Капитан и его Птица

Жаркая как огонь, как красный огонь, как синий огонь, жила-была птица. Индиго и кармин - двуликое сиянье исходило от ее перьев. Она принадлежала одному Очень Одинокому Капитану. Птица сладко обжигала его на рассвете и окутывала прохладой ночами. Перья ее, как лучи, мерцали над картами, над которыми он склонялся вечерами. А когда он отдыхал, она тянула клюв, похожий на тонкую золотую спицу и пила воду с ладоней капитана. Потом прижималась к его лицу, и он слышал у самых губ, как трепещет ее маленькое пылающее сердце. У птицы был самый сладостный голос из всех голосов, какие только слышал Капитан. А повидал и слыхал он много. Она пела, как смеялась, пела как плакала, и у глаз моряка дрожали крохотные капельки - крупинки морской соли. И когда она пребывала с ним, он был счастлив. Но порой птица слетала с его плеча и уносилась в неведомые дали. Она очень тосковала по своей родине - по далёкому острову, откуда однажды привезли ее на этот корабль в дар Капитану за то, что он был милосерден к семи юношам, сыновьям короля той затерянной страны. Их подобрал Капитан однажды в утихшем после шторма море. Волны разбили их судно. Иноземцы были измучены бурей, но удивительно прекрасны. Кожа их была почти что бронзовой, плечи и шеи словно выточены из камня, лица сияли, волосы вились, как грозовые облака. Своим обликом они не походили ни на один народ из тех, кого встречал Капитан на своем пути. Босые, в разорванных одеждах, они все равно отличались какой-то особой статью и гордо держали головы. Юноши говорили на красивом певучем языке. Старший из них учтиво обратился к Капитану. И всей команде показалось вдруг, что звучит вовсе не речь, но пение. Удивительным образом за три дня своего пребывания на корабле эти семь юношей освоили чужой язык, а через неделю научились изъясняться так хорошо, что Капитан каждый вечер приглашал принцев в свою каюту, беседовал с ними и удивлялся их уму и познаниям в столь юные годы. С лёгкостью они могли вычислить путь корабля глядя на звёзды, знали ветра по именам, тешили Капитана рассказами об удивительных подводных существах  здешних морей. Глядя на цвет небосвода, они умели определить погоду на грядущий день, а старшие из них, испрося разрешения, со скромной любезностью дали советы кормчему, отчего каравелла Капитана расправив паруса подобно крыльям, словно полетела над водой. Рассказы юношей, благодаря удивительному певучему их акценту, напоминали сказку, и бывалый моряк чувствовал, что слушая, молодеет сердцем. Каждый вечер на закате юные короли выходили на палубу и, обняв друг друга за плечи, обратя лица к солнцу, пели песни своего народа. Никто из команды не знал их языка и не понимал ни слова, но звуки сплетались столь совершенно, согласно и стройно, что, казалось, наполняли собою всё - и небо, и море. Облака рассеивались, волны усмирялись, песня трогала даже самое суровое сердце, невыносимо щемило в груди от красоты их могучих и нежных голосов. Воображению расстроганного Капитана и его команды открывалась неведомая затерянная страна, где живут, словно высеченные из камня, люди с бронзовой кожей, широкоглазые, с серебристо-серыми взорами, где высятся вверх легкие строения из полупрозрачного белого камня, оплетенного зелеными ветвями и неизвестными цветами. Где не знают цену золоту, но превозносят науки и всяческое искусство. Они словно воочию увидели красоту этой земли. Любопытно было то, что каждый слышал что-то свое в той песне - одного дивили дворцы далекого острова, другого - искусным образом разбитые сады, третьего - вереница скульптур на зеленом побережье... А еще они воспевали то, что каждый из юношей прятал в своём сердце - нежную любовь к сестре, которая в их песне сияла, как само солнце, как синий месяц. Без слов становилось ясным, что юноши тоскуют по семье и родной земле. Однажды Капитан спросил: - Как так случилось, что вы, несмотря на свою юность, такие опытные мореходы, оказались во власти стихии? Не раз я был свидетелем тому, что в вашей власти усмирять волны. Уж не чародеи ли вы? Старший из них отвечал: - Нет, Капитан. Мы - не маги и не чародеи. Но каждый в нашем роду обучен слушать и говорить со стихиями. Мы прогневали дух здешних ветров своей дерзостью и непокорностью. Он помолчал немного и добавил: - И теперь наша сестра будет вечно в разлуке с нами. От того нет предела нашей печали. Знай, на следующем рассвете мы покинем тебя. Капитан решил,что неверно понял смысл слов юноши. Или тот оговорился, ведь знал язык не в совершенстве. Кто эта девушка, их сестра? Верно, она погибла с ними в эту страшную бурю. Но каким способом они покинут его судно? Кругом простирался океан, а до земли еще неделя пути. Но на рассвете раздался голос ласкового горна. И из тумана навстречу каравелле Капитана выступил небольшой корабль. Нет таких слов, чтобы описать его. Он был подобен мечте. Казалось, не люди, а сами боги вдохнули жизнь в шелковые паруса, каждая деталь корабля заставила бы замереть от немого восторга самого опытного корабела. Корабль походил на живое существо. Небесный горн с его борта пронзил звуком белый пар, исходивший от вод. Хотя возможно это был не горн. Это говорил сам корабль. Капитан и команда, выбежавшие на палубу еще до восхода солнца, не знали наверняка. - Но как... как это возможно? - обратился изумленный Капитан к принцам. - И днём и ночью мысленным взором показывали мы путь кораблю нашего отца. И днём, утром думали мы о родной земле, вечерами мы пели о ней. Разве ты и твои люди теперь не знают, как звучит любовь к милой родине? Разве ты, Капитан, теперь не знаешь, как плачут семь сердец, когда их охватывает тоска по тем, кто дороже им всего на свете? Потому корабль нашего отца смог найти сюда дорогу. Оттого и ты, и твои люди встречаете его на рассвете с нами. К каравелле капитана направилась лодка. Среди гребцов и прочих Капитан увидел высокую фигуру бронзоволицего старца. На голове его сиял простой незатейливый венец без камней и украшений. - Это наш отец. Старец сошел и, прижав ладони к сердцу, наклонил благообразную голову и плечи. Лицо его, подобное опалу, озарила улыбка. Капитан и команда в благоговении преклонили колена пред его величием. - Благодарю тебя, добрый мореход. - несмотря на преклонные лета, низкий его голос прокатился по палубе как далекий майский гром. Король раскрыл ладони и, стал обнимать по очереди с великой нежностью каждого из своих сыновей. Потом тихо обернулся к своей свите. Капитан невольно обратил внимание, что это был не взгляд властолюбца, привыкшего помыкать своими слугами. Он обратился к ним с ласковым взором, с простой просьбой, как к равным. Тогда как свита взирала на своего короля с величайшим почтением. Воистину он внушал священный трепет. Ни один из земных королей, когда-либо виденных Капитаном, не был подобен ему. К ногам моряка поставили сундук, до краев наполненный самородками. - Это то малое, чем я и мой народ можем отблагодарить тебя, Капитан. Но главный наш дар... вот он. Смотри! – тогда-то Капитан и увидал ее впервые. Старец приложил руку к сердцу, приподнял край своего одеяния и из-под лазоревой  ткани вылетела сияющая птица. Ни Капитан, ни команда, ни юные принцы, ни свита не могли сдержать восхищенного вздоха. – На нашем языке мы зовем ее - Маленькая. Но ты можешь дать ей новое имя. Капитан невольно протянул ей руки. Птица взглянула на него человеческими глазами. Они сияли, как голубой хрусталь, как ручей. Она смотрела так далеко. В самую глубь его мыслей. Она увидела его ребенком, бегущим среди зеленых полей у родного дома. Она видела его слёзы и первую драку. Она слышала его смех и чувствовала тепло в объятиях матери. Она видела его в первом плавании, в которое он отправился, будучи совсем мальчишкой. Она видела его отвагу, его устремления к знаниям, его одиночество. Она видела его. Потом птица обернулась на юных своих королей. И ее крылья забились так же часто, как сердце в груди Капитана. Как дитя, она приникала к каждому из них всем своим существом. Никто и никогда не видел таких прощаний. Казалось синий цветок и алое пламя прижимаются к юношам. Каждый из них касался хрупкой головы птицы губами с невыразимой любовью и печалью, а потом прятал глаза. Но Капитан ясно видел, что слёзы катятся по их щекам. Птица взметнулась вверх и запела. Все подняли головы, наблюдая за ее полетом и внимали песне. Мужчина вздрогнул. Ничего прекрасней, он не видел. Ничего горестней и сладостней не слыхал. - Я не могу принять этот дар. Я не смею. Я недостоин её. Старший из юношей ответил: - Ты был добр к нам, Капитан. В страхе, по малодушию своему мы обещали, что отдадим самое дорогое, что у нас есть за наше спасение. Мы рады встрече с тобой, и благодарны за твое милосердие, но поверь, если б мы тогда знали, что должны отдать взамен, лучше б отдали свои жизни морской пучине. У нее уже иной путь. Она - твоя. Мы не можем взять клятву назад, чтобы не навлечь беду на судьбу нашего острова. Старец поднял руку, птица села на нее и прижалась головой к его запястью. Потом повернула на Капитана голубые, прозрачные, как родник глаза, и перелетела к нему на плечо. Радостная встреча и горестная утрата - вот чем был этот рассвет для тех, кто стоял на палубе в то утро. Король и его сыновья попрощались с Капитаном и его командой и отправились в путь. С борта прекрасного их корабля всё доносился тягучий звук горна даже тогда, когла силуэт его расстаял в тумане. Капитан сразу полюбил птицу всей душой. Он держал ее в широких ладонях, как в колыбели, и со стороны могло показаться, что он приручил само пламя. Ему нравилось доверять ей свои мысли и сны. Она блуждала по ним и разглядывала дни и часы его жизни до встречи с ней со вниманием. Как бы хотелось и ему понимать ее щебет и узнать, чем она жила когда-то. Но смысл ее певучего лепета был непонятен ему. Однако говорящие глаза птицы радовали его больше его, чем простые речи. Раз в год птица осторожно взглядывала на Капитана. - О да, мой Свет, я не держу тебя, лети! - так говорил он, отпуская ее навестить родной остров. И тогда он становился Очень Одиноким Капитаном. Моряк знал, что она свободна, как его мысли, как сам ветер, и всегда возвращается. Потому что птица была очень привязана к своему Капитану. Да, она очень любила его. Но он не мог не ждать ее возвращения, и неустанно следил за горизонтом. Он держал свою каравеллу вблизи берега и жестоко срывался на матросов, которые робко напоминали ему, что пора бы тронуться в путь. Но он ждал. Он ждал свою птицу. Алый круг солнца на рассвете он принимал за ее крылья. Синеватый серп месяца напоминал ему о ее скользящем полёте над суровым ночным морем. Первая волна говорила ему: - Не тревожься, Капитан, она вернётся! Вторая волна: - Не жди, Капитан, ей так хорошо на её родине! Третья волна поднималась выше и ударяла ему в грудь. И соленая вода бежала вниз по его лицу, и повернувшись спиной к команде, он стоял, замерев, чтобы никто не видел, как плачет их Капитан. И вот однажды в очередной раз из предрассветного тумана вырвалась вдруг его птица и упала в раскрытые широкие ладони. Слова, как летние вихри, сами собой сорвались с губ Капитана. - Никогда, о никогда больше я не хочу расставаться с тобой. И тогда она подняла голову и посмотрела на него. Хоровод из луноподобных светил замерцал в человеческих глазах птицы, словно тысячи лунных рассветов вспыхнуло в ее взгляде. Время мира рухнуло, и замерли море, и ветер. На мгновение сама смерть позабыла о своем монтонном труде. Словно на землю явилось новое прекрасное дитя, уже окрылённое благой судьбой и добрыми помыслами. Птица раскрыла огненные крылья, и Капитан прижал ее к груди. И вдруг зазвучал ее певучий голос. Человеческий голос. И Капитан понял каждое слово. И из его глаз брызнула морская соль, и вскрикнули чайки над каравеллой. - Нет, я не забыла тебя, - нежно сказала птица. Здравствуй, мой Капитан. Я утомилась в разлуке. - Ты говоришь! - прошептал мореход. Я не знал раньше твоего языка, Птаха. Как так случилось, что теперь понимаю каждое слово? Голова птицы улеглась на его горячие губы: - Семь разлук взрастили твою любовь и теперь ты понимаешь мой язык. Теперь ты слышишь меня. С трепетом он услыхал, как бьется крохотное сердце: - Теперь, когда я слышу, как ты говоришь, не смогу больше не слушать тебя, не захочу более расставаться с тобой. Маленькая птаха отвечала: - Если осмелишься пролететь со мной через океан, через жар, через лёд, мы не разлучимся вовек. Капитан подумал о своем корабле. Подумал о своей команде. Но свою птицу он любил теперь более всего на свете. - Я готов последовать за тобой. Но как же сумею сделать это, моя Любовь, если я не птица, подобно тебе? - Я отдам тебе свои крылья, - шепнула птица. И вдохну в тебя знание. - Но как же тогда полетишь ты? - Душа, ты спрячешь меня на своей груди. Глубокой ночью в тихой и разумной беседе Капитан передал свой корабль старшему из товарищей - самому достойному человеку из команды. Тот посмотрел на своего капитана и увидел лишь одну непреклонную горящую волю в его взоре. Многие годы он служил ему и знал упрямый нрав своего господина, но никогда не замечал в нем большей уверенности в своем решении. И оттого не пытался разубедить его. Капитан возвысил его среди всех, но также распределил между командой золотые дары из сундука, врученного ему королем затерянной страны. На рассвете он уже стоял на носу своей каравеллы. Птица коснулась рубиновой головой рук, лба и губ Капитана – тут же крепкие жёсткие перья прорезали его кожу, тело вмиг сжалось, а плечи раскрыли мощные крылья. Злато-синий, подобный ворону, поднялся Капитан ввысь. Словно второе сердце забилось в его груди, - зарывшись в черные перья, там пряталась маленькая птица. У нее больше не было крыльев, ведь она отдала ему свои. Капитан-ворон слышал стук своей и ее жизни. Иногда он мог смотреть ее воспоминания и сны. Он заглядывал осторожно и наблюдал ее давнюю жизнь с нежностью. Как он мог сомневаться в том, что она умеет говорить? Как он мог думать о том, что она только птица? Он парил над серым метущимся океаном. Колкий лед, подобный ножам, летел ему навстречу и разбивался, ударяясь о жёсткие перья. Порой Ворону приходилось уворачиваться от их ударов. Он думал о том, что, наверное, лед мог бы причинить боль маленькой птахе, но она была спрятана так надежно. И его окрепшая душа улыбалась этому. Иногда он пробовал свой новый птичий голос - густой, сладко-незнакомый. Мощный крик Ворона ударялся в сизую плоть неба, касался высоких волн, гудел в скалах прибрежных бухт. Там же у берега он находил незнакомые цветы, собирал с них нектар и росу, поил и кормил свою птицу. Ворон собирал в песке мидии и вкладывал в ее рот маленькие куски и насыщался сам. Раз за разом перед его мысленным взором повторялось ее воспоминание: На мысу стоит плачущая девушка. Ветер бьет ее по щекам, с губ срывается неосторожная клятва: - Если они вернутся живыми, я готова встать птицей и вечно.... - Молчи-молчи! - кричала мать, хватая ее за руки, которые уже обрастали перьями и возникала птица - алая, как заря, синяя, как месяц. Та, что Ворон держал на груди как свою единственную любовь. Казалось, всю жизнь летел Ворон сквозь день и сквозь ночь, оберегая свою птицу от дождей, леденистых ветров и мрака. Океан чернел, сотрясался мир от ударов небесных наковален, сквозь белые молнии летел Ворон. Крылья его, опаленные огнем, были иссечены порывами вихря. Но у сердца его спала птаха, и он  поднимался выше, унося ее вдаль от грозы. Раз он очнулся, распростертый на мокрых камнях, морская соль обжигала его обветренные веки. Под необъятным черным куполом, полным звезд, лежал Ворон. Слышался знакомый сладостный напев. Это баюкала его сон маленькая красная птица. - Добрый знак, мой Капитан, мой Ворон, эта звездная ночь. Лед и огонь миновали, я люблю тебя, спи. На рассвете, как драгоценный рубин он вновь вложил ее в свои жесткие перья, поближе к сердцу и взмыл в небо. Скоро ли, долго ли, но затерянный остров  зазвучал в тумане, как любимая песня Капитана и Птицы. Они припали к его земле, два сплетённых черных и красных крыла, и стали людьми. В долгих скитаниях на своей каравелле, с птицей на груди, казалось, Капитан позабыл, что значит запах земли. Он вдыхал его и ловил улыбкой тонкие девичьи руки, сияющие ярче солнца у его лица. Родина Птицы по ее рассказам давно уже стала его Родиной. Запутавшись в густой траве, мужчина, подобный ворону, впервые смотрел на женщину, с кожей цвета жасмина в сумерках, и понимал, что всегда знал ее. Лбы их соединились, как сладкий сон, как росистая явь. Там, меж деревьев, дрожа волнением, радостью и любовью, стояли семь бронзоволицых юношей, король и королева. Они спешили благословить их. На груди старца мерно покачивался прозрачный кулон, в котором капитан держит на руках свою птицу.