Воспоминание

Иногда Аомине сравнивал тренировки первого состава Тейко с играми на выживание. Пусть он без затруднений проходил раунды и после многочасового танца с мячом выглядел бодрее всех, порой даже его тренировки выжимали до корочки. Каждый участник этого безумия мог только удивляться непрошибаемой упертости Тецу. Призрачный шестой игрок уползал из зала в полубессознательном состоянии — но на своих двоих, никого не прося о помощи и никогда не жалуясь. Благодаря собственной несдержанности и наказанию в пятьдесят штрафных бросков, Дайки остался в зале совершенно один. Не стоило, конечно, злить тренера — доведенный до ручки, он имел свойство оборачиваться злобной зверюгой. Тогда уж под раздачу попадали не только участники спора — все без исключения. В этот раз им повезло. Зато появилось время подумать, что в последнее время Аомине частенько снимал себя с ручного тормоза и бесконтрольно катился по наклонной. Ему казалось, лучше сто раз проглотить порцию чужой агрессии, чем играть в доброжелательность и чувствовать себя идиотом. Ведь так? Мяч укоризненно молчал. Впрочем, как всегда. Раздевалка тоже оказалась пуста. На скамье аккуратной стопочкой лежали чистые вещи Куроко. Похоже, он все еще копошился в душе или заканчивал водные процедуры — вода не шумела, тишину нарушало только тревожное пение засыпающей улицы. Видимо, как только запахло жареным, остальные члены стартового состава оперативно смылись. Даже неторопливый Мурасакибара испарился с рекордной скоростью — обычно он уходил чуть ли не последним, опустошая черт-знает-какую по счету пачку любимых чипсов. Аомине двинулся к своему шкафчику и сдернул с дверцы свежее полотенце. Уткнувшись лицом в махровую ткань, он подумал, что Куроко возится в душевой очень долго. Может быть, умудрился уснуть? Или вообще грохнуться в обморок? Мог ведь и голову расшибить, болван. — Куроко! Попытка докричаться не дала результата, и Дайки настойчиво приложился к двери. Тишина. Беспокойство быстро лишило жалких остатков терпения. Невольно представляя самые жуткие картины, Аомине дернул ручку на себя. Тецуя обнаружился в углу за дальней перегородкой. — Куроко? — Аомине-кун, иди без меня. Приглушенный голос полоснул Дайки по нервам. Успел же напридумывать всякой ереси и чертовщины, начиная с несчастного случая, заканчивая привычными нелепостями. — Тебе плохо? Тошнит? Куроко ломано прикрыл обнаженные участки тела. Щеки горели, он с усталостью смотрел в угол и обреченно молчал. — В чем дело? Влажные волосы распасовщика взметнули мелкие брызги, когда он тряхнул головой. Дайки поймал нечитаемый взгляд и неосознанно сглотнул. Он ожидал чего угодно: упрямой невозмутимости, растерянности, раздражения, но не лихорадочного блеска в обрамлении пронзительно-буйной синевы. — Не мог бы ты… выйти? — И оставить тебя в таком состоянии? — Аомине расслабленно присел рядом. Теперь ясно. Очередная подколка. Ему сразу вспомнились два ублюдка из «третьих», примелькавшиеся у спортзала. Тупые завистливые морды с первого взгляда не понравились Дайки — стоило заметить их, сразу возникало спонтанное желание выбить кому-нибудь парочку зубов. С момента перехода в первый состав Куроко слишком часто попадал в странные, нелепые ситуации. В подлянки. Конечно, это не удивительно — ему завидовали все, кто долго и упорно пробивался во второй состав. Мелкий недоросль со средненькими способностями — и сразу в числе лучших, сильнейших, талантливых. — Тебе что-то подсунули, да? — Я выпил воду из своей бутылки, — Куроко отвернулся, досадливо прикусив губу. — Просто подрочи. Я уйду, — Аомине пожал плечами. — И подожду тебя снаружи. Сказать-то сказал — но не смог сразу же уйти. Пока Тецу собирал в кучу путанные из-за афродизиака мысли, форвард внимательно изучал серьезное, холодно-беспристрастное лицо. Интересно, что должно произойти, чтобы оно выглядело по-настоящему живым? Точнее, нет, что должно случится, чтобы на лице Куроко проявились яркие эмоции? Аомине знал, что они есть, но не показываются, словно на бракованной фотобумаге. Сколько ни свети — нет изображения. Может быть, парень-тень и в чувства допускал только тени? Или показывал всего лишь следы от настоящих, ярких эмоций. Выдавал себя разве что линиями-призраками: тонкие ресницы едва заметно дрожали, губы белели от напряжения. Он не знал, куда смотреть — лишь бы не на Дайки. Взгляд бегал по стене, цепляясь за несовершенства, за трещинки и сколы запотевшей кафельной плитки. — Не могу. — Почему? — Аомине тихо хмыкнул. Беззлобно, насмешливо. — Больно. Настроение резко метнулось к другой границе. Дайки решил, что в следующий раз не будет сдерживаться и хорошенько прорядит чьи-то наглые улыбки. Шутки шутками, а это уже перебор. — Помочь? Куроко вздрогнул, и форвард чуть-чуть склонил голову, рассматривая — такое интересное выражение лица он видел впервые. Интересное… двойное? Страх-удивление? Испуг-неверие? С тихой, скрытой искоркой надежды. Которая впрочем, быстро потухла. — Не надо. Я подожду, пока пройдет. — Просто так не пройдет. На самом деле Аомине не знал. Чтобы утверждать со стопроцентной уверенностью, надо точно знать, что Тецуе подсыпали. Ублюдки. — Разберусь как-нибудь, — еще тише добавил Куроко. Аомине дернул туда-сюда лежащее на плечах полотенце и медленно стянул ткань в сторону, только чтобы дать себе немного времени подумать. Мог ли он оставить Куроко в таком неприятном положении? Нет, не мог. Мог ли он действовать согласно обстоятельствам? Мог — всегда так поступал. В его намерениях нет подтекста, а значит, все, что он сделает — чистой воды импровизация без какого-либо умысла. Куроко должен это понимать. Потом. После. Уперевшись коленом в пол, Аомине положил ладонь на крепкое влажное плечо. Под пальцами дрогнули забитые тренировкой мышцы. Дайки осторожно потянул на себя, заставляя распасовщика развернуться. Куроко среагировал мгновенно — с хлопком накрыл запястье ладонью и стиснул пальцами в жесткой, неуютной хватке. — Не надо. — Я просто хочу помочь. — Лучше… — Я не собираюсь ждать тебя до закрытия зала, — Дайки угрожающе пресек любые возмущения. — Хочешь сказать, что из-за подобной ерунды будешь сидеть тут всю ночь? Куроко не смог ответить. А Дайки — объяснить как-нибудь помягче. Надо просто раскрыть его, чтобы получить доступ к телу — дальше будет проще, только вот Аомине не привык настаивать. Ему всегда поддавались покорно, безропотно. Усталый вздох разорвал напряженную тишину. — Все в порядке, Тецу. Было бы хуже, если бы на моем месте был кто-нибудь другой, да? Почему-то эта простая до идиотизма мысль разозлила Аомине. Он ярко представил в этой деликатной ситуации гаденыша Кисе. В последнее время Рета слишком часто вступал в спор по поводу того, кому предназначены пасы Куроко. Дайки злил сам факт — Кисе считал, что имеет полное право за них бороться, хотя… не имеет. Не имеет и все. Тецу не ответил. Ему вообще не хотелось попадаться на глаза кому-либо, а тем более людям, которых он считал друзьями. Хватка ослабла, и Аомине, незамедлительно воспользовавшись этим, прижал парня к себе. Другой рукой он дотянулся до смесителя. Теплая вода накрыла их обоих, мигом затемнив растрепанные волосы и форму Дайки. Он закрыл глаза, прислушиваясь к трепетно-знакомому ритму дыхания Тецу. Звук был необычный, хотя очень знакомый: все те же короткие вздохи и медленные выдохи, но взволнованные, лихорадочные. Вода яростно глушила их, однако природа подарила Аомине почти звериный слух — он без труда выхватывал из пространства все самое необходимое, то, что может помочь сориентироваться даже в темноте. Короткий вдох, медленный выдох. Ладонь опалило разницей температур, кожа Тецуи буквально горела. Причинять ему боль не хотелось и решительности слегка поубавилось — Аомине вдруг задумался о том, сможет ли вообще как-то помочь. — Я действительно… — Просто помолчи. Все верно — звуки. Сейчас они лучшие помощники. Куроко перестал дышать, когда длинные пальцы мягко обвили до боли напряженный член. Дело не в неприятных ощущениях, а в стыде — Аомине понял это позже, когда Тецу жарко подался навстречу руке, бесконтрольно и устало толкнувшись в ладонь. Дайки выцепил тихое, влажное шуршание кожи и прижался губами к светлой макушке. Без поцелуя — просто так, чтобы не сталкиваться взглядом, не смущать Куроко еще больше. После небольшой остановки Тецуя зло проглотил страдальческий стон. Тут-то пришло тормознутое понимание, что, возможно, проблему так просто не решить — простой ласки здесь маловато. Аомине порадовался тому, что Тецу не может его видеть. Иначе у него в памяти могло остаться незабываемое зрелище — ошалевший растерянный Дайки. — Не можешь? Тецуя опять попытался его оттолкнуть, но нерешительно. Выгнулся, вырвался из объятий, обжег отчаянным взглядом и сразу же закрыл глаза, чего-то испугавшись. Нет, ему сейчас точно не до зрелищ. — Я попробую кое-что, ладно? — К-кое… — Просто не ной. Вода, конечно, не лучший помощник в задуманном, но Аомине надеялся, что дело обойдется небольшим вмешательством. Возбуждение поползло по телу жаром и, заглянув в каждый уголок тела, мелкими змейками осело в паху. Это ненормально — реагировать так на идею отыметь друга пальцами. Совсем ненормально. Ладно, можно принять во внимание, что сам по себе Куроко — воплощение слова ненормальный. Неправильный. Слишком тихий для того, кто невелик ростом, слишком милый в попытках быть мужественным, слишком слабый для игрока стартового состава. На первый взгляд. Надо было бы предупредить Куроко. Дайки не ожидал, что от шока он потеряет способность контролировать себя и сожмется. — Так будет легче — обещаю, — одной рукой продолжая ласкать член, а другой осторожно надавливая на вход в напряженное тело, Аомине сменил положение. Тецуе пришлось снова прижаться к потерявшей тепло стене, выскользнув из области потока воды. — Только пальцы. Обычно Тецуя смотрел на людей так, словно видел их насквозь. Сейчас у него получился прямо противоположный взгляд — поверхностный, бесполезный. — Тецу, — имя сорвалось с губ как иголка. Дайки повторил вдох-выдох за Куроко, рвано и медленно, точь-в-точь. — Успокойся, ладно? Я не собираюсь тебе вредить. — Я знаю, — сумрачный взгляд приобрел осмысленную теплоту доверия. Тецуя едва не терял сознание от волнения, витая где-то между миром бессознательного и реального. Ненормального, невозможного. Но… Это Дайки. Дайки принимал его любым. И даже сейчас, в щекотливой ситуации он не отвернулся, не посмеялся — а рядом. Аомине приподнял бровь, терпеливо дожидаясь хоть какого-то разрешения. Сердце его предавало. К черту мысли, сейчас главное вести себя непринужденно. Ничего особенного. Ничего такого. — Ничего такого, — трансово-медленно повторил Аомине. — Ничего особенного. Острая коленка коснулась его руки. Затем Куроко развел ноги шире и соскользнул ниже. Ничего особенного. Аомине позволил себе опустить взгляд вниз. Такое небольшое, но слаженное тело — во время самых первых тренировок он искал хоть какую-то особенность, которую можно было бы развить. И не нашел ничего, кроме любви к баскетболу и потрясающего, редкого упорства, достойного уважения. Теперь обнаружил красоту. Удивительно-необычную, хрупкую. Прикоснешься — начнет таять, обмораживая пальцы. Тецу начинал поддаваться. Нехотя, обреченно. Все же тренировка выпила из него все силы, не оставив ни капли, а стресс расщепил морально, ударил по больному. Аомине медленно протолкнул один палец внутрь. Если снаружи Куроко буквально горел, то внутри — почти плавился. Выражение его лица в этот момент болью отпечаталось в памяти Дайки. К звукам присоединились ощущения. Шелковая дрожь по телу. Мелкая, как брызги. Сдержанный стон следом за судорожным глотком воздуха. Тецу терпит и отчаянно борется с собой, с собственным телом. Ему не в новинку — вся жизнь сплошная война с природой и ее маленьким подарком. Дайки старательно ищет в себе спокойствие, но безрезультатно. Он зол на смертников-приколистов, посмевших так пошутить. Объят тревогой, а хуже всего — возбужден. По-настоящему. Слишком. — Сейчас… Судорожно сжатые пальцы Тецу безжалостнее стальных тисков, но Аомине даже одобряет силовой способ выплеснуть эмоции. Да и лучше пусть держится, чем отталкивает — иначе бы мешал. Куроко выдает испуганный хриплый вскрик. Все верно, так надо, но хочется… Больше? Громче? Честнее?.. — Здесь? Спрашивать незачем — Куроко пробивает дрожью, стоит только слегка надавить, но Аомине почему-то важно слышать. Важно знать, что Тецу в сознании и прекрасно понимает, что происходит. — Да… Куроко отвечает, звуки плавятся в бархате его шепота. Говорить трудно, Тецуя все силы спустил на то, чтобы не сводить ноги вместе и не мешать Дайки. Не ерзать, не дрожать, вести себя тише. Все сразу. Второй палец проскользывает еще медленнее. Вторжение одаривает болью, понимающий взгляд Аомине — беспокойством. Его губы приоткрыты, брови сведены и выдавливают тонкую хмурую морщинку. Самое нелюбимое выражение лица, с неожиданно-приятными глазами. Редкого, необычного цвета — лихорадочной грозы, выходящей в ночь. Не получается. Аомине снова теряет ориентир — Куроко зажался, замолчал, закрыл глаза. Пускать кого-то так близко не в его правилах, хотя он всецело доверяет Дайки. И доверил бы что угодно, даже свое тело. Так? Тогда… — Тецу! Только не вырубись сейчас! Еще немного. Аомине перестал ждать, щадящие ласки перешли в грубоватые, смелые. Он не умел стараться вполсилы. Тецуя тоже не умел — в этом они похожи. Когда Куроко непроизвольно прижимается к нему, изгибаясь в вымученном оргазме, Дайки кажется, что еще минута — и он сам рухнул бы в обморок. Но если бы это произошло, то у Куроко к вялости, усталости, зашкаливающему адреналину и стрессу добавились бы синяки с царапинами, так как выбраться в таком состоянии из-под туши Дайки он смог бы только с энной попытки. Приобняв Куроко за шею, Аомине вытащил пальцы и затянул бессознательного парня под воду. Интересно, он вырубился от кайфа или от ужаса? Может, от кайфового ужаса и ужасного кайфа? Как-то получилось, что лихорадка Куроко перекинулась на незадачливого помощника — тело Аомине связало в узел от тягучего желания. Сдерживаемого, спрятанного, но от этого не менее сильного. Вода немного привела Дайки в чувство. Он рассредоточено смотрел в стену и придерживал Тецу, чтобы тот не сполз вниз. Пусть призрачный игрок выглядел хрупким, но на самом деле весил не так уж и мало. Далее форвард действовал автоматически — совсем как во время отработки комбинаций. Выключить воду, замотать Куроко своим полотенцем, поднять на руки. Дверь толкнуть плечом. Тецу выглядел хреново. Бледный, оттенка формы Тейко, с лихорадочными розовыми пятнами на щеках. Замученный. Сегодня будет спать как медведь в зимнюю пору. Если доберется до постели, конечно. Аомине бережно положил парня на скамью. Никакой реакции на касания — распасовщик в полной отключке. Только убедившись, что никто его не увидит, Дайки прислушался к себе. Нет, не отпустило. Ненависть к тем, кто посмел поиздеваться над Куроко и нервами Дайки, достигла предела. Аомине сорвал ее на крышке свободного шкафчика, хорошенько примяв кулаком ледяное железо. Боль укусила, но не облегчила чугунную тяжесть в голове. Шум не разбудил Тецу. И к лучшему — ему не стоило видеть Дайки таким. Злым, как тысяча голодных волков, насквозь промокшим, взъерошенным и возбужденным до колючих звездочек перед глазами. Вытащив с нижней полки запасное полотенце, Аомине отправился обратно — приводить в порядок себя самого. Мысли о Куроко не отпускали ни на секунду. В голову настойчиво лезли глупые, односложные вопросы — как он там, что с ним будет и что сказать. Как смотреть в глаза? Глупости. Глупо было бы терпеть напряжение. Им еще предстоит дорога домой, а в таком состоянии Аомине мог наговорить всякой ерунды и психануть. Поэтому он сдался: вид Тецуи, кончающего в его объятиях… В памяти теперь навсегда. Воспоминание острое, до помутнения рассудка. И изгиб мальчишеского тела — самое эротичное, что он когда-либо видел. Извращенное удовольствие накатилось волной — вместе с водой и горечью, усталостью и желанием. Дайки впервые дрочил в общественном месте, как несдержанный придурок без тормозов. Но не мог злиться на причину своего помешательства. Да и придумать способа отвлечься тоже не мог. Его сорвало очень быстро, буквально с нескольких рваных движений. Ударило, пришибло тяжелым оргазмом. Тело едва не потеряло опору. Стена. Пол. Удар ладонью по смесителю — ледяная вода мелкими лезвиями по коже. Да, легче. Теперь он сможет притвориться, что… ничего такого. Ничего особенного. Куроко, пришедший в себя, промолчит, пряча глаза. А затем поднимет благодарный и уютно-добрый взгляд. Аомине дернет плечом вместо едкого: «больше не оставляй шкафчик открытым», потому что голос может подвести. А Куроко поймет, что Дайки хотел сказать. И никогда не забудет главного. Потому что для таких воспоминаний у него есть особенное место.