История моей смерти

Историю о моей смерти, ведь осталось совсем недолго до нее. Я чувствую это, хотя и не нахожу объяснений. Все с самого начала шло как-то не так. Сначала в день Святого Фабиана меня взял в оруженосцы совсем не тот человек, что должен был, опередив остальных. Стоило видеть испуганные глаза королевы, поалевшее от злости лицо отца и побелевшие лица всех остальных находящихся в зале. Я сам не понял, почему тогда согласился и дал присягу, я ведь ненавидел его... Как и вся моя семья, как все люди чести, как, в принципе, все. В нем мне нравился только тот факт, что он Первый Маршал. Впрочем, это уже неважно. Потом долгая служба, показавшаяся ужасно короткой. И в этот период я совершил самую прекрасную ошибку в собственной жизни. Стоит ли расписать эту историю подробнее? Итак, выпустившись из Лаик, к себе меня взял Рокэ Алва, чем страшно недовольна была моя семья, но отказаться было поздно. Я тысячу раз задавался вопросом: зная, что будет дальше, принял бы я службу? Наверное, да. Скорее всего, да. Ведь произошедшее стоило того. Я снова отвлекаюсь... Пишу ночью, за окном тихо и мыслей чересчур много. У Алвы было вполне неплохо. Первые полгода ему не было дела до меня: что я делаю, куда хожу, с кем общаюсь, все это его не интересовало. Но в один из вечеров, когда мы снова сидели в его кабинете, я подливал ему вина, а он размышлял о чем-то и неожиданно задал странный вопрос: -Вы влюблены, юноша? Мы не говорили об этом раньше и я был искренне удивлен. Честно, не знал, что ответить и долго молчал, смотря на него. Я запомнил именно ту ночь, едва ли не ярче всех ночей, проведенных вместе. Отблески огня от камина в глазах монсеньора, темное вино в блестящем бокале с тонким стеклом, мягкий желтый свет и как будто специально подстроенная расслабленность. -Что же вы молчите? - наконец сказал Росио, - ответьте же. -Ну если вам так важно... Да. Да, я влюблен, - собственный голос показался мне неуверенным, но, кажется, эр этого не заметил. -Должно быть в королеву? Или другую известную барышню? -С чего вы взяли? Я настолько предсказуем? -Все мы были влюблены в Катарину, будучи молодыми, - он усмехнулся, но как-то невесело. Себе я не мог до конца ответить, точно ли я влюблен в королеву, но симпатия к ней была. Удивительно тонкое и нежное создание. Мы общались, мы были любовниками, я не скрываю этого сейчас, но Рокэ я бы не посмел признаться. Он не любил Катарину на момент разговора и навряд ли любил раньше. Я знаю об их интрижках, но ведь они ничего не стоят, по сравнению со мной! Весь вечер после этого вопроса он молчал. Это не было чем-то удивительным, Росио часто звал меня к себе просто посидеть и помолчать. Но молчалось с ним по-особенному, нежели с кем-либо еще. Было очень умиротворенно, тихо, проходила неловкость и мы просто смотрели на камин, думая о своем. Я быстро привык к нему и его странностям, хотя многие не переносили монсеньора на дух. Я встречал таких людей и сам был таким, но их хотелось переубедить теперь, рассказать правду, ведь они все глубоко заблуждались! И я тоже в свое время, поэтому молчал, не переубеждая никого, сохраняя достоинство и оставляя то хорошее, что я знал, при себе. Сам не заметил, как влюбился в Него, но, думаю, переход был таким же, как и у всех, кто его встречал. Сначала ненависть, которую я уже упомянул, потом нейтралитет, потом тихое восхищение способностями Первого Маршала и после признание его мерзавцем, но таким невероятным и обаятельным... Я зашел даже чуть дальше. Я влюбился и полюбил. Полюбил все в нем. Я восхищался им каждый день, видя его в особняке и везде, где можно, ведь он таскал меня на все приемы и встречи. Наверное, тяжело было не заметить мой взгляд, по словам Валентина, с которым мы виделись недавно, горящий, вдохновленный и определенно точно - влюбленный. Забавный диалог у нас вышел. Сейчас даже смешно. Рокэ сам признавался, что на него никто и никогда так не смотрел и, пожалуй, больше не посмотрит. Очень яркая часть моей жизни. Ни разу не чувствовал себя так долго так хорошо. Потом эта эйфория, конечно, прошла, и мы ссорились. Я устраивал скандалы из-за ревности и из ничего, даже не успев признаться. Росио относился к этому как-то прохладно: легко отмахивался от моих претензий так, что они самому мне казались глупостью. Я все хотел спросить, правда ли мои эмоции ему безразличны? Он говорил, что я не похож на всех Приддов, я слишком эмоционален и почти не умею держаться, но вообще-то я могу! Правда, случай должен быть исключительный и человек рядом не такой близкий... А я вот, что сейчас подумал. Читая книги и находя там ревность, я всегда романтизировал это чувство, но поняв на себе, что это, я никому не пожелаю это ощущать. Жуткая обида, злость, оно съедало меня изнутри. Хотелось уйти, ужасно хотелось. Сбежать и не возвращаться. Я рыдал ночами. Да, недостойно для графа Васспарда, но я не отдавал себе отчета ни в чем. Кстати, Рокэ не давал мне уйти, как бы я не порывался. Он усаживал меня на кресло и наливал "слез", зная, что я не очень люблю "кровь". Я пил, пока мой монсеньор просто сидел рядом и ждал, когда я успокоюсь и его внешняя отстраненность быстро охлаждала мой пыл. Он всегда мог меня остановить. Когда от гнева у меня искрились глаза, Росио клал мне руку на плечо и раздражение уносилось, как будто ветром. Он еще говорил на ухо что-то вроде "держите себя в руках, юноша", часто на приемах. Я снова вспомнил Катари, она просила звать ее так, особенно, в порывах страсти. Я расстроил ее, очень расстроил тем, что связался с Алвой. Она не сразу заметила, но когда поняла... Клянусь Создателем, она смотрела на меня невероятно печальным взглядом! Никогда не думал, что нужен ей, потому что она казалась мне скрытной и несколько лицемерной. Я не считал наши отношения чем-то важным, но, может, для нее это что-то было. Вернусь к Рокэ. И период истерик тоже прошел, ведь нет ничего бесконечного и мы общались спокойнее. Я очень долго тянул с признанием. Невероятно долго и ведь Росио тоже молчал! Над нами шутили Савиньяки, частенько заходившие в гости, Леворукий бы их побрал. Но наши посиделки были уютными. Мы беседовали часами обо всем и ни о чем. Эмиль обычно первый начинал подколы в нашу сторону и я, признаться, немного злился, но позже это стало весело. Обычно я сидел на подоконнике и болтал ногой в воздухе. Мне кажется, они считали меня младше, чем есть, относились ко мне как-то покровительственно, всегда были рядом на мероприятиях, как будто охраняя. Эти близнецы называли меня спрутенышем! Какая наглость! Когда я выразил свое недовольство, они долго смеялись и, конечно, не прекратили. За такое вызывают на дуэль, но я спустил им это с рук. Это даже трогательно. Совсем немного! Рокэ, к слову, поддержал их шутку и даже смел ко мне обращаться так, но ему я этого не простил, пока он не отмолил у меня прощение. К кошкам эту тему! Кстати, о кошках. Росио их любит. Особенную слабость он испытывает к бродячим животным. Думал, что я не замечу, но как-то я спросил напрямую. Вообще, это очень мило. Как-то мы спасли котенка, которого грызли собаки и, представьте себе, черного! Это посчитали бы дурным знаком и прошли бы мимо, я сам, признаться, хотел уйти, но монсеньор не прошел. Мы откармливали животное какое-то время и оно так и осталось жить в особняке. Да, прислуга была недовольна, но они прониклись к Ветерку и теперь все его подкармливают. Он любит меня и постоянно лезет играть, а по ночам дергал мои волосы. Это совсем не больно, но ужасно приятно и забавляло меня. Забавно еще и то, с каким взглядом наблюдал за нами Алва. С какой-то особенной нежностью, но когда я обращал на это внимание, он отговаривался и называл наши игры с котом "ребячеством". Так и было, я даже не скрывал. В общем, это пушистое чудовище Заката у нас прижилось. Рокэ тоже чудовище. Особенно, когда злился, хотя делал он это нечасто. Но, что его порядком раздражало - моя идеальность. Я беспрекословно выполнял все задания, никогда не пропускал тренировки и никогда не опаздывал. Он просил, хотя бы чисто из приличия, пару раз проспать или уйти в город, не сказав ему, но я приходил вовремя, одетый, умытый и полностью собранный, предупреждая его обо всех отъездах, даже после бурной ночи с алкоголем и чем-то, что захлестывает сильнее. Росио сам опаздывал, а я приходил. Иногда мне казалось, что он меня убьет, но до чего весело было смотреть на него, едва проснувшегося, такого недовольного ранним подъемом, по его словам "Леворукий знает зачем". Писать о любви жутко неловко и, как вы, может, заметили, я избегаю этой темы. Никогда не знаешь, кому попадутся в руки мои "мемуары". Это ведь скорее исповедь, подведение итогов. Но я не должен ничего скрывать. Я обещал себе быть честным, потому признаюсь, что я любил Рокэ Алву, такого жестокого и беспощадного для всех, кроме меня. И безумно люблю сейчас, но это уже не имеет значения. Я полагаю, он тоже меня любит. По его действиям и словам это можно угадать. У меня ни с кем и никогда не было таких чувств! Мы думали, что это все баловство, не больше. Думали, что это что-то проходящее, а оказалось, наоборот - вечное. Это не описать словами... Это как от Рассвета до Заката и обратно. Это грех, меня убьет отец, Росио боялся "сбить меня с пути", но все ли это правда, если это нас не остановило? Вальтер, как называем его с братьями между собой, всегда говорил, что позволять делать себе больно, неважно в порывах ли любви, - это слабость. А я все равно подставлял шею под укусы, потому что это так сносит крышу! Там уже нет никаких правил, заповедей, предрассудков и прочего. За этой гранью невозможно дышать и этого всегда мало. Помню, как признался Рокэ в любви, хотя, как признался... Скорее, он просто поставил меня перед фактом, что нам обоим это незачем отрицать, ведь все и так видно. Мы снова сидели в кабинете и снова пили вино. И он был так ласков в ту ночь, и я таял в его руках, совсем не получалось по-другому. Узнал про себя, что я ужасно тактильный человек. Стыдно признаваться в этой слабости, но я часто лез обниматься просто так. Просто прижаться всем телом, просто погладить по щеке, просто посидеть на коленях, просто спать в одной кровати, ощущая такого надежного человека сзади. Росио говорил, что я чрезмерно люблю ласку, смеялся и не возражал в ответ на мои просьбы. Ему нравилось это, как и мне. Я не мастер читать мысли по взгляду, но было что-то в его блестящих сапфировых глазах. Не видел ничего великолепнее. Этот взгляд, который вновь вспыхивает, как только я закрываю свои глаза, заставляет верить в лучшее, хотя я и так совсем не реалист. Об этом мне напоминала матушка, когда я рассказывал ей о своих планах на будущее. Еще монсеньор часто трепал меня по волосам, портя мне прическу и рвал одежду. Я на удивление быстро смирился с этими его пристрастиями. Но по волосам трепал не только он, Эмиль тоже. А я взял этот жест "расположения" себе и портил прическу уже Валентину. Эмоциональные качели тоже мне не чужды, но случались перепады не так уж и часто. Я могу внезапно уйти в какую-то меланхолию во время посиделки с Савиньяками или просто лежать на кровати весь день, по причине отсутствия настроения. Это всегда пугало Рокэ и близнецов, привыкших видеть меня в более, чем приподнятом настроении. Они расспрашивали, что же случилось, а я не знал, что им ответить и они просто молчаливо поддерживали меня. Этого вполне хватало. Замечаю сейчас, что мои впадания в апатию нередко приходились на те моменты, когда приходили письма с вызовом в Придду. Видеться с родственниками всегда невыносимо. Росио говорил, что возвращаюсь я всегда зашуганнее, чем был, и это тревожило его, но мы оба не могли с этим ничего сделать. Если говорить о последнем приятном, что приходит мне в голову - это вечера с гитарой. Я занимался на фортепиано в детстве, что по своему отразилось на моем душевном расположении к музыке, а Рокэ научил меня играть на гитаре. Кэналлийские песни у меня не получались, но какие-то свои мотивы я улавливал. После бутылки "крови" Алва садился на свое кресло, такой невероятно красивый и расслабленный, брал гитару и рассказывал истории под музыку. Да, пожалуй, я любил его песни именно за это: они все открывали какой-то дивный мир с моряками в дальних плаваниях, с русалками, завлекавших своим пением тех самых моряков, с птицами, сражавшимися с ветром и еще множество удивительных южных сюжетов. Я садился у его колен, почему-то всегда спиной, и слушал. Очень долго, до глубокой ночи, но спать мы не торопились. Эти песни Рокэ часто пел мне, своим удивительно приятным голосом, до рассвета. Он знал, что мне нравится и знал, что я бы сидел неподвижно еще дольше у его ног. Всегда мечтал съездить в Кэналлоа, чтобы узнать, где мой монсеньор провел детство, походить по замку, пляжам, наслаждаясь солнцем, но я, кажется, не успел. Остается наслаждаться пасмурной и холодной Приддой, пока еще это можно. Меня вызывали домой пару дней назад. Мы крайне печально расставались, сами не понимая почему и я очень долго держал его руки перед уходом. Он совсем невесомо поцеловал меня в уголок губ и отпустил. А я ушел. Думаю, он будет расстроен, если я вдруг умру. Я слышал, ползли слухи о какой-то жуткой картине, которую недавно прислали моим родителям. Я не знаю больше ничего, но холод ползет по коже без причины от этой мысли. Они не могут знать про нас, потому что никто и никогда не рискнет подставить Первого Маршала Талига. Но внутри неспокойно, поэтому я пишу этот, с позволения сказать, дневник. Отец позвал меня с утра на чрезвычайно важный разговор, предмет которого он не назвал. Но я верю, что все обойдется. Уже светает и мне пора заканчивать. Росио, ты говорил, что у меня восхитительная улыбка, так что я завещаю ее тебе, потому что ты единственный был ее постоянной причиной. Твой Джастин Придд