Чужое празднество

Вэй Ин сидел в комнате, пустым взором уставившись в стену напротив. Красные одежды, должные быть символом счастья в столь прекрасный день, — счастье среди бесконечной череды смертей и крови, — в глазах его были равносильны траурным — похоронными одеяниями первого ученика Пристани Лотоса. Сегодня Вэй Ин исчезнет с лица земли, покинет мир неупокоенным, несчастным духом, что будет преследовать своих мучителей, до конца их коротких жизней. Сегодня родится новый член семьи Цзян — Цзян Усянь, человек, который встанет во главе малочисленного отряда клана Цзян и покинет свою новоиспечённую супругу, чтобы вести своих людей на поле боя, против тех, кто осмелился поднять руку на его семью. Тех, кто убил его брата, сжёг его дом и посмел измываться над телами его дяди и госпожи Пристани. О, Небо! Это был бесконечный, непрекращающийся кошмар. Даже в страшном сне он не мог представить, что однажды ему придётся взять в жёны собственную шицзе. Преклонить колени перед предками и небесами, с той, кто когда-то носила его на собственных плечах, ласково дула на содранные детские коленки и беспокойно выслушивала нотации собственной матери. Девушка, что заменила ему мать, стала старшей сестрой — центром его маленькой, но такой важной, семьи, теперь должна была стать ему супругой. Какой негодяй решил, что взять в жены сестру — самое разумное в этой ситуации решение? Ах, да. Это был он сам. Усянь проклинал свой длинный язык, который только и мог, что молоть чушь. Он предложил это в шутку — как одно из возможных временных решений. Кто же знал, что несчастная горстка выживших старейшин клана Цзян, при поддержке прибывших старейшин клана Юй, руками-ногами вцепятся в предложенное решение проблемы. Никто из них не хотел терять Первого и самого одарённого ученика Пристани Лотосов. И страх этот был вполне обоснованный, потому что Вэй Ин был влюблён. Настолько, что готов был оставить клан, лишь бы иметь возможность быть рядом со своей возлюбленной. Никто из них даже не подумал, что Усянь готов был бросить всё ради семьи и шицзе. Он бы оставил свою любовь, бросил бы её к ногам Цзян Янли, принимая свой долг, стоило бы ей только заикнуться об этом. Шицзе не просила. Поставила перед фактом. И за это Вэй Усянь простить готов не был. Впервые он встретил Лань Чжань в библиотеке ордена Лань, куда его направили на отработку наказания за вольные мысли об использовании тёмной энергии на уроке у достопочтенного учителя. Прекрасная, прекраснее лунного света и сияния звёзд, девушка покорила сердце Усяня с первого взгляда. Забыв как дышать, он смотрел на уточённую деву, что внимательно изучала один из многочисленных трактатов, хранящихся в павильоне знаний. Первое, что сделал Вэй Ин — упал на колени возле молодой госпожи и попросил её стать его спутником на тропе совершенствования. Огромные, удивлённые глаза Ванцзы — два драгоценных солнца, — он запомнил на всю жизнь. Девушка, оказавшаяся прекрасным нефритом клана Лань, удивлённая и испуганная внезапным предложением от незнакомца, изящным движением руки выкинула нахала в окно, тут же покинув библиотеку. В спину ей разносился довольный, тёплый смех незнакомца. Вэй Усянь, счастливый до помутнения в глазах, влюблённый и пьяный чувствами, ещё долго пугал своим видом обеспокоенного его поведением брата. В итоге, это стало их маленьким ритуалом — при каждой новой встрече Вэй Ин предлагал себя деве Лань в качестве спутника жизни. Его не пугал ни грозный взгляд Цзян Чэна, грозившего переломать ему ноги, ни мягкая улыбка Лань Сиченя, на проверку оказавшаяся пастью гуля, готовая проглотить его за любое неверное слово и действие в сторону драгоценной младшей сестры. Лань Чжань, постепенно привыкнувшая к его словам, всё также продолжала называть его бесстыдником, пряча при этом свои горящие в смущении уши. Они сближались, постепенно узнавая себя и друг друга. Вэй Ин восхищался её красотой, силой её Золотого ядра, упорством в достижении поставленных целей и даже тем, как мило она отчитывала его за нарушаемые им правила. Вэй Ин никогда, ни за что ей не скажет, что вызубрил все правила клана Лань ещё в первый день их встречи, только для того, чтобы проводить с ней время, специально становясь самым злостным нарушителем за всю историю ученичества. Лань Чжань же, никогда не скажет ему, что раскусила его намерения уже на третьем нарушении. Они были противоположностями друг друга словно инь и ян, дополняли друг друга и делали чуточку лучше. Лань Сиченю пришлось сдаться в тот момент, когда он увидел как сияли глаза сестры, прячущей за своими светлыми юбками, такого же светлого маленького кролика — подарок господина Вэй. И, хотя Сичень, был не слишком доволен выбором сестры, ему пришлось смириться, потому что его дорогая маленькая А-Чжань была счастлива и буквально лучилась от счастья. Лань Цижень, едва оказавшийся на грани искажения ци, ставший свидетелем их поцелуя, только схватился одной рукой за грудь, второй размахивая что-то не слишком приличное в адрес юньменского распутника. Дядя смилостивился лишь после того как выслушал покаянную исповедь Вэй Усяня, давая безмолвное одобрение на их отношения, вытребовав с ордена Цзян первое письмо. Конечно всё было совсем не так просто. Мадам Юй, узнав, что Вэй Усянь увёл потенциальную невесту её А-Чэна рвала и метала, грозясь перебить этому негодяю спину так, чтобы встать больше даже не мог. Глава Цзян, задумчиво читающий письмо, лишь грозно глянул на жену и принялся писать обручальное письмо клану Лань. Как бы громко не кричала госпожа Юй, как бы не грозилась, он бы никогда не позволил ей устраивать жизнь Цзян Чэна. Хватит им и Янли, влюблённой и страдающей от холода жениха, что не разделял её чувств. Хватит с клана Цзян навязанных браков, что только разрушают его семью, отдаляя его детей от Фэнмяня; хватит разлада и ненависти, что губит его детей. Рядом с торжественным письмом в клан Лань, легло ещё одно — короткое, лаконичное и спокойное, — кричащее о боли главы Цзян, — о его готовности разорвать узы брака, если его госпожа Юй Цзыюань более не желала быть частью семьи Цзян, что своим поведением лишь укрепляла, выросшие в груди Фэнмяня, осознание и неготовность следовать за ней, позволяя разрушать его детей и клан. Вэй Усянь был благодарен дяде Цзян за поддержку, Лань Циженю — дяде Лань, А-Ин, — за принятие и Лань Чжань — за любовь и веру в него. Остаток времени, отведённый на обучение адептов, они проводили вместе с Ванцзы. Сбегали от зорких глаз Цзян Чэна и Лань Сиченя, принявшихся с удвоенным энтузиазмом, — хотя касалось это только Сиченя. Цзян Чэн скорее сломал бы ему ноги, чтобы оставался в поле его зрения, — следить за влюблённой парой, контролируя степень их близости. Лань Чжань водила Вэй Ина в Цайи, где с интересом, под надзором будущего мужа, знакомилась с городком, заново открывая для себя покрытые льдом эмоции. Удивление, восхищение, радость и счастье. Любовь, желание и вожделение. Вэй Ин, готовый казалось бы ко всему, оказался несколько не готов к тому напору эмоций, что скрывался под маской холода Лань Чжань. Он поддавался, защищался, смеялся и кричал. А ещё смущался и смущал сам, флиртуя, поддразнивая и преклоняя колени перед Ванцзы. Скрываясь от нянек, они целовались, укрытые стенами домов, гибкой зелёной листвой и талисманами тишины. Узнавали друг друга, учились читать малейшие проявления эмоций. Касались и ласкали. Губы Вэй Ина глотали тихие, нежные вздохи А-Чжань, огибали нежные девичьи скулы, присваивали впадинку тонких ключиц. Руки согревали стан, облачённый в нежнейшие шелка, робко касались аккуратной груди, с трепетом оглаживали кожу бёдер, сокрытых белоснежными юбками. Лань Чжань вздыхала, зарывалась рукой в чёрный водопад волос, стягивая алую ленту, прикусывала мочку уха, пуская мурашки по шее Вэй Ина. Любовно оглаживала крепкие мышцы груди и пресса, отодвигала ворот чёрных одеяний и грела ледяные от волнения пальцы под алыми одеждами. Они не спешили. Уверенные в завтрашнем дне, окрылённые взаимностью чувства, разлетелись осколками о слухи и нервные шепотки и переглядывания старших. Война стучалась в их двери, не спрашивая чужих желаний. Ванцзы беспокоилась, — готовая встать на защиту родного ордена, если потребуется, — всё чаще искала успокоения в руках Вэй Ина. Всё чаще молчаливо просила быть рядом, не оставлять в тишине уединённого жилища. Вэй Ин, видевший переживание в темнеющих янтарных глазах, ярко улыбался, ночами прокрадываясь в одинокое цзинши. Чаще они просто лежали, наслаждаясь теплом любимого человека рядом, но иногда, когда переживания брали верх, Лань Чжань стягивала с Усяня верхнее одеяние, оставляя того только в нижних штанах и позволяла себе окунуться в ощущения. Вэй Ин всегда был нежен и терпелив, в то время как Ванцзы напориста и стремительна. А-Чжань нравилось касаться чужого пресса, ногтями цеплять горошины сосков и кусать Вэй Ина всюду, где он позволит. А-Сянь любил целовать щеки, прикусывать нижнюю губу Ванцзы, скользить руками по бокам, обхватывая полные груди и разминать мышцы всегда напряжённой спины Лань Чжань. Дразнить розовый бутон её тела и срывать хриплые стоны с губ, слизывая остатки её возбуждения. Обучение закончилось резко, тяжелой нотой расставания с любимым человеком. И всё завертелось, так быстро, что мало что было возможно сделать или понять в круговерти событий, пока не сузилось не разбилось об острые сколы реальности. Горящая Пристань, смерти семьи, адептов, брата. Горящее желание мести в груди и ледяной ушат воды — свадьба с сестрой. Усянь вздрогнул, когда плеча его коснулась сухая рука Старейшины Цзян. — А-Сянь, — проговорил он, — пора. Пристань Лотоса, её остатки, не повреждённые в пожаре, украсилась в алый, — цвета крови его семьи, цвета одежд тех, кто был за это в ответе, — празднуя маленькое торжество среди темени, укрывшей землю. Усянь огляделся, с болью вспоминая прежнее величие резиденции, пеплом лежащее на земле, покоящееся на дне лотосовых озёрах. Храм предков — одно из мест, что не тронуло огнём, был одет в фонари с пожеланиями счастья. Под ногами лежали лепестки лотосов, а в глубине храма на столе ждали своего часа несколько красных фиников, арахис, парочка лонганов и семена дыни. Вэй Ин только вздохнул, поражаясь тому как старейшинам удалось найти все традиционные блюда для стола невесты. Впрочем, всё это его мало волновало. Встав возле табличек с именами покойных главы Цзян и мадам Юй, Вэй Ин с болью заметил рядом таблички с именами его родителей. Это открытие сильно резануло по сердцу, отдаваясь тяжёлым воспоминанием об обещании Лань Чжань подготовить таблички его родителей к их церемонии. Их. Церемонии. Не церемонии Цзян Янли и Цзян Усяня, а Лань Ванцзы и Вэй Усяня. Хах, забавно. Сегодня его лишат не только призрачной надежды быть с любимой женщиной, но и даже собственной фамилии. Фамилии, за которую он держался всю свою сознательную жизнь, не позволяя отобрать то, кем он был и то, кем он стал. Но сегодня…сегодня, ему уже всё равно. Тихий шорох сзади, подсказал, что невеста уже пришла. Взяв себя в руки, Вэй Усянь обернулся, скользя взглядом по фигурке укутанной в алые одеяния. Покров, укрывавший невесту, был единственной вещью, расшитой золотой нитью. Неужели госпожа Цзинь постаралась? И это после того, как шицзе отказалась от повторной помолвки, предложенной щедрой рукой госпожи Башни Кои. Когда-то Вэй Ин мечтал увидеть шицзе в свадебном наряде и плакать от счастья на её свадьбе. — Ты прекрасна, шицзе, — улыбается он, протягивая руку невесте, другой утирая скопившиеся в глазах слёзы. Он плачет. Но слёзы эти горьки и болезненны. Его никогда не простят. Пара встаёт на колени и кланяется небу и земле. Вэй Ин крепко держит холодную ладошку сестры, помогая вновь подняться на ноги, чтобы затем также склониться перед дощечками с именами их родителей. Поддерживая, встаёт и отпускает чужую руку, поворачиваясь к своей почти жене. Они склоняются друг перед другом, отдавая последний — третий поклон. В душе Вэй Ина пусто. Он снова помогает подняться теперь уже своей молодой супруге и улыбается, чувствуя как сильно дрожит рука в его ладони. Он будет улыбаться, принимать немногочисленные поздравления, крепко удерживая Янли за руку. Выпьет чашу вина, что поднесут ему старейшины и, через какое-то время, позволит увести супругу в их покои, успокаивающе проведя большим пальцем по дрожащим рукам. По окончании небольшого празднества, Вэй Ин отправится в покои. Его тошнит. Тошнит от осознания, что он должен касаться сестры как желанной женщины, соединиться с ней, проливая семя, даря наследника клану Цзян. Как он может это сделать? Как? Это. Его. СЕСТРА. Но потому что это его сестра, Вэй Ин берёт себя в руки, в очередной раз просит прощения у Лань Чжань, желая ей забыть его как страшный сон, хоть сердце и разрывается на кусочки от одной мысли, что с ней будет кто-то кто не он. Вэй Ин выдыхает холодный воздух — ночь на удивление тёмная и холодная, и открывает двери покоев. Внутри слишком тепло от яркого пламени свеч, расставленных по всей комнате, и Вэй Ин жалеет, что недостаточно пьян для счастливого жениха. Он подходит к жене, что кротко сидит на краю их ложа, застеленного красной тканью и робко касается вуали. Руки чуть дрогнули, но Вэй Ин надеется, что шицзе в своём волнении не заметила этого. Одним резким движением, покров слетает с девичьей головы, а дыхание Усяня перехватывает, отчего он выдаёт жалкое, сиплое, полное неверия: — А-Чжань?