интересом разглядывая чёртов жилет на её голом теле. Похоже, что его и уговаривать не надо — одна только мысль явно его возбуждает. Мину через плечо оборачивается к Севике, чуть покачивая из стороны в сторону упругим хвостатым задком. Финн поднимает тяжёлый взгляд вслед за ней — две пары светлых кошачьих глаз. — Это будет сладко… поверьте, госпожа… Соглашайтесь, — заискивающе мурлычет Мину, выглаживая обтянутое тонкими брюками бедро. — Я сделаю всё, чтобы вы оба остались довольны… Севике не впервой пускать третьего в постель — с её-то двойным аппетитом. Зарвавшийся ионийский баронет всегда вызывал у неё желание не выебать, а въебать, это верно, но — похоже, что сегодня виски говорит в ней громче рассудка: зрелищу двух молодых разнополых тел перед ней по меньшей мере не отказать в красоте. Бездна с ними, пусть развлекут её за бесплатно. В конце концов, она ведь действительно в театре — шоу так шоу. Хорошо хоть, что есть чем набраться — Севика никогда не умела воспринимать искусство трезвой. Получив небрежное позволение — к чёрту, валяйте, — Мину забирается на колени Финна и мягко его седлает, прильнув телом так близко, что ему приходится чуть запрокинуть голову навстречу, обнажая пустившую слюни гиену на шее. Его ладони жестом собственника сразу взбегают снизу вверх по изгибу длинной спины — митенки-цепочки-фаланги в тату с интересом минуют ленты кожаных ремешков — сперва те, что на крестце, потом тройку декоративных на жилете. Мину, игриво махнув из стороны в сторону гибким хвостом, уже собирается расстегнуть пряжки на своей груди, но Финн вдруг останавливает её. — Нет, — говорит он. — Не снимай, — и из-за её плеча мстительно косится на Севику. Та молча выпускает дым через ноздри. Сучонок. Финн опускает обе руки на гибкую талию девки, размеренно-кошачьи мнёт пальцами сквозь дорогую ткань — моё. Прикрыв глаза, ищет запах в ложбинках её ключиц и за ушами — самец, проверяющий, в течке ли самка. Мину гнётся в загривке лозой, наклоняется, мазнув перьями маски ему по щеке, что-то шепчет на ухо. Привычно, еле заметно работает бёдрами, потираясь о его пах… и оба вдруг одновременно опускают взгляды вниз, туда, где твёрдо заявляет о себе зажатая между их животами игрушка, о которой она так опрометчиво забыла. Мину чуть отстраняется, нерешительно замерев, но заметно охрипший голос Финна тут же опережает её порыв избавиться от этой пикантной детали тоже: — И это тоже… не снимай. Снова встречая его горящий самодовольством взгляд, брошенный через столик, Севика уже понимает, что за игру он затеял. Значит, хочет именно её куклу, а?.. Наглость этого выродка с самого начала вышла так далеко за рамки, что, будь она не настолько расслаблена и пьяна, давно вышвырнула бы его отсюда к Бездне за шкирку одной левой, может, ещё и об его прихвостней кулаки почесать бы успела, а то и об охрану борделя. Но фарс становится таким абсурдно-откровенным, что ей уже даже хочется знать, к чему же он скатится, чёрт возьми. Разгоревшись, Финн хозяйским шлепком под зад отправляет Мину на диван перед собой — на четвереньки. Когда он выпрямляется на коленях позади неё, чтобы стянуть с голых плеч жилет, под тканью модных узких брюк уже ясно проступает ребро крепко вставшего члена — вот уж кому не нужно много времени, чтобы завестись. Юнец ещё, что с него взять. Горячая кровь. Изгибами воздетого хвоста Мину невесомо ласкает гладь его обнажившейся груди — и вместе с нею ревниво льнёт к коже тепло от резных ламп: тени и свет, глянец и медь по широким движениям туши. Финну есть чем хвалиться, ещё бы. Финну нравится, когда на него смотрят. Тело ублюдка — чистый и жёсткий рельеф, как у верхового — грех не объездить, да без седла. Только тавро не одно, а два десятка. Поди, треть прибыли с «Челюстей» уходит только на его цацки, не меньше. Когда Финн жадно кроет Мину собой, снова ища обонянием её шеи, становится видна роспись его спины, плавно играющей в перекат мускулов под кожей: анатомически верно прорисованная остистая колонна хребта, по обе стороны изукрашенная вереницей похабно сплетённых тварей. Без своего сучьего пиджака, с голым торсом, вот так, он больше не выглядит как криминальный авторитет и барон с многотысячным оборотом, о нет. Он выглядит точь-в-точь как один из тех дорогих и дрянных мальчишек, что развлекают за кулисами Театра пилтоверских господ, в погоне за остротой спустившихся в подземку. А ещё — с какой бы неохотой ни пришлось это признавать, — он блядски хорошо смотрится вместе с Мину. Совсем как те спевшиеся дуэты в парных масках, что поджидают любителей двойных удовольствий в глубине полутёмных приватных комнат. Севика привыкла любоваться на мужчин не в койке, а в драке — там есть хоть на что посмотреть. Но Финн — не мужчина, куда там. Финн — тварь. Красивое животное в цирке. Кугуар, пляшущий в балагане под плетью. Молодой и дурной, потому и намордник на всякий. Алле-ап, плохой мальчик. Алле. — Dawasa ha-ri… «Ты так хорошо пахнешь». Блаженно смыкаются веки в обрамлении ажурных чернил — медленно, томно, лениво — чужой, островной разрез. Интересно, как закатились бы эти прозрачно-кошачьи глаза, если стиснуть механическими пальцами шею…? Чтобы отогнать эту мысль, Севика наливает ещё горячего янтаря. Двухтактное неровное дыхание слышно совсем вблизи — через столик — руку протяни, — и воздух плотнеет от него так тяжко и жарко, как в полдень в шуримских песках. За стеной кто-то протяжно стонет. Льётся терпкий аромат тлеющих углей в наргиле. Переливается, мерцая, бисер. Шумит в голове. Как ветви, колышутся тени. Больше не хочется думать. Думать — вообще не её работа. Лишь на секунды оторвавшись, чтобы сбросить брюки, Финн тесно жмётся к Мину, телом по телу — вязка вастай, песнь вожделения, две палевые змеи в своём брачном танце. Левой прихватив девку под челюсть, щекой к щеке, правую он без церемоний запускает ей под хвост, большим пальцем проведя между половинок сверху вниз. — Ждала меня, — удовлетворённо заключает он вплотную к её губам — металл и нежность. — Всегда, господин… — млеет Мину, бросая поплывший взгляд на Севику — «смотри на меня, ах, смотри, смотри». Той же рукой Финн уже помогает себе: пристроившись выше, чем нужно, входит через нажим так плавно, за раз, до конца — девочка явно готовилась, хоть мордочку и ломает в сладкой гримасе боли. Ладонь в митенке жадно скользит вниз по её бедру и наверх, подтянув её за подвздошную на себя — жест на инстинкте, собачья случка. — Ra ha-ni, ra ha… ni… — рваный, на выдох изошедший голос. «Так — хорошо». Мину, выгнувшись, стонет ему в ответ — не профессионально, почти с удивлением слышит Севика — по-настоящему, впившись коготками в софу. Финн с шипом втягивает воздух через зубы, едва заискав ритм — сперва ещё медленной, крупной волной от спины. Распрямившись и чуть отклонившись назад, низко опускает голову, чтобы полюбоваться тем, как движется в податливо узком кольце его член — широкая вороная полоса, свесившись, скрывает под собой его лицо, скульптурно рисуются плечи. Попривыкнув за полминуты, он всласть, смело берёт Мину сзади, с наслаждением продавливая кончиками пальцев спину в чёртовых ремешках — манерный, нарочито показной жест. Закинув голову, снова берёт контроль над лицом, смотрит вполоборота на рядом лежащую Севику, дерзко, из-под нахальных ресниц — верх самодовольства: ну, видишь, как нам с ней хорошо? и что ты сделаешь? что ты сделаешь, а? Финну нравится, когда за ним наблюдают — ещё бы. Севика молча отпивает ещё, ничем не выдавая себя — не дождётся. Но видя, как откровенно присутствие зрителя его возбуждает, сквозь плотный дымно-хмельной туман она вдруг впервые думает о том, а не было ли всё это подстроено с самого начала? Не знали ли об этом все, кроме неё одной?.. Вновь опустившись вперёд, Финн запускает ладонь сбоку в глубокий вырез жилета — жилета Силко, чёрт возьми, — и Мину резко закусывает губы. Видно лишь движения пальцев под тканью — боль или нет? — додумай, отзеркаль, угадай… Другой рукой потянувшись вниз, между дрожащих ног, Финн оглаживает искусственный ствол ещё в следах свежей смазки — её смазки. Смеётся так шёлково-тихо — издевается: и ни в кого ты не играешь с этой куклой, Севика, да?.. Бессовестно дерёт при ней в зад первоклассно дорогую девку — её девку, а той будто только того и надо, смотри-ка, воет аж нараспев, что твоя кошка под котом. Севика почти ревнует — чёрт, шлюху к ублюдку, Бездна! — и это заводит. И злит. Бокал пустеет до дна и со стуком отправляется на столик. — Иди сюда, — низким, охрипшим голосом приказывает она, хлопнув ладонью по обивке рядом с собой. Мину растерянно выгибает шею, косясь назад с выражением битой суки, которую вот-вот ударят снова: — Но господин… — Сюда иди, — повторяет Севика и явно не станет делать этого трижды. — Сказала, что сдюжишь двоих — отвечай. Финн скалится хищно и треплет Мину по бедру: — Иди. Им достаточно сделать всего несколько слаженных движений, чтобы перебраться на ту сторону софы, и Мину снова оказалась на Севике. Вот только теперь всё совсем по-другому. Теперь она чувствует тяжесть. Теперь вместо одной продажной твари на ней сверху — двое. Они молоды до укола зависти в скулах, они остро пахнут друг другом, они горячи — и даже остывшая было игрушка, легко проскользнув внутрь, вновь согревается так быстро… Где-то успевает ещё промелькнуть мысль, что надо же было пасть настолько низко: встретить на спине не ионийца даже — бастарда, — но чёрта с два она пошевелится ради чьего-то удовольствия сегодня — слишком расслаблена виски. Мину вблизи теперь даже и не узнать — просевшая навстречу жёстким рывкам поясница, ушедшие в тень от ресниц глаза в прорезях маски, жар влажно приоткрытых губ под линией пепельных перьев. Как будто она и не работает вовсе. Как будто она его и правда хочет. Финн вычёсывает носом загривок шлюхи, толкаясь в неё и через неё — в Севику, задавая свой темп, ещё по-мальчишечьи порывистый, жадный. Видно, что кусал бы, позволь ему намордник, но вместо этого только прихватывает девку за горло рукой, нежно впиваясь ногтями. И то и дело смотрит Севике в глаза через её плечо — с предвкушением, с вызовом, ярко, словно только и ждёт, что та сдастся раньше и первой заведёт взгляд. И это бесит её, так бесит, что злоба наливается тугим напряжением в паху, точно оттянутая пружина инжектора за секунды до вброса. Мину звонко взвизгивает в такт — аййиещёещёещё, — и Финн довольно мурлычет в бархатной частоте на изломе её шеи — вибрация, слышная осязанием, а не ухом. Чёртовы животные. Чёртовы. Драные. Островные. Кошки. Вздрагивает лаковый срез идеально уложенной чёлки. Царапает слух тончайший скрип на сцепках челюстных суставов. Под весом двух тел впиваются в кожу пряжки злополучного жилета меж рёбер. Металл и горячая кожа. — So hon-ka… — чуть слышный голодный шёпот у виска сквозь перья. «Моя девочка». Обрывки дыхания. Влажный, сатиновый лоск, скользко трущийся друг о друга. Финн явно спринтер, а не марафонец — долго ли ему до финала. Ещё совсем немного, совсем… Севика всё ещё брезгует его касаться, но — он почти полностью прячет под собой Мину — не достать, — и потому она назло опускает на его бедро сверху механическую руку, чувствительно выпустив когти в тугую плоть. Так не посмею тебя тронуть, значит? Матовая плёнка тут же за один вдох затягивает глаза Финна третьим, звериным веком, зрачки почти растекаются в человечьи. Видно, что хочет замедлиться, покрасоваться перед ней ещё, но больше не тянет, не может — да что с него взять, мальчишка. Сжав зубы, вздёрнув наверх губу, внимательно следя, Севика спускает привод на суставы сильнее — знает, что больно. И тогда под её даже сейчас презрительным взглядом Финн, беспомощно хныкнув, закидывает голову и кончает первым — прямо так, не вынимая, притиснув собой их обеих, дрогнув несколько раз в отзвуках непроизвольных спазмов. Пытается отдышаться — вполголоса-вполстона, — привалившись на ослабевших локтях. Но слезать не торопится, и выражение неприкрытого блаженства на его лице одновременно так сильно дразнит и раздражает её, что Севика не выносит: — Пошёл вон, — рычит она, спихивая его без церемоний — третий лишний — и с ходу запуская в Мину два крепких пальца. Мокрая насквозь, дрянь, ты только погляди на неё. Послушная ведущему её ритму в сильной кисти, нужному Севике и только ей одной, девчонка вся извивается, насаживаясь на них, скулит, притираясь лобком о лобок: «ах, госпожа… пожалуйста…», но шлюхам не положено кончать — выгорят быстро. И Севике хватает минуты, чтобы отомстить, насладиться, не дать, как будто та в чём-то виновата, виновата в том, что так сладко стонала под этим гладким, наглым ублюдком, что приняла его в себя целиком, что увлекла-таки её с собой в эту унизительную грязь, мерзотней и ниже, чем в Стоках. И когда Севика перестаёт сопротивляться влекущей её трясине, когда больше нечем дышать, когда грязь накрывает её с головой — то тут же касается дна. И там, со дна — пульс жарких, подземных толчков, и раскалённое золото, и выступающий в трещинах расплав, и волны, рождённые в глубине. ~ Когда сердцебиение наконец утихает, а ритм удаётся вернуть под контроль, она небрежно шлёпает Мину по заду, сгоняя её с себя: — Ступай. Отмойся после него, — и снова разматывает наргиле. Поднявшись на нетвёрдых ногах, Мину напоследок гладит её с улыбкой — кончики пальцев по смуглой коже: плечо, шея, щека, — раздевается, снимает игрушку и уходит в душевую здесь же, за занавесью из бус. В комнате повисает расслабленное тепло под звуки журчащей воды. За стеной кто-то приглушённо хихикает за разговором. Севика и Финн раскинулись по софе, даже не думая прикрываться. Глупо что-то скрывать от того, с кем вы только что кончили рядом. Прочёсывая от корней чуть повлажневшую чёлку, он скользит каким-то по-новому оценивающим взглядом по её обнажённому телу: — А ты горячая женщина, Севика. Она коротко выдыхает носом, не глядя. Плевала она на комплименты от крысы. Финн, усмехнувшись, брезгливо косится на её наргиле. Потянувшись на ту сторону софы, тащит к себе оттуда брошенный пиджак и достаёт из внутреннего кармана крошечную колбу с шиммером и ручной ингалятор. Отработанным движением зарядив несколько капель, щёлкает зажигалкой и, наскоро прогрев снизу камеру испарителя, вдыхает: глаза на несколько секунд уходят под веки — так глубоко, что Севика даже не видит в них знакомой сиреневой тени. Лиловый выдох тает над частоколом латунных зубов, и Финн, запрокинув голову, откидывается назад. Чуть приоткрытый рот, ресницы, лёгшие друг на друга — полное упоение, эйфория. Кот, растянувшийся на нагретом солнцем камне. Почти завидно. Спустя какое-то время он поворачивается в сторону Севики, медленно перекатив затылок по спинке. Не без труда поймав её в фокус, поднимает наполовину пустую колбу на уровень глаз. — Пробовала? — обессиленно севшим голосом спрашивает он. — М? — Пробовала… там? — и он указывает взглядом куда-то ей в район бёдер. Дурман с обеих сторон явно мешает диалогу, но Севика всё-таки понимает, о чём он. — У меня целая пинта внутри. — Севика выдыхает дым. — Ещё и сверху лить — нет уж, спасибо… — Нет… ты не путай свою техническую муть с тем, что я предлагаю. Легчайшая фракция, высший сорт… рафинад, никаких побочек. Кайф… чистый, как слеза Жанны. — Он ухмыляется, покачивая колбой в игриво изломанных пальцах — ясный бликующий аметист на просвет. — Такой тебе Силко не оплачивает, а? Отсвечивают полупрозрачные донца прищуренных глаз: я дам тебе то, чего не даёт Силко, хочешь?.. В этот момент стихает шум льющейся воды, и вскоре Мину возвращается к ним, блестя по спине влажной бледно-золотой шёрсткой и на ходу обратно надевая маску. Обойдя софу позади Финна, она услужливо протягивает ему смоченное полотенце и, пока он вытирает член и низ живота, с нежностью массирует его татуированные плечи — как вдруг, увидев колбу, аж замирает, точно охотничья сука в стойке. — О-о-о, попробуйте, попробуйте, госпожа!.. — с жаром говорит она, и голос у неё при этом неожиданно дрожит, совсем как у шиммерных со дна, а взгляд так и загорается — вспышка. — Это потрясающе… Ясно. Значит, уже и её подсадил. Впрочем, кого в Зауне миновала эта чаша?.. Уж точно не бордельных работниц. — Дава-ай, эй… — развязно тянет Финн, не глядя почёсывая за ухом стоящую за его спиной Мину. — Шоу ведь должно продолжаться?.. — Шоу должно продолжаться, — эхом подтверждает Мину, широко облизываясь по-кошачьи, и кончик её длинного хвоста возбуждённо подрагивает на уровне плеч. Оба выжидающе смотрят на Севику, и на секунду у них такие одинаковые глаза, что диву даёшься. Только оттенок разный. Севика не спеша затягивается, не собираясь баловать их скорым ответом. И так уже поздно прикидываться чистой, лёжа здесь по уши в грязи, а?.. Она соврёт, если скажет, что ей вовсе не интересно узнать, на что способна «слеза Жанны», вот только похоже, что ради этого ей снова придётся терпеть эту ионийскую занозу — так же, как и минут двадцать назад. Впрочем, уж чего-чего, а терпения ей всегда было не занимать. Пусть оправдает своё раздражающее присутствие хоть чем-то. Севика обозначает молчаливое согласие, откладывая мундштук наргиле и чуть разведя бёдра. Оба паршивца сразу так и расцветают в улыбках, азартно переглядываясь друг с другом. Но едва Финн чуть подвигается ближе и заносит руку с открытой колбой, как Севика сводит колени и дёргает подбородком в сторону Мину: — Пусть она. — В чём дело? — скалится Финн. — Боишься сдаться слишком быстро? — Это тебе-то?.. — вложив всё своё презрение в это вопрос, отзывается Севика. — …тшш, не спешите, госпожа. — Подошедшая сзади Мину опускается у изголовья на колени, проскальзывает руками по её груди сверху вниз, носом зарывается в волосы, гладит её — отвлекает. — Он сделает это лучше, чем я… поверьте… — Мягкие губы уже целуют её под скулой в неровных шрамах и в уходящее за металл плечо на изгибе шеи. — Просто… не смотрите на него, — вполголоса предлагает Мину, ладонями мягко поворачивая её лицо к себе. — Смотрите на меня… Мягко же стелет девка, не устоять… Ох, да гори оно всё синим пропадом. Плевать. В тот же момент Финн капает ей на клитор — всего одну прохладную, тяжёлую каплю — и сразу следом ловит её на подушечку большого пальца, неспешно принимаясь гладить — медленно, убийственно медленно, вверх и вниз, втирая маслянистую влагу — с любопытной осторожностью человека, впервые коснувшегося дикой твари. Жжение распространяется быстро, всё нарастая. Севика морщится недовольно и уже хочет отпихнуть чужую руку и пойти смыть эту дрянь, но Мину уверяет: — Подождите… подождите совсем немного, госпожа… сейчас будет хорошо… И — чёрт возьми — да, через секунду действительно становится хорошо, хорошо настолько, что первые пару раз даже не получается вздохнуть. Кровь приливает к клитору, делая его больше и твёрже, и каждое скользящее движение пальца вдоль него становится вдруг вдвое жарче, и вдвое слаще, как надо, и это почти стыдно — вновь захотеть кончить так скоро… Мину взволнованно выдыхает, чувствуя её отклик, целуя за ухом, прихватывая мочку зубами. Под неторопливыми движениями чужого пальца тёплая капля предательски скатывается по складке вниз, теряясь между ягодиц — и остаётся только надеяться, что это шиммер, иначе она проиграла, даже не начиная боя. Севика закрывает глаза, обнажая зубы, отворачиваясь от Мину, отказываясь признавать свою слабость перед каждой новой пронизывающей тело вспышкой. Сколько времени прошло — минута, две, три?.. Невольные движения бёдер навстречу так унизительны, что хочется, чтобы это закончилось поскорее. — Быстрее, — цедит она глухо, пытаясь, чтобы это выглядело как распоряжение, как приказ, не мольба. Только не перед ним. Не перед этой… ах… крысой… — Нет, нет… — нашёптывает, лаская, Мину, и её голос звучит словно откуда-то из-за тумана, через тихий самодовольный смех Финна, через алую дымку желания, затянувшую всё вокруг. — Не нужно быстрее… не торопитесь, просто… отпустите… это случится позже… само… Отпустить себя, уплыть по течению для Севики, не расслабляющейся, кажется, даже во сне, сложнее всего. Хочется оттолкнуть эти раздражающе медленные пальцы, взять всё в свои руки, под свой контроль, получить своё быстро и жёстко, как привычней. Но Мину мурлычет, заговаривает, ласкает висок перьями маски, а ладонями — обе её груди, так же чувственно, неспешно, как и Финн, пощипывая соски нежно-нежно, как козочка пощипывает молодую листву, и пальцы эти такие же ловкие и тёплые, и упругие, как мягкие травоядные язычки и губы. И изнывающую под ними Севику выгибает в позвоночнике, и по всему животу мускулам становится так изнурительно щекотно и сладко, что это почти нестерпимо. он сделает это лучше, чем я ещё бы, блядь ещё бы ведь ты бы не посмела ослушаться приказа Всё это время она чувствует на себе взгляд Финна — широкая кисть, колонковая шерсть, масляный мазок по телу. Издевается, зараза — не ускоряясь, не прекращая, лишь наблюдая лениво, словно и не стремясь, словно ему нет дела… Такие же пальцы, такие же, а? — длинные, холёные не по-мужски, привыкшие раздавать указания — не удары — и пересчитывать гексы — не зубы. Уверенность на грани фола — сила, которой вовсе необязательно быть грубой, чтобы заставить слушать себя. — Хватит... — вырывается у неё ещё через минуту. Она говорит это раньше, чем успевает сдержать — да где там говорит — задавленно прячет гортанью, не открывая глаз. Мину еле слышно смеётся, восторженно кусая губы. Финн, впрочем, всё ещё плевать хотел на её слова, ищет предела — знает, что пристяжная Силко не остановит словами, если и впрямь захочет. Кажется, что это случится вот-вот, вот-вот, но нет — каждый раз недостаёт всего одного шага: пульсация прорывается сама по себе, поверхностная, мучительно неполная, в какой-то момент Финн вовсе убирает палец — так значит, хватит? хватит? — и возвращает — да, да же, сейчас, ну — кошка и мышь — и отнимает снова… и когда напряжение на острие уже начинает приносить зудящую боль, гранича с безжалостной пыткой — поймав кивок и знак глазами от Мину, он всё же милостиво дарит ей давление легчайшим, но размеренно-ровным движением по кругу, не больше, не меньше, нет, чистая, неизбежная механика до щелчка — я дам тебе то, чего Силко не даст, Севика, хочешь, я дам тебе то, чего Силко никогда не даст, хочешь или нет, хочешь, да, скажи да Мину шепчет, задыхаясь «да, госпожа, да, да», наблюдая за ней жадно, стискивая вдруг тёмные, нагрубевшие соски между ребром указательного и большим — ммм, Дева, сильнее — и тогда с очередным выдохом Севика, сжав в судороге бёдра, наконец-то кончает — от его — от их — рук, остро и ярко, совсем не контролируя это, совсем не так, как до этого — намного глубже, отчётливей, дольше, ещё, ч-чёрт… чёрт, как же… чёрт сссукины дети Оглушённому гремучей химией телу оказывается нужно заметно больше времени, чтобы прийти в себя. Севика крупно вздрагивает лопатками напоследок, непослушной рукой тянется к стакану воды у кувшина, чтобы охладить пересохшее горло — животная жажда, — а после откидывается на подлокотник, тяжело дыша. На этот раз оргазм странным образом не приносит облегчения — шиммер всё ещё требовательно жжётся на губах, и она всё ещё налитая, и горячая, и готовая ещё, как будто ей мало, всё ещё мало — так одуряюще тянет в драку под маревом дозы, даже когда соперник уже побеждён. — Распробовала, а?.. — самодовольно щурится Финн, и придушить бы его, но нет сил. Легонько похлопав себя по ноге, он подзывает Мину к себе, и та с готовностью запрыгивает к нему на софу, заискивающе потеревшись лицом о его шею. Финн что-то негромко говорит ей на ухо, и Мину согласно кивает, следом мягко опускаясь поперёк его колен. — Kus-ha, — распоряжается он небрежно, сверху вниз пробегая вдоль её хребта кончиками пальцев и провожая их взглядом — любуясь. «Не спеши». Легонько раздвинув плечами бёдра Севики и удобно устроившись между, Мину низко опускается лицом и берётся лакать её сперва по чуть-чуть, совсем по-кошачьи, до первого, молочного тепла, а после — увлекаясь, лижет остатки зелья жадно, словно росу с камня в пустыне. Довольно урчит в ответ на ласку Финна, бесстыдно задирая хвост всякий раз, когда тот прочёсывает ногтями покрытый золотистым шёлком крестец. Севика через лоб запускает пальцы в её макушку — питомец и хозяйка, — наклоняя, направляя нажим, и под тремя повелительными руками девчонка вся так и играет спиной, подаваясь навстречу. Мину прекрасно знает, что нужно делать и как — танец давно изучен, и она ведёт в нём уверенней многих. Севика с самого начала дала себе обещание не стонать при Финне и стойко держала его до этой минуты, но движения скользкого, горячего рта настолько приятны, что поневоле тянет его нарушить… Стоит только невольно свести колени, как веер мягких перьев и кисточки на концах длинных ушей вдруг щекочут кожу на внутренней стороне её бёдер, и именно этого вдруг оказывается довольно — переизбыток стимуляции бьёт по обнажённым нервам: маленький, гладкий камешек, брошенный в шиммер — щёлк! — и рябь мелких, сильных волн по всему телу, одна за другой, и хорошо, так хорошо… так… что даже мелькает опасная, крамольная мысль — зачем вообще впредь кончать по-другому, если можно так?.. В этот момент пальцы Финна окунаются глубоко в тело Мину, и та мяучит в голос, резко оторвавшись. Когда она запрокидывает лицо, еле уловимая лиловая патина мерцает на её губах и подбородке — пурпурная пыльца на стрекозином крыле, добыча в пасти игуаны. Но Финн второй рукой мягко прижимает её за затылок обратно — я не говорил тебе прекращать, — и язык игуаны снова ныряет вглубь тропически-влажной тени, ища в ней жара и звона москитного зуда — ах, нет, ещё и ещё... Севике не отстраниться от него, не уйти; подлокотник, строго упёршийся в спину — её последний рубеж. Севика может терпеть боль далеко за гранью, Севика может дать отпор в бою пятерым, но — вот ведь ирония, а? — вынести удовольствие у грани и сопротивляться двум тощим островным щенкам Севика не может. Чрезмерное, нестерпимо-едкое раздражение первых секунд сменяется вдруг подступившей жаждой разрядки такой остроты, какой она никогда прежде не ощущала, и гребень новой волны встречает её, едва миновал предыдущий — быстрей, чем она была к нему готова. От сенсорной перегрузки что-то на миг замыкает в системе контроля, и когти сами собой металлом дерут по обивке, когда она увязает в новом оргазме, тягучем, как дёготь и мёд, не в силах вырваться из него даже несколько судорог спустя, дрожа так, что подводит живот и ноги… Севика рефлекторно гнётся назад с рычащим стоном, отталкивая голову Мину, и ей наплевать, что чёртов подонок всё видит, и на всё абсолютно плевать — секунды этого блаженного забытья искупают недели изнурительной бессонницы, напряжения и неблагодарной работы — блядский элизиум, вершина Таргона. Поцелуй Сола прямиком в самый центр мозга. — Иди сюда, sohon-mi… — слышит она откуда-то за три с половиной мили. — Иди… Севика очевидно выпадает из обоймы на время, так что Финн привлекает к себе Мину, чуть вытянув язык поверх металлической кромки зубов, и та, приблизившись лицом к его лицу, сосёт его осторожно и почти благоговейно, смешивая свою влагу с его слюной. Целовать шлюху — просто неописуемо мерзко, но Севика уже давно поняла, что нет такого дна, ниже которого Финн бы не опустился. Там, под маской мажорного променадского фата, сливок из сливок Зауна, всё ещё прячется лишённый всякой морали зверь, готовый с наслаждением лизать суку после собачьей свадьбы — кровь не обманешь. Севика чует, что на самом деле Финн ищет её вкус, что всё ещё тает во рту у Мину. И не выходит не думать, что он уже в который раз просто использует девку. Как… инструмент. Они ещё что-то шепчут друг другу по-ионийски, но Севика больше не понимает, что — слишком неразборчиво и тихо. Зато без лишних слов очевидно, что шоу Финну явно пришлось по нраву: прозрачные глаза кроет уже знакомая дымка, а член снова стоит в полную силу, твердея под обхватившей его ритмичной ладонью. Много ли ему надо — мальчишка. Он настойчиво опускает Мину в пол, на колени, и голос его возбуждённо и низко хрипнет: — Akkon-ra mu… «Возьми его в рот». Мину не заставляет просить себя дважды. Опускается тесно и плотно, головкой по нёбу, и поднимается вновь, оставляя за собой влажно блестящий ствол. Глядя на неё сверху вниз, Финн глубоко зарывается в волосы на её затылке, придавливая каждый раз глубже, навстречу. Где он был, этот твой рот, где он был вот только что, а?.. Желая добавить ему ощущений, парой пальцев Мину бережно растирает стекающую вниз по его члену скользкую слюну где-то там, далеко, где Севика уже не видит, и через пару секунд Финн закидывает голову со сдавленным стоном, всей пятернёй с силой вцепившись в софу. Не просто так у всех хороших девочек в «АА» срезаны ногти на средних. Расслабившись, войдя во вкус, свободной ладонью Финн имеет наглость огладить мускулистую голень Севики, от щиколотки до колена, не выше… — или всё же выше? — и она хочет ещё огрызнуться — теперь-то уж точно, — чтобы он убрал от неё свои грязные руки, но в голове её такая блаженная, невесомая пустота, что в конце концов она закрывает на это глаза. Тем более что это явно не продлится долго — не с навыками профессионалки за десять гексов. Как раз в этот момент Мину находит внутри самое сладкое место и — верный нажим тут же переполняет чашу: Финн бесконтрольно напрягает бёдра, в два лихорадочных движения беря всю глубину на себя, и, изогнувшись спиной, сразу спускает в её умелый рот, крепко держа её за волосы. Стонет в открытую, жалобно, как девчонка — видно, как сокращается его ствол по всей длине в кольце плотно сомкнутых, ярких от шиммера губ. Мину жарко проглатывает всё до конца, принимая его в себя полностью — снова, — держит, и держит, прежде чем отпустить, и Севика готова спорить, что делает она это вовсе не с каждым, даже за лишнюю плату. Переводя дыхание, Финн наклоняется далеко вперёд, ладонями проскользнув вниз вдоль по её спине, скрыв её лицо и своё, скрыв её собой, своим рельефным телом, и почти минуту пальцы Мину лишь цепляются за его ходящие в такт выдохам чернёные лопатки и плечи — я здесь, господин, я здесь… Когда он наконец распрямляется и снова ложится всем весом на спинку, закинув отливающий золотом подбородок, прикрыв глаза, Мину ещё какое-то время выцеловывает низ его живота с нежностью, неуместной для шлюхи. Да девка влюблена, не иначе. И угораздило же. Выжидая, пока они намилуются, Севика механически и почти бездумно отпивает ещё виски — на иссушенную химической эйфорией глотку он пьётся легко, как вода, только язык немеет. Бросив на неё толком ещё не прояснившийся взгляд, Финн из праздного любопытства тянется поверх головы Мину, берёт со стола наполовину опустевшую бутылку, нюхает горлышко — одновременно как аристократ и как зверь — и с отвращением отставляет: — Как вы только можете пить это пойло?.. Он вызывает субретку звонком, и вскоре в двери появляется Тамая, с лёгким удивлением окидывая взглядом представшую ей картину. Мину самодовольно подмигивает ей: видишь, я же тебе говорила. Финн пальцем подманивает Тамаю к себе, что-то говорит ей на ухо, и через несколько минут та возвращается с нарезанным пилтоверским шэддоком на подносе и дорогой, переливающейся хрусталём фигурной бутылкой: элитный «Пьющий облака» с силуэтом гигантской летящей рыбины на этикетке. Самолично распечатав пробку, Финн наливает себе и Севике, слегка прикрывая бокалам дно. С ногами забравшаяся к нему на софу Мину ненавязчиво трётся виском о его плечо — обмен запахом, метка на память. Броский ярко-жёлтый пиджак в шипах и заклёпках мирно покоится поверх забытого строгого жилета. Севика садится, понемногу возвращая себе ещё непослушное тело, пригубив, делает глоток, и её брови одобрительно сдвигаются выше. Дольку шэддока она отправляет следом, и прохладная цитрусовая сладость идеально ложится на огонь. — Ты — щипаный ионийский петух, Финн, — откашлявшись, она утирает губы, отставляет бокал. Откидывается снова, разматывая, берётся за наргиле. — Зарвавшийся, наглый и размалёванный, как, блядь, оберег от конской дурины… Но хер с ним, тут я согласна, — выдохнув в паузе дым, она указывает мундштуком в сторону стола, — вкус у тебя что надо. Финн сыто оглаживает Мину по бедру. Переглянувшись с ней, щурится довольным котом и бесстыдно облизывает верхнюю губу по краю: — У тебя тоже. ___