***
В этот день коридоры старинного здания дышали музыкой. Шли занятия, и обрывки вокализов и упражнений слышались отовсюду, так же, как и звуки клавишных инструментов. Современные частные студии давно использовали электронные инструменты. Даже в консерватории, в некоторых кабинетах легко можно было встретить электронное пианино. Но не здесь. Заветный пятый кабинет в этот день заливал солнечный свет, бликуя на поверхностях белого рояля. Очень умиротворяющее зрелище. Белобрысый концертмейстер в футболке с козой, сложенной из пальцев, и надписью «Rock on!» был уже на месте, что-то наигрывая одной рукой и одновременно листая ноты. — О привет, — сказал он, словно Тэхён был его старый знакомый. — П-привет, — отозвался парень. — Располагайся, он сегодня опоздает. — Хорошо его знаешь? — Лучше, чем хотел бы, — посмеялся Юнги в свои ноты, — ты постарайся к нему попроще относится. Чон, конечно, сумасшедший, но гениальный. Дело свое знает. Если ты здесь во второй раз, значит, есть с чем работать. — Спасибо. Может, пока начнем, там, глядишь, подойдет? — предложил Тэхен. — Не-не, я не самоубийца! Время шло, а профессора все не было. Тэхён устало сел на пол, сложив ноги по-турецки, и залип в телефон. Юнги продолжал играть, что-то записывая в нотную тетрадь. Чонгук ворвался в кабинет, как вихрь из ада. — Ну, что тут все такие расслабленные! Работать, работать! Юнги с меланхоличным лицом закрыл ноты и замер, положив руки на колени, как прилежный ученик музыкальной школы. — Губы сомкнуть, зубы разжать. Звук в лицо, погнали, Юнги! Это были стандартные упражнения, которые делают вокалисты от мала до велика, и Тэхён с присущей ему старательностью начал следовать за музыкой. Пока Тэхён распевался, Чонгук несколько раз подскакивал, слушая то справа, то слева. Потом потыкал пальцем в лоб, бормоча себе под нос что-то непонятное. — Достаточно, — наконец сказал он. — Ложись на пол. — Что? — не понял Тэхен. — Что слышал. На пол ложись! Юнги кивал ему, призывая делать, что велено. Выматерившись про себя трехэтажным, так как на нем была белая футболка, Тэхён лег, вытянув конечности. Пол был жестким и пыльным. Чонгук, метнувшись черной молнией, взял стул и поставил его над Тэхёном так, что ножки возле спинки были над его плечами, а другие возле талии. Сам профессор сел на стул, поставив свои ноги по обе стороны у его головы. — Что вы делаете? Отпустите сейчас же, — заметался Тэхен, пытаясь выбраться из ловушки. Но довольно узкий стул и ноги в лаковых туфлях не давали ему возможности никакого маневра. — Теперь споем. — Я не буду петь! — Юнги, начинай. — Он назвал известное произведение, довольно комфортное под голос Тэ. Концертмейстер с видом будды, как будто ничего экстраординарного не происходит, заиграл вступление и даже кивнул, когда нужно начинать. — Юнги, да помоги ты мне! — только вскрикнул Тэхён, который уже начал не на шутку злиться. — Споешь, отпущу. Юнги, не трогай. Он на меня работает. Все это время Тэхён пытался выбраться из-под стула, но безрезультатно. Уже вспотев, он все продолжал свои попытки. — Юнги, еще раз! — тот заиграл вступление и кивнул, когда надо вступать. Тэхён проигнорировал, все еще извиваясь под стулом. Тогда Чонгук запел сам, хотя это была вовсе не его тональность, но получалось довольно славно. Тэхён заслушался и внезапно прекратил двигаться, лишь держал щиколотки Чонгука в руках возле своей головы и тяжело дышал. — Давай, теперь ты, — спокойно допев куплет, сказал преподаватель. И Тэхён запел. Бархатный голос зазвучал, отражаясь от куполообразного потолка волшебными мелизмами. Сам парень в таком положении никогда не пел в полный голос. Это был новый опыт и довольно интересный. Совершенно неожиданные и удивительные ощущения переживал он. Потом увидел взгляд Чонгука, который, открыв рот, глядел на то, как поет студент, ловил каждый звук. — Очень хорошо, — сказал он, когда Тэхён закончил. Юнги криво улыбался краешками губ, пряча лицо в альбоме. Стул вернулся на место, а Тэхён обессилено сел на полу. — Ну что, испугался? — живо поинтересовался Чонгук. Тэхён не ответил, глядя исподлобья. — Это хорошо. Все славно идет. Я доволен. Тэхёну хотелось орать, что он ни хрена не доволен. Он не против странных упражнений, но можно как-то и предупреждать. Зачем издеваться? После этого начались дни ада, когда Тэхён пел сидя или лежа, пел, когда ему давили на нижние ребра, когда мяли плечи. Пел не в своей тональности, фальцетом или совсем низко. Пел дурацкие песни, читал рэп и что только он еще не делал. К концу месяца у незадачливого студента откровенно дёргался глаз. Он плакал Намджуну в телефон, прося забрать его, обещал сделать что угодно. — Сынок, я тебя заберу, если через месяц ты выступишь на концерте как надо. Я клянусь тебе. Держись, я знаю Чонгука, лучше чем ты себе представляешь. Но он помогает, прими эту боль, проживи ее. После этого разговора Тэхён решил принять на грудь, позвонив своему лучшему другу Чимину, который был в курсе всех его злоключений. — Мммм, какие у вас загадочные брачные игры, — протянул тот, когда Тэхён вылил на него очередной поток стонов по поводу мистера говнюка. Тэхён аж закашлялся. — Я! Да я! Да я никогда! Ты бы его видел! Такой гандон просто не может быть геем. Это противозаконно! — Ага, — примеряя концертную рубашку Тэхёна, отозвался друг. В ночной клуб они явились к полуночи. Чимин тут же цапнул какого-то папика и ходил туда-сюда, держа его за руку. Сам Тэ меланхолично потягивал коктейль, перемешивая в нем кубики льда, которые приятно позвякивали о толстое стекло. Потянув через трубочку сладкую горечь, он нашел глазами высветленные пряди друга, который активно жестикулировал, рассказывая какую-то херню шкафоподобному парню. Вдруг стакан с коктейлем вырвали из его руки самым бесцеремонным образом. Парень, уже порядком накидавшийся, не сразу обнаружил, кто коктейльный вор, а когда все же смог сфокусировать взгляд, то резко протрезвел. Самодовольно улыбаясь, в извечно черной рубашке и черной же жилетке поверх неё, стоял никто иной, как Чон Чонгук собственной персоной, с видом знатока заглядывая в его коктейль, а потом швырнул его бармену, прокатывая по стойке. — Убери эти помои, налей ему виски, не разбавляй и безо льда. — Какого хера? — Запомни, студент, настоящему вокалисту нельзя две вещи: пить холодное и глотать член горлом! Тут у Тэхёна чуть весь выпитый ранее коктейль не пошел через нос обратно. — Привет, я Чимин, — подскочил тут же любитель папочек, — а ты кто? — А я Чонгук! Тэхён наблюдал, как глаза друга становились похожи на два огромных блюдца. — Я думал, ты старый! А ты ничего так! Тэ ударил себе рукой по лицу, проклиная язык без костей белобрысого друга. Всё, что сказано сейчас, может обернуться против него и усилиться в десять раз. Тэхён постарался свалить в другой угол клуба, пока Чимин и мистер дьявол выясняли, кто там стар, кто супер стар, а у самого парня дёргался глазик при виде черной жилетки. Интересно, он человеческую одежду способен носить? Джинсы там, футболки. Весь вечер Тэ то и дело натыкался взглядом на фигуру в черном. Чем больше он пил, тем более привлекательной казалась она ему. Эти широкие плечи, длинные ноги. Движения тела, как у крадущейся пантеры. Какой-то благородный поворот головы. Не был бы таким придурком, можно было бы считать его по-настоящему красивым. Все перекрывало ощущение с прошлой репетиции, его кулака, бьющего по животу в то время, когда Тэхен пел песню о несчастной любви. Он даже настроиться не дал. Говнюк! Под эти мысли парень и свалил из клуба, пообещав себе забыть в него дорогу теперь навсегда.***
На следующую репетицию Чонгук пришел вовремя. Тэхён сильно удивился, когда зашел и встретил его уже в кабинете номер пять. — Снимай футболку! — Что? — горло пересохло в одно мгновение. Так как Тэхён научился петь из любого положения, видимо, он перешёл на новый уровень игры дьявольского говнюка Чона Чонгука. Юнги с холодными глазами улыбался кончиками губ. Это не помогало ни хрена. — Давай, давай, Тэхёни! У меня отличная идея! — в руках он вертел красную веревку, глядя на парня, словно тот был кусочком торта. — Маэстро, давай, повеселей нам сыграй. Юнги красиво занес руки над клавишами и ударил бравым маршем, на что Чонгук поморщился. — Да твою ж! — он подошел к роялю, порылся в нотах. — Это вот, пожалуйста. Мелодия зазвучала плавно, словно ручеек. С какими-то восточными мотивами и переливами. Тэхён снял футболку, так как спорить было примерно так же эффективно, как биться головой о бетонную стену. Чонгук никогда не принимал другую позицию, отличную от своей. Мистер говнюк открыл на телефоне инструкцию по связыванию! Шибари, блядь! — Если я спрошу, зачем нам это надо, в образовательных целях, Вы же не ответите? — Правильно подумал! Вообще меньше думай. Это на тебя хреново влияет. Веревка легла на затылок, и Тэхён поднял глаза на купол потолка, где отражались звуки, возвращаясь ангельским эхом. Взмолился неведомым богам, чтобы эта «репетиция» побыстрее закончилась. Ибо нервы на исходе. И Тэхён уже готов учиться на бухгалтера или экономиста, лишь бы только уже не терпеть руки этого мужика на себе. Он внезапно залип на пальцы, которые завязывали узел возле его солнечного сплетения. Длинные такие, идеальной формы. С округлыми розовыми ногтями. Вдруг узел затянулся так, что немного сдавил кожу, мужчина повернул парня к себе спиной и сложил руки на пояснице, фиксируя их узлами. Он деловито смотрел на инструкцию в своем мобильном телефоне и вязал, не щадя жертву, придавливая кожу. Внезапно Тэхён почувствовал какой-то жар. Он подумал, что ему вдруг показалось. Наверное, разнервничался. Но спустя несколько мгновений он сконцентрировался на равномерное давление толстой веревки на тело, ощущение мягких пальцев, задевающих голую кожу, настойчивые касания возле ладоней. С ужасом Тэхен осознал, что начал возбуждаться. Через очень короткий период времени даже заметно станет. — Чонгук, — он впервые назвал его по имени, — отпусти меня. Развяжи. Пожалуйста, — изменившимся голосом попросил Тэхён. — Что такое? — черный крутил его так и сяк, оценивая равномерность узлов. — Отпусти, развяжи. Я не хочу больше. Мне надо домой. В туалет надо! — Сейчас споешь и пойдешь. Не будь как маленький. Давай, Юнги, — он назвал песню из обычного репертуара и концертмейстер старательно заиграл, красиво оттягивая кисть и раскачиваясь из стороны в сторону. Тэхён постарался зафиксировать взгляд на Юнги, чтобы немного снизить напряжение. Он чувствовал себя кошмарно тяжело. Было затруднительно контролировать дыхание от того, что грудь сдавливала веревка, и от откровенного возбуждения хотелось вдыхать чаще. Тэхён пел из последних сил, и слезы текли по щекам, он не мог их даже утереть. Отвратительное ощущение. Чонгук же стоял позади него, касаясь плеч. Иногда поглаживал невесомыми движениями. Это не способствовало концентрации. К тому же член предательски стоял, как никогда до этого, беспощадно упираясь в жесткий шов джинс. Когда Тэхён закончил, Чонгук обошел его и увидел, что тот плачет. Он молча взял его за голову, положил ее себе в изгиб шеи и начал похлопывать по спине. Тэхён громко всхлипнул вопреки своему желанию. Близость чужой кожи и запах мужского парфюма никак не способствовали успокоению. Наконец, профессор сжалился и развязал свои узлы, которые оставили на нежной коже красные следы. Тэхён, быстро натянув футболку, вылетел из аудитории, не попрощавшись и вытирая руками слезы, которые никак не прекращали течь. — Больной ушлепок! — сдавлено рыдал парень, убегая как можно дальше от этого места, этого профессора и вообще всего. У него встал член… встал на того, кого он ненавидел всеми фибрами души! Это какой-то парадокс же? На следующий день после занятий Тэхён уверенным шагом направился к Намджуну. Нужно было поговорить. Ким нашелся в своем кабинете под кипой бумаг. Работал, не покладая рук. — Привет, — буркнул Тэ. — О, какие люди! Ну давай, рассказывай! Все выкладывай. — Я хочу уйти. Закончить с вокалом и со всей этой… музыкой. — А что случилось? Что этот говнюк тебе сделал? — Я даже говорить об этом не хочу. Мое терпение иссякло. Я кончился. Просто не могу уже. — Тише, тише, парень. Давай, поговорим. Садись, сейчас организую тебе кофе. — Ненавижу кофе. — Неважно. Рассказывай все! Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне и поддержу, сынок. — Да он просто издевается надо мной. Я заебался! — Тэхён никогда не позволял себе разговаривать с преподавателями матом, но это был тот случай, когда другие слова не выражали всю степень скорби души молодого исполнителя. — Давай конкретнее. — На прошлой репетиции он связал меня. — Так. Связал и что? — И… заставил петь. — Потом что? — Развязал, и я пошел домой. — Ну, звучит вроде как не особенно ужасно, если честно. Тэхён побледнел. Он не мог рассказать учителю просто так, что от этих связываний ему стало страшно и, более того, у него встал член! Он возбудился, блять! Он пел в таком состоянии и еще и плакал! Черт бы подрал этого гондона! — Он не просто связал. Он сделал из меня куклу шибари! Я просил меня развязать, а он не развязал, пока… пока я не спел. — О, я знаю, что это такое. Но Тэхен-ши, поясни мне, старому, в чем кошмар. Тэхён замолчал, так как слезы снова защипали глаза, и он не мог ничего рассказать. Он уже просто хотел уйти в ебеня. Работать клерком, подавать кофе и что там еще делает офисный планктон. — Ты испугался, что-ли? — Угу, — парень вцепился в предложенный вариант. — Я поговорю с ним. Обещаю. Тэхён посмотрел на своего преподавателя взглядом полным отчаянья. Поговорить с Чонгуком, это звучало как издевка. — Ну, давай так, через неделю у нас концерт в театре. К этому ты готовился, репертуар учил, ты уже заявлен. Отработай концерт, а там сам решишь, остаешься ты или нет. Репетиция большая через три дня. Приходи, работай. Соберись уж, потерпи. Я знаю Чонгука. Предупреждал же. Этот упырь всю кровь мою выпил, теперь вот твою. Но у тебя другого шанса не будет, сынок. Крепись.***
Дождь опять шпарил так, что ливневая канализация не справлялась. Вода реками текла по дорогам и тротуарам. Все это сдабривалось ветром, который рвал зонт из рук, и еще периодически прилетало в лицо холодными крупными каплями. Тэхён мелкими перебежками, где-то по бордюру, где-то по кочкам, наконец зашел в старинное здание — объект культурного наследия и его личная пыточная. — Зонтик можно на держатель положить, — приветливо сказала девушка-охранник, — а вы и правда ученик Чонгука? — Да вроде… — невесело протянул Тэхен. В этот раз в кабинете номер пять никого не было. Свет погашен, и Тэхён не стал его включать. Полукруглое огромное окно из фигурно вырезанных треугольников заливало водой со стороны улицы. Иногда молния всполохами освещала всю комнату, затем гремел гром, наполняя грудь неясной тревогой. Его мучитель задерживался в своей обычной манере, Тэхён сел на пол, сложив ноги в полулотос и глядя в окно, и меланхолично размышлял о грядущем концерте, паре генеральных репетиций, в том числе и с оркестром, которому и в глаза стыдно смотреть после последнего. Прошло почти два месяца пыток в кабинете номер пять, за каким то хером. Он осознавал, что пока тут находился, даже не пел толком, то что должен был репетировать. Спасибо родная консерватория и старые учителя спасали. Там он впахивал, как и обычно. Но вот эти занятия в кабинете номер пять… не лезли ни в какие ворота, не поддавались никаким логическим доводам. По сути, Чонгук страдал херней, и Тэ был его игрушкой. Как кот с мышкой, ей богу. В тишине раздался звук открывшийся двери. Показалась фигура в черном. Тэхён обречённо начал подниматься с пола, намереваясь заявить, что больше не подвергнется никаким связываниям, иначе просто втащит учителю по роже. — Сиди где сидел. — Добрый день, — отозвался Тэхён, намерено указывая говнюку, что мог бы и поздороваться, вообще-то. Чонгук легким шагом дошел до Тэхёна и опустился позади него прямо на пол, вытянув длинные ноги по обе стороны от его бедер. Сердце застучало, ускоряя темп в геометрической прогрессии. Парень уже ожидал чего угодно. Готов был подскочить и бежать отсюда навсегда. — Шшш, не дергайся, — Чонгук накрыл глаза парня своими ладонями. Тэхён не заметил, как собственные пальцы оказались у него во рту. Это гребаная привычка грызть ногти, от которой парень вроде бы давно избавился, проявлялась в какие-то редкие моменты. Такие, как сейчас. Чонгук молчал какое-то время, давая парню привыкнуть, потом начал тихо говорить. Когда Чонгук не издевался, его голос звучал завораживающе. — Слушай дождь. Это самая настоящая музыка, настоящая поэзия. Просто слушай, растворяйся. То, что дала нам природа, самые совершенные звуки на земле. Почувствуй запах дождя, вдохни глубоко. — Тэхён послушался, вдыхая полной грудью, прикасаясь спиной к широкой груди своего учителя. Тот прислонил макушку Тэхёна к своему плечу, задевая подбородком его висок, говорил ему прямо в ухо, так вкрадчиво, медленно и тягуче. Запах дождя смешивался с тонким ароматом самого Чонгука, но именно в этом моменте была своя гармония. На щеке ощущалось его легкое дыхание, немного нежно и щекотно. Парень, который сначала дышал как загнанный, стал понемногу расслабляться, осязая тонкие пальцы на своем лице. Это было приятно. Вкрадчивый голос Чонгука, такой глубокий, звучал низко, так завораживающе с аккомпанементом в виде отчаянно бьющей по стеклам воды. Он замолчал, предоставив ливню творить свое волшебство, то шуршать нежно, то колотиться в стекло, а потом внезапно разрывать умиротворение рокотом и раскатами грома. Да, действительно, это была настоящая музыка, такая дикая и первобытная, что перехватывала дыхание, хотелось плакать от накативших чувств. Ладони Чонгука переместились на плечи парня, поглаживали руки медленными движениями. — Держи глаза закрытыми. Слушай. Расслабившись окончательно, Тэхён привалился к груди учителя, положив свои руки ему на колени. Они просидели так очень долго абсолютно молча, пока не закончилась гроза. — Урок на сегодня окончен, Тэхён. — Мы ведь даже не занимались! — Ты так думаешь? Это было одно из самых важных занятий, вообще-то. Но кто такой Ким Тэхён, чтобы спорить с профессором? Тем более, это было лучше, нежели б его связали и заставили петь со стоящим членом. Парень подхватил свой рюкзак и вышел дышать дождем. Сегодня, ему было по-настоящему хорошо и спокойно, впервые за несколько недель. — Эй, Тэхён, — Чонгук поймал его уже на улице. — Что такое? — А как давно ты трахался? Ну, без изюминки ни один приход сюда ещё не обошёлся. — До свидания, Чонгук! — Стоять, — тот схватил его за руку, — это важно! Отвечай! — Это не важно. Я не буду с Вами на эту тему разговаривать! — Тэхён уже сам запутался, когда звал его на Вы, когда на ты. Но понял одно, когда на Вы, значит уже хочется втащить. — Короче, до концерта ты должен трахнуться, прям как следует. А лучше, до генеральной репетиции. Если не сделаешь, я сам тебя трахну! Ты понял? — Я трахался сегодня! — Ложь, — Чонгук сощурил глаза. — Я сразу пойму, так что не ври мне! — И как вы собрались меня трахать? А вдруг я не по мальчикам! — Ты по мальчикам. Догадался сразу. Ну и для верности уточнил у твоего друга в ночном клубе. Так что иди и сделай! Тэхён мысленно пристрелил Чимина. Болтливая задница! — Рассказать потом в подробностях? — съязвил Тэ. — Это не обязательно. Хотя было бы неплохо. Тэхён развернулся и пошел в направлении остановки, пытаясь подавить в себе стойкое желание послать учителя прямо на хуй, ну или хотя бы показать ему средний палец. Вечером, лежа на своей тахте и прижимая любимую подушку, Тэхён по телефону изливал душу единственному другу Чимину. — Ты представляешь, он сказал, что если я не займусь сексом, он меня трахнет сам! — Ну, а что ты? Он такой мужчина… Я б на твоем месте согласился. — У тебя спермотоксикоз, что ли? Этот мужик мучает меня уже почти два месяца! Издевается прям. Только через мой труп он меня трахнет. Пусть убивает и трахает, пока тепленький. — Ну фу, что ты слепой такой. Тогда в баре он тебя буквально сожрал глазами. Такой мужик, а… — Чимин, у меня к тебе серьезное предложение! Давай потрахаемся! — Конечно, ты мне друг, но не настолько же. К тому же, кто будет активом? — вкрадчиво спросил белобрысый. — Без разницы, — устало ответил Тэ. — Иди на хрен! Трахай своего Чонгука! Или пусть лучше он тебя трахнет. Такой мужик сто процентов трахается как бог, потому что выглядит как бог! Что ты ломаешься? — дурашливо завопил друг.***
В этот раз Чонгук встретил его прямо у дверей своей студии. — Можешь идти, Юна, на сегодня ты свободна, — сказал он миловидной девочке, и она, поблагодарив и радостно пробежавшись по ступеням, скрылась за дверью. В здании было тихо, слышался только щебет птиц из открытых окон. Тэхён в этот раз надел белую футболку и бледно голубые джинсы, чтобы быть на контрасте с черной фигурой профессора и его классическим стилем. — А где Юнги, давно его не было? — спросил Тэхён, чтобы как-то нарушить тяжкое молчание. — Заболел, — коротко ответил Чонгук, разворачивая парня за плечо по направлению к другой двери, — мой кабинет. Добро пожаловать! Комната была небольшой, вытянутой формы, здесь находился письменный стол, обычное пианино и маленький диван. Окно тоже было полукруглое, как в пятом кабинете, только гораздо меньше. — Присаживайся, скоро начнем. Тэхён плюхнулся на диван. Он был такой мягкий и так пружинил, что парень несколько раз проскакал по нему задницей, пока Чон возился в ящике стола. — О! Вот она! Это была снова веревка. Теперь черная. — Серьезно? — протянул Тэхён, настраиваясь на долгую «репетицию». — Вполне! — ответил мужчина. — Сложи руки, ладони и локти вместе. Тэхён повиновался с неясной тревогой. Черный ловко завязывал узлы. Видимо, готовился. Было почти красиво. Веревка слегка давила на руки и, к своему стыду, Тэхён почувствовал знакомое уже возбуждение. Какого хрена, а? Это всего лишь веревка! Почему его тело так реагирует? — Мне не нравится, — сказал Тэ, зная, что учителю глубоко поебать. Но он должен был это озвучить. Закончив, Чонгук отошел, чтобы полюбоваться своей работой. Тэхён сидел, выпрямившись в спине и держа ладони перед лицом, которое выражало легкое смятение. От немного неестественного положения рук мышцы на плечах стали более выпуклыми, это нравилось учителю. Парень нервно свел вместе колени в узких джинсах. — Прекрасно! Тэхён привалился к спинке дивана, пытаясь расслабиться, но выходило плохо. Успокаивало одно, что сегодня не было Юнги, и профессору придется играть на пианино самостоятельно. Но он ошибался. Чонгук сел рядом и совершенно бесцеремонным образом расстегнул пуговицу на джинсах, а затем молнию. — Что ты делаешь? — глаза Тэхёна стали практически круглыми от страха и возмущения. — Есть идеи? — насмешливо спросили в ответ, и длинные прохладные пальцы обхватили практически полностью стоящий член. — Остановись! Чонгук! Пожалуйста! Не надо! — Ты меня зовешь по имени, когда у тебя стоит? Я это еще в первый раз отметил. Сердце стучало, как будто сейчас выйдет через рот. Чонгук задрал футболку до его груди и достал полностью эрегированный член из белья. — Ты хоть понимаешь, что это сексуальное насилие? Так нельзя делать! — Именно, Тэхён! Это насилие. И тебе лучше расслабиться, иначе будет хуже. Парню стало и страшно, и стыдно, и еще, черт возьми, он был охрененно возбужден. — Я сейчас буду кричать! — Кричи, в здании вообще никого нет. — Хотя бы свет выключи, это пиздец! — Свет? — удивленно переспросил Чонгук. — Ты стесняешься? — Да! Чонгук выключил свет, стало немного темнее, закат только начался и последние солнечные лучи преломлялись в полукруглом окне, удлиняя тени от предметов. Он быстро вернулся к своей жертве, ласковыми движениями водя по всей длине ствола, задерживаясь на головке большим пальцем и играя с уздечкой. Сжав зубы, Тэхён откинул голову на диванную подушку, не зная, чего ожидать дальше, и с ужасом осознавая, что ему сейчас невъебически хорошо. Он чуть не подскочил, когда теплый рот накрыл чувствительную головку и начал неторопливые поступательные движения, которые сопровождались пошлыми мокрыми звуками. Все глубже и глубже профессор погружал член, делая глотательные движения горлом, от которых просто уносило сознание вдаль. Парень в шоке отметил, что никто никогда ТАК ему не отсасывал. Оставалось метаться по подушкам, закрывая связанными руками лицо, и пытаться не задохнуться от потрясающих ощущений на своем члене. — Второе, второе правило, — выдохнул Тэхён. — Что? — Чонгук вытащил член изо рта, чтобы задать вопрос, потом закружил языком по головке, на что Тэ подался вперед бедрами, пытаясь получить больше ласки. — Второе правило! — задыхаясь, повторил он. Первое — не пить холодное, второе — не брать член в горло. Чонгук раскатисто рассмеялся так, что смех вернулся эхом, оттолкнувшись от свода потолка. — Нельзя применять к учителю его же науку! — Это третье? Но вопрос остался без ответа, так как парня уже начало бить крупной дрожью от подступающего оргазма. Чонгук быстро сдавил основание члена, прекращая сладкие спазмы. — Какого хрена? — прошипел Тэ, глядя на него и с неким изумлением отмечая влажные припухшие губы Чонгука. Мужчина гладил судорожно вздымающийся живот, хмуря брови. А Тэхён, мечась, думал, продолжит он или бросит все так. Остановится. Жутко хотелось кончить, до зубовного скрежета. Парень молчал, глядя на своего мучителя, который невесомо водил своими длинными пальцами по всей длине ствола, словно любуясь. Затем Чонгук сжал кулак, приставил к головке. Бедра Тэ сами собой приподнялись, ловя такие необходимые сейчас ощущения. Чонгук улыбнулся краешком губ, играя с головкой, отпуская и немного надавливая, отчего Тэхён, запрокинув голову, метался по диванной подушке, закатывая глаза, подавался бедрами вперед, стискивал зубы, прислонял связанные руки к лицу. Наконец горячий рот накрыл его член, и Чонгук втянул щеки, создавая вакуум, и задвигался в быстром темпе. Тэхён связанными руками, насколько было возможно, придавливал его голову и вынуждая взять еще глубже, хотя тот носом уже доставал до лобка. От ощущения его горла на головке хотелось просто выть. Чувствуя уже сладкие спазмы подступающего оргазма, он прошипел сквозь зубы: — Чонгук, Чонгук, ммм… — и бурно кончил прямо в рот своему учителю. Потом обессилено уронил голову на подушку, прижав мешающие и ноющие от веревок руки к груди. Через пару мгновений Чон достал салфетки и, не торопясь, вытер парня, абсолютно молча и хмуря брови. — Развяжешь меня? — спросил Тэ. Потом сам осекся. Хрен его знает, что там, в этой голове. Может, сейчас нагнет и трахнет. — Угу, — Чонгук сел рядом и, все еще грустный, пристально поглядел на Тэхёна. — Что? — не понимая, спросил парень. — Тебе так хреново было? Совсем ничего не почувствовал? Не понравилось? Ситуация была абсурдной, так как Тэхён собирался успокаивать и поддерживать своего практически насильника. — Чонгук, ты больной? Хотя ты и правда больной. Ты сделал это против моей воли, но мне так в жизни никто не отсасывал. Я чуть не умер. — Можно я тебя поцелую? — с какой-то растерянностью спросил тот. — То есть в трусы лезть спрашивать не надо, а это спрашиваешь. Чонгук, ты долбоёб? — Ой, заткнись! Придвинувшись ближе к своему ученику, он взял его за щеки и притянул к себе, нежно касаясь пересохших губ, повернул голову и легко протолкнул язык внутрь, заигрывая с чужим языком и чувствуя ответ. Целовался он просто охрененно, до ярких вспышек в пустой голове, пока Тэ снова не начал тяжело дышать. — Развяжи ты меня уже, — Тэхёну захотелось трогать его в ответ, обнять за широкие плечи, зарыться пальцами в прямые жесткие волосы. Профессор завозился с узлами, напряженно пыхтя. — Пока я тебе отсасывал, ты не издал ни звука. Ты всегда так себя ведешь? — Ну я же не девчонка тебе, чтобы стонать… — засопел Тэ. Чонгук аж остановился, глядя во все глаза на своего ученика. — А что, только девчонки стонут? Ты это сам придумал или сказал тебе кто? Тэхён промолчал. Ему не хотелось рассказывать про бывшего, с которым было все отлично, за исключением секса. Когда они трахались, тому все было не так. Не так лежишь, не так шевелишься, не так говоришь и свет выключи — выражение лица пугает, и вообще все неправильно. Долго они пытались выстроить отношения, но Тэхён сдался первым, объявив, что он уходит. За что был унижен словами, что только трах ему и нужен, а не серьезные взрослые отношения. Это было несколько лет назад. С тех пор Тэхён даже на одну ночь толком не мог никого найти. Был уверен, что секс — это сильно преувеличенная по значимости херня. Наконец веревки были развязаны, и Чонгук, видя, что те врезались в руки так, что остались следы, начал массировать их нежными движениями. — Самым правильным было бы втащить тебе сейчас, — пробурчал Тэхён, откровенно наслаждаясь ощущениями от длинных красивых пальцев на своих занемевших руках. — Так что тебя останавливает? — меланхолично поинтересовался Чон. Тэхён не ответил, притянув его за шею, впился в губы поцелуем, седлая его колени. Чонгук, охнув, обнял его, притягивая к себе и сжимая. — Все, я пошел домой. И иди на хуй, Чонгук! Всегда мечтал это сказать! Учитель рассмеялся, валясь на диван. — Тэхен, давай сходим куда-нибудь вместе? — Ни за что!***
Тэхён после занятий завалился в кабинет к Намджуну. Тот работал, раскапывая завалы бумаг и партитур, постоянно поправляя сползающие на нос очки. — Можно я у тебя тут побуду? Почитаю немного в тишине. Мне надо пересидеть часик-полтора. — Конечно, сынок. Располагайся. Чай будешь? — Не откажусь, — Намджун заварил ароматный чай и поставил перед Тэ огромную дымящуюся чашку. Это было по-настоящему мило и уютно. Парень расслабился, залипая в телефон под умиротворяющее бормотание любимого препода. — Тэ-Тэ? — вдруг резко спросил Намджун. — Сколько сейчас времени? — Да, почти шесть. — Ты вроде должен был сегодня заниматься с Чонгуком? Почему ты не в его студии? — Мне надо тебе кое-что сказать. Я не буду больше работать с профессором Чоном. — Это он тебе так сказал? — Нет, это я тебе так говорю. Ноги моей больше не будет в той студии. Что хочешь делай, я уже все. Я не могу, ухожу. Хочешь — отчисляй из консерватории. — Так! — Намджун снял очки, отодвинулся от стола и зло посмотрел на Тэхёна. — Какого хрена, сынок? Мы на прошлой неделе с тобой договорились! Ну, отработай концерт и уходи. Почему ты сообщаешь мне об этом сейчас, будто случайно? Тэхён, ну что за легкомыслие! Я душу дьяволу продал за то, чтобы тебя включили в список выступающих. Ты что, нахрен, творишь? Тэхён втянул голову в плечи. Ему было капец как стыдно перед Намджуном, но и терпеть выходки Чонгука, которые уже вышли за грань, было невыносимо. — Что, что он сделал? — Я не буду тебе рассказывать. — Нет, ты мне расскажешь все! Твою мать! — не на шутку разозлился Намджун. — Я ему отсосал! — открывая дверь с ноги, громогласно заявил Чонгук, гордо вышагивая в небольшой кабинет. Тэхён начал грызть ноготь, пытаясь забиться в угол между стеной и пианино. — Ты, Чонгук, что? — Отсосал! Взял в рот! — для убедительности еще потыкал языком за щеку. — Я, конечно, знал, что ты долбанутый! Но это просто переходит все границы. Чонгук, он же мальчик, — Намджун встал, нервно бегая по кабинету взад-вперед, хватаясь за голову, — я тебе яйца оторву, и будешь контратенором! Ты совсем осатанел? — А ты! — Чон обратился к Тэхёну. — У нас занятия, ты опоздал! — обвиняющим тоном накинулся Чонгук на незадачливого баритона. — Я не буду больше с тобой заниматься. — Еще как будешь! Он резко схватил его за руку и потянул на себя. Тэхён запротестовал, вырывая пальцы из мертвой хватки. Тогда он просто поднял парня и положил себе на плечо, как добычу, похлопав при этом по его заднице, которая находилась возле его лица. — Чонгук, я против, отпусти мальчика, — серьезно сказал Намджун. — А с тобой мы после репетиции поговорим. Завтра! — Да нельзя так с людьми поступать, пойми ты! У тебя уже есть печальный опыт. — Ну, ты не путай жопу с пальцем, уважаемый, — зло ответил Чон и вылетел в двери, таща на себе ценную ношу. — Отпусти, Чонгук, пожалуйста! — Со мной пойдешь, тогда отпущу. — Да иду я, иду! Чонгук поставил Тэхёна на ноги, но крепко взял за руку, чтобы наверняка не сбежал. Из дверей кабинетов начали выскакивать преподаватели. — Мистер Чон, пожалуйста, поприсутствуйте на репетиции. Послушайте новых учеников. Настоящие таланты. — Добрый день, — чопорно здоровался тот. — В другой раз, я тороплюсь, — неизменно вежливо отказывал он и тянул Тэхёна за руку по длинным коридорам. Уже в отчаянии какая-то девчонка запела ему вслед, подталкиваемая своим преподавателем. Неплохо запела, кстати. — Что так все на тебя кидаются? — Подрастешь — узнаешь, ученичок. Чонгук потащил его по улице в неизвестном направлении, парень еле успевал за ним, спотыкаясь и чертыхаясь. Наконец он запихнул его в какое-то неприметное кафе. Обстановка выглядела лениво уютной. Синие шторы с мягкими объемными кисточками обрамляли огромные, до пола, окна. Столики были деревянные, с милыми салфетками в тон шторам, а кресла мягкие, такие, что тело утопало в неге. — Я не голоден. — Мороженое? — Первое правило певца (не есть холодные продукты), — напомнил Тэхен. — Третье правило певца! (не использовать слова учителя против учителя) — парировал Чонгук. Парень покраснел, вспоминая в каких обстоятельствах появилось третье правило, и, закашлявшись, потянулся своим «вкусным» ногтем в рот. — Так будешь или нет? — Фисташковое, — сдаваясь, произнес Тэ. Чонгук сам принес мороженое, красиво сервированное в металлической креманке. С ложечкой в виде ракушки. — Обожаю это кафе и их мороженое, — улыбаясь, как ребенок, сказал профессор, принимаясь есть и безбожно пачкая пухлые губы. — Отказы от свиданий не принимаются, что ли? Я думал, в отличие от занятий, встречи — дело добровольное. — У нас не свидание! У нас сейчас репетиция, между прочим! — Я здесь петь не буду! — испуганно заявил Тэхён, озираясь. — Ну и ладно. Ешь мороженое, давай, — облизывая ложечку, сказал учитель. Мороженое и правда было божественным на вкус, настолько, что хотелось закрыть глаза от удовольствия. После первой же ложки Тэхен совершенно по-детски заулыбался и протянул: — Ммм, ммм, вкусно-то как! Вообще, правило по поводу холодного было распространено среди певцов, и те, кто занимался, не ел и не пил ничего холодного, особенно, когда шла подготовка к серьезным концертам. А несанкционированные сладости казались вдвойне вкуснее. — Ммм? — погружая очередную ложку в рот, спросил профессор. — Ммммммм! — ответил Тэхён, жадно облизывая ложечку в виде ракушки. — Так объясни мне, певчая пташка, почему вкусное мороженое — это «мммм», а когда ты кончаешь прямо в рот партнеру и тебе охеренно хорошо, не можешь издать и звука? Тэхён закашлялся так, что профессору пришлось его похлопать пару раз по спине. — Чонгук, у меня слов нет. Какого хрена ты все портишь? Ты вообще ненормальный и самодур, — парня не на шутку вынесло, видимо, сказалось нервное напряжение последних дней, — захотел связать — связал, захотел трахнуть — трахнул. Ну как бы это все можно делать, но нужно подготовить человека. Спросить. На свидание пригласить как-то. Ты же просто берешь и делаешь, что тебе там в голову взбредет. Чон, я тоже человек, у меня есть свое мнение, я могу не хотеть чего-то. Может, есть вещи, неприемлемые для меня. — Ну, во-первых, я тебя еще не трахнул. Потом мне не нравится тратить время на объяснения. Можешь мне не рассказывать, какой я херовый, в курсе. А теперь поехали, споем. Просто споем без всякого. — Поехали, — обречённо согласился Тэ, поняв, что его возмущения не дошли до адресата. — После концерта я от тебя уйду, — добавил Тэхён. — Это мы еще посмотрим. Чонгук запрыгнул в свой Мазерати, Тэхён последовал на пассажирское сидение, пристегнул ремень. И подзалип на руки профессора, изящно вырулившего с парковки. Гребанное искусство просто. Он еще и рукава закатал до локтей. Никогда Тэхён еще не думал, что можно неровно дышать, просто глядя на руки! Последние пару месяцев принесли ему настоящие открытия в своем самосознании. Хотя планировалось, что подвижки будут по части вокала, а не этого вот. Вечер прошел очень спокойно. Появился болящий Юнги, без единого признака таинственной болезни ударил по клавишам, красиво оттягивая кисть. Чонгук, наверное, впервые дирижировал, расставляя акценты в нужных местах. Ну, а Тэхён, опять поплыл, глядя на руки профессора, так завораживающе взлетающие, управляющие звуками. Но два месяца адской подготовки давали свои плоды. Парень пел так, как надо, в любых переживаниях, мыслях и обстоятельствах. Даже мимика была в тех местах, что положено. Играл лицом и голосом да так, что ему верили. — Урок окончен, — услышал Тэхён и, подхватив рюкзак, стартанул в сторону дома так быстро, как только это было возможно. Зная, что Чонгук может придти за его чистой непорочной душой в любой удобный для него момент. Дома он обнаружил несколько звонков от Намджуна на автоответчике, но не стал перезванивать. Объясняться с учителем старой закалки по таким неоднозначным вопросам было выше его сил. Пусть Чонгук крутится, как хочет. А на завтра его ждала репетиция в театре и с оркестром. Который его имя запомнил теперь навечно, после такой-то лажи. И парня просто трясло от этого. Он неожиданно подумал, что надо было прям трахнуться с Чонгуком по-взрослому. Чтобы перекрыть одни эмоции другими, более сильными. К тому же, этот момент виделся неизбежным злом? Или Тэхён уже сам хотел? Парень окончательно запутался в себе. Утром его колотило так, что он еле впихнул в себя завтрак. На голодный желудок репетировать строго запрещено. Голос — штука тонкая, и любая сраная мелочь может повлиять глобально. Стоя под горячим потоком воды в душе, он пытался настроиться на тяжелый день как морально, так и физически. Тут не к месту вспомнил о Чонгуке, и его затрясло мелкой дрожью. Какой же он придурок и какие у него нежные, требовательные руки. И рот такой горячий. Надо было трахнуться. И возможно, до концерта он это сделает. Или сегодня, после репетиции. Бухать нельзя в последние дни. Может на горле сказаться, а вот заняться сексом — вполне себе. Внезапно, Тэхёна озарила одна очень забавная идея. Он наскоро завернулся в полотенце и кинулся в свою спальню. Перерыв комод с бельем, он нашел ее, металлическую пробку, которая там валялась уже несколько лет, не юзана, не мазана. Достав лубрикант, он скрылся снова в ванной с улыбкой до такой степени загадочной, что Мона Лиза могла бы позавидовать.***
— Чонгук! — мощный голос бывшего певца раздался со сцены. То был Намджун, который только и мечтал вырвать сердце, и лучше сразу вместе с членом, у этого говнюка. — И тебе привет! Тэхён топтался между своими преподавателями, не зная, куда деться. И только утренняя шалость, которая нежно распирала сзади, не давала сойти с ума. Это было самое правильное решение, хоть и малость эксцентричное. Чувствовалось жутко неудобно, но эмоции ненужные гасила на раз и два. «Отличный ход», — похвалил сам себя Тэхён. Слышались какофонические звуки из оркестровой ямы. Что-то говорили в микрофон, выстраивая свет, звук и прочее перед генеральным прогоном. Тэхён аккуратно сел на краешек кресла возле самой оркестровой ямы, там, где ждали очереди уже другие вокалисты и их учителя, презрительно косясь на такого лузера рядом. — Ким Тэхён, — услышал он свое имя из уст дирижера. — Да, маэстро, именно он. — Вы издеваетесь? Это же не кружок детской самодеятельности. Пусть ваш Ким Тэхён поет по сельским ДК, пока не научится с головой дружить своей. — А что такое? — включился Чонгук. — Ты слышал, как поет Ким? У вас же проходили репетиции с ним. — Ну, проходили, что теперь-то? — Да внукам своим будешь рассказывать, что Ким Тэхён рядом с тобой стоял! — С хера ли! — Ким Тэхён мой ученик. — Твой кто? — дирижер осекся и побледнел на глазах. Оркестровая яма перестала пиликать вразнобой, и все одновременно зашипели, как змеи, переговариваясь на разные лады. — Мой ученик! Могу еще раз повторить. — Ладно, — он помолчал ошарашенно, наверное, с минуту, — пусть тогда поет твой ученик. Я в шоке, Чонгук. По-настоящему! Ну, Ким Тэхён, сияй! Пой так, чтобы все умерли и воскресли! Парень охренел от такой резкой смены гнева на милость из-за своего учителя. Что такого было в Чонгуке, что люди, заслышав о том, что он — ученик Чона, впадали в ступор? Этот вопрос надо было задать Намджуну. Чонгук потянул за рукав парня, который сегодня выглядел, как копия своего учителя, в черной рубашке, классических брюках и черной жилетке. — Что-то ты задницей дергаешь? — шепотом спросил он. — У меня там… — Тэхён сделал большие глаза. Чонгук вопросительно посмотрел на ученика и повернул голову на бок. Потом хищно ухватил за задницу так, что пальцами наткнулся на твердый предмет, который явно прощупывался через тонкие брюки. — Да ты сдурел? Тебе петь через десять минут. Как ты собрался звуки извлекать, пока эта штука в твоей жопе? — Как завещал мой великий учитель Чон Чонгук. Знал бы ты, как он меня заставлял петь, в каких обстоятельствах. Эта штука в жопе покажется детской шалостью! Чон схватил его за руку и рванул в туалет. Заталкивая Тэхёна и протискиваясь сам, уже дергал того за брюки. — Сам, сам, Чонгук, — с трудом Тэхёну удалось выпереть его из кабинки. Закрывшись, Тэ осторожно вынул пробку, судорожно вздохнув, и этот звук показался очень громким. Быстро промокнув смазку туалетной бумагой, он вышел к умывальникам, где его ждал учитель. Чонгук выжидательно подставил ладонь, сжав губы в тонкую линию, и Тэхён послушно шлепнул туда своей пробкой, которую профессор моментально запихал себе в карман брюк. — Надеюсь, ты сделал это для меня? — уточнил Чон. — Возможно, — парень томно посмотрел на учителя. — Бежим! Вернее, идем! Тебе просто пиздец, Тэ-Тэ. Сегодня будем всю ночь учиться стонать. — Не боитесь, что голос сорву? — Не беси! Когда его объявили, Тэхён, обречённо сгорбившись, поплелся по ступенькам на сцену, но как только его нога коснулась ее, спина сама собой распрямилась. Взор устремился на бархатные ложи в золотых украшениях. Осветительные приборы нещадно слепили глаза, но ему было все равно. Тэхён стоял на своем законном месте. Грянуло вступление, и дирижер легко кивнул, дыхание и баритон зазвучал, выводя запредельно прекрасные бархатные ноты, какие мог создать только он, его уникальные природные данные и многолетний труд в поте лица над огранкой столь яркого бриллианта. После выступления он сидел возле оркестровой ямы между двумя своими учителями, Намджуном и Чонгуком, с офигенным чувством облегчения. Таким сильным, что его слегка штормило. Он слушал выступавших. А эти двое метали друг в друга молнии. Сядь они рядом, то, верно, подрались бы. — Намджун, у меня к тебе серьезный разговор. Почему, услышав, что я ученик Чонгука, все падают в обморок? — он шепнул это ему на ухо. — Я ждал этого вопроса. Рано или поздно, — он поглядел на Чонгука поверх макушки Тэхёна и сощурил глаза, — дело в том, что Чон — учитель и наставник Ким Сокджина, — это он шепнул парню прямо на ухо. — Что?! — Тэхён аж подпрыгнул на месте. — Это правда? — глазищи Тэхёна стали похожи на два круглых блюдца. Чонгук заметил движение рядом с собой и взял Тэхёна за ладонь, не стесняясь никого. Прижал ее к своей ноге. А Тэхён ошарашенно смотрел на сцену, где оперная певица с большой грудью трагически заламывала руки и играла бровями, выдавая низкие ноты. Ким Сокджин был звездой мирового уровня. Такой тенор рождался раз в несколько столетий. И из миллионов голосов он ворвался на звездный небосвод оперного пения, словно яркая комета. Сам Тэхён долгими вечерами переслушивал его, прикрывая глаза в экстазе, как и миллиарды людей по всему миру. Его глубокие ноты вызывали натуральным образом мириады мурашек. Это был высочайший уровень вокала, прямо до звезд, и драматической игры. Самые сложные партии, наисложнейшие, он брал с такой легкостью, что даже лицо не напрягалось. Это действительно был самородок от бога. Но, как и бывает с экстра гениальными людьми, дело кончилось плохо. В каких-то тридцать пять лет у Джина манифестировала шизофрения. Он сейчас находился в специальной лечебнице и, конечно же, не пел. Но его уникальный голос остался на миллионах носителей, как бесценный дар человечеству. После всего случившегося досужие языки поговаривали, что Сокджин продал душу дьяволу, так как десять лет его жизни были поистине блистательными. Причем он резко появился вообще ниоткуда и пропал спустя ровно десять лет в никуда. Заметив, что первое шоковое состояние у Тэхёна прошло, Намджун зашептал ему на ухо. — Так вот, Чонгук был его учителем, наставником. И после того, как Джин заболел, он совсем погрузился в депрессию. Себя обвинял в том, что случилось. Пару лет не выходил из дома вообще. Потом, когда пришел в себя, создал студию, выкупив церковь. Там такой скандал был, просто жуть. У него самого не было учеников после Сокджина. Он набрал преподавателей по своему вкусу, и работают они. А Чон просто содержит студию и отбирает учеников, с которыми его преподаватели потом работают. В этом смысле у него чуйка, как у ищейки. Все ученики — очень яркие вокалисты, более чем. Никто и не думал, что он возьмётся за тебя самолично. Я так вообще охренел. Но ты стоишь этого, сынок. Твой голос — настоящее волшебство! Легенда оперного мира сейчас сжимал пальцы Тэхёна одной рукой, другой же увлеченно отхлопывал ритм по собственному бедру. Он был погружен в то, что творилось на сцене, и даже не подозревал, что соседи обсуждают как раз его самого. — А он и Ким Сокджин, они вместе? Были, как пара? — Я не знаю, сынок. Это правда. Не видел никогда ничего такого. Знаю почему ты спросил, — он кивнул на сцепленные руки, — я не одобряю. Но это уже было совсем не важно. Чон Чонгук брал то, что хотел и препятствия его не волновали от слова совсем. — Ты сегодня выступил просто волшебно. Блистал по-настоящему. Так что скажу тебе, все было не зря. Если на концерте ты повторишь сегодняшнее, то я могу сдохнуть спокойно. — Не подыхайте, пожалуйста. А то мне некого будет бесить. — Я постараюсь, постараюсь, — он взял его руку на манер того, как делал это Чонгук, и тоже прижал к себе. Тэхён счастливо заулыбался, наблюдая за сценой. Все было прекрасно в этом моменте. — Ко мне, — коротко заявил Чонгук после репетиции. Слухи о новом ученике быстро распространились, и пока шёл генеральный прогон, парня откровенно задергали новыми знакомствами, какими-то разговорами и приглашениями. Как только объявили «всем спасибо, все свободны», Чон, заслоняя своего ученика широкой спиной от назойливых людей и придерживая за плечи свою драгоценность, пробился на улицу. Черный Мазерати ждал своих водителя и пассажира на стоянке для персонала театра. Уже в машине Чонгук нервно переключал музыку, слушая буквально отрывками. — Поставь мне Сокджина, пожалуйста. Чонгук на мгновение повернул голову, сверкнув глазами из-под челки на своего ученика, но не ответил. Требуемое тоже не включил. Тэхён понял, что тема закрытая для Чона, и не стоит это трогать. — Мария Каллас, — через несколько минут сказал Чонгук, и автомобиль заполнили чарующие звуки гениального сопрано. Жилище Чонгука было просторным и слегка захламленным книгами, партитурами и вещами. На журнальном столике обнаружился старый проигрыватель и внушительная стопка пластинок рядом. Огромный белый рояль был украшением квартиры и стоял в самой середине на подсвеченном постаменте. Рядом на полу высилась неаккуратная стопка партитур и тетрадей, но это даже как-то вписывалось в общий творческий ансамбль. Чонгук положил пробку Тэхёна, которую весь день носил у себя в кармане, прямо на девственный рояль, и отошёл на пару шагов, чтобы полюбоваться стихийным натюрмортом. — Очень смешно, — съязвил Тэхён. — А по моему прекрасно! — Чонгук обнял ученика со спины, положив подбородок тому на плечо, чуть раскачиваясь и наслаждаясь бликами на рояле от металлической штучки. — Душ там, — показал Чонгук. — Я тебе найду, во что переодеться. Учитель выдал ему белую футболку и светлые домашние штаны к удивлению Тэхёна, который считал, что мистер дьявол надевает все черное, даже когда спит. Сам Чонгук принял душ на другом этаже, переодевшись в черную же футболку и черные домашние брюки. В чем, в чем, а в этом этот человек себе не изменял. — Споешь мне? — спросил Чонгук. Будто бы у Тэхёна был выбор. — Ну, если только ты сыграешь. Чонгук уселся на банкетку и потянул своего ученика за руку так, что тот шлепнулся ему на колено. — Время репетиций, Тэхён, — с хищным взглядом профессор усадил поудобнее ученика на своих коленях, открыв клап*, заиграл, держа руки по обе стороны от тела Тэхёна. Утыкаясь ему лбом в плечо, играл так плавно, так спокойно. Пальцы сами собой танцевали по бело-черным клавишам, играя начало одной из любимейших арий Тэхёна. Он вступил, наслаждаясь собственным звуком и немного раскачиваясь вместе с Чонгуком, который сходил с ума от вибраций, которые создавал его ученик во время пения, прижимаясь к нему грудью, практически осязая его звук всем телом. Заиграла другая песня, и Чонгук аккомпанировал уже одной рукой, в то время как вторая, словно сама по себе, забралась под футболку парня, гладя по ребрам и животу. Вокалист начал сбиваться с ритма, все чаще вдыхая. — Держи ноту, не лажай! — грозно заявил учитель, кусая Тэхёна за кончик уха. Тэхён допел куплет до конца с грубейшими ошибками и заявил: — Играй нормально, что за аккомпанемент? — Поговори мне тут, — Чонгук ущипнул его за сосок, заставляя Тэхёна сжать зубы и напрячься всем телом. — Ммм, Тэхён. Скажи «ммм»! — Серьёзно? — задыхающимся от непрерывной стимуляции чувствительного комочка голосом еле выдавил из себя парень. — Да, мой сладкий. Ты начинаешь напрягаться от любой ласки, на которую отвечает твое тело, — он развернул парня, посадив его на себя верхом, и начал выцеловывать его лицо, бормоча бессвязно. — Я хочу слышать твой голос. Ты такой красивый и звучишь просто божественно, когда я впервые увидел тебя, сразу подумал о том, какие ты можешь издавать звуки, когда тебя любят… покажи мне. Спой мне так, чтобы я умер и воскрес. — Тэхён млел от ощущения мягких губ на своем лице и теле, закрывая глаза, таял как мороженое в жаркий полдень. Футболки полетели с тел, падая черно-белой кучкой, словно сюрреалистическое отражение клавишного ряда. Бутылочка смазки, презервативы у учителя нашлись в рояльной банкетке. — У меня так много вопросов, — глядя на это явление пробормотал Тэ. — Купил в тот день, когда ты появился на пороге студии, — смущенно улыбнулся Чон. — То есть ты знал, что трахнешь меня возле своего пижонского белого рояля уже тогда? — Фу, ну что за обороты речи, — Чонгук потянул свободные штаны певца вместе с бельем вниз и впился поцелуем ему в поясницу, садясь на банкетку. Тэхён стыдливо переступал с ноги на ногу. Он оказался совершенно голым, в руках Чонгука, при свете дня, хоть и не ярком, и даже не на кровати. — Эй, Тэ-Тэ, иди сюда, — Чон снова посадил его к себе на колени и жадно поцеловал, бесцеремонно врываясь в его рот, пока тот не задышал тяжело. — Ты весь такой красивый, у тебя даже член идеальный. — Просто заткнись! — Тэхён прижался губами к его шее, вдыхая свежий запах геля для душа и собственный аромат мужчины, оттягивая его голову и вцепившись пальцами в волосы. — Я тебе буду говорить, пока ты не поверишь мне, — он наклонил голову так, чтобы тому было удобнее целовать его шею, сам замычав от приятного ощущения, — потому что это чистая правда. Парень был такой стеснительный, такой зажатый, и Чону хотелось, чтобы его сорвало так, чтобы он потерял контроль, утопая в простом физическом наслаждении. Чон почувствовал робкие касания на своем члене и замер, поощряя того к дальнейшим действиям, тем временем терпение мужчины, коим он не обладал от природы, стремительно заканчивалось. — Локти на рояль, пожалуйста, — он поставил его на ноги, помогая принять довольно пикантную позицию сбоку инструмента, при которой задница, подсвеченная огоньками с пола, была словно музейный экспонат, приложение к инструменту. Щелчок крышки бутылочки и в следующее мгновение касание прохладных пальцев заставило дрожать парня, выдыхая на блестящую поверхность рояля, и прогибаться в пояснице. Тэхёна вело от мысли, что эти длинные музыкальные пальцы уже скользят внутри, так неторопливо поглаживая и разминая. Это не шло ни в какое сравнение с его собственными сегодня утром. Все ощущалось гораздо острее. Чонгук целовал его спину, поглаживая другой рукой его грудь и живот, бормоча какой-то милый бред, пока пальцы второй продолжали свою сладкую пытку и, чуть согнувшись, начали свое наступление прямо на простату. — Вот теперь — да, — почувствовав ответные движения задницы, которая пыталась насадиться на пальцы сама толкая руку Чонгука, — ну, давай «ммм», детка. — Аааа… Ааа, Чонгук, мммм, — сходя с ума в умелых руках, хрипло выкрикнул Тэ, — вставь уже, иначе я сейчас кончу. — Хочу видеть твоё лицо, когда ты кончаешь, — шептал Чонгук, разворачивая парня к себе. — Я не сяду на рояль! Он холодный и скользкий! — Черт, жаль! Он быстро поставил банкетку перпендикулярно роялю и, закрыв клавиши, оперся спиной о клап. Тэ забрался сверху, сам направляя член во влажный вход, насаживаясь аккуратно и медленно. Теперь Тэхён воочию мог убедиться, что стонут не только девчонки, так как Чонгук от каждого его движения на члене начинал стонать так, что можно было кончить от одних только звуков. Это было прекрасно. Это звучало безумно хорошо и выглядело просто огненно горячо. Он позволил Тэхёну двигаться на нём, как тот хочет, какое-то время почти невесомо удерживая за ненаглядную задницу. Потом размашисто шлепнул правой рукой по ягодице так, что она загорелась огнём. Тэхён взвизгнул от неожиданности и резко подался вперёд, усиливая толчок. Чонгук быстро перенял инициативу, вдалбливаясь в податливое тело, толкая его бедра на себя, хищно впивая пальцы в нежную кожу до синяков. От мощной стимуляции простаты с каждым толчком, так часто, что Тэ забывал дышать, он начал тихонько постанывать, поощряемый Чонгуком. — Так, мой сладкий, ещё, ещё. Я хочу тебя слышать. Тэхён стонал, и ему было от этого так хорошо. Чонгук ловил каждый звук, каждое движение губ, словно пытаясь запечатлеть картинку в своем мозгу навсегда. — Не закрывай глаза, смотри на меня, кончай так, чтобы я видел твоё лицо! Тэхёну хотелось сказать Чонгуку, чтобы тот, наконец, заткнулся, но был слишком занят, открыв портал в мир стонов. Он ловил эти ощущения запредельно прекрасного члена Чонгука внутри себя, который идеально стимулировал чувствительный комок нервов. От этого вспыхивали яркие звезды перед глазами, взрываясь и осыпаясь алмазной пылью на грани сознания. — Кончишь без рук? Такой чувствительный, мой мальчик, — выдохнул Чон, чувствуя предоргазменные спазмы на своём члене. Начал царапать сосок краешком ногтя. — А, а, ааа!!! — закричал в голос Тэхён, хватаясь за свой член и бурно кончая, пачкая им обоим животы и частично грудь. Следом, через пару бешеных толчков, кончил Чонгук, вжимаясь до дрожи в своего ученика, ощутимо кусая его в плечо. Они сидели так какое-то время, не отпуская друг друга. Тэхён прижался к шее учителя, зарывшись пальцами в жесткие волосы на затылке, неторопливо поглаживал. — Это что, ты меня пометил так? — растирая наливающийся синяк на плече с явными следами зубов, спросил Тэхён. — Случайно, — прижимаясь губами к саднящему месту, ответил Чонгук, — хотя мне даже нравится. Ты мой! Весь мой! — Эй, это была моя футболка! — возмутился Тэхён, когда Чонгук прижал белую ткань к животу парня. — Тебе она не понадобится. Будешь спать голым. — Я вообще-то домой собирался. — Нет! — Да хрен с тобой. Только покорми. Проснувшись утром, по привычке, Тэхён несколько минут соображал, где он и кто он. Потом всё же память вернулась вместе с ощущением прекрасной боли в собственной заднице. Он застонал, пытаясь встать, и тут обнаружил, что его рука привязана красной веревкой к ножке кровати. Длина была достаточно свободной для сна. Узел не давил на кожу, но, тем не менее! Этот человек привязал его к кровати! — Чонгук! Мать твою! Он начал толкать рядом лежащего мужчину, который отчаянно спал как мёртвый младенец, и даже не думал просыпаться. — Господи, Чонгук, проснись, отвяжи меня! — Он тряс мужчину, но тот самозабвенно спал, улыбаясь во сне. Наконец Тэхён устало повалился на подушку. Он нагло стянул с мужчины одеяло, любуясь красиво сложенным телом и тёмными сосками на груди. Пальцы сами потянулись к выступающей вершинке соска, сжимая ее. Чонгук ещё во сне накрыл ладонью руку парня. — Доброе утро, — хриплым голосом сказал он, приоткрывая один глаз. — Ты меня связал! — обвинительным тоном заявил Тэ. — Это чтобы ты не сбежал. Я слишком крепко сплю. Не услышал бы. — Вот больной! — пробурчал Тэ, целуя мужчину в губы. Чонгук, резко подскочив, стащил парня по кровати вниз, чтобы привязанная рука натянулась, и хищно улыбнулся, оглядывая распластавшееся под ним тело, чьи бедра он тут же оседлал, гладя руками по торсу и животу. — Прекрасно. Ты такой горячий по утрам, черт возьми! — А ты такой болтливый, просто пиздец! — Айщ! Я же твой учитель! — Ты меня трахнул! — Скажешь, тебе не понравилось? — Ой, заткнись уже. Давай, делай, что собирался, мне нужно в душ. Он присоединил свободную руку к привязанной, ограничивая Тэхёна в движениях, и поцеловал, врываясь в рот, потом опускаясь на шею, где он оставил сильнейший засос, с рыком — мой! Они продолжили в душе, соединяя оба члена в руках, целуя куда придется, кусая и выкрикивая бессвязно. Потом мыли друг друга, потом снова целовались, пока губы не занемели от постоянного трения. — Меня сегодня не будет на репетиции. — С хера ли? У тебя два дня до концерта. — Именно, мне отдыхать нужно и спать нормально. А не вот это вот все! — Ну, Тэхён! Я только разогнался! Я хочу ещё. — После концерта! И не смей меня связывать! — Черт! Только об этом подумал. День концерта настал очень быстро. Тэхён ходил на все репетиции. Чонгук вел себя прилично, включив нормального учителя, ну, не считая нечаянных поглаживаний по пятой точке, когда Юнги не видел или делал вид. И вот он наступил! День концерта, момент истины. За кулисами встречала суета, беготня, склады декораций со спектаклей, хлопающие двери душных гримёрных и два бледных лица его учителей, Чонгука и Намджуна. — Ты, случайно, не это? — щупая дрожащими пальцами за задницу, спрашивал Чонгук. — Руки убери! Я не это! Это осталось на твоем рояле. — А, ну да… Сам Тэхён был вполне настроен на работу. Волновался, но контролируемо, не впадал в панику, как это обычно происходило, но зато его преподаватели находились в полуобмороке. Потому что этот шанс, сегодняшний, был реально последним для их талантливого ученика. Гример, засунув салфетки по всей поверхности горловины бархатного камзола, начал свою работу, накладывая краски намеренно ярким слоем. Так со сцены лучше выглядит. — Выглядишь как блядь, — сказал Чон, внимательно наблюдая за процессом, — но мне нравится. После концерта не смывай, я буду тебя прямо так… — Чонгук! — оборвал этот нервный выпад Тэхён, разворачиваясь к нему и заставляя девочку гримера зашипеть недовольно. — Что с тобой происходит? — Ты со мной происходишь! — зло ответил тот. — Твой парень? — поворачивая лицо к себе мизинцами, спросила она, касаясь мягкой кисточкой век. — Мой учитель, — ответил Тэхён. — Его работа? — она ткнула пальцем в лиловый засос и начала его замазывать спонжем. — Моя, моя! Работай давай, меньше текста, — буркнул черный. — Чонгук, успокойся, пожалуйста. Ты сейчас на марс улетишь! — Я не могу, — нервно вдыхая, он начал метаться по тесной гримерке, мешая остальным артистам и гримерам. Девочка закончила с макияжем, и Тэхён, поймав своего учителя за рукав, вытащил того в закулисное пространство, уставленное декорациями в виде уличных фонарей и заборов. — Чонгук, после концерта я тебя трахну, — шепнул Тэхён ему прямо в ухо. Тот замер. — Конечно, трахнешь. — Нет, ты не понял, — пояснил парень, — я трахну твою задницу. Чонгук выпучил глаза, касаясь собственных ягодиц. — Это с чего вдруг такие идеи. Я не знал, что ты так это делаешь… Хочешь… Умеешь… — Я так никогда не делал. Но сегодня я хочу так. Откажешь? Скажешь, ты этим не занимался? — Ну нет, просто очень давно как-то. Последний раз мне было восемнадцать, наверное. Тэхен, ты уверен? — Уверен. Вот, думай об этом. А мне пора распеваться. После озвученного Чонгук как-то ощутимо подзатих. Перестал сыпать чепухой на окружающих, а находился рядом и скромно помалкивал. — Что ты ему такое сказал, даже интересно, — спросил Намджун, глядя на задумчивого мужчину в черном, который, сложив руки на груди, подпирал подоконник в опереточной тоске. — О, это тайна покрытая мраком! — отшутился Тэхён. Чонгук и Намджун отказались спускаться в зал, вместо этого мешали артистам и рабочим сцены за кулисами. То стоя столбами, то практически обнимая друг друга. Тэхён, на удивление спокойный, как будда, посмеивался, глядя на этих двоих. Единственное, что доставляло беспокойство, так это пот, стекающий практически ручьями под бархатным камзолом, и он пожаловался Чонгуку, пытаясь разбавить его нервную дрожь. — Дай я тебя понюхаю, — он двинулся на парня, совершенно серьезно намереваясь это сделать. — Да блин! Чонгук, остановись! Извращенец хренов! — Я серьезно, меня это сейчас успокоит! Иди сюда! Тэхён еле отбился от учителя, который все же смог слегка прислониться к воротнику, испачкав нос гримом. В наушнике тот услышал, как объявили его выход, и мир сузился до пятачка на сцене, на котором и стояла восходящая звезда оперного пения Ким Тэхён, глядя на дирижера, который, улыбаясь, как своему родному сыну, подал знак, когда вступить, и баритон запел так, что зрители плакали от музыкального экстаза, и когда тот закончил, повскакивали со своих мест, выкрикивая: Браво! Брависсимо! Сам Тэхён, словно обретя слух, который до последней ноты слышал только оркестр, пока шло выступление, внезапно оглох от накатывающих, словно лавина, оваций. Он посмотрел за кулисы и увидел, как его учитель Чон Чонгук рыдал, стоя на коленях прямо на пыльном полу среди толпившихся людей, которые аплодировали даже из-за кулис. Он справился!***
Чонгук напряженно играл не очень сложное произведение Баха, которое самолично выбрал для него Тэхён. Пальцы отказывались слушаться хозяина, но тот невероятным усилием воли продолжал, почти падая носом на клавиши. — Чонгук, да соберись ты! Ну что за лажа? Кто так играет, ты меня с ритма сбиваешь! — возмутился Тэхён, вытаскивая член своего учителя изо рта, но продолжая стимулировать рукой скользкий от слюны ствол, водя по всей длине и задерживаясь на головке. Тэ стоял на коленях слева от Чонгука, с тем, чтобы не мешать его правой ноге давить на педаль. Впрочем, тот давил через раз, отчаянно лажая и путаясь в нотах. — Мне больше нравится, когда твой рот занят, — сказал Чонгук хриплым голосом, надавливая ладонью на голову ученика и призывая того продолжать. Несколькими минутами ранее, когда Тэхён его растягивал и устанавливал пробку, то жестоко не дал учителю кончить, хотя тот был уже на грани. И сейчас профессор был готов делать что угодно, чтобы получить вожделенный оргазм, ну а нахальный парень заставлял его играть полифоническую фугу и в темпе. — Руки, руки! Играй дальше! Он снова накрыл его головку влажными губами, лаская языком чувствительную уздечку, чуть втягивая щеки. На самых острых моментах учитель начинал отчаянно лажать, и это было капец как мило, настолько, что член Тэхёна дергался в пижамных штанах, которые он себе тут присвоил, от каждой фальшивой ноты. Помня про второе правило певца, Тэхён проталкивал член глубже в горло, сознательно его нарушая. Ведь сегодня можно вообще всё! Почувствовав крупную дрожь, которая сопровождалась истерическими нотами фортепьяно, он остановился за доли секунды до оргазма, которого не произошло. — Боже, как ты так течешь, профессор Чонгук! Ты такой вкусный! — Тэхён, да мать твою! Что ты делаешь-то? — профессор, почти плача, не оставлял попыток играть. — Уже можно тебя трахнуть? Есть предпочтения? Сзади или, может, хочешь видеть мое лицо, когда я буду кончать глубоко в тебе? — издевался Тэхён. — Трахни уже, как желаешь, дай только кончить, — простонал Чон, и рояль, издав какой-то особенно пронзительно жалкий звук, наконец замолк. — В кровати, профессор! Я сторонник удобств. Трахаться на рояле — дикая пошлость! Неси свою драгоценную задницу наверх. Тэхён, встав с колен, бодро поскакал на второй этаж, в спальню. Чонгук вроде дернулся за ним, в темпе натягивая пижамные штаны на конкретный стояк, но специфические ощущения от пробки, установленной хоть и нежно, не дали скакать резвым зайчиком. И он, покряхтывая, как сильно возбужденный медведь в гоне, вразвалочку направился по ступенькам, ойкая на каждой. — Даже свет не погасишь? — удивленно спросил Чонгук. — На четвереньки и быстро! Парень стянул пижамные штаны с прекрасной задницы, светившей между половинок металлическим кружком пробки. Прижался щекой к ягодице, потом коснулся губами и втянул в себя с усилием, оставляя синий засос. — Крутяк! — по-мальчишечьи воскликнул Тэ. — Тэхён?! Будешь моим парнем? — чуть задыхаясь, спросил Чон, когда тот медленно начал вытаскивать пробку из припухшей влажной дырочки. — Черта с два! Трахать своего парня или трахать своего руководителя! Чуешь разницу? — Ну ты! Аааа… Тэхён укусил его за другую ягодицу, потом влажно поцеловал, оставляя мокрый след, поднимая попу повыше так, как ему удобно ее вылизывать. Надавил на поясницу, и профессор послушно прогнулся, открывая отличный обзор на прекрасный розовый сфинктер, который сжимался в предвкушении. Чуть расставив его ноги пошире, раздвигая коленом, он припал к его такой влажной от смазки дырке, чуть толкаясь на пробу языком, слыша хриплые ругательства вперемешку со стонами своего учителя. Тэ дразнил ладонью его член, легонько касаясь его в то время, когда врывался языком все глубже и глубже, уже практически трахая его им. — Хотите кончить, профессор? — Я хочу, я не могу уже. Прошу, Тэхён! Пожалуйста! — он сминал в кулаках простыни, почти рыдая. — Ну, раз просишь! Это звучит безумно приятно. Выпрямившись, он быстро раскатал презерватив по своему члену и, добавив смазки, прислонил его к пугливо сжимающемуся отверстию. — Расслабьтесь, профессор, сейчас будет салют, — он толкнулся внутрь и чуть не сошёл с ума от узости внутри. — Тэхён, Тэхён, погоди. Ах ты черт. Больно! — Сказал же расслабиться! — Я пытаюсь, — профессор истерично дышал в кровать, упав головой на руки. Сам Тэхён закрыл глаза и замер, боясь тут же кончить, ещё даже не начав двигаться. Внутри Чонгука было узко и чертовски приятно. Дав ему привыкнуть какое-то время, он всё же начал двигаться, одновременно лаская член Чонгука. Тот, наконец, расслабился и начал поскуливать в такт толчкам. — Черт, кончай, Чон, я уже всё, — уже надрачивая ему в быстром темпе, прошипел Тэ, пытаясь сдержаться, толкаясь на всю длину, касаясь бедрами ягодиц. Сумасшедшая волна накрыла с головой, заставив сорвано стонать в голос, вбиваться в узкое отверстие, судорожно сжимая чужие бока. Горячие струи ударили в ладонь, они кончили практически одновременно. Перед глазами блаженно плыло, и Тэхён, выскользнув из узкой задницы, которая мгновением раньше чуть не раздавила его член, повалился на кровать, тяжело дыша. — Больше никогда! Это вообще не моё, — усмехнулся Тэ, подтягивая к себе влажного от пота Чонгука, который еле шевелился. Покрывая его плечи ленивыми поцелуями. — Ммм, а мне понравилось, кстати! — он хрипло рассмеялся. — Я, кажется, сорвал голос. * Клап — крышка рояля (клавишных инстр.)