Запинка

Дазай никак не мог предвидеть тех событий, которые собирались прийти по истечении пары часов. Чуя вёл себя очень нервно и зажато, непривычно взвинченный. Он вздрагивал от каждого прикосновения и желал уйти, выскальзывая из-под пальцев шатена. Его это вводило в непонимание и ступор, ибо Чуя всегда ластился и нежился, требовал ласки к себе и урчал от этого, а тут его как будто подменили. Когда Осаму спрашивал, что же случилось, то Накахара сам не мог дать ответа и смотрел на Дазая, нахмурившись с надеждой, будто тот найдёт ответ на этот сложный для них обоих вопрос. Как выразился Чуя, он ощущает тревогу, нервничает из-за этого и не может расслабиться. Ему ни капли не противны касания кареглазого, просто они отвлекали и усмиряли, отчего волнение клокотало в груди сильнее. И вот, так Дазаю пришлось сидеть на диване в их гостиной, вытянув длинные ноги и наблюдая, как Чуя мечется и тыкается из угла в угол. Это был первый звоночек. Вторым же стал запах. Свой природный аромат Накахара постоянно пытался как-то приглушить, не желая распускать его ярким фейерверком на множество метров вокруг себя и привлекать внимание. Поэтому для носа Дазая было хоть и приятно, но крайне непривычно чувствовать запах Чуи, насыщенный сладостью и забивающийся Дазаю под кожу. Он будто пытался втереться во всё, что только можно, и волей-неволей, но Накахара стал чувствовать себя более комфортно в окружении своих феромонов. Моментами омега вёл носом в сторону Дазая, и его глаза поддевались мутной плёнкой, которая вводила цвет прекрасных очей на тон темнее. Шатен вздрагивал и склонял голову на зависшего Чую, который, отмирая, опять принимался суетиться по квартире вне поля зрения Осаму, тихонько убегая. С каждой минутой становилось сложнее. Феромоны Накахары играли и раззадоривали альфу внутри шатена, разгоняя горячую кровь по телу и заставляя ощущать необъяснимую ярость и раздражимость. В очередной раз видя нервного Чую, куда-то идущего в непонятках, он сдерживал себя от того, чтобы не начать рычать, не обнажить клыки и не подорваться с дивана, настигая омегу и придавливая её к любой поверхности. Осаму до последнего казалось, что это не то, о чëм он думает. Потому что ещё ни разу они не были вместе во время течки Чуи, и Дазай считал, что тот просто проводит её один на один с собой, боясь предстать перед ним в таком виде. Тем более, если бы у Накахары была течка, он бы сказал ему об этом прямо и предупредил заранее, если хотел видеть шатена рядом. Следовательно, по мнению Осаму, это однозначно не то. Но он не мог избавиться от назойливого ощущения, что вот-вот, и сквозь домашние шорты Чуи просочится пятно, и смазка начнет обильно капать и течь. Он чувствует течную омегу. Вот только опять же, сам Накахара не знает, что с ним, поэтому Осаму молча наблюдает, пытаясь найти какую-нибудь информацию в своей голове, которая оправдывала бы такое поведение. Дазай напрягся в тот момент, когда Чуя перестал бродить по квартире неприкаянной душой. Альфа поднял взгляд и недоуменно посмотрел вокруг, не понимая, почему не слышит шагов и шуршания пушистых тапочек. Дазай встал и первым делом направился в спальню, ведомый своим носом, который забивался запахом омеги, как воздухом. Он был плотным и непроходимым, Дазай вдыхал и выдыхал его, понимая, что чертовски сильно плывёт, запнувшись о свои же ноги. Его член дернулся, начиная вставать, и Дазай понял, что это не очень хорошо. Он, сохраняя самообладание, постучался в дверь, а потом приоткрыл её, засовывая свою голову в проём. Дазай зажмурился. Его снесло настолько сильными и пахучими возбужденными феромонами, что он опешил. Альфа внутри взревел. Осаму сжал пальцами косяк двери, о который облокотился, с треском дерева, чуть ли не ломая его из-за той силы, с какой сжимал. А потом, совладав, открыл глаза и, увидя представший вид, втянул жадно воздух и задохнулся. Чуя лежал в ворохе его одежды, неумело сделав гнездо. Омега был весь раскрасневшийся, скулящий и маленький. Он пытался тереться о вещи Дазая, всхлипывая, пока его ручка двигалась, не переставая, то наращивая темп, то убавляя его и стараясь всевозможно обласкать себя. У Осаму помутнело в глазах, и он зажмурился на секунду, не переставая видеть на обратной стороне век развратную картину. — Чуя? — на выдохе спросил шатен, пытаясь не рычать утробно и довольно. — Д-дазай, — рыжеволосый инстинктивно тут же отозвался, повернув голову на своего альфу. Его голос звучал тонко и аккуратно. Лицо Накахары покрыто румянцем, в уголках глаз застыли кристаллики слезинок, бровки изломлены и взгляд нежный, доверяющий. Такая чудесная невинная картина, но Дазай вмиг отрезвился, сбросив с себя приукрашенное восприятие, подаваемое ему альфой. Чуя был напуганным и готовым заплакать. Осаму подошёл к кровати, а Накахара сжался в позе эмбриона сильнее, прижимая к груди его черную футболку и переминая её пальцами. Дазай поставил одно колено на край, прогибая в этом месте кровать. Не смея вторгнуться в его гнездо и маленькое убежище, которое защищало от всего, он спросил: — Можно? Чуя продолжал удовлетворять себя, но скорее делал это неосознанно. Рука двигалась вверх и вниз, скрывая и показывая блестящую покрасневшую головку. И омеге мало, он хочет большего, а от невозможности получить мечется внутри сильнее, прекрасно зная, что есть альфа, к которому обратиться сейчас не мог именно рыжеволосый из-за незнания. — Дазай, что со мной? Мне страшно, — сжав свою руку около головки, он зажмурился и излился, но плоть опять упиралась, вставшая, в ладонь. Поведя носом и прикрыв глаза, Дазай втянул феромоны и окончательно утвердился. — Чуя, у тебя течка, — проговорил он и увидел мелькнувший в голубых глазах страх. — У меня её никогда не было, — после своего испуганного шепота Накахара прикусил губу. Дазай же опешил окончательно. Это первая течка Чуи. Почему так поздно? И получается, что никто не рассказал ему об этом? Шатен забегал глазами, не зная что делать. Больше всего он не хочет страха Чуи, но ни единой мысли о том, как поддержать пару, не смогло прийти на ум. — Тише, Чуя, всё хорошо, это нормально. — Ты не сделаешь мне больно? — Нет-нет, — попытался сказать он как можно мягче, будто словами гладя и успокаивая, оставляя оседать их в пространстве. — Никогда, — более твёрдо добавил шатен, ощущая прилившее к парню ободрение. И Накахара, веря его словам, пододвинулся в гнезде, скромно взглянул на Дазая из-под ресниц, приглашая войти. Осаму задумался на секунду, а потом лег аккуратно, не особо хорошо зная правила поведения в омежьем логове, но его тут же обвил Чуя, ткнувшийся носом в его запаховые железы на шее, после чего растекся податливой лужицей, урча и полизывая шею альфы, притираясь языком, вынуждая выпустить запах. Дазай подчиняется его желанию, и Накахара от этого чуть ли не засветился, а его мурчание глубокой и громкой вибрацией стало ещё сильнее. Дазай обхватывает слишком узкую для мужчины талию, и неожиданно пальцы натыкаются на что-то влажное, скользкое на постели. Осаму смотрит и скрывает свой нос в макушке Накахары, пытаясь сдержаться. На его пальцах омежья смазка. Карие глаза невольно скользят ниже, видя эти лужицы, а потом смотрят на насквозь мокрые шортики Чуи у пикантного места. Из него течёт, как из открытого крана. Его бёдра тоже в слизи, и он, черт возьми, потирается о ногу Дазая, впитывая смазку в ткань его штанов. Осаму зажмуривается, делает вдох-выдох и сжимает в объятиях Чую, игнорируя то, как его член выпирает крупным бугорком, а активный и ластящийся омега его постоянно задевает. Тем не менее, Накахара всё ещё напуган где-то глубоко внутри. Мало того, что бедному мальчику никто не рассказал о течке, мол, нет, ну и ладно, потом как-то сам разберётся. — Дазай, больше, — стонет он, сжимая футболку Осаму и пытаясь её стянуть, путаясь в своих пальцах. Чуя опять окунулся в своё состояние, поступая немного невменяемо. Где-то глубоко Дазаю страшно даже касаться Накахары, боясь как-то неправильно задеть. Так что он сам, ещё не унявший и не обуздавший замешательство, передавит горло своим инстинктам и обойдется ласково, как только сможет, дабы не угнетать себя и свою пару. — Хорошо, милый, — шепчет он горячо в красное ушко и притискивает Чую ближе. Они и так лежат на боку вплотную друг с другом, идеально соединяясь рельефом своих тел. Дазай заводит свою руку к бёдрам Чуи и протискивает ладонь между ними, плотно сжатыми. Накахара скулит ему в шею одобрительно, он двигает ногами, как если бы мялся, и предвкушающе потирает зажатую руку, а после податливо раздвигает их, закидывая одну ногу на Дазая, и всё это с хлюпающим звуком. Осаму ведёт вверх и трет промежность Чуи через ткань, всю мокрую. В его голове мысли обрываются и взрываются, потому что его омега течёт так сильно из-за него и его запаха. Дазай приспускает шортики, стягивает их по стройным ножкам, и далее, где он не может дотянуться, Чуя вцепляется в него ближе, не позволяя встать или как-либо отстраняться от себя, и своими ногами стряхивает и отпихивает ненужную ткань в сторону, делая это даже с немного агрессивной и нетерпеливой ноткой. Дазай пальцами подходит к дырочке Чуи и собирает вязковатую смазку на свои пальцы. Как же хочется попробовать её на вкус, но это потом, в следующий раз. Он размазывает слизь по внутренней стороне бёдер Чуи, и тот дрожит, стонет, выгибая шею и поясницу. — Солнышко, Чуя, — поняв по отзывчивому мычанию, что его слушают, шатен продолжил. — Сожми бёдра посильнее. Его команду тут же выполнили, и кожа соприкоснулась с хлопком. Дазай развязал завязки своих спортивок и снял, оголяя налившийся кровью крупный член. Накахара заерзал сильнее, но Осаму удержал его своей широкой ладонью на его бедре, пятерней оставляя ямки и прижимая. Накахара и так сжал бёдра, а с рукой Дазая они вжались ещё сильнее. Его красная головка с трудом проделывает себе пространство, протискиваясь между мягкими бёдрами. Ощущения нереальные. Накахара всхлипывает и протяжно стонет, пытаясь самостоятельно двигаться. Неплохая имитация полового акта, и омега Чуи, одурманенная этим, определённо остынет, но вот только Дазай не знает, насколько долго и сильно Накахара будет подвластен своим инстинктам. Тем не менее, он сделает всё, чтобы бережно позаботиться о своей паре. Дазай толкается, его член легко скользит из-за естественной смазки. Они мягко сталкиваются лбами, прижимаясь, поддаваясь друг другу навстречу и отираясь. Беспорядочные толчки с большой скоростью мутят сознание обоих, но Осаму заботливо целует Чую в скулу и заправляет его чёлку за ушко, пока он, будучи открытым и доверительным созданием, льнет к нему в просьбе защиты из чувства бесконечных безопасности и комфорта. Дазай на пике и на грани своего удовольствия, когда как Чуя давно кончил, и его вялый член оказался зажат между телами. Но омега всё ещё ломко и сладко стонал, получая удовольствие. Осаму сжал зубы и напрягся всем телом, кончая и чувствуя набухающий узел, расширяющий размеры его члена. Белесая струя спермы испачкала молочную кожу Чуи и одежду Дазая, лежащую на кровати, перемешавшись со смазкой омеги. Их груди часто-часто вздымаются, соприкасаясь, как и губы. Но для поцелуя оба всё ещё слишком вымотаны. Набухший узел всё ещё зажат, Дазай кончает опять, но так как он не внутри омеги, сжимаемый узкими горячими стеночками, то этот узел спадает через несколько минут. А в глазах у Чуи прояснившаяся осознанность. Они лежат в обнимку в пропахшем феромонами и грязном гнезде. Накахара быстро чмокает его в губы и подстраивается поближе к шее Осаму, и с тем поворачивается на спину, разводя свои ноги. От одной стороны до другой протянулись нити спермы или же смазки, но выглядит просто прекрасно. Дазай сыто и удовлетворенно рычит, поглаживая дрожащие ноги омеги, тем самым обтирая их, наверняка неприятно липкие. — Я не думаю, что являюсь хорошим врачом, так что дам тебе совершенно такое же понятие, какое ты мог прочитать в интернете, — всё же уведомил он, звуча вполне буднично для таких неловких тем и ситуаций. Голубоглазый парень явно заливается насыщенной краской далеко не от возбуждения. — Дазай, спасибо и прости, — смущенно ответил Накахара, успокаиваясь от поглаживаний шатена. — Но давай отложим этот разговор на потом и продолжим заниматься этим так. — Я верно подумал, что тебе понравится, — кареглазый обворожительно улыбнулся.