Martinaise's Literature Club

      Ветер сметает опавшие жёлтые листья к покрытым ржавчиной водостокам, загоняет их в узкие проулки между зданиями; уносит к морю, где те сперва оседают на волнах, а затем тонут в холодной зеленоватой глубине. Октябрь в Мартинезе сырой, угрюмый — по-другому никогда, кажется, не бывает, — и даже солнце, едва сиявшее сквозь густую пелену облаков, не привнесло ни капли тепла в этот день. Лужи на мостовых, покрытых булыжником, содрогаются рябью, на короткий миг искажая реальность. Плеск волн и крики чаек сливаются в единое целое с шелестом оставшейся листвы и скрипом грузовых кранов из порта — индустриальных титанов новой эпохи.              На часах без десяти семь. Окрашивая небо, лазурь сумерек опускается ниже в стремлении окутать район вслед за остальным Западным Ревашолем, но золотистый свет натриевых фонарей и окон зданий растворяет её здесь, внизу — у песчаных берегов рыбацкой деревушки, разводного моста и длинной узкой дороги, ведущей к воротам в порт. Напротив «Танцев в тряпье» с красной неоновой вывеской в старом комплексе расположилась небольшая книжная лавка. Внутри неё этим вечером на удивление людно; вот-вот должно случиться что-то удивительное и грандиозное.              — Добро пожаловать в книжный клуб Мартинеза! Мы очень рады вас видеть!              Звонкий голос Плезанции отчётливо слышно даже здесь, в отдалённой комнатке здания, где Аннет готовится к их первому собранию. Она с улыбкой приветствует людей, заходящих сюда: среди них новые, прежде невиданные лиц, но есть и те, кого она знает давно.              — Тётушка Билли, мы ждали вас больше всех, — произносит она, когда видит в арке дверного проёма высокую полноватую женщину. Её тёмно-каштановые волосы собраны в пучок, а круглое лицо тронуто первыми морщинами, которые становятся глубже, когда она улыбается в ответ. Билли Межан редко покупает здесь книги, но ей нравится болтать с Аннет тайком от её строгой матери, обсуждая новинки триллеров, любовных романов и фантастики.              Бывший спортивный зал украшен скромно, но со вкусом: к такому особенному дню Аннет сама подготовила бумажные гирлянды, чьи цветастые треугольники мерно качались под потолком, колыхаясь от порывов холодного воздуха из узких щелей оконной рамы. Спортивный инвентарь убран, а на его месте расставлены стулья, едва похожие друг на друга; их Аннет вместе с матерью вынесла со второго этажа. Теперь он, как и этот зал, открыт — благодаря детективу Дюбуа, обрушившемуся на их маленький район как ураган из диско, алкоголя и безвкусного, но колоритного гардероба, Плезанция немного усмирила своё суеверие. Не до конца, впрочем, поскольку уйма самарийских оберегов всё так же хаотично высилась вдоль прохода к лестнице, отпугивая некие «зловредные сущности». Говорят, полезно для бизнеса.              — Господин Мартен! — дружелюбно восклицает Аннет, когда старик неторопливо входит в зал. — Очень неожиданно видеть вас здесь. Как ваше ничего?              — Бывало и лучше, но не жалуюсь, — его добрый сиплый голос звучит как чистая концентрация миролюбия и беспечности. Серебристые поредевшие волосы торчат из-под его горчично-жёлтой кепки, потрёпанной жизнью не меньше его самого.              Следом за стариком входит ещё несколько людей, в основном молодые студенты, которые иногда заходят купить что-нибудь. Денег у них немного, а купюры обычно мятые, покрытые паутинкой тонких сгибов и заломов, но сомнения в том, что они честно заработаны, нет. Среди долговязых робких юношей сегодня новое лицо — невысокая девушка с маленьким вздёрнутым носом напоминает хорька, закутанного в свитер крупной вязки. В толстых линзах её очков отражается белесый свет лампы. Студентка ниже всех и на первый взгляд кажется отчуждённой; в компании парней ей не слишком уютно, но другой она себе не нашла. На мгновение их взгляды пересекаются, и Аннет чувствует в ней какое-то смутное недоверие. Скепсис. Ничего, ей не привыкать.              За ними подтягивается старый знакомый и один из соседей — юноша Гэри. Аннет он нравится: в нём много странностей вроде его манеры говорить некоторые слова на позабытый многими лад, или лёгкой нервозности, но именно от него можно услышать лучшие истории про криптидов. Затем высокая женщина в длинном тренче и красном брючном костюме — непозволительная роскошь здесь, значит, иностранка! — и ещё один старик, одетый в рабочий комбинезон и свитер. Чем-то похож на господина Мартена, но более худой и морщинистый, а ещё вместо кепки у него серая бини — такую часто носят рыбаки.              Скрип стульев и тихий гул разговоров заполняют маленький спортивный зал. На лицах пришедших мягкие полуулыбки, когда они смотрят на Аннет, а бумажные гирлянды над ними сонно колыхаются. Где-то за окном скоро начнётся дождь: мутные волны с силой бьют о стены, изрешеченные отверстиями от пуль, и каменные ступеньки, заливая их водой. Беспокойные крики чаек тонут в порыве ветра.              Маленькое сердечко дочки торговки книгами трепещет в ожидании начала.                     Как только стрелки часов показывают семь, Аннет встаёт на импровизированный подиум из деревянных ящиков, укрытых старым узорчатым ковром. Сегодня на ней любимая юбка — тёмно-зелёная в клетку, — а под тёплым шерстяным жилетом выглаженная рубашка с цветочной вышивкой; этот вечер для неё и вправду важен.              — Большое спасибо, что пришли на первое собрание нашего книжного клуба, — торжественно произносит она. Её голос похож на звон стеклянных колокольчиков — лёгкий и мелодичный. — Здорово видеть, что очень многие в Мартинезе любят читать.              Между собой перешёптываются студенты — отсюда не разобрать слов, но судя по улыбкам, те шутят над чем-то. Вдруг подаёт голос женщина в костюме, и в нём, таком же ярком, как и её одежда, слышен отчётливый арданский акцент.              — Не только из Мартинеза, смею заметить! — кажется, что её широкая белоснежная улыбка вот-вот ослепит всех присутствующих. — Меня зовут Пернилле Хиллингсё, я писательница. Собираю материал в Ревашоле для своего романа. Удивительное везение попасть на открытие целого литературного клуба здесь.              Она не пытается уязвить, но в её словах словно бы есть доля снисходительности. Неосознанной, беззлобной, но присущей всем, кто выбрался из трущоб мира в высший свет и теперь всячески пытается стереть память о прошлом в новой жизни.              — Ого! — Аннет искренне удивлена — впервые к ним приходит кто-то настолько близкий к литературе. — Надеюсь, вы найдёте здесь своё вдохновение. А о чём ваш роман?              — Оу, да так, о всяком, — Пернилле театрально отмахивается. — В центре действия — уроженка Ревашоля, которая пытается найти себе место в Окциденте. Сквозь тернии к звёздам!              Её светлые, роскошно завитые волосы залиты лаком и неестественно блестят в тёплом свете ламп. Вместо практичных ботинок — полусапожки с каблуком настолько тонким, что в голове невольно рисуется образ Пернилле, гордо ступающей в них по улицам Орании или Сюр-ля-Кле. Цок-цок — почти как копытца лошадей патрульных офицеров. И потом, этот длинный тренч; иссиня-чёрный, укрывающий её по колено, но едва пригодный к здешним капризам стихии. «Наверное, так и должны выглядеть модные писательницы, — отмечает Аннет про себя. — И к тому же иностранки». На мгновение нутро тянет странное липкое чувство, однако наваждение исчезает так же быстро, как и приходит. Конформизм присущ многим жителям Мартинеза, даже самым юным.              — Будем ждать вашу книгу с нетерпением, — произносит девочка, убирая короткие русую прядь за ухо. — Если сможете, приходите на следующую встречу. Она будет здесь ровно через неделю, в то же время. Мы могли бы обсудить ваши работы.              — Непременно, золотко!              Контраст красного, чёрного и белого запомнится ей надолго, но не факт, что она увидит его когда-нибудь впредь. По крайней мере в обозримом будущем. Однако надежду Аннет всё равно не теряет.              — В честь того, что это наша первая встреча, мама разрешила выбрать мне любую книгу на обсуждение. Вариантов было очень много, но я остановилась на...              В руках у неё всё это время был внушительный том: на его обложке гротескная серебристая гравюра чего-то, напоминающего осьминога, объятого морскими волнами. И где-то под ними, в самом низу находится крошечная лодка, а в ней человеческая фигурка, замершая в элдрическом ужасе перед существом.              — «Пучинах страха» Герберта Линдхардта!              По залу прокатывается волна тихих вздохов удивления. Юноши-студенты вместе с Гэри с любопытством разглядывают обложку; их подруга, напротив, усердно сдерживает свой интерес, но изредка поглядывает в сторону книги. Старик-рыбак прищуривается, а затем его бронзовое лицо искажает гримаса не то усмешки, не то скепсиса. Пернилле строит наигранно удивлённое лицо — трудно понять, делает ли она это вида ради или же у неё просто такая экспрессия.              — Есть те, кто уже читал её?              — Я, — вдруг раздаётся голос Билли Межан. — Морали, конечно, как таковой нет, но книга и не об этом. Описания в ней впечатляющие. Аж до мурашек.              Она характерно ёжится, подкрепляя этим свои слова. Тонкое стекло в оконной раме дребезжит под натиском ветра, словно вторя ей. Словно тоже видело это чудовище из глубин.              — Вы правы, описания у господина Линдхардта очень жуткие, — согласно кивает Аннет.              — И мы бы хотели услышать о них чуточку побольше, — впервые подаёт голос студентка, всё это время старательно прятавшая интерес. Голос у неё едкий и отнюдь не робкий — диаметральная противоположность её образу скромной серой мыши в крупных очках. Откинувшись на спинку стула, она складывает руки на груди и смеряет девочку взглядом. Вместо прежнего скепсиса в нём что-то плутовское, задорное; безмолвный призыв к действию, ведь ей и правда интересно. И не только ей.              Вот Гэри заправляет волосы за уши и чуть подаётся вперёд, чтобы слышать её ещё лучше. Старик Мартен, снявший кепку, с прищуром глядит на неё в ожидании. Где-то позади других Билли кивает ей в ободряющем жесте. Мисс Хиллингсё тихо постукивает кончиком ручки по разлинованным страницам записной книжки.              — На самом деле мало кто не знает Линдхардта, он себя зарекомендовал как фантаст и мастер ужасов. Однако не все его читали — у него специфичный стиль и предложения всегда такие долгие, что поначалу не всегда понимаешь, где конец первого, а где начало второго. Но опытных книголюбов, наверное, таким не запугать.              Аннет тихо смеётся и продолжает.              — В этой книге не только «Пучины страха», здесь ещё несколько маленьких рассказов, но они занимают четверть от всего объёма. В истории всего два персонажа: главный герой, профессор Томас Брук, и его пожилой коллега Ричард Медоуз. Оба посвятили жизнь изучению морской флоры и фауны на разных изолах, в основном на берегах Мунди и Островалии. В одной из экспедиций они находят новый, прежде неизвестный науке вид, однако не могут понять, к какому царству он принадлежит, — в нём есть и части животного, и части растения. У него склизкие тёмные стебли, очень похожие на щупальца, но без перепонок,  Кроме того, оно тянется из воды и его нельзя оттуда достать.              — Разве они не могли просто потянуть и... — студентка внезапно перебивает её, и тёмная густая бровь изгибается над роговой дужкой очков. Где-то в компании студентов раздаётся солидарное «вот да», сказанное полушёпотом.              — Они пытались! — тут же замечает Аннет, — но ничего не вышло, а Ричард потянул сухожилие. Его назвали «морской осокой» и решили изучать в полевых условиях. Вот только через пару дней Брук замечает, что оно стало больше, а с него начала сочиться какая-то таинственная слизь. К сожалению, подробный анализ они провести не могли, но универсальные реагенты показали, что это вещество не вступает в реакцию ни с чем. Иными словами, оно совершенно новое и его свойства даже близко неизвестны..              — Говоришь, у них были реагенты с собой? — вдруг вмешивается Гэри.              Аннет бодро кивает.              — А какие? Мне бы так, на заметку...              В голове у него роится с десяток идей того, как можно применить базовые реагенты в поисках криптидов, но в химии Гэри смыслит примерно столько же, сколько Аннет в работе инженера-механика.              — Боюсь, этого я не помню, — отвечает она с виноватой улыбкой. — Но вы можете прочитать книгу сами, она есть у нас в продаже в нескольких экземплярах, и там всё узнать. Ну или взять в библиотеке. В общем...              Она тихонько прокашливается и продолжает.              — На самом деле к каким-либо выводам они так и не пришли — образцы тканей, срезанные с щупалец, высыхали и превращались в труху спустя всего час. Кроме того, слизь оказалась вредной для человека, и Ричард к утру третьего дня заражается неизвестной болезнью. Лихорадка, изнеможение и странная пигментация в местах, куда попала слизь. Но самое жуткое — его галлюцинации.              Аннет нагнетает обстановку, чуть снизив голос. Рыжий паркет тихо скрипит под чьими-то ботинками. В узкое вытянутое окошко стучит дождь, настукивая ритм октябрьского вечера. Здесь, в зале, однако, нет ни сырого ветра, ни тяжёлых холодных капель — лишь тепло и золотистый свет лампы, и несмотря на это, Аннет удаётся приковать внимание к себе. В чьих-то молодых глазах заворожённый блеск, на губах студентки лёгкая полуулыбка, а позади всех Билли Межан неуютно хмурится картинам своего воображения.              — Ему всё мерещились какие-то чудовища, говорящие с ним из глубин океана, — продолжает она. — Что грядёт если не конец света, то что-то страшное, хуже самой Серости. К сожалению, вечером он погибает, а ночью Брук, сам обезумевший и от смерти коллеги, и от его бреда, решается уничтожить это существо в воде раз и навсегда.              Вдруг Аннет замолкает; видя, с каким предвкушением люди смотрят на неё, она широко улыбается и добавляет:              — А дальше... я могу предложить вам приобрести книгу у нас! Или взять её в библиотеке, если у нас не хватит экземпляров.              В зале воцарился тихий гомон: недовольные — но беззлобные, — «на самом интересном месте» и «да как так-то» заполнили воздух наряду со вздохами недоумения, прежде чем поверх них раздался чей-то хриплый резкий голос.              — Не-е, такое вряд ли бывает, — говорит старик Арво, тот самый рыбак в моряцкой шапочке. Бронзовая кожа на его лице испещрена морщинами и напоминает мятый лист фольги, изрядно потускневшей за годы. — Море своих тайн не раскроет, но такое... нет, вряд ли.              — А я думаю, что бывает, — возражает Гэри, но под взглядами других быстро тушуется. — Островалийский фазмид вот оказался настоящим.              — Так-то оно так, да только он животина земная, а не морская. Хотя... — Арво задумчиво чешет подбородок, укрытый редкой седой бородёнкой. — Есть у меня одна сторица, авось пойдёт на вечер. Надо оно вам?              — Разумеется, — кивает Аннет, садясь на край одного из ящиков. — Это тоже часть обсуждения книги.       — Ну, так и быть. Землячка моя, может, и слышала про такое тоже аль сама видела, если повезло.              Он смотрит на Пернилле, и та в странном смятении отводит взгляд: сначала на Аннет, затем в свой блокнот, где она сделала несколько заметок. Арво тем временем прокашливается — кашель у него влажный и долгий, но не тот, который бывает у заядлых курильщиков, — а затем начинает.              — Я когда жил не здесь, а в Арде, и был помоложе, ходил как-то в море рыбачить под ночь. Было это осенью, точно помню, форель на нерест пошла. Только отчалил от берега, как вода светиться начала. А я молодой был ещё, испугался и с места двинуться не могу; меня ко дну ялика как смолой приклеило намертво. Ну давай наблюдать: всё блестит так ярко, вот прям как в сказке, и цветами переливается. Зелёный там, голубой. И не заканчивается, всё куда-то на запад тянется с юга.              Представить то, что он видел, несложно — воображение у Аннет всегда было хорошее. Вот в глубине осенней ночи на кротких волнах качается чей-то ялик, а в нём крошечная, будто оловянная фигурка юного рыбака. Под ними — неровная полоска света, напоминающая северное сияние в тех же дальних землях Катлы. Сквозь толщу воды трудно разглядеть, но он похож на плотный косяк рыбок, спешно плывущих вдаль от арданских берегов. Их чешуя блестит, переливается цветами радуги — от небесно-голубого к нежной бирюзе и до зелёного, такого же, как река Эсперанс в погожий весенний день.              — Так и что же там было? — нетерпеливо спрашивает Гастон Мартен, впервые подавший голос.              — Решил: дай руку суну, авось что будет. На ощупь вода водой, а как только руку вынул, так в ладошке этих огоньков тьма тьмущая, — он машинально потирает ладони — кожа на его длинных костлявых пальцах сухая и похожа на натянутую клеёнку. — Извиваются, но молчат, только знай себе блестят. Ну и отпустил я их, а то мало ли живые, так без воды задохнутся. Не знаю, сколько просидел так в лодке, но когда они ушли, сразу ветер завыл страшный, накрылась моя рыбалка тогда. А больше я их потом так и не видел ни разу за полвека.                     Тишина. За окном в ливнёвках шумит дождевая вода; западный ветер треплет волны у побережья, заставляя их разбиваться о пляж в тысячи брызг. Вдалеке рычат двигатели мотокарет, застрявших в рутинной вечерней пробке. Все, от Пернилле и Мартена до Билли Межан и долговязых студентов, заворожённо глядят на старика; Аннет вместе с ними. Детские пальчики сжимают твёрдый корешок книги, пока большие карие глаза сияют восторгом — никогда прежде она не слышала ничего такого от местных. Справедливости ради, она не видела Арво здесь прежде: возможно, он один из тех немногих, кто остался жить в рыбацкой деревне, и никогда не забредает сюда. Но ещё он похож на кочующего бродягу, нашедшего единение с морем, — не исключено, что и с самой Серостью.              — Ну а это для особо впечатлительных, — отмахивается Арво и поправляет шапочку. Из-под неё выбивается прядь редких белых волос. — Если и есть такое в нашем море, то его бы чем посерьёзнее злить придётся. Ему такая чепуха погоды бы не сделала.              — А ещё это всё похоже на Серость, — заявляет один из студентов. На вид — самый умный, с широкими очками и приглаженными волосами. — Знаете же, как она на психику влияет: поплаваешь туда-сюда больше, чем нужно, и вот тебе уже мерещится чертовщина всякая.              Его слова подхватывают с одобрительными «точно!» и «очень на неё похоже», и, к удивлению Аннет, это быстро превращается в миниатюрную дискуссию о свойствах загадочной материи, столь далёкой от их маленького района. Сама Аннет знает о ней не слишком много, чтобы участвовать в разговоре, но ей нравится видеть, как одна история сплотила людей, казалось бы, столь разных по духу и восприятию мира. Ей нравится, что вольный пересказ её любимой книги — другую она бы не выбрала, — не оставил слушателей равнодушными, несмотря на специфику. В конце концов сегодня каждый смог ненадолго прикоснуться к чему-то за гранью понимания науки; кто знает, чем это было на самом деле, но сомневаться в его реальности почему-то не приходится. Что-то внутри подсказывает Аннет — он не врёт.              — А как насчёт того, чтобы обсудить ещё что-нибудь из библиографии Линдхардта в следующий раз? — вдруг спрашивает ещё один студент, сдувая рыжую челку, спавшую на глаза. В юношеском голосе слышен трепет — бойкое, яркое чувство, как и он сам. — Его интересно анализировать с точки зрения Серости.              — И книжки у него ничего так, хоть и выдумки, — поддакивает ему друг в очках.              — Конечно! — Аннет кивает им с радостной улыбкой. — У кого-то есть ещё пожелания для обсуждения?                     Дождь в Мартинезе затягивается вплоть до глубокой ночи. Тяжёлые капли стучат по крышам и окнам, собираются в широкие лужи на мощёных улицах вокруг жилого комплекса, на асфальте от ворот порта и до выезда в город. Море бушует, призывая остаться на суше, — волны слишком тревожны этим вечером и успокоятся лишь к утру, когда над Мартинезом взойдёт солнце. Но пока внешний мир борется со стихией, внутри маленькой книжной лавке на краю мира с дюжину людей обсуждают то, что навряд ли имеет хоть какое-то отношение к Элизиуму. Им тепло и уютно в компании друг друга, несмотря на то, какие они разные: вот Пернилле делится заметками со студенткой, которой близки её радикальные взгляды на права женщин. Вот Арво обсуждает с Гастоном минувшую лет пятьдесят назад эпоху — в ней осталась их юность, беспечность и первая любовь. Билли Межан советуется с молодыми парнями насчёт фантастической литературы; говорят, скоро Айзек Радзинский, известный граадский фантаст и мэтр жанра, должен выпустить новый роман.              Аннет бросает взгляд на книгу в своих руках — гравюра на её лицевой стороне маняще блестит в свете ламп, — а затем смотрит на компанию перед собой, и её лицо озаряет широкая счастливая улыбка. Этим вечером литературный клуб Мартинеза начинает свою работу на постоянной основе.