«И когда успел наступить декабрь?»
Благо на затворках его сознания всегда кое-кто гулял. Черные и будто металлические на вид, как перья ворона, волосы, ровная осанка, циничный взгляд на жизнь и ледяные голубые глаза. Эти глубокие необъятные омуты, что усеяны мягкими облаками, всегда смотрели в глубь души, хоть Антона этот взгляд так и не удостоил. Шатен и сам не понимал, почему его так тянуло к тому, чьего характера и имени он даже не знал. Этот человек всегда блуждал где-то рядом, словно оружие в декорациях на сцене во время спектакля. Кажется не значительным украшением, но явно сыграет в будущем ключевую, чуть ли не главную роль. Если скорбь на вкус, как горький шоколад, то этот парень из параллели стакан воды со льдом. Голубоглазый выделялся из толпы, за него хотелось ухватиться взглядом, как за спасательный круг, ведь тот четче всех и всего остального обозначал границы реальности. Такие жесткие на ощупь, высокие, непробиваемые и настоящие, как и сам брюнет. Но Шастун не позволял себе даже думать о мельчайшем глотке. Слишком боялся разбиться в дребезги похлеще стекла о реальность. Слишком боялся привыкнуть и вновь начать жить, вот так просто отпустить, словно ничего и не было. Слишком страшно обжечь и глотку, и весь организм изнутри чересчур холодной жидкостью. Слишком страшно приноровиться к чему-то подобному снова… Поэтому зеленоглазый будет чувствовать этот горький вкус, пока не сделает последний вздох.***
Солнце пробралось сквозь шторы, пытаясь хоть немного заполонить темную комнату своими игривыми лучами. Глаза не хотели размыкаться, а тело, казалось, намертво прилипло к кровати. Зачем вообще просыпаться по утрам? Можно же в обед. Недовольно потянувшись, Попов встал и поплёлся к окну, пытаясь не напороться на что-нибудь, раз в почти полной темноте никак не получалось рассмотреть даже силуэтов. Отдёрнув ткань, брюнет недовольно поморщился от количества света. А город давненько начал просыпаться. Арсению почему-то нравилось смотреть на эту размеренную и ленивую утреннюю жизнь. Это казалось таким интимным, хоть и открыто каждому, но все вокруг продолжали про это время молчать. Словно предпочитали забыть утро ещё до его окончания. Уличные фонари ещё не погасли, пытаясь пересилить слишком массивный свет солнца. Немногочисленные машины проезжали по дороге. Эх, сегодня голубоглазый проснулся позже обычного. А он ведь так любил выходить на улицу спозаранку, вдыхая морозный, леденящий лёгкие воздух, что ещё не успел пропитаться пылью и выхлопными газами машин. Ну а люди, недовольно пытаясь вытоптать на снегу дорожки, идут по делам. Также Попову нравилось утро тем, что окружающие не успевали натянуть на лица маски. Они просто жили это утро так, как бы хотели, отбросив принципы и привычки. Кстати, о привычках. Арсений понял, что потихоньку хочет впиться кому-нибудь в глотку зубами всё сильнее и сильнее. Да, ломка и перепады настроения от этого – ощущение не из лучших, но брюнет окончательно решил, что бросит курить. В этот раз он измениться. Каждая затяжка делала хуже не только физически, но и морально, буквально царапая легкие и душу изнутри. Ведь, выдыхая дым, брюнет всегда вспоминал об отце. Шумы с кухни заставили его вздрогнуть и выпутаться из лап навязчивых мыслей. Парень недовольно попытался поправить волосы на макушке, ведь те вновь растрепались из-за сна, и вышел из комнаты в менее темный коридор. Он не надеялся сегодня увидеть Марию, но… – Доброе утро, – послышался ласковый голос брюнетки. Арсений окинул родителя взглядом. Тонкая и изящная фигура, ярко-красное платье с откровенным разрезом, макияж, прямые длинные волосы и, конечно же, серые большие глаза. Женщина всегда смотрела своими добрыми и по-детски наивными глазами только на поверхность. Она не планировала будущее, не заморачивалась, улыбалась прохожим и… просто была счастлива. Попов до сих пор не мог понять настоящие ли эмоции и чувства показывала мать или же играла роль. Но спустя годы парень просто привык. Мария видимо собиралась на работу, ведь, здороваясь с сыном, та надевала на белую шею колье. Это последний подарок от Сергея. Ожерелье с голубыми камнями, такими же голубыми, как глаза мужчины. Она не провела ни одного дня без этого украшения после… конца. У Арсения, к слову, точно те же голубые глаза. Правда, парень не знал хочет он выколоть их, либо же восхищаться. – Доброе, – кивнул халатно брюнет. – Что же это? Утро не успело наступить, а Сеня уже злой? – усмехаясь, влезла в разговор Вика. Старшая сестра выглянула из кухни, растягивая бледные губы в улыбке. Она-то в отличие от Арсения полная копия Сергея, правда, только внешне. Недлинные русые волосы, высокий рост, голубые глаза, четко вырисованные скулы. – Просил же! – злобно прошипел Попов.***
Поднявшись на второй этаж, Шастун уже было хотел проплыть приведением к доске с расписанием, у которой уже скопилась толпа школьников. Но тут среди голов парень заметил знакомую макушку… «Блять», – пронеслось в замутненном сознание слишком четко и отрезвляюще. Сердце забилось в груди, до этого будто не подовая признаков жизни. Теперь же орган с силой бил по ребрам изнутри, заставляя почувствовать осязаемую реальность. Антон не понимал от чего у этого насоса для крови такая реакция на этого парня. Словно сердце вот-вот выпрыгнет из груди, ломая кости и разрывая бледную кожу, и бросится к брюнету. Они даже не говорили ни разу! Почему же внутри разливалось тепло, когда голубоглазый лишь замелькал где-то на горизонте? «Вот же…» – Правда, шатен даже злиться на десятиклассника не мог. Скорее, он ненавидел себя и то щемящие до скрипов при дыхании чувство. Он просто надеялся, что скоро это пройдёт, закончится…***
– Ромыч, прикинь у нас «совмещенка» с 10 «А», – приблизившись к другу, кислотно улыбнулся Попов. – А мне-то че с этого? – недовольно цокнул блондин, проводя рукой по волосам, но этим запутавшимся патлам уже ничего не поможет. В отличие от голубоглазого, его друг выглядел, как стереотипный школьный хулиган. То покрытый катышками черный олимпос, то кожаная куртка, у которой в некоторых местах выжжены метки от бычков. Карие, вечно сощуренные глаза, под которыми красуются такие мешки, что издалека и непоймёшь – не фингалы ли это? Говор, имя, походка, дружки, поведение – всё в этом парне кричало о его «порядочной» жизни. Вот только картину эту портили почти что белые волосы. – Так разве не в «А» учится твой этот… как его? – пытаясь вспомнить фамилию мальчишки, задумался Арсений, но понял, что и не в курсе. – Кто? – выгнул светлые брови Кольцев, всматриваясь куда-то в толпу. – Ну этот… Антон, – фыркнул брюнет, смерившись и выпалив имя. Рому аж передернуло от этого имени. Парень поежился и, повернувшись к другу, серьёзно сказал: – Тогда я не пойду. – А я посмотрю на твоего голубка, – усмехнулся он, игнорируя блондина, что, хоть и не шибко сопротивляясь, но пытался остановить его. Зайдя в кабинет химии, голубоглазый обвёл взглядом класс и, заприметив лишь одно свободное место, подле какого-то кудрявого паренька, направился туда. Арсений скинул свой портфель на пол и зыркнул на незнакомца. Десятиклассник, рассматривая брюнета зелеными глазами, кажется, на секунду завис, но Попов не придал этому значения. Вроде второй хотел что-то сказать, но опешил, поймав чужой мертвый взгляд. Если глаза действительно зеркало души, то этот шатен видимо дышащий труп. Оторвавшись, он плюхнулся рядом. – Я Арс, тебя как звать? Шастун вздрогнул от вопроса. Впервые за долгое время, чей-то голос звучал не как через толщу воды. Так громко и четко, даже оглушающе, да настолько, что сбились и дыхание, и сердцебиение. Голубые глаза выглядели такими живыми и запоминающимися, словно останутся в сознание до самого конца. Заметив, как подросток вздрогнул, Арсений посчитал, что тот его испугался. У брюнета всё же заслуженно не самая хорошая репутация. – Антон, – зачем-то кивнув, ответил тихо парень. Он отвернулся от собеседника, пялясь на доску, хоть ни черта и не видел перед собой, всё окончательно поплыло. Антону просто нужно чем-то отвлечь внимание своих глаз, мыслей и сердца от объекта зависимости. Шаст уверен, что если бы стоял, то ноги бы предательски задрожали.«Слишком близко. Слишком громко. Слишком реально. Слишкомслишкомслишком».
«Да ладно», – усмехнулся про себя с неверием Попов. Голубоглазый был, конечно, не против увидеть любовный интерес Кольцева, даже думал придется искать. Но… почему именно этот Антон? Он непроизвольно пялился на шатена странным взглядом, прокручивая все те сцены, когда Кольцев убивался по своему возлюбленному. Брюнет ожидал увидеть кого-то с миловидным, почти девчачьим личиком. Какого-нибудь накаченного обалдуя, по которому сохнут все дамы старших классов. Да кого угодно! Но точно не худющую шпалу с поникшим, почти безжизненным взглядом. Арс даже… разочарован, что ли? Ну и вкус у Ромы, конечно. Как вообще можно полюбить кого-то с такими глазами? Арсений забил на всю эту ситуацию, прибывая в непонимание, и уставился в окно. На улице ужасающе сыпал снег. Снежинки походили больше на клубни белого, густого дыма, что застилал своей массивностью какие-либо пути к отступлению из школы. Всё вокруг вдруг начало бесить. Раздражал бесконечный снег, холод, тупая химия, голос учителя, возня девчонок за соседней партой, настойчивый запах еды из столовой, не имение с собой денег на эту самую еду, Рома со своей любовью и Антонами, да даже сам себя Попов раздражал. Ему бы закурить, успокоиться. Почувствовать эту эйфорию, унять тремор, избавиться от раздражительности. Но голубоглазый сидит здесь, с этим сраным Антоном, и смотрит в окно. Внутри брюнет понимал, что в этом виноват он сам, но хотелось просто свалить всё на кого-то другого. Постороннего, непричастного и слабого. В голове невольно пронеслась мысль. Да, это всегда помогало десятикласснику лучше табака. Хоть и Рома его вряд ли после подобного простит. А эта идея всё не хотела покидать его разум. Сумасшедшая, но очень желанная и настойчивая дума посилилась в голове и, как сорняк, пустила свои корни. Он определенно совершит эту бессмысленную ошибку. Поскольку так хочется… Весь остальной урок оба просто ждали злосчастного звонка. Один, забившись с головой в размышления о всё на свете, лишь бы не смотреть на соседа, другой, проклиная всё вокруг.***
Попову пришлось прождать семь уроков, чтобы выйти на улицу. Как только снегопад закончился, брюнет вылетел из теплого помещения, пытаясь согреться в весенней куртке. Под ногами угрюмо скрипел снег, холод пробирал до дрожи с самого первого момента, а голубые глаза недовольно бегали по школьникам во дворе учебного заведения. Вдруг брюнет поймал на себе мертвый взгляд зеленых очей… Арсений застыл в ступоре то ли от такой наглости, то ли от испуга. Шастун, стоявший у самых железных ворот, пялился на него. Скорее даже, впился в душу немигающим взглядом. Эти глазища вкупе с застывшим безразличие на лице пугали чем-то. Или Арс дрожит от холода? Антон, опустив взгляд через пару секунд, развернулся и вышел со двора школы. «Сам напросился», – нервозно подумал парень и сорвался с места. Если Кольцев узнает, то убьёт его. Но как же сильно Попову захотелось вмазать шатену. Увидеть, как потечет теплая кровь по бледной коже. Услышать, как десятиклассник срывается на крик от боли. Оставить фингал на этом безразличном лице. Заметить, как меняется взгляд этих зеленых глаз. Убедиться в том, что он действительно живой… Быстро догнав раздражитель, брюнет потянул за капюшон слишком легкой для этой погоды куртки, заставляя повернуться, и, замахнувшись, проехался кулаком по длинному лицу. Шастун отшатнулся назад, еле держась на ногах, и ухватился за голые ветви дерева. Арсений самодовольно уставился на парня, что медленно поднял на того взгляд. Голубоглазый бил далеко не со всей силы, поэтому очень удивился, увидев яркую струйку, обтекающую не острые черты лица. И ему стало так… стыдно. Антон смотрел на него всё тем же безжизненным взглядом, направленным прямиком в затворки души. Попову казалось, что теперь он должен извиняться или хотя бы выслушивать шквал оскорблений. Но шатен продолжал молча пялиться. Не выдержав, брюнет махнул на него рукой и гордо направился домой так, словно не появилось то саднящие чувство внутри.***
В ушах играла уже изрядно так поднадоевшая «П.М.М.Л», на фоне звучал женский смех, за окном небо покрылось мглой, комнату освещала лишь настольная лампа, а в голове балаган. Мысли в сознание превратились в такую чепуху, что даже музыка не помогала их унять. Мозг всё не хотел успокаиваться после встречи с этим Антоном. Как назло, сознание пыталось отгадать, что же с этим парнем. Потом к этим рассуждениям добавился и его взгляд. Тот всплыл так неожиданно, заставив брюнета усомниться в том, что Шастун всё ещё не пялится на него. Голубоглазый был в шоке, ведь ничего ранее он так детально не запоминал. – Господи! Да что с ним не так!? – не выдержав такого давления со стороны собственного сознания, Попов злобно рыкнул в подушку. Почему его вообще так заботит этот парень? Он даже не выделялся ничем из толпы, самый обычный, такой, как все… Если так, то почему Арсений помнит каждый изгиб чужого лица? Почему он помнит цвет его кожи? Почему он помнит зеленые глаза? Почему он помнит убитый взгляд? Почему помнит того, кого так сильно возненавидел?.. – Сеня! – рявкнул голос сестры, что, не постучавшись, вошла в комнату. Десятиклассник подпрыгнул на месте от неожиданности и обиженно глянул на сестру. – Да не смотри ты на меня так! – фыркнула Вика, а после, вздохнув, оперлась плечом о дверной проём. – Сходи, пожалуйста, в магазин. У нас сок закончился. Попов было хотел ворчать, что он не доставщик для Викиных подруг, что это их ночёвка, пусть сами прутся в магазин среди ночи и вообще холодно. Но, поняв, что шатен никак не желал уходить из его сознания, понадеялся на зимний воздух, кой мог бы выгнать ненужные мысли. Поэтому, агакнув, накинул на себя ветровку, схватил деньги с тумбы и вылетел из квартиры.***
Купив яблочный сок «Добрый» – самый отвратный по мнению Арсения, чтоб они им подавились, – темноволосый решил побродить, пока либо Антон его не оставит в покое, либо Арс мозги себе не отморозит. Вот только куда идти-то? Выбор пал на единственный в их городе мост. Да, конечно, находился он далековато от дома Попова, ну и пусть. Свежий воздух, всё-таки. Белый, больше похожий на твёрдую вату под светом уличных фонарей снег хрустел при каждом неосторожном, ступающим с протоптанной тропинки шаге. Вокруг только всепоглощающая тьма. В окнах серых, одинаковых, как из принтера, многоэтажек давно погас свет – вместе с заплывшим за горизонт солнцем уснули и жители. Людей вокруг брюнет всегда воспринимал одной массой. Они просто массовка. Один всё уничтожающий, безмозглый и ненасытный организм. Познакомившись с кем-то из них, через мгновение не вспомнишь даже имени. Они пусты, как личности, а порой даже позарез наполнены дерьмом. Да и их действия к тому же не имеют не малейший отголосок в всемирной истории. Не то чтобы голубоглазый не относил себя к безликому большинству, скорее, всеми силами хотел выбраться в свет. Он ведь, по сути, как Антон. Не был бы брюнет осведомлён, что этот натуральный представитель массовки является объектом обожания своего – до этого вполне натурального – друга, тот бы никогда не засел в его сознание. И вот мысли вновь неслись ручьём к этому человеку. Возможно, сегодня и был тот раковой день. Арсений ещё не знал, что именно было ошибкой, но раз за один урок в его голове всё так кардинально поменялось, то брюнету придётся исправлять свои же упущения. Будь всё в норме, Попов бы не выгнал себя на холод, лишь бы не думать о шатене. Он бы не искал взглядом в толпе чужие глаза. Ему бы не было так нервно от какого-то левого человека. Руки бы не чесались, чтобы вновь проехаться по чужому лицу. Вероятно, самой большой ошибкой было вообще прийти на урок, ведь так бы до конца жизни их с Шастуном дороги не пересеклись… Арсений застыл, выплывая из болота мыслей. Надо же, как быстро брюнет добрался до моста, даже ледяной воздух не успел пронзить вены. Вот только теперь десятиклассник усомнился в том, что ещё не свихнулся от холода. По ту сторону парапета, со всей силы вцепившись худыми пальцами в ограду, стоял уже заколебавший присутствием в голове парень. Голубоглазый бы подумал, что это галлюцинация, если бы Антон не выглядел таким побитым. Нет, Попов безусловно и сам внёс свою лепту в чужое состояние, но не до такой степени. Только через несколько секунд до Арса дошло, что парень собирается прыгнуть. От чего-то запаниковав, брюнет выпалил первое, что пришло в голову: – Закурить есть? Что? Почему он спросил это? Боже… Вздрогнув, Шастун обернулся. На его лице были отчетливо видны ссадины, на скуле потихоньку выступал синяк, тонкая шея и вовсе покрылась гематомой. Голубоглазый всеми силами старался изобразить на собственном лице безразличие и отсутствие интереса, несмотря на любопытство, пожирающие его изнутри. Все вопросы в голове Арсений пытался заткнуть серым «Это не моё дело», но получалось так себе. – Д-да… – тихо откликнулся шатен, запнувшись и отводя взгляд от Попова. Парню наверняка было холодно – по такой-то погоде, да в футболке. Но, несмотря на сильный ветер, заставлявший худое тело немного покачиваться, Антон почти не дрожал. Река уже недели так две назад застыла. Лед ещё не успел толком промёрзнуть, а вода окончательно остыть. Почему-то брюнет представил, как Шастун летит вниз с моста. Это наверняка было бы очень больно, тем более с такими глубокими необработанными порезами… Прошлой зимой такое уже случалось. Этот мост вообще является любимой мишенью для разных баек школьников, хоть и на деле подобные случаи были редки и производили на массы совсем другой эффект. Это по-настоящему страшно. Страшно понимать, что в реке могли найти и твоё тело, всё же суицидальные мысли в этом возрасте довольно насущная проблема. Многие хотят наложить на себя руки, но чаще оказываются сильнее. И вот одним зимним утром оказалось, что кто-то не справился. Если бы это был совсем другой человек, не парень, учившийся в той же школе, не улыбчивая душа компании, не одногодка, не добряк из параллели, возможно, Арсения бы не так это напугало. Но всё это казалось настолько близким, буквально, они ведь общались даже, было бы не так… по-настоящему. И вот опять? Тяжело выдохнув, шатен всё же перелез через парапет и аккуратно приблизился к Попову. Вытянув пачку из кармана спортивных штанов и сжимая помятую «Camel» белыми от холода пальцами, он молча протянул табачное изделие брюнету. Переняв сигареты, голубоглазый невесомо коснулся чужих пальцев, почувствовав обжигающий холод. Сколько же он находятся на морозе? Пачка оказалась полупустой, и там же лежала зажигалка. Арсений же обещал себе бросить… Но ведь это всего лишь одна сигаретка. От неё ничего не будет. В этот раз точно последняя. Ведомый привычкой брюнет достал сигарету и сомкнул её меж губ, чтобы поджечь и после вернуть пачку владельцу. Немного помедлив, Шастун всё же забрал вышеупомянутую «Camel» и убирал на законное место. Первая затяжка получилась жадной. Парень чувствовал, как горький дым заполнил сначала рот, после начал першить в горле и наконец осел на лёгкие. Не подготовленный к таким сильным сигаретам орган тут же выдал Попова с потрохами – тот всегда выбирал более лёгкие сигареты. Начиная задыхаться, голубоглазый закашлял и согнулся пополам. А после с опаской поднял взгляд на Антона, боясь, что он сейчас начнёт смеяться. Но шатен даже не смотрел на него. Он, обнимая себя руками, застыл на месте и пялил вдаль – на покрытую льдом реку. – Ты хотел спрыгнуть? – неожиданно даже для себя спросил Арсений, тут же заткнув себя затяжкой, чтобы ещё чего не спросить. – Ага, – тихо отозвался десятиклассник, так и не повернувшись к собеседнику. – Но… я не могу, – ещё тише, почти одними губами промолвил Шастун и поежился. – А ты что здесь делаешь-то? – В смысле? Парень обернулся, заглядывая в глаза брюнета. Его голос звучал… удивленно? – Ну… часа два ночи, на улице минус двадцать три, всё в снегу, сильный ветер…, и ты в одной футболке на мосту, – пояснил голубоглазый, понимая, насколько же бессмысленный вопрос он задал и от этого делая голос тише. – Глупый вопрос, – будто поддакнул его мыслям Шаст, но всё же ответил, замявшись, – Сегодня пятница. Отец вернулся домой с работы, мне было некуда идти… и вот я здесь, – пожал плечами шатен. Он не вдавался в подробности, всё и так было понятно. Домашние насилие от родителя, не имение путей к отступлению и суицидальные мысли привели его сюда. В место, где оказываются люди, не нашедшие выход. А что сам Арсений тут делает?.. – Можешь переночевать у меня. – Что? – Что? – … Правда? – Лучше уж постелю тебе в зале, чем потом вся школа будет дрожать, когда твой труп найдут в реке, – попытался оправдать свои действия Попов. Он просто боялся вновь узнать, что кто-то покончил со своей жизнью. И всё. Ничего больше. Ну, может, ему ещё немного жаль этого парня… Но совсем чуть-чуть!***
Антон пялился в тёмный потолок, укрывшись пледом и лежа на скрипящим диване. Что это вообще сейчас было? Что на мосту делал Арсений? Почему остановил его? Почему пригласил к себе? Почему не смеялся, как это подобало его кругу? Почему поинтересовался? В голове было слишком много вопросов, на которые у Шастуна не было ни ответов, ни даже догадок. А что ему думать? Он даже не знает, что Попов за человек. Башка загудела от количества мыслей, поэтому шатен решил «проветриться». Парень вышел на балкон, где его вновь окутал привычный холод. Тот уже давно стал для Антона союзником. Мороз теперь не отрезвлял и не приносил чувство жизни, как, впрочем, и всё остальное. Подплыв к окну, на обратной стороне которого иней рисовал то ли прекрасную картину, то ли писал просьбу о помощи, он застыл, пытаясь разглядеть хоть что-то. Это ночь бессовестно поедала ложкой космос или это тёмные тучи загородили собою звезды? Дома, здания, деревья и припаркованные машины то ли пытались огородиться от тьмы, обеляя «кожу», то ли просто смешались в кашу из-за кучи снега. Если приглядеться, то могло показаться, что там, рассекая сильный ветер, бродят заблудшие люди, даже не оставляя следов на снегу. Вот только, там никого не было, улицы пусты, как и сознание созерцающего всё это человека. Позади тихо хлопнула дверь – некто зашел на балкон. Шастун обернулся и, к собственному удивлению, увидел Арсения. Но решил, что слова излишни и вернул свой взгляд обратно к окну. Брюнет встал подле, тоже смотря куда-то вдаль, в пустоту, в тишину почти полностью темной ночи. По сравнению с Поповым, этот незамысловатый вид снежной пустоши с танцующими по ней бликами ничтожен. Как вообще можно думать о чем-либо, если человек, что мог, как казалось, вдохнуть желание жить, стоял так близко? Вот он, протяни руку и можешь провести по тёмным волосам. Свяжи с ним свои пути, переплети жизни, произнеси хоть слово и захочешь просыпаться по утрам. Так может… не стоит сопротивляться? Может, просто взять и прыгнуть в этот омут с головой? Может, просто уже захлебнуться в нём? Может, посвятить ему всю свою жизнь? И Антон готов. Правда, готов. Даже если будет больно. Даже если сам Арсений возненавидит его и не захочет лицезреть. Парню было плевать к чему он придёт в итоге, он просто хотел почувствовать жизнь… Но в то же время Шастун слишком боялся, что история повториться. Вдруг и Попова, такого реального и недосягаемого, не станет из-за Антона?.. Как же ему осточертело это чувство, это желание. А что, если он возьмет и признается? Это, конечно, не влюбленность, которую брюнет так легко сможет понять, это нечто… другое. Что-то склизкое, мерзкое, ненужное, мрачное и непонятное. Но ведь, если Попов сейчас возьмёт и пошлёт его, возможно даже применив силу, станет немного легче?.. – Знаешь, – начал шатен, вбирая в легкие холодные воздух. Руки дрожали, но не от холода. Это оказалось страшнее, чем в мыслях. И, наверняка, будет очень-очень больно. Но первый шаг уже сделан, от которого Арсений вздрогнул то ли выплывая из раздумий, то ли не ожидая, что парень вообще что-нибудь скажет. Выдохнув пар изо рта, Шастун поднял глаза. – Ты мой смысл жизни. Слова прозвучали слишком карикатурно для голубоглазого. Даже скорее, не по-настоящему. Хотя и на деле звучало глупо… Что прям смысл жизни? И парень прям готов не прыгать или, наоборот, сигать с моста при малейшем лишь желание Арсения?.. Как вообще понять это «смысл жизни»? Причем произнесенное с таким серьёзным выражением лица, да и из Антона до сих пор, за всю эту долгую, вдруг повисшую паузу, не вырвался нервный смешок. И взгляд… шатен снова смотрел на него своими зеленеющими глазами, но теперь как-то по-другому даже. Ищущими помощи что ли? К слову, именно из-за этих зеленых глаз Попов и оказался на балконе. Шастун успел доконать его и во сне, ничего необычного, просто парень вновь смотрел на Арса мёртвым, немигающим взглядом. Чем-то Антон даже напомнил ему отца. В его безразличных очах Арсений почему-то искал осуждение, но там того не имелось. И вот, поняв, что уже крыша едет из-за этого парня, десятиклассник направился на балкон, открыл дверь, вдохнул в готовности закричать…, а там он. Стоял, такой поникший, потерянный, словно в чем-то виноватый. И как можно обвинять вообще в чем-либо человека в таком состоянии? Тем более, когда знаешь, что потом он снова на тебя посмотрит так… Наконец, до брюнета дошел смысл сказанных Шастуном слов. Это признание в любви такое? Просьба о помощи? Заклинание? Проклятие? Порча? И что ему – Арсению – на это ответить? – Ты что педик? – в голосе не прозвучало ни капли насмешки, ни отвращения, ни даже осуждения. Лишь безликое непонимание. Да и как вообще кто-то, вроде Арсения, может быть «смыслом жизни» ?.. Он поистине ужасный человек, знал по самому себе. А это мелодичное и непонятное «смысл жизни» больше подходило… Роме. Да, именно ему. Пускай он и выставлял себя полным мудаком, но Попов ведь лучше всех знал Кольцева настоящим. Тот постоянно твердил о чувствах, о том, как хотел посвятить кому-то – известно кому – жизнь, о будущем, о настоящем. Он ценил дорогих ему людей, пытался сделать лучше, понять кто он и найти выход. Роман был бы прекрасным этим «смыслом жизни» для Антона. Арсений не такой. Он сделает больно. Наверняка. В ответ Шастун разочаровано отвел взгляд к окну. – Ну, нет же… Хотя, с чего тебе знать? – будто у самого себя спросил парень. – В каком это смысле? – Ты когда-нибудь… жил ради кого-то? – И снова эта пара зелёных очей, что смотрели и терзали душу, буквально пытались впиться в неё ногтями. Конечно. Конечно, Попов жил, живет до сих пор. Правда, человек, что всё ещё заставлял его болтыхаться в этом болоте уже мёртв. Арсений не знал правильные ли он совершал решения, на того ли человека равнялся, правильно ли жил, но он продолжал это делать, надеясь, что, будь тот самый человек жив, то гордился бы им. Брюнет вновь взглянул на иней, словно там написан хоть один ответ, который помог бы ему. Но там ни черта, лишь бессмысленные узоры. – Бред, – шепотом ответил он. Голубоглазый и не заметил, как оказался на балконе один. Это к лучшему, не к чему кому-то знать о его проблемах. И для Антона так лучше – пусть прекратит искать смысл жизни, он только мешает. А что до мыслей и мёртвого взгляда в сознание, всё пройдёт, Арсению просто нужно отдохнуть… Когда наступило утро, ни Шастуна, ни его потрепанных черных кроссовок, что стояли у входной двери, не оказалось. А жаль. Попов бы хотел увидеть его настоящего. Пугало больше то, почему для него это имело значение.