Инструкция по употреблению

— О великий двадцать шестой дух, Герцог Буне! Явись предо мной, исполнив наш договор! Твой истовый слуга призывает тебя! — Доброй ночи. — О… Герцог? Здесь так темно, я не вполне… Но этот голос мне незнаком… — Герцог Буне занят, меня попросили его подменить. — Но… разве такое возможно? — В этом подлунном мире все возможно. Кстати, затушите какую-нибудь свечу, мне неудобно стоять. Вы нарисовали очень маленькую пентаграмму. — Прошу прощения… мадам? Мадемуазель? — Называйте меня Виола. Вот так, наконец-то. Я присяду здесь, в кресле, вы не против? — Конечно-конечно… Быть может, вина? — Только себе, если угодно. Я не пью на работе. — Разумеется, госпожа Виола… Один момент… Это недурное анжуйское. Итак, перейдем к тому, ради чего я вызвал вас… Точнее, я вызывал Герцога, но… не знаю, передал ли он вам суть вопроса… — Вы хотели попросить у него исполнение своего желания, как было договорено между вами десять лет назад. Десять лет службы — за один материальный или нематериальный подарок. — Да-да… мне говорили, что обещание демона нерушимо… — Пожалуйста, не называйте Герцога демоном. Разве вам было бы приятно, если бы вас все время звали, скажем, «млекопитающим»? Будь он на моем месте, вам могло бы прийтись худо. — Прошу прощения… Итак, я готов произнести свое пожелание. — Славно. А я готова его выслушать. — Я… я желаю… невероятного богатства! — Всегда популярный выбор, но… Послушайте, любезный, как вас… — Я дворянин! Впрочем, вы можете называть меня просто Клод. Или, если вам претит это, «Неизвестный философ». — Итак, неизвестный Клод… Давайте я кое-что вам расскажу. Так сказать, проведу быстрый урок Просвещения. Никогда, никогда, никогда нельзя формулировать свои желания так скоро и так коротко! Вы же буквально сами напрашиваетесь на неприятности. — Мадемуазель Виола… боюсь, я не вполне понимаю. — Это очень заметно. Смотрите, друг философ, мы — сущности мира Гоэтии — сотканы из противоречий. Это суть нашей природы. И как таковые, мы, с одной стороны, весьма дотошны в исполнении своих обязательств по заключенным контрактам, а с другой — можем крайне вольно их толковать. Вот вы только что пожелали, цитирую, «невероятного богатства». Как это следует понимать? Оно невероятно в том смысле, что в него никто не верит? Или оно само не существует? Или его пребывание у вас недостоверно? Здесь великий простор для фантазии — а фантазия у нас бесконечна. — Нет, я имел в виду, что хочу быть… безумно, чудовищно богат! — Вы желаете быть сумасшедшим чудовищем? Необычно, но вполне реализуемо. Кроме того, где и когда должно появиться ваше богатство? Не думаю, что вас бы порадовало, обрушься сейчас с потолка тонна золота и драгоценных камней. Она погребла бы вас под собой, но формально наш договор был бы выполнен в точности. Понимаете, о чем я? — К-кажется, да… — Опять-таки, возможен и еще более простой вариант — когда вы, уже дряхлый старец, лежали бы на смертном одре, могло прийти письмо от дальнего родственника, оставляющего вам колоссальное наследство. Но зачем оно вам на пороге небытия? В таких вопросах нужно быть очень осторожным и предусмотрительным. Многие, кстати, записывают свои желания. — Это… это невероятно глубоко, мадемуазель, я как-то не обдумывал данный вопрос с такого угла зрения… Следует обязательно уточнять время и место получения награды, сейчас я поразмыслю о них… — Хорошо, что я начала с самого элементарного. Богатство ведь тоже можно понимать по-разному. — Неужели? — Конечно. Я могла бы сделать вас великолепным садовником. Человеком исключительного таланта, мастером прополки и виртуозом высаживания клубней. — Боюсь, я снова… — Конечно, не понимаете. Талант — тоже богатство, пусть и не в смысле, который сейчас вкладывают в это слово, хотя когда-то было иначе... Но я в добром расположении духа сегодня и притворюсь, что это значение не пришло мне в голову. — Святые угодники… простите, вырвалось. Выходит, я должен формулировать свою просьбу примерно так: «Желаю через четверть часа получить сто тысяч золотых луидоров, которые находились бы в холщовом мешке у моих ног»? — Видно, что вы начинаете понимать, хотя «час» бывает академическим, египетским или мертвым, что тоже необходимо учитывать… Но в действительности, все еще больше осложняется. — Куда уж сложнее? — О, вы даже не представляете. Задайте себе вопрос: чего не должно случиться при исполнении вашего желания? Например, никак не уточняется, что ваши ноги в момент появления мешка с луидорами должны составлять единое целое с остальным вашим туловищем. — Что? Но, мадемуазель Виола, как это возможно… — Как я уже говорила, все возможно в этом мире. Также следует уточнить, что луидоры должны быть не только золотыми, но также круглыми, тяжелыми, и нести на себе профиль вашего дорогого короля Людовика. Возможно, не помешало бы описать, как выглядит этот профиль, уточнить, что золото не должно быть расплавленным, а мешок — содержать голодных пираний, гигантских скорпионов… и других опасных тварей. Равно как и отравляющих газов, химических кислот, горящего пороха… — П-позвольте, но подобное описание займет часы! Да что там — дни! — Именно поэтому я и сказала, что лучше было бы его записать. — Клянусь Спасителем… прошу прощения… Я и не думал, что все настолько серьезно. И ведь у меня всего одна попытка… — Меня тоже удивило, что Герцог не предоставил вам хотя бы три, это более в наших традициях… Развлечения ради, могу рассказать, чем порой оборачиваются более, я бы сказала, гуманистические желания некоторых ваших собратьев. Один вольтерьянец пожелал скорейшего наступления прогресса в воздухоплавании — и вскоре разбился на воздушном шаре собственном конструкции. Другой мечтал, чтобы в будущем не существовало войн — и можете себе представить: спустя несколько сотен лет само слово «война» кое-где станет запретным. Третий же… — Умоляю, остановитесь! Боже мой! Если бы я знал… если бы я только знал… Скажите, я могу отказаться от своего желания? — Тогда вы разорвете условия своего договора с Герцогом Буне. Герцог крайне не одобряет такого поведения контрагента. Вам придется сделать выбор. — Клянусь Богом, я не хочу! Зачем, зачем я пошел на это?.. Нет, ясно одно: нельзя желать ничего всеобъемлющего, универсального — это может привести к катастрофе. Мое воображение слишком темно и гротескно, чтобы даже вообразить последствия желаний космического масштаба и космической же глупости… Нет! Также я более не хочу ничего для себя: так я могу навлечь несчастье на свою голову, а также дорогих мне людей. Что же остается? Только облагодетельствовать посторонних! Не так ли, мадемуазель? — Возможно. Признаться, я не очень внимательно вас слушала. Философия — не мой конек. — Понимаю. Возможно, когда-нибудь вы осознаете ее прелесть… Итак, я определился. Я желаю, чтобы вы, мадемуазель Виола, когда-нибудь нашли то, к чему стремитесь, то, к чему вас ведет ваш внутренний голос. Я хочу, чтобы когда-нибудь вы все-таки стали счастливы. Таково мое желание. Вы еще здесь, госпожа Виола? Стало слишком темно… — Вы странный тип, любезный философ. Я ни к чему не стремлюсь в этой сумрачной реальности. И уж совершенно точно ничто не ведет меня по ней, кроме моих собственных желаний и причуд. — Я знаю это. Было нетрудно догадаться, учитывая… э-э-э… ваш род занятий. Поэтому я и сказал то, что сказал. Надеюсь, это не противоречит условиям моей сделки с Герцогом? — Полагаю, нет. Желание высказано, я могу возвращаться. Должна сказать, я удивлена: мне казалось, вы все-таки остановитесь на варианте с луидорами. — Я смогу их заработать сам. Но мало кто может похвастаться тем, что осчастливил одно из порождений Гоэтии… не правда ли? Темнота не ответила. ***