Адаптация

Ким заходится кашлем, когда они входят в старый покосившийся сарай, отброшенный на деревенскую окраину. Помимо сырости и плесени в стенах смердит застоявшимся трупным запахом. Не везёт их носам сегодня. Гарри вспоминает незадавшееся утро: Куно откупорил флакон и очень пристально пялился в благоухающее бергамотом и имбирём содержимое, пока Дюбуа ускоренным шагом направлялся к выходу, поправляя смирный в этот раз галстук. Не рассчитав шаги, он впечатался в Куно, что повлекло за собой будущий поход в магазин за новым бутыльком, а также стирку, но было уже не до этого. Сейчас Гарри надеется, что Куно думал о чём угодно, кроме как выпить содержимое. Тогда он взял мальчика за шкирку, потому что опоздать шанс одинаков у всех, и ему не хотелось, чтобы Ким раздражённо кривил в его сторону губы. Гарри буквально впихнул Куно в мотокарету и поспешил на переднее сидение. — Ты не переборщил с духами? — обычно Ким не жалуется на запахи, но тогда, похоже, случай был исключительный. — Этот шизоид всю бутыль по дому разъе- разлил и в Куно ещё зафигачил! Куно не поедет, от него разит, как от расфуфыренной свиньи на балу! — вцепился в сиденье Гарри рыжий, тыкая пальцем в седеющий висок. — Де Рюйтер, — предупредительно попытался усмирить его Ким. — Ты зачем вообще её открыл? Не знаешь, как цивилизованные люди духами пользуются? — Гарри отмахнул от себя тощий палец, смотря на Куно через зеркало заднего вида. — Цивилизованные? Ты- ты про себя? Отмочил, да ты- — Замолчали оба, пока я вас не высадил. Вы тратите время своё и моё этими разборками. Выясните отношения позже и *не* при мне. Гарри виновато насупился и пристегнул ремень, уставившись в окно. Куно почти сплюнул на пол, но вовремя вспомнил, в чьей мотокарете находится, поэтому шумно сглотнул и откинулся назад, буркнув себе под нос: «Будет ещё очкарик Куно указывать». Тогда они чудом не опоздали (Ким удивительно хорошо водит на скоростях), но никто в отделе не постеснялся указать на то, что от всей их братии чем-то дружно воняет. Даже от Кима, который, как обычно, вышел из дома раньше всех и не участвовал в инциденте, чуть-чуть веяло пряным запахом. Ким не признается, что ему нравится пахнуть Гарри. Возможно, из-за этой атаки на обонятельные рецепторы у него и болит голова, что подтверждают тянущееся весь день молчание и повышенная сдержанность Кима. Но чем оправдать мокрый кашель? — Ты не заболел? — спрашивает Гарри, смотря на подсвечивающийся прямоугольник на спине напарника, идущего с фонариком. В Мартинезе и позже Ким никогда так не реагировал на запах. И логичнее будет проблеваться, что и продолжает практиковать Гарри, но Ким стойко выдерживает любое насилие над носом. Гарри отмечает и бледность кожи, виднеющейся между курткой и перчаткой. — Возможно, утомился. С утра всё не так, как надо, — негромко отвечает Ким, чтобы не спровоцировать новый приступ кашля, освещая старые бочки. Багровые подтёки под ними не обещают ничего хорошего. Гарри неловко соглашается, прикусив язык, чтобы не вырвалось очередное извинение, и открывает деревянную крышку, тут же отшатываясь и закрывая нос локтем. Волнение за самочувствие Кима отходит на второй план. Пропавшие, которых они искали, аккуратно нашинкованы и спрятаны в этих самых бочках. *** Ким выбирается из сна раньше звонка будильника и тянется за очками на тумбочке, не открывая будто слипшиеся намертво глаза. Плечи настойчиво щекочет подушка, и из-за этого рука не слушается, промахивается мимо очков и сбрасывает их на пол. Присаживаясь, Ким со стоном хватается за голову — мозги будто перевернулись внутри черепа и встали на место не той стороной. Он боится, что если наклонится ещё больше вперёд, то вся его «интеллектуальная» собственность выльется через уши. Ким ложится обратно, отправляя на поиски свободную руку. Найти плечо Гарри оказалось легче, чем очки, — он достаточно массивный. — Гарри. Спящий не сбавляет темп храпа. Так просто Гарри не разбудить, и Ким это знает, поэтому использует подлый, но действенный приём — щипает Гарри за что-то мягкое: грудь, шея — сейчас ему не разобрать. Гарри дёргается прочь и подскакивает, озираясь по сторонам. Видит знакомые тени своей спальни и Кима. Протирает устало лицо. — Зачем ты меня ущипнул? — Я уронил очки. Подними, пожалуйста. Гарри вздыхает и лезет поперёк Кима к краю кровати, опасно нависая над полом. Очки лежат прямо перед ним, и Гарри удивляется тому, что Ким не смог сам их достать. — Сколько времени? — Гарри кладёт очки на чужую грудь. — Не знаю. Солнце за окном ещё даже не начало подниматься. — Куда ты собрался в такую рань, что тебе срочно понадобились очки? Ким убирает руку от лица, и вместе с линзами возвращается зрение. Не то чтобы ему хотелось видеть что-либо в данный момент. Ким не уверен, что сможет даже встать. — За водой. В растрёпанном «прикроватном» состоянии Кима Гарри не замечает, как охрип его голос, из-за не сошедшего с глаз сна и темноты он не видит, как покраснела кожа на щеках, зато чувствует непривычное тепло, когда утыкается носом в шею в провожающем жесте. — Ты какой-то горячий, — Гарри хмурится и продолжается прижиматься лицом к чужому, пока губы не находят лоб. — У тебя температура? — Возможно. — Я схожу за водой и градусником. — Спасибо. В гостиной на диване сопит Куно, завернувшись в два пледа и с подушкой на голове. Раньше он просыпался от любого шороха, но теперь, похоже, осознание безопасности наконец-то пришло к нему, и он спит как убитый, даже когда Гарри гремит по выходным будущим завтраком, но сейчас он старается шуметь как можно меньше. Гарри почти засыпает обратно, когда Ким трогает его за плечо и просит посмотреть на градусник. — 38, — угрюмо объявляет он. — Боюсь, я даже не встану с кровати. — Я передам ребятам в отделе и Прайсу. Позвони потом и возьми больничный. Гарри гладит горячий лоб тыльной стороной ладони: — У меня таблетки какие-то есть. — Знаю, сам же их и принёс. Не надо. Может, к утру полегчает. Гарри вздыхает и не пытается перечить. Знает, что бесполезно. Он откладывает градусник на тумбочку, подальше от очков, чтобы Ким вдруг не уронил ещё и его. Как же оставлять его одного в таком состоянии? У Гарри есть воспоминания из *тех* времён о больничных койках и белых одиноких стенах, о чувстве потерянности и стерильности, которая должна внушать доверие, но на самом деле производила обратный эффект. Сейчас он не боится больниц. Возможно, это что-то из детства. — Давай я останусь дома, — Гарри убирает тёмные волосы со лба. — Гарри. Нет. Даже не думай, — Ким открывает глаза и пытается выглядеть строго и недовольно. Недовольно получается точно, он щурится ещё сильнее без очков, и было бы даже немного смешно, если бы он сразу после этого не закашлял так, будто готов выплюнуть лёгкие. — Понял-понял. В семь утра встану как положено. Теперь спать. Гарри не уверен, хочет ли Ким, чтобы его сейчас трогали, но он сам поворачивается к нему лицом и прислоняется к груди, так что Гарри перекидывает через него руку и гладит выбритый затылок краешками пальцев, пока общее дыхание замедляется. *** Бездушная машина, движимая вредными, жестокими шестерёнками, приходит в действие — звенит будильник. Он стоит со стороны Кима, потому что он чаще всего просыпается раньше и выключает его, и тогда ответственность за пробуждение Гарри лежит на нём. Просыпаться от тихого, всегда ласкового голоса ему нравится больше, чем от ора будильника, но сегодня Гарри не повезло. Солнце расползлось по стене, звон не умолкает, и даже Куно кричит из гостиной, чтобы «вырубили уже эту хренотень». Ким не двигается с места, и Гарри приходится снова перелезать через него, чтобы дотянуться до будильника. Тишина. Ким лежит спиной к Гарри, видимо, ночью всё-таки выпутался. Одеяло на плече поднимается тяжело и медленно. Гарри касается открытой шеи — горячая. Разбудит попозже, сначала нужно поговорить с Куно. Гарри в одних трусах отправляется в гостиную — это мужицкая берлога, стесняться нечего. Пацан с головой закутался в покрывало, прячась от солнца и, скорее всего, нового дня, полного удивительных новостей. Кухня смежная с небольшой гостиной, поэтому от утренней деятельности Куно не уйти. — Эй, утра. Поднимайся, — в голосе больше вибрации, чем звука. Ноль реакции со стороны Куно. Даже когда Гарри уже держит в руке кружку с кофе, форт из пледов не двигается ни на йоту. — Куно, — он немного ждёт, — Куно-о. Гарри поднимает свалившуюся с дивана клетчатую подушку и нацеливает её на спрятавшуюся тушку. — Подъём! — Га! Слышь, чё творишь!? — сразу же подскакивает взъерошенный Куно. Гарри знает, что лучше отставить кружку, потому что в него сразу же прилетает ответная подушка. Он успевает поймать снаряд ровно перед тем, как он влетает в лицо, — не зря когда-то вместе со школьниками играл в «вышибалы». — У меня к тебе дело. Не одевайся, сегодня остаёшься дома. — Почему это? — Куно садится на диване, протирая сонные глаза и раскрывая рот в широком зевке, — у Куно же подготовка к зачёту. — Ким заболел. — И? — И ты останешься с ним. — С какой стати? — Потому что мне надо в участок, — Гарри умалчивает о том, что ему запретил сам Ким, но насчёт Куно он ничего не говорил. — А Куно? Сами же условия ставили… — Куно садится за стол и начинает вяло жевать кусок хлеба. Гарри подсаживается рядом и подталкивает к нему нож и маслёнку. — Я попрошу, чтобы мне отдали материалы. Будешь готовиться дома, пока Киму лучше не станет. — Всё настолько серьёзно? Почему его тогда в больничку не сдать? — Потому что он не даст, — «и потому что я не дам. Только в крайнем случае. Самом крайнем. Но ради Кима можно и не в крайнем. Что мы будем делать, если не успеем?» Куно откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди, но бутерброд жевать продолжает. Карие глаза сверлят Гарри. — Куно бы лучше в обезьяннике отсидел, чем с очкариком весь день. — Ты же знаешь, что он неплохой. Вам бы найти уже общий язык. И не называй его очкариком. — Когда он вынет палку из жопы, тогда найдём. — Куно, просто… Просто помогай ему, ладно? Купить тебе что-нибудь за это? — Вот теперь ты говоришь на языке Куно. *** — Почему ты не на учёбе? — Ким облокачивается о дверной проём, сверля Куно недовольным взглядом. Держать лицо нейтральным у него нет ни желания, ни сил. Он надеялся на тишину и покой, а получил рыжего гремлина. И это уже не первый раз. — Потому что кто-то не уследил за собой и простудил жопу так, что наш копчик решил назначить всемилостивого Куно его сиделкой. — Ясно. Очень мило со стороны Гарри, но можешь не беспокоиться. — Куно и не собирался. — Отлично. Ким, стараясь держать спину прямо, проходит на кухню. Чайник с утра уже остыл, поэтому он наливает воду в чашку. Гарри всегда кипятит полный даже в одиночестве, поэтому рука дрожит, пока пытается удерживать тяжёлый чайник на весу. Куно следит за ним из-за стола, на котором разложена тетрадь, книга и рисунки. Много рисунков, очень ярких и динамичных настолько, насколько хватает мастерства у 15-ти летнего ребёнка. За те два месяца, которые Куно прожил у Гарри, он никогда не видел Кима таким. Внешне, в принципе, ничего не изменилось, но Куно заметил, как он останавливается, чтобы удержать равновесие или проморгаться. Гарри Куно нравится намного больше хотя бы потому, что тот общается с ним на равных. Ким же или отдаёт сухие распоряжения, или вообще игнорирует, поэтому Куно его совсем не жалко. Даже тогда, когда из ванной доносятся неприятные и слишком знакомые звуки рвоты. Когда Ким выходит бледнее и потнее прежнего, Куно тоже его совсем не жалко. Бывает и хуже — уж он-то знает. Но… Но Гарри его попросил. Даже подкупил, поэтому, когда Ким закрывает за собой дверь в спальню, Куно надевает старую и слишком большую для него куртку, которую нашёл в гардеробе, и уходит в магазин. Когда-то давно, когда мир вокруг ещё не приобрёл смысл и чёткость, он чувствовал запах апельсинов, и почему-то Куно от этого становилось легче. Ещё было тепло и была мама. И они нравились Куне, поэтому… Несколько потраченных на фрукты реалов — это вложение в будущее. Все труды Куно окупятся, когда Гарри принесёт ему последнюю модель робота-автойда. Уж очень его расцветка подходит под атмосферу Найт-сити. Куно оставляет очищенные дольки апельсина на тумбочке, отодвинув вещи в стороны. Из любопытства осматривает градусник — 38,7, — и морщится. Рядом лежит пачка таблеток, сам Ким с мокрым полотенцем на лбу и дышит через рот. Или спит, или делает вид, что не замечает Куно. Куно осматривается. Он никогда надолго не задерживался в этой спальне, не то чтобы ему было интересно смотреть на любовный уголок педиков. Воздух кажется спёртым, поэтому он открывает окно и смотрит вниз с четвёртого этажа. На улице рассопливилась осень. Дерево отбрасывает безлиственную тень на стену, и Куно видит на ней фотографии. Молодые офицеры отдела, какие-то достопримечательности и та самая с огромным жуком, которая кочевала из газеты в газету. Поэтому Гарри и крутой — так близко подойти к невиданной монстриле. В прошлом Куно бы отдал свою свиную голову за то, чтобы оказаться на его месте, но теперь она не представляет для него ценности, поэтому не сойдёт за подношение, а что-то другое он ещё не нашёл. Вот накопит на квартиру и обставит её всем, чем душа пожелает — жуткими плакатами, сушёными насекомыми, может, мусорку притащит для прикола. Самоирония, ха. Из мыслей вырывает чужой стон. Ким присаживается на кровати, забыв про полотенце, и оно с глухим шлепком падает на колени. — Что ты здесь делаешь? — Куно следит, чтобы ты коньки не откинул. — Не откину. Уходи. Куно раздражённо фыркает и закрывает за собой дверь, возвращаясь к книге про Дика Маллена, которую оставил на столе в качестве учебного пособия. Через минуту Ким выходит, чтобы, видимо, намочить полотенце, и всё так же холодно щёлкает ручка двери. Куно злобно жуёт губу. Больше он даже не смотрит в сторону спальни. *** Примерно через полтора года после Мартинеза в окно участка, напротив которого стоит стол Гарри, начали прилетать камни. Во дворе оказался рыжий парнишка, который, неловко переминаясь с ноги на ногу и явно стараясь сдерживать привычку материться, попросился в РГМ. Восторгу Гарри не было предела, даже Ким немного порадовался за мальчика, но длилось это всего лишь несколько часов. Дело в том, что безопасного жилья Куно был лишён, и Гарри, как истинный рыцарь её Светочного Величества, без задней мысли предложил жить у него. Но живёт он не один, а с Кимом, который переехал относительно недавно и даже не успел привыкнуть к резкому сокращению личного пространства, как его лишили робкого уюта. Узнал Ким об этом только под конец дня, когда Куно залез в мотокарету вслед за Гарри. Они поругались. Обещание было дано и Гарри не собирался брать свои слова обратно, Ким тоже не хотел оставлять ребёнка на улице, но сам факт того, что Гарри даже не спросил его мнение, сильно его расстроил. Настолько, что он не постеснялся высказать всё Гарри в лицо при Куно. Даже рыжему стало не по себе, совесть у него всё же есть. — Хватит орать! Как будто Куно в восторге от того, что ему придётся жить со педиками-мусорами! Я сам заработаю деньги на какую-нибудь халупу, чтобы поскорее от вас съебаться. На эти слова Ким обернулся и поднял бровь, задавая немой вопрос: «Серьёзно?» — Чё вылупился, очкарик? Не веришь? Да хоть сейчас на завод побегу, твоя недовольная рожа уже осточертела. — Тебе нужно учиться, Куно. На подработку времени не будет, — скрещивает руки Гарри, нервно переводя взгляд с Кима на мальчика. Он всё же виноват и скрывать волнение получается плохо. Насколько злится Ким? — Похуй. Сложно, что ли, из пукалки палить? Улицы Куно уже всему научили, остальное — как два пальца об асфальт. Ещё вас стрелять научу. Как вы тогда оба пули пустили прямо в трупешник вонючий, Куно до сих пор живот надрывает, когда вспоминает. — Ладно, — выдыхает Ким, явно исчерпавший свои эмоциональные запасы на сегодня, — поговорим об этом дома. Куно ощупывал и обнюхивал квартиру Гарри, совершенно не интересуясь тем, о чём говорят за закрытой дверью спальни. Пока пустили, нужно пользоваться. Спереть, если запахнет жареным, чтобы потом продать и прожить ещё пару деньков. В квартире оказалось много интересного и даже непонятного. Идиотского тоже. Зачем в коридоре уличный фонарь? Тем временем, приглушённые голоса за стеной не замолкали. — Это твоя квартира и я не имею права ею распоряжаться, но всё же хотелось бы, чтобы ты учитывал моё мнение. Куно — наркозависимый и, скорее всего, алкозависимый подросток с взрывным и неуправляемым характером, — Ким сидит у стены на стуле, закинув ногу на ногу. Куртка всё ещё на нём, как и перчатки. Обычно он раздевается в коридоре, чтобы не разносить уличную пыль по дому, который уже считает своим. Сейчас Ким готов бежать из него, потому что кажется, что крыша вот-вот обвалится. Нужно быть готовым. Ким смотрит не на Гарри, а в сторону двери, подёргивая ногой в воздухе. — Мне стоит говорить, к чему это может привести? — Я понимаю, — Гарри тоже не церемонился с одеждой и так и сел в уличных штанах на кровать. Ким хотя бы застелил её утром. Гарри перетирает пальцы и старые шрамы на них, всматриваясь в отвёрнутое от него лицо, пытаясь уловить хотя бы край изменений в мимике. — Ты не хочешь, чтобы он меня спровоцировал. Боишься за меня. И за себя, — Гарри видит, как голова напряженно опускается. Ким разворачивается к нему: — Да, боюсь. Я не хочу, чтобы он перечеркнул всё то, над чем мы столько работали. — Я тоже, но я не могу бросить ребёнка на улице. Куно рассказал, что его отец умер, а около квартиры «трутся подозрительные хуебесы». Думаю, это коммунальщики. Ким хмурится: — А та девочка? — Они поругались, когда Куна узнала, что Куно хочет стать копом, и исчезла. — Замечательно. Ты не думаешь, что однажды можешь проснуться с перерезанной глоткой в качестве мести за то, что «мусорнул» Куно? Видел я таких подростков. — Она пропала давно. Видимо, Куно до последнего её искал или чувствовал вину за свои намерения. Ему уже некуда податься, понимаешь? Мартинез ведь… — Я понимаю и мне его жалко. Но менять своё счастье на чужое я не хочу. Уже слишком поздно для этого. — Ким… Ты думаешь, что больше в жизни тебя ничего не ждёт? — глаза Кима растерянно расширяются, и он отворачивается, глядя в пол. Гарри видит, как напрягается челюсть: Ким уже несколько раз хотел ответить, но не знает, как. — В одиночестве — да. В таком возрасте я способен держаться на плаву, но не двигаться вперёд. Я не думаю, что без тебя... — Ким… — Гарри встаёт с кровати и через несколько шагов оказывается на коленях перед Кимом, снимает перчатки, чтобы взять холодные пальцы в свои. — Не говори так. Ты талантливый детектив и ещё не раз это докажешь. — Не такой талантливый, как ты, — выдыхает Ким, чувствуя, как быстро нагреваются руки. Гарри усмехается: — Завидуешь моей шизофрении? — Иногда, — теперь улыбается Ким. — Не надо. Ты не хочешь слышать то, что слышу я по ночам. «Все мы смертники и одр наш пламенем будет объят. Прячься, паства, сочтены дни молитв. Огнеходца вам ими не спугнуть». Это была одна из вариаций, — Гарри закрывает руками Кима свои уши. — Вот так хочется всё время делать, но не поможет ведь. Представляешь, сколько усилий я прилагаю, чтобы ты не услышал это во сне и не испугался? Ким гладит виски Гарри: — Зато я слышу всё остальное. Огнеходец — это ты? — Да. — Хм-м. Доля правды в словах есть: боишься ты только Готтлиба и лошадей. — Тогда все мои предсказания — правда? — Очень в этом сомневаюсь. Но небольшой всадник апокалипсиса к нам всё же прискакал, — Ким кивает на дверь. — И что будем делать? — всё так же сидя на коленях спрашивает Гарри, но упирается щекой в чужую коленку. — Думаю, нам нужны правила и условия. — Давай подумаем. На кухне за столом были озвучены правила проживания Кууно де Рюйтера в квартире детектива Гаррье Дюбуа: во-первых, никакого алкоголя и наркотиков — нарушение этого пункта влечёт выселение, во-вторых, Куно даётся три месяца на то, чтобы не вылететь и закончить учебный курс. Дальше его возьмут «в поле», где будут платить половину зарплаты обычного офицера, которую он будет откладывать на съёмную квартиру или комнату в общежитии. В первом случае оформлением займутся Гарри и Ким, потому что никто в здравом уме не станет сдавать квартиру подростку. В то же время он ищет подработку на вечер, пока его не взяли на полный рабочий день. В-третьих, он должен слушаться и Гарри, и Кима, перестать сквернословить и научиться уважать окружающих его людей. Куно бы сразу же выругался, если бы не одновременное поднятые косматая и тонкая брови. Ему оставалось только проглотить слюну и кивнуть. В общем-то, на данный момент Куно хорошо справляется. У него почти нет проблем с учёбой, а пробелы школьного уровня в свободное время заполняет Гарри. Язык мальчик тоже держит при себе, за ним постоянно смотрят и одного уходить не пускают, поэтому способов получить алкоголь или наркотики у него нет. Похоже, что он серьёзно решил вступить в ряды РГМ, хотя бы для того, чтобы заглушить привычки прошлого. Скоро конец учебного курса, оставшееся время отведено на подготовку. В основном это теоретические знания, практика начнётся позже. Гарри стартует домой сразу, как только может. Ким не позвонил в участок, а у самого Гарри не было возможности добраться до телефона. Пришлось ещё раз приходить к Прайсу и объясняться, и они договорились об отгуле для лейтенанта на неделю и столько же для Куно. По пути Гарри сворачивает к киоску, в котором берёт свежий выпуск тематического журнала про автойдов. В комплекте идёт то, что нужно Куно — пластиковая игрушка размером с ладонь, окрашенная в синий и фиолетовые цвета. На шлеме отличительная черта таких роботов — большая золотая «галка», похожая на усы насекомого. Гарри интересно почитать, что пишут в журнале, поэтому возьмёт его себе на ночь (с разрешения Куно, конечно). Дома встречают взрывы из телевизора, которые слышно даже на лестничной клетке. Гарри выходит из коридора, сняв обувь: — Ты ещё не оглох? — А? — Куно даже не смотрит в его сторону, почёсывая нос и со скучающим видом рассматривая вереницу танков на экране. Гарри подходит и наклоняется к нему, перекрывая экран. — Не оглох!? — Не, как раз для взрывов, как настоящие. Уйди, мешаешь, — Гарри это не нравится, поэтому он берёт пульт с подлокотника и выключает телевизор. От тишины звенит в ушах. — Привет, — Куно закатывает глаза и переворачивается на спину, показывая всем видом, как он недоволен и раздражён, но всё же отвечает: — Привет. — Как Ким? Не спит? — Не знаю. — Но ты смотрел телевизор на такой громкости? — Ему пофиг. — Откуда тебе знать? Куно вдруг поднимается, упираясь руками в колени, и выкрикивает: — Потому что ему пофиг на всё! — Гарри смотрит на Куно. Он похож на взъерошенного злого воробья, которому не хватило крошек. В глубине глаз плещется обида. — Не кричи больше. Расскажешь, что случилось, пока буду ужин готовить. Перед готовкой Гарри заглядывает в спальню. Свет выключен, фонари с улицы слабо освещают тесную комнату. Ким спит, перебравшись на его сторону кровати, полотенце осталось на подушке. Гарри разбудит его потом и покормит: то, что Ким сегодня ел, крайне сомнительно. На тумбочке подсохшие дольки апельсина. Почти пустой чайник стоит на полу. Гарри переодевается и забирает всё это из комнаты. На кухне он ставит воду для бульона и облокачивается спиной на столешницу, потирая усы. — Можешь начинать. — А чё начинать? Ничего нового. Очкарик только шипит на Куно, шарахается из комнаты в комнату на силе выебона, хлопает дверями и хлебает воду, — Куно видит нетронутые апельсины и взрывается, — я *специально* сходил в магазин, купил *ему* на *свои* деньги пожрать вместо того, чтобы готовиться, а он даже не тронул! Как ты живёшь с этим- — Я понял-понял, тихо. — Ты сам спросил, не перебивай! С этим пи- — Де Рюйтер! — прикрикивает Гарри, и тот удивительным образом замолкает, уставившись в стол и полыхая веснушчатыми щеками. Скорее от злости, чем от стыда. Гарри удивляется тому, как в последнее время Куно себя ведёт. Точнее, *не* ведёт — не зарывается и не перечит. Злится он часто, но также быстро замолкает и больше думает о том, что хочет сказать. Возможно, теперь он видит в Гарри отцовскую фигуру, того, кого всегда не хватало. От этого на душе одновременно тепло и тоскливо. — Я тебя понял. Я знаю, что вы друг друга недолюбливаете. Ты же заметил, как важна для Кима гордость. И… У него сложные отношения с подростками. — О да, Куно ещё как заметил. — Если он ничего не просит, это не значит, что ему ничего не нужно. Не лучшая черта характера, но какая есть. Делай, не спрашивая. Ким оценит. Он хороший человек. Куно только хмыкает, засовывая в рот одинокий кусочек апельсина. — И не обижайся. У него аллергия на цитрусы, — Гарри повторяет за Куно и разворачивается к воде, которая уже закипела. — М-м, вкусный. — А то, Куно выбирал лучший. — Спасибо, — с улыбкой обращается к Куно Гарри и достаёт из холодильника филе курицы и овощи. Мальчик не смотрит на него. Знакомое смущение. — Так как Ким? Помимо того, что вредничает, — ножик скользит по моркови, очищая от кожуры. — Выглядит хреново. Если не спит, то кашляет или бегает в ванную, чтобы проблеваться. — Бедняга. Температура? — Не помню точно, но высокая. — Как бы скорую не пришлось вызывать. — Это точно. Гарри закидывает всё нужное в воду и солит её. Кастрюля радостно бурлит. Куно расчищает стол от своих рисунков, убирает карандаши в пенал. — Точно, я принёс тебе методичку. — Целую методичку? Там небось ответы на все тесты есть. — Я проверил, они вырваны. — Отстой. — Вообще не диско. Зато, как обещал, робота купил. — И не сказал!? — Тш-ш. — Извини. Отдавай на базу борца за справедливость, ему пора в ангар на подзарядку. *** — Ким. Нет ответа. — Ким. — М-м-м… — он переворачивается на спину, чтобы увидеть большую размытую тень, нависающую прямо над ним. Только знакомая косматость не даёт впасть в панику. — Гарри? — Киму неприятно слышать собственный хриплый голос. — Да. Как себя чувствуешь? — он убирает влажные волосы со лба, чтобы потрогать его. Под тонким слоем холодного пота кожа всё ещё неприятно тёплая. — Как в прошлый раз, если не хуже. Весь день Ким чувствовал себя отвратительно, и ещё неприятнее было от того, что рядом находился только Куно. То есть можно считать, что никого. За два месяца они выработали только молчаливую терпеливость со стороны Кима и умеренную вербальность со стороны Куно, поэтому присутствие Гарри, как тёплый душ, подарило значительное облегчение и спокойствие, от которого все мышцы в теле будто одновременно расслабились. Это лучше сигареты, которая ему точно в данный момент противопоказана, но большую часть времени Ким проводит во сне, поэтому невелика потеря. — Врач не нужен? — Жаропонижающее справляется, поэтому нет. — Хорошо. Есть будешь? — Надо постараться. Гарри тихонько улыбается и целует Кима в щёку, погладив по выглядывающей из-под одеяла руке. — Сейчас принесу. Кима охватывает секундная тревога, потому что он не хочет, чтобы его снова оставляли в одиночестве холодной комнаты, но, к счастью, вместо того, чтобы рот успел сказать что-то необдуманное, Ким закашливается, долго и неприятно. — И что-нибудь от кашля. — Было бы неплохо. Суп оказался лучшим, что случилось с Кимом за весь день. Горячий и насыщенный, соли ровно столько, сколько ему нравится, даже несколько кусочков курицы попали в желудок и не вызвали приступ тошноты. Всё внутри приятно загудело, только рукам и ногам по-прежнему холодно. Ещё было бы прекрасно сходить в душ и сменить постельное бельё — оно всё ещё липкое после полуденной лихорадки. Запив таблетки водой и микстурой, Ким поворачивается к Гарри, тихо спрашивая: — Поможешь до ванны дойти? — Конечно. Встаём. Гарри придерживает Кима за спину, когда он пробует встать, ничего не говорит, когда тот переносит половину веса на него. Они идут практически в обнимку, и по пути Гарри кивает пялящемуся на них Куно в сторону спальни. Киму не нравится показывать их близость, и это один из минусов жизни с третьим в квартире — невозможность быть собой даже дома. Не понимая, что от него хотят, Куно входит в комнату, где видит брошенное на пол одеяло и чистое постельное бельё на краю кровати. В ванной Гарри помогает Киму снять пижаму в виде очередной майки и шорт, включает воду, чтобы было не холодно забираться, и переключает подачу на душ. В узкой керамической ванне коснуться бортика приравнивается к ледяному инсульту, поэтому Ким старается сесть в центр и сжаться как можно сильнее в себя. Очки остались на раковине. Гарри поливает его из старенького душа, смывая прошедший день со спины и плеч поглаживающими движениями. Вручив лейку Киму для того, чтобы он разобрался с остальным, Гарри раздевается сам, чего Ким не ожидал, но говорить ничего не стал. Если честно, ему самому сейчас хочется быть как можно ближе к Гарри. Гарри закрывает смыв и залезает внутрь, присаживаясь сзади. Шипит, когда спина вплотную прижимается к бортику, но сверху укладывает Кима и становится как-то всё равно. Когда вода начинает скрывать ноги, Гарри переключает воду в кран. Шипение брызг сменилось на тяжёлые всплески. Ванная успела прогреться и заплыть горячим паром, поэтому телу, не покрытому водой, достаточно тепло. Ким расслабляется в знакомых руках и откидывает голову на плечо Гарри, прикрыв глаза. Давление в лёгких уменьшается, монотонный шум заставляет отпустить мысли и головную боль. Гарри гладит его по животу, омывая водой мышцы под рёбрами, которые болят после кашля. — Лучше? Ким лениво кивает, поворачивая голову в сторону голоса и целуя Гарри в подбородок. — Как ты ещё не заразился? Всё в порядке? — Думаю, после Мартинеза меня ни одна дрянь не возьмёт. Спирт до сих в крови бурлит. — Ну уж нет, давай без спирта, — усмехается Ким, — но всё же лучше быть осторожнее. — Конечно, — отвечает Гарри и незамедлительно начинает целовать ту половину лица Кима, до которой дотягивается, щекоча губы о мелкую щетину на подбородке и горле. У Кима нет сил сопротивляться, поэтому он просто лежит, чувствуя спиной чуть ускоренный пульс. Когда вода касается плеч, Гарри выключает кран. Ким зевает и Гарри за ним. — Пока мы не уснули, есть разговор. — Какой? — Насчёт Куно… — Ким обречённо вздыхает. — Можно хотя бы не сегодня? — Это для твоего же блага. Не будь занозой в заднице и попроси его что-нибудь сделать, если будет нужно. Воды принести, салфеток, ещё чего-нибудь… Он пытался за тобой ухаживать. Ким молчит некоторое время. — Апельсин? — Апельсин. — Хорошо. Я постараюсь, — Гарри обнимает его чуть крепче под водой, — и спасибо, что попросил его остаться. Хоть мне было бы легче без него, но ты волнуешься. Если тебе так спокойнее, то я потерплю. — Ты лучший, — Ким ничего не отвечает, но кладёт руки поверх чужих. Ложиться спать почему-то вдвойне приятнее. Как будто кровать подменили. *** На следующий день Ким просыпается, чувствуя себя немногим лучше вчерашнего. Он выползает на кухню и видит Куно, жующего карандаш за какой-то книгой в голубом переплёте. Взгляд Куно вдруг встречается с его глазами. Он выплёвывает карандаш и молча включает чайник, ультимативно ставя на стол кружку со стороны Кима. — Чай. Тебе сделаю. Немного ошеломлённый, Ким садится за стол. Неловкая тишина затягивается. Он замечает новую книгу на столе. — Это методичка курсов? — Ага. Наш коп принёс. — У меня такая же была. Ничего не меняется. — А что должно меняться в правилах ведения допроса и порядка обхода территории? — Хотя бы обложка. — С крутыми мусорами, двустволками и взрывом на фоне было бы куда круче. — Ким хмыкает. — Но не правдоподобно. — Куно может сомневаться в тебе, но Гарри — крутой коп. Диско-коп, хоть офицера де Рюйтера от этой гомо- кхм, от этого всего тошнит. — Уже офицер? И да, Гарри идёт. — Осталось всего ничего, считай, что Куно уже ваш пёс. Но не тот, который на поводке, а вольный одинокий волк. — С двустволкой. — А ты шаришь! — Ким не сдерживает смешок. Как это всё абсурдно. Куно победно скалится и заливает кипяток в чашку с подготовленным пакетиком. — Вода с листьями вот, сахар, ещё что-то? — Нет, спасибо. Отнесешь в комнату? — Окей. Почистив зубы, потому что со вчерашнего дня во рту творится ужас, Ким возвращается в комнату, но останавливается на пороге. Он вполоборота смотрит в сторону Куно. — Если что, я скажу. — Понял. Спи, салага. Вечером возвращается Гарри. Снова проводит опрос Куно, в этот раз перед тетрадью, в которую они записывают школьный курс математики. После доклада, более живого и довольного, чем вчера, Куно вдруг продолжает: — Куно понял, что Куна вела себя так же. Даже хуже. Если что-то делал для неё, то она ещё и мстила. Не всегда, но Куно иногда будто что-то задевал. Она ломала вещи, мы ругались. Муженёк твой действительно лучше. Гарри тронут внезапной открытостью Куно, но отреагировать успевает только на последние слова. — Как ты сказал? — Как слышал. И это всё ещё мерзко. Сверлить мужикам жопы разрешается только тебе. — Ну что за лесть, Куно. — Ха! – он умолкает, — Что такое лесть? На следующий день температура отпускает Кима, и Гарри находит обоих в гостиной за игрой в карты. — Копочелло, он мухлюет! — Мне даже некуда прятать карты, я их просто запоминаю. — Мухлёж! — Пользоваться мозгом против правил? — Именно! Чё тут думать, это же «Дурак»! — Разойдись, сейчас я вас обоих на лопатки уложу. — Один слишком умный для этой игры, другой слишком тупой. У Куно нет шансов, — он рассыпает карты по полу. — Давайте в другую. — Куно, дурак тот, кто проигрывает. — Кто называет игры в честь проигравшего? — Кстати, дельный вопрос, — потирает подбородок Гарри. Ким прячет улыбку за кулаком, откашливаясь: — Давайте возьмём настольную. Половина вечера ушла на то, чтобы выбрать то, что понравилось бы всем троим: у Гарри все ящики шкафа забиты самыми разными коробками. Сыграть получилось только один раунд в адаптированную версию «Мафии» с целой путеводной картой и фишками. На следующей неделе, когда Ким окончательно выздоровел и они все собирались в участок, Гарри убежал к мотокарете, чтобы созвониться по поводу срочного задержания подозреваемого — ровно в момент пробуждения к нему пришло озарение. Ким ждёт, когда соберётся Куно, и входит в гостиную, чтобы поторопить его. Всё, как и тогда, чуть не кончается благоухающей катастрофой. — Что ты делаешь? При звуке голоса Куно подпрыгивает и чуть не роняет пузырёк с новой туалетной водой Гарри. Тонкий слой жидкости на шее ещё не успел высохнуть и немного поблёскивает в свете люстры. — Не говори ему! — Не скажу, но в следующий раз спрашивай. На обеденном перерыве Ким сдал Куно. — Может… Он хочет быть, как я? — Вполне вероятно. Ты знаешь, когда у него день рождения? — Нет. — Тогда подари после зачёта такие же. — О, звучит! Ему точно понравится. — Духи — да, но то, что я рассказал, он не оценит. — Я скажу, что применил дедукцию. И нос. — Договорились. Ещё через неделю Куно отбросил звание Куно и стал младшим офицером Кууно де Рюйтером. На подработку его взяли посудомойщиком в вечернюю смену. Крохотную комнату в общежитии удалось снять в соседнем квартале, Гарри иногда заглядывает к нему, чтобы удостовериться, что всё в порядке, но занятая новыми впечатлениями и работой рыжая голова и не думает скатиться в старые привычки. Парфюм с бергамотом и имбирём он хранит в специальном шкафчике, куда положил и новые кожаные перчатки.