Шоссе моей жизни

Мы постояли немного на крыльце, у подъезда. Я спокойно ждал, пока он докурит, теперь уже с безразличием и умиротворением. Видел, как он затягивается, как небрежно стряхивает пепел с сигареты, как резко бросает её на землю и давит подошвой своих белых кроссовок с наскоро завязанными шнурками. - Ну что? Это, пожалуй, самый нелепый вопрос, который он мог задать мне в тот вечер. От его непосредственности мне даже стало смешно, хотя надо было злиться, кричать, плакать и, может быть, драться. Но в тот момент я чувствовал себя настолько опустошённым, что у меня просто не было сил грустить. Я прихлопнул комара у себя на плече и посмотрел Сонгю в глаза. После нескольких секунд тишины я всё же нашел в себе силы на то, чтобы улыбнуться. - Отвези меня, пожалуйста, домой. Сонгю был просто ошарашен подобной просьбой, моим ледяным спокойствием, невозмутимостью и равнодушием. Он не привык видеть меня таким. Когда мы с ним раньше ругались, то он специально уводил меня куда-нибудь на улицу, потому что из-за моего крика обычно просыпались соседи и начинали лаять собаки. Мне показалось, что он заранее заготовил речь, придумал тактику обороны. Но в тот вечер я уже не планировал сражаться. Какой смысл, если все битвы будут проиграны? Надоело. Я уже подумывал о том, как бы аккуратнее вывести войска и уйти красиво, не размахивая позорно белым флагом. - Домой? — он смотрел на меня так, словно я был серьёзно болен. - Да, Сонгю, домой. А то уже поздно. Он смутился ещё сильнее. - Ну… тогда я сбегаю за ключами. Подожди меня тут. За пару шагов он преодолел расстояние до двери и скрылся из виду в непроницаемой темноте подъезда, из которого всё ещё сильно пахло краской. Я схватился за голову. Зачем я это делал, я не понимал. Теперь, когда между нами наконец-то всё кончено, можно было спокойно пройти пару кварталов пешком и вызвать такси к супермаркету — я всегда так делал, когда мы ругались. Набрав в грудь побольше воздуха, я окинул взглядом двор. Ночь давно уже хозяйничала в городе, заключив его в свои непроглядные объятия. Фонари испускали бездушный свет, от которого всё вокруг казалась холоднее и темнее. Ветер качал деревья и гонял по двору газеты и выброшенные пачки сигарет. Я не заметил луны на небе. А ведь за то время, что мы были вместе, эта улица, этот дом, эта квартира — всё стало для меня настолько родным и моим, что от одной мысли о прощании мои глаза предательски наполнялись слезами. Меня вдруг передёрнуло от чувства полного отвращения к самому себе: и с каких это пор я стал таким безнадежным пессимистом?! Ход моих мыслей прервал скрип двери. Сонгю вышел, позванивая ключами, и я услышал, как на парковке пикнула наша машина. Точнее, его машина. - Поехали? Я кивнул, еле сдерживая слёзы. Сентиментальный идиот! Сонгю же всё это прекрасно почувствует. Он остановился и посмотрел на меня, как на капризного пацана. - Мы можем поговорить, правда! Хочешь? Я заревел, как скотина, и обнял его изо всех сил, прижавшись к его кожаной куртке, вдыхая его запах, словно в последний раз в жизни. - Поехали, правда. Пока мы шли к парковке, погасли фонари. А потом мы сели в его старенький «Форд», хлопнули дверьми и устремились в ночь, в наше последнее совместное путешествие. Говорят, что, когда человек умирает, перед его глазами проносится вся жизнь. Что, приближаясь к концу, мы все вспоминаем о начале — кто-то с радостью, а кто-то с горестью. Когда умирает любовь, по-видимому, происходит то же самое. Его старый «Форд» мчал нас ко мне домой, безжалостно рассекая время и с каждым пройденным метром приближая неотвратимое. Мои мысли в голове летели ещё быстрее, чем наше авто, и я невольно воскрешал в памяти те дни, когда всё началось, когда мы познакомились и в самый первый раз пожали руки друг другу. Он сидел рядом со мной, держа руль одной рукой. От него опять пахло «Kenzo», а под его любимой кожаной курткой с огромным порезом на спине была белая футболка. Я вспомнил, как после той вечеринки, когда наш курс отмечал успешную пересдачу, он оказался настолько пьян, что уснул за барной стойкой, а я, как самый ответственный, решил помочь бедолаге. Сначала я бегал по парковке и искал его машину, потом тащил парня на себе до заднего сиденья и рыскал по его карманам в поисках ключей. Помню, как я подумал оставить его в машине, увидев, что тачка на ручной трансмиссии, и осознав, что бывает в тех ситуациях, когда гаишники останавливают транспортное средство, управляемое человеком без прав, без документов и вдобавок с пьяным человеком на заднем сиденье. Но я рискнул и через каких-то полчаса тащил его к подъезду, а он ругался сквозь сон и всё время спрашивал, где его машина. Потом он валялся на моей лестничной площадке, пока я открывал дверь. Зайдя в дом, я бросил его на диван в гостиной и вышел на балкон. На улице была ночь, такая же, как сегодня: безмолвная, тихая и знаменательная. Во всём доме, похоже, только я не спал. У меня немного тряслись руки от того, что я ехал на чужой машине через город, глох почти на каждом светофоре, а потом чуть не сшиб ограду, когда парковался во дворе. Я прошёл в гостиную, чтобы уложить Сонгю спать. Он лежал на спине — такой пьяный, такой беззащитный и какой-то нелепый! Его волосы были взъерошены, рукава на куртке сильно задраны, а грязью с его ботинок был запачкан пол в моём коридоре и ковёр. От него очень сильно пахло. «Вот ведь дрянь!» — подумал я тогда. Я решил раздеть его, чтобы ему удобнее было спать. Стянув с парня ботинки и носки и швырнув их в угол комнаты, я снял с него потёртую джинсовую куртку и аккуратно повесил её на вешалку в шкаф. Когда я стягивал с него джинсы, он вдруг проснулся и сильно ударил меня ногой по лицу, да так, что у меня изо рта пошла кровь. Я сперва опешил, а потом хорошенько треснул ему по голове. - Ах ты, скотина пьяная! Он схватился за голову и упал на бок. - Ой, прст пжта… Я… это… Я не понял ни слова из того, что он произносил. Да и никто, наверное, не понял бы. Он же был пьяный. - Веди себя прилично, ты же в гостях, — пошутил я, вытирая кровь рукавом рубашки. Он кивнул головой, а потом наклонился ко мне, провёл рукой по моим волосам и неуклюже поцеловал меня в губы. Я даже не понял, что произошло. Я почувствовал, как он навалился на меня, как по моему рту растекается вкус крови, виски и сигарет… А потом я как ошпаренный вскочил, треснул ему по лицу, сорвал с него джинсы и набросил на Сонгю одеяло. От такого поступка у меня снесло крышу. Я никогда до этого не целовался с парнями. Я вообще не думал о парнях! Ну и ночка выдалась мне тогда! Я уже хотел идти спать к себе, как парня вырвало на мой диван, на ковёр и на одеяло. Так что мне пришлось ещё всю ночь убираться, сидеть с ним рядом с унитазом и поить этого алкоголика чаем. Мы легли спать, когда эхо рассвета уже можно было увидеть на горизонте — где-то за старым кирпичным заводом и новостройкой. Оказывается, любовь, которую люди по праву считают самой сложной загадкой природы, может родиться и в таких, мягко говоря, грязных условиях. В пустой неубранной квартире в спальном районе, после жуткой пьянки в баре, в самое тёмное время суток: перед рассветом. А умирало это чувство сегодня, здесь, в небольшом салоне нашего старого автомобиля, где, как всегда, не двигается сиденье водителя, потому что Сонгю лень его починить, где в пыльном бардачке валяется полупустая пачка сигарет и пустая зажигалка, потому что он всегда забывает положить туда новую, где круглый год воняет освежителем воздуха со вкусом хвои, потому что Сонгю родители его коробками приносят… - Ухен, а ты точно в порядке? «Форд» бесшумно скользил по мокрой дороге, рассекая лужи, подобно острому ножу, резавшему растаявшее масло. Дворники истерично вытирали стекло от капель дождя, которые падали с тёмного неба. - Ну, за такой вопрос я был бы не прочь тебя ударить, — я снова улыбнулся. — Я сегодня прощаюсь с тобой. Мы прощаемся. Если тебе легко, то поздравляю. Сонгю по-прежнему смотрел на дорогу, однако мне на какую-то долю секунды показалось, что его лицо дёрнулось, что он захотел повернуться и посмотреть на меня, снова взять за руку и крепко обнять. - Ты ничего с собой не сделаешь? В десятку! Если он хотел меня удивить, то у него это получилось. - Нет. - Точно? Просто я… - Точно! Ты же сам всё прекрасно знаешь. Я не из тех, кто приедет домой и наглотается таблеток или запачкает ванную кровью, или засунет голову в пасть тигру и воткнёт здоровенную иглу ему в задницу, — я испустил дикий нервный смешок. Сонгю молчал. - Ты сейчас заставил меня почувствовать себя ущербным клоуном. Почему в машине никто не смеётся над моими шутками? — заорал я, посмотрев на пустое заднее сиденье. Его лицо на секунду осветила улыбка — скромная, сдержанная, но всё же, улыбка от которой у меня на сердце стало теплее. *** Его улыбка — это первое, что я увидел перед собой тем утром, когда мы в первый раз проснулись в одной постели… Я всю неделю усердно готовился к последнему экзамену, потому что по предпоследнему у меня был автомат. Но основы математического анализа оказались чем-то невообразимо сложным для человека, у которого в школе математика с трудом на тройку выходила. Хорошо ещё, что я неплохо работал в семестре, и на экзамене мне можно было сдавать только теорию, без задач. Мы тогда уже хорошо общались, и мне нужен был человек, который смог бы заставить меня учить, поспрашивал бы меня по билетам — в общем, не дал бы мне уснуть с тетрадкой наедине. Сонгю подходил мне в этом плане, как Грейс Келли подходила Джеймсу Стюарту в «Окне во двор». Пришлось обыскать всю комнату, чтобы найти сотовый. Я вообще-то очень люблю чистоту и порядок, но во время сессии я никогда не пускаю гостей в свою комнату — просто стыдно. Постель не заправлена с самого утра, на одеяле валяются вещи, которые я носил вчера, позавчера, пару дней назад… На столе разложены учебники, тетрадки, бумаги, карандаши. На исписанных листках A4 гниют чайные пакетики, под столом кучей лежат старые носки. Толстый слой пыли на мониторе, отпечатки жирных пальцев на клавиатуре, хлебные крошки на столе, постоянно гудящий принтер… Самому мерзко. Телефон валялся под толстенным томом «Матанализ: часть 1″. Я быстро набрал номер Сонгю. - Сонгю? - Ага, — он явно спал. — Что надо? - Ты спишь, что ли? - Нет. - Не ври! - Сплю. Легче стало? - Ты что такой злой? — я закрыл дверь в комнату и пошёл на кухню. - Да так, родители опять звонили. И я спросонья всегда злой, — тут я услышал, как он зевнул. — Ты что хотел-то? Я открыл дверь на балкон и вышел на улицу. - Я хотел попросить тебя побыть у меня сегодня. Можешь со мной переночевать? - Вот это да! А зачем? — я услышал в его голосе нотки озорства и игривости. - У меня экзамен завтра. Мне надо, чтобы ты со мной посидел, поспрашивал меня, погонял по билетам. Мне просто самому лень. Сонгю засмеялся. - Блин, Ухенаа, ты ещё на первом курсе, а уже такой ленивый. Как ты дальше-то учиться планируешь? - Ну, ты же как-то учишься. Я тогда точно смогу. - Ахаха, смешной типа? - Да, я король юмора… Ну? Так ты приедешь? - Да я даже не знаю… Ты опять будешь неинтересным и скучным. Даже пива со мной не выпьешь. - Какое тебе пиво! Ты же за рулём. - Одна бутылка вечером никак не покажет себя утром. Ладно, я только помоюсь и приеду. - Да приезжай так, грязное животное. У меня помоешься. - Я приеду и первым делом хорошенько тебе тресну. - Посмотрим! Я бросил трубку. Надо было убраться и что-нибудь пожрать приготовить… С тех пор, как Сонгю пьяным ночевал у меня дома той ночью, прошло всего каких-то пара месяцев, а он уже стал для меня настолько близким человеком, что я иногда думал, что мы знакомы с роддома. Мы уже знали друг о друге всё, часами просиживая у него на кухне, вспоминая истории из прошлого, школьные годы, обсуждая бывших девушек, рассказывая про проблемы в семье. Он возил меня к себе на дачу, где мы жили три дня, мылись вместе в бане и спали на одной и единственной койке на втором этаже. Мы даже сексом уже занимались вместе. Однажды мы познакомились с двумя подружками, Хёна и ДжиЫн, в клубе, посидели там, потанцевали, потом отвезли их в бар, где выпили, и поехали ко мне, заскочив по пути в магазин и купив там дешёвое красное вино. Сонгю трахался с Хёной в моей спальне, а нам с ДжиЫн достался диван. Я тогда вспомнил, как Сонгю целовал меня на этом самом диване, и вдруг поймал себя на мысли о том, что испытываю какое-то странное любопытство к происходящему в соседней комнате. Мне хотелось посмотреть на то, как Сонгю разденется, как будет целовать Хёну, как заставит девицу стонать от удовольствия, прикасаясь к её нежному телу. Меня не столько возбуждала ДжиЫн, сколько стоны и смех, доносившиеся до нас из моей спальни… Сонгю приехал ко мне через двадцать минут, и не успел я открыть дверь, как это невоспитанное животное набросилось на меня, сбило меня с ног и повалило на пол прямо в коридоре. - Сонгюю, тут грязно, — прокряхтел я, безрезультатно пытаясь освободиться. - Мне всё равно. Ты, если забыл, в телефонном разговоре со мной обронил такие грубые слова, что заслуживаешь наказания за это. - Да ну? - Именно. Ты, кстати, можешь извиниться передо мной и тем самым искупить свою вину, — он поудобнее устроился на мне. - И что надо сделать-то? - Хм… Я не знаю. Накорми меня. Я резко обнял парня за шею и прижал к себе, а потом ловким движением перевернул на спину, так что теперь уже я сидел на нём. - Во-первых, я сказал правду, — Сонгю дёргался подо мной, но я крепко прижимал его к полу. — Во-вторых, от тебя воняет, так что помойся, пожалуйста. Ну, и в-третьих, я уже почти приготовил ужин. Я соскочил с Сонгю. Он отряхнулся, снял с себя куртку и бросил её на тумбочку. Мы обнялись — так мы здоровались друг с другом. - Ты даже летом будешь таскаться в куртке? — спросил я, пока он разувался. - Да. Это моя любимая, я купил её в Техасе, когда мы с родителями отдыхать туда летали. - Ну, это не повод, чтобы так потеть, — заметил я. Он ушёл в гостиную и начал раздеваться, крикнув: - Дай мне полотенце, пожалуйста. - Сейчас, — я прокричал в ответ сквозь шум сковороды, на которой жарилась картошка. Когда я притащил ему полотенце в душ, он уже разгуливал голышом по моей ванной комнате, пытаясь что-то прочитать на упаковке моего шампуня. - Он обычный, — подсказал я. — В нём нет примеси цианида или урана, не волнуйся. - Да пошёл ты! — он шлёпнул меня по плечу и выставил за дверь. Я вдруг подумал о том, что очень рад его видеть у себя. Когда Сонгю помылся, я ужинал, а он начал завтракать жареной картошкой с кетчупом, овощным салатом (помидоры+огурцы+зелёный лук+укроп+сметана), запивая всё клюквенным морсом (пиво я забыл купить). Потом мы сидели на моей кровати в спальне, разложив на покрывале листки с билетами, вопросами и ответами. Оба были в одних трусах, причём Сонгю пришлось носить мои, потому что он с собой из дома ничего, кроме машины, не взял. Я видел, что ему скучно, но он здорово мне помог — оставалось повторить всего каких-то семь вопросов, двадцать осталось позади. - А теперь вопрос… номер семнадцать! - Что там? — спросил я, зевая. - Теорема Коши! Он произнёс это так, как будто там был призовой лотерейный билет, а не теорема Коши. - Теорема Коши. Ага, она звучит так… Я, честно говоря, подзабыл, как звучит теорема Коши, да и светильник так мягко освещал комнату, что мне просто хотелось согнать Сонгю с постели и завалиться спать. За окном шумел дождь. - Ухен! Не расслабляйся. Представь, что я твой преподаватель, — он вдруг нарисовал себе фломастером очки на лице. — Итак, что у нас тут Нам Ухен приготовил? Сонгю сказал это таким тоном, как будто в него, и правда, препод вселился. Я засмеялся очень громко — так, что меня, наверное, услышали даже соседи. Сонгю тоже заржал, как конь. Я подсел к нему поближе и обнял его крепко-крепко. - Сонгю, спасибо большое за то, что помогаешь мне. Без тебя я просто не вывез бы всё это. Он вдруг повалил меня на кровать и сказал: - А ну, не сметь обниматься с преподавателем! Мы стали бороться, и в какой-то момент я понял, что я, разгорячённый, но немного уставший, обнимаюсь с красивым и почти голым парнем у себя на кровати, который прижимает меня к матрацу. Кроме того, его сильные руки держат мои, а его губы находятся в нескольких миллиметрах от моих. Сонгю на секунду задержал свой взгляд на моих губах, а потом резко поцеловал меня и ещё сильнее прижал к кровати, как будто опасаясь того, что я сейчас убегу. Я не сопротивлялся ему, но мне было немного страшно; хотя я, честно говоря, почти каждый день вспоминал о его поцелуе в ту пьяную весеннюю ночь. Он отпрянул так же резко, как и вцепился в меня. - Ну как? Я улыбнулся и решил, что мой поцелуй будет красноречивее любого ответа. И после этого я как будто провалился в другое измерение, улетел в космос, в галактику любви, нежности, ласк и страсти. Я вдруг понял, что со мной человек, которого я хорошо знаю, и что он так же хорошо знает меня. Я чувствовал, как от него исходит что-то тёплое, приятное, я чувствовал, как бьётся его сердце, как он держит меня за руку, как его язык уже бережно и осторожно исследует мой рот… Мне вдруг захотелось целовать его до самого утра, обнимать, прижимать к себе, а потом встретить вместе с ним рассвет. Когда я попытался стянуть с него трусы, Сонгю вдруг схватил меня за руку. - В чём дело? — улыбнулся я. — Это вообще-то мои трусы. Я дал их тебе поносить. Он поцеловал меня в щёку. - Да я знаю, дурачок. Ты просто скажи, ты уверен? - В чём? - Ну, ты хочешь, чтобы дело зашло дальше? - А ты, можно подумать, нет?! — я бросил взгляд на его трусы, которые уже были не в силах скрывать возбуждение, которое мы оба испытывали. Я начал ласкать его шею, целовал плечи, грудь, опускаясь всё ниже и проводя языком по его коже, словно Сонгю был огромным пломбиром… Утром я открыл глаза и увидел, как он лежит рядом на боку и улыбается. Я посмотрел под одеяло, чтобы убедиться в том, что произошедшее не было сном. На мне не было трусов. Выходит, всё правда. - Ты это ищешь? — он указал мне на трусы, которые валялись в другом конце комнаты. Я улыбнулся в ответ. - Сонгю. - Что? - У тебя лук в зубах. Мы оба засмеялись. Он накрыл нас одеялом, и мы просто лежали, наслаждаясь теплом наших тел и неповторимостью того момента, когда ты в первый раз просыпаешься в кровати с любимым человеком. А потом я понял, что проспал экзамен. И Сонгю гнал до университета, выжимая сто двадцать, пока я одевался на заднем сиденье его авто. ***** Так началась наша история. Наше время, наша эпоха. Впереди было столько радостных моментов, столько счастья и тепла. Я с того дня стал жить в другой галактике, на другой планете; всё вокруг потеряло для меня смысл, стало за одно мгновение неважным или незначительным. С тех пор меня интересовал только он, его красивые карие глаза и озорная улыбка… Мы были уже на полпути к моему дому, когда дождь прекратился, и на улице стало тихо. Тусклый свет фонарей всё ещё тонул в грязной воде придорожных луж, а где-то далеко, за краем горизонта уже виднелись отблески надвигающегося солнца. Я сидел пристёгнутый, прислонив голову к стеклу, и от вида пустынных улиц и молчаливых фасадов жилых домов мне вдруг стало очень одиноко, хотя самый дорогой на свете для меня человек сидел рядом, пуская дым в окно и небрежно стряхивая пепел на старый номер журнала «Esquire». Молчание было ядом, который медленно разрушал последнюю надежду моего сердца. - А когда ты за вещами заедешь? Он выкинул сигарету в окно. - Какими вещами? Я же вроде бы всё забрал. - Ну, там ещё твои носки чистые, зубная щётка и бритвенный станок остались. - А, да брось, носи на здоровье, — попытался он пошутить. - Не смешно. Ни капли. - Ах, да, я ж забыл. Ты же… - Король юмора, — уже в один голос произнесли мы. От этого мне стало ещё тяжелее. Сколько всего связывает нас! Сколько есть невидимых нитей, протянутых от моего сердца к нему! И теперь все они рвутся, заставляя моё сердце кровоточить с каждым новым поворотом. Мы остановились на светофоре перед перекрёстком. До моего дома ехать оставалось совсем чуть-чуть. - Включи радио, пожалуйста. - О`кей, — он ткнул пальцем в магнитолу. Я смотрел на него и думал, пытался угадать, что сейчас происходит в его душе, в его сознании. Было ли ему так же больно, как мне? Думал ли он о том, что эта поездка закончится меньше, чем через десять минут, и что я в последний раз хлопну дверью его машины, как всегда сильно, и он в последний раз скажет мне: «Потише»? Не знаю. Прожив с ним вместе чуть ли не год, я понял, что мне нужны годы на то, чтобы разглядеть в созвездии его души хотя бы одну маленькую звезду. После рекламы местного обувного магазина на радио началась программа для тех, у кого бессонница. Ди-джей сказал, что приветствует всех, кто не спит этой ночью, и напомнил слушателям о том, что сегодня мы станем свидетелями лунного затмения, а потом предложил послушать что-то из классики и поставил Синатру. Я чуть не завыл от иронии момента, мне захотелось открыть дверь и выскочить из машины, не дожидаясь того, пока Сонгю остановится… От того дня меня отделяли всего несколько недель. Мы все выходные не выходили из квартиры, решив устроить себе небольшой праздник. Сонгю свозил меня в магазин, где мы купили две тележки продуктов, потом подарил мне коллекционные сборники «AC/DC» и Синатры. А потом мы только и делали, что слушали музыку, смотрели фильмы, готовили и все три дня трахались так, что нас слышал весь дом. Мне было всё равно, я только просил его вести себя потише после одиннадцати. После того, как мы устроили родео на моём рабочем столе и, кажется, сломали принтер, я ушёл в душ. Он сказал, что покурит и придёт ко мне. Когда я вытерся и пришёл на кухню, то увидел, как это голое тело стоит у меня на балконе и кидается вниз старыми бычками. Я тихо подошёл сзади и обнял его, поцеловав в спину. - Ты почему не пришёл? — мои руки гладили его грудь. — Нарываешься на неприятности? Я уже провёл руками по животу и почти опустился ниже, когда Сонгю вдруг резко повернулся и посмотрел мне в глаза. - Есть разговор, — сказал парень. - А потерпеть он не может? — я все ещё пытался ухватиться за его якорь. - Нет, — Сонгю вдруг руками слегка оттолкнул меня от себя. Я немного обиделся и произнёс: - Что-то ты только что молча трахал меня. Не больно ты был при этом разговорчив. - Ухена, пошли в дом. От того, что он взял меня за руку, мне стало немного легче, но его поведение наталкивало меня на странные мысли, и моё возбуждение тут же сменилось чувством тревоги. Он плюхнулся на злополучный диван в гостиной. Я сел рядом с ним и, сбросив с себя полотенце, положил голову ему на грудь. Сонгю стал гладить меня по голове и перебирать мои мокрые волосы. - Ухена, мне тут родители звонили. Папа завтра приезжает из Америки, будет разговаривать со мной. - Про что? Он замялся. Мне это совсем не понравилось. - Ну, помнишь, я тебе рассказывал про то, что они искали для меня университет в Америке? Нашли, кажется. - И что? - Ну, папа будет мне про перевод рассказывать. - В смысле, рассказывать? Он же будет спрашивать, хочешь ты этого или нет? Я говорил громко и чётко, грубо и возмущённо, однако мой голос всё равно немного дрожал. Мне становилось страшно. - Сонгю, не молчи, пожалуйста! — я вскочил с дивана. — Ты же взрослый человек, ты уже на четвёртом курсе, а не в садике. Это там ты не знаешь, в какую группу тебя определят, а здесь… - А что здесь? — он вдруг откинул голову назад. — Ухен, тут у меня нет сил на что-то повлиять. - В смысле?! - Ну, а что я сделаю? Ты же прекрасно видишь, что всё, чем я пользуюсь: машина, квартира, одежда, — всё это куплено на деньги родителей. Отец мне ещё после окончания школы говорил о том, что завершать образование я поеду в Штаты и что, скорее всего, там и останусь. - Зачем тебе там оставаться? - А какой смысл с их дипломом мне возвращаться сюда? Он тут никому не нужен. И мне там будет легче всего добиться. - Чего добиться? — я нервно разминал кулаки. - Только не надо делать вид, что ты ничего не понимаешь, ладно? Ты же прекрасно знаешь, как я ненавижу эту свою зависимость от них, и то, что я очень хочу стать чем-то отдельным, чем-то самостоятельным… - Кем-то. - Не важно! Кем-то самостоятельным. Если я откажусь от отцовского плана, то что ждёт меня здесь? Отец сам говорил, что не хочет, чтобы я занимался его бизнесом. - Ну так попробуй чего-то добиться здесь. - Каким образом? Отца в городе все знают, его агентство — самое большое здесь. Если я пойду ему наперекор, он обязательно попытается меня проучить, преподать своему никчемному сыну урок. А что у меня есть? - У тебя есть я. - Ох, вот это да! Как же я позабыл об этом, у тебя же столько связей, денег и влияния! От его сарказма взорвался бы любой датчик сарказма. Мне стало очень неприятно слушать его. - Последи за языком, а? А то ты слишком много печёшься о себе. - А как надо? - Надо думать не про тебя и не про меня. Надо думать про нас. - А у нас, по-твоему, есть будущее? — он остановился передо мной. - Сонгю, ты сейчас аккуратнее… - Нет, ну правда, Ухен, давай подумай, как мы будем с тобой вместе жить, когда я закончу универ? Всего год остался! Долго мы ещё потом сможем всё это скрывать? Я попытался взять его за руку, но он отошёл к окну и резко задвинул шторы. - А зачем всё это скрывать? - Затем,Ухен! Потому что папа максимум через год станет депутатом, и тогда я уже буду слишком в ответе перед ним. Нельзя, чтобы он про нас узнал. Я стоял как вкопанный, мне казалось, что в комнате стало жарко, что мне не хватает кислорода. У меня закружилась голова. - И что тогда? У нас нет будущего? - Долгосрочного — нет. Вряд ли. Его ответ, как пуля, прошёл сквозь мои барабанные перепонки и ранил мозг. Я вдруг понял, что очень сильно злюсь на него, что мне хочется схватить его и ударить головой об дверь. - Ну так что же ты тут расселся? Сгребай тогда в кучу свои яйца и проваливай отсюда, ищи своё будущее у папочки. Может, тапки ему таскать будешь? Или жопу подтирать? Я не заметил, как его кулак пронёсся в воздухе, перед тем как столкнуться с моим животом. Он попал прямо в печень. Я отступил от парня на пару шагов и упал на пол. Я слышал, как Сонгю быстро, прямо на голое тело, натянул джинсы и кожаную куртку и босиком выскочил в подъезд, не закрыв за собой дверь. А потом я всю ночь пил текилу, слизывая соль с ладони и заедая всё это лимоном, и ждал, когда же тишину в квартире прервёт телефонный звонок. Но было тихо… **** Я никогда до этой ночи не боялся возвращаться домой. Мы уже пересекли арку и теперь медленно ехали через двор к подъезду моего дома. И без того узкая дорога казалась особенно крошечной ночью, когда у обочины все паркуют свои автомобили. Я всегда удивлялся людям, которые покупают машину за несколько миллионов, а потом вот так оставляют её без присмотра на улице, несмотря на то, что через пару домов работает полупустая стоянка. Мне очень тяжело описать словами, что я чувствовал, когда Сонгю затормозил около моего дома. Я как будто оказался на краю света, почувствовал то последнее мгновение, неуловимый момент времени перед тем, как я сделаю шаг в пустоту и улечу прочь из вселенной нашего счастья. Перед тем, как закатится наше солнце. Как закончится наша история… Ты как будто стоишь посреди пустоты, обдуваемый холодным ветром, ты ищешь света, а его нет — вокруг только мрак и страх, страх, страх. И ты понимаешь, что ещё чуть-чуть — и время поглотит тебя и его, что всё это останется позади, что ваша галактика больше никогда не озарится ярким светом вашей любви! Сонгю достал из кармана телефон и, наверное, посмотрел на время или проверил, не прислала ли она сообщение. Она сейчас, наверное, очень волнуется, переживает… Я решил не затягивать момент и сразу прыгнуть на ту сторону. - Ладно, спасибо за то, что подбросил. Спасибо вообще за всё. Я пойду. Удачи тебе. Не успел он и бровью пошевелить, как я уже вышел из «Форда» и аккуратно, без лишних усилий, хлопнул дверью. Главное — не заплакать, главное — дойти до подъезда и закрыть за собой дверь… Как только я сделал первый шаг, то услышал, как щёлкнула водительская дверь, и меня окликнул знакомый и слегка прокуренный голос: - Ухен! Я медленно повернулся. Он стоял у двери, сжимая в руке мятую пачку сигарет. - Что? - Ухена, постой со мной, пока я покурю. Не уходи вот так. На улице пахло сырым асфальтом и выхлопными газами его машины. Я не стал подходить к нему, а просто засунул руки в карманы и посмотрел на небо. Звёзд почти не было видно, хотя кое-где можно было заметить одинокое мерцание, как будто кто-то нечаянно обронил звезду на небосклоне. Он сам подошёл и положил руку мне на плечо. В один миг исчезло всё: напряжение, тревоги и переживания. - Ухен? - А? - Ты мне сказал: «Спасибо за всё». - Ну да. Ты забыл ответить: «На здоровье»? Он улыбнулся и ещё крепче прижал меня к себе. - Нет. Я просто тоже… Тоже хочу сказать тебе спасибо. - Сонгю, ты это специально? Ты же знаешь, что я сейчас заплачу. Как девчонка. Я уже плакал. Как ни плакал, наверное, никогда. - Ты просто тогда послушай, — мне показалось, что он тоже сглотнул. — Я не хочу, чтобы ты вот так думал, ну, что я тебя бросил. В смысле, я знаю, что виноват гораздо больше, но… Но мне тоже тяжело! Он с силой швырнул пачку сигарет в палисадник. Я услышал, как где-то на третьем этаже пролаял пёс. Наш метод. - Мне тяжело, потому что ты особенный, ты умеешь любить и… да ты и сам всё знаешь! Я никогда не смогу словами это… выразить… - «Словами описать» говорят, безграмотное чучело, — я улыбнулся сквозь слёзы. - Именно. Он встал передо мной и взял меня за руку… Только не поцелуй, только не поцелуй! Нет смысла целоваться в такую ночь, от одного поцелуя мне только ещё хуже станет. Это как пить одну рюмку текилы — только деньги тратишь, а эффекта никакого. Я закрыл глаза и провалился в его объятия. Он стал грубыми руками вытирать слёзы с моего лица. - Я тебя люблю, — прошептал я. — Пиши мне хоть иногда. Обещаешь? Он ничего не ответил, а просто кивнул головой. Я услышал, как о его кожаную куртку тоже разбилась слеза. - А теперь, Сонгю, езжай домой. Только сильно не гони, хорошо? Он ещё раз кивнул. - Ну, вот теперь всё. Пока. Я отпустил его руку… Зайдя домой, я сделал пару шагов и рухнул без сил на диван в гостиной, где провалялся без движения несколько часов. Всё это время я думал, что я умер. Мне казалось, что я не смогу больше пошевелиться, даже если захочу этого. Когда в окно ударил солнечный свет, я, наконец, очухался и разделся. Потом я пошёл в ванную, где долго умывался холодной водой, стараясь при этом не смотреть в зеркало, потому что и так знал, что увижу там не отражение, а тень себя, с опухшим лицом и красными глазами. Приведя себя в порядок, я налил кофе в здоровую пивную кружку и вышел на балкон. На улице было холодно, и лужи от ночного дождя ещё не успели высохнуть. Солнечный шар висел над линией горизонта, по двору летала стая воробьёв, которая, сделав круг, устроилась на ветке старого тополя. Люди выходили из моего подъезда; кто-то шёл на остановку, кто-то заводил машину и уезжал на работу. Они все ступали на то место, где ночью стояли мы с Сонгю, но никто из них не догадывался о том, что вчера перед их подъездом погиб целый мир. И глядя на всю ту жизнь, которая кипела под моими окнами, я всё же улыбнулся. Спасибо тебе большое за всё, что мы с тобой пережили. Я так рад тому, что тебя каким-то невообразимым образом занесло на шоссе моей жизни. Мы так далеко забрались, мы взлетели в самую высь и, наверное, просто обожгли крылья. Может быть, ты когда-нибудь снова добавишь меня в друзья в интернете, будешь заходить на мою страницу и разглядывать мои новые фотографии. Но у тебя всё не будет хватать времени на то, чтобы мне написать. Да и мне будет некогда. А так хотелось, чтобы ты остался со мной хотя бы ещё на одну ночь, на одну секунду! Когда-нибудь, через много-много лет, ты подумаешь о том, что в ту далёкую ночь лунного затмения мы стояли на краю другой жизни, вместе, ещё не шагнув навстречу нашему расставанию. Мы были так близки к тому, чтобы снова вернуться домой, в наш космос, но нам чего-то не хватило, и вот теперь он навсегда останется для нас зоной, закрытой для полётов. А я буду жить дальше, стараться стать чем-то самостоятельным, чтобы однажды ты, неожиданно услышав моё имя, подумал: «А ведь это мой Ухен! И он уже совсем большой». И где-то далеко-далеко, за миллионы световых лет отсюда, в нашей бескрайней вселенной всегда будет существовать наша галактика, где-то в созвездии Козерога. И там всегда будем Ты и Я. И там всегда будет недопитый остывший кофе на подоконнике, и работающий в четвёртом часу ночи компьютер, на котором я буду пытаться успеть сделать для тебя задания на утро, и будет лежать аккуратно сложенный красный плед, которым мы обычно укрываемся вечером, когда смотрим Феллини…