прагматизм – наше всё

Шум пальцев, бегающих по клавишам и треск принтера раздавались по тесному помещению, в которое въелся стойкий запах свежей бумаги и крепкого кофе. За длинным узким окном едва ли было что-то видно, но солнце еле встало, когда работа в здании уже шла полным ходом. Массив многоэтажек расплывался и плавился под удушливой жарой: поздняя весна не жалела никого. Даже атласная, тонкая, тёмно-синяя рубашка и включённый кондиционер не спасали, когда ты сидишь в помещении с ещё десятком людей, каждый из которых дышал и дышал много, создавая чуть ли не пар, от которого запотевали окна. Столы, поставленные друг напротив друга, все были вычурного белого цвета, никак не вписывающегося в тёмный кабинет: их начальник явно поскупился на дизайнера. Стулья, когда-то бывшие катающимися, сейчас уже просто несчастно скрипели, стоило на них повернуться, и трещали искусственной кожей, которая давно облупилась на сгибах. Мониторы компьютеров с плоской, неприятной глазу картинкой, напряжённо работали и сопротивлялись, стоило открыть лишнюю программу: все окна тут же покрывались бельмом и, едва на него направлялся курсор, брезгливо скрывались в небытие. Хосок пытался привести в порядок копну рыжих волос, которая насквозь промокла от пота, и возмущённо смотрел на полумёртвый кондиционер в самом дальнем от него углу кабинета, в голове невольно возникали всевозможные проклятия и скверные слова. На его руках лежала огромная стопка документов, не переместив которые в базу данных, он не отправился бы домой, сколько бы времени на часах не было, и вот в такие моменты он осознавал, как же сильно его раздражала эта работа. Конечно, он не показывал этого и даже предпочитал не говорить, будто если проблему замолчать, она исчезнет сама собой – очень хотелось верить. На небольшой серой стенке по правую руку от него висела фотография с лучшим другом, – Тэхёном, где они, ещё подростки, стояли у деревянного скошенного забора, в деревне, за который зацепился яркий жёлтый резиновый круг и, явно приткнувшись, наполовину лопнул: за забором были видны широкие поля и несколько деревянных домиков; сами парнишки были одеты в какие-то ужасно старые вещи – на Хосоке – несусветно огромные шорты цвета хаки, которые так нелепо смотрелись на его худющих ногах, и растянутая майка с Кристиной Агилерой; Тэхён же, вследствие того, что был старше, таки старался выглядеть круче, и в жару напялил на себя отцовские штаны из плотной голубой джинсы и футболку со Скруджем Макдаком. Лица ребят были пересвечены и перекошены от того, что их фотографировали напротив солнца. В одной руке Чон держал порванного летучего змея, который пару часов назад они испортили о высокие столбы с проводами, ведущими в город: в самой деревушке совсем не было связи, поэтому, чтобы отзвониться матери, Тэхёну и Хосоку приходилось несколько километров бежать босиком по сухой траве и стоять на небольшом холме, то и дело крича в маленький, так сильно похожий на кирпичик, телефон: ‘Алло! Слышишь меня? Ма! Ты слышишь?!’. В той самой деревне мальчишки загорали так, что их было не узнать по приезде домой: только забавный отпечаток очков на лице, да светлая задница выдавали их истинный цвет кожи. Одним летом, когда парни собрались выходить полоть грядки вместе, Ким сказал: – Нужно поклясться, что мы вечно будем лучшими друзьями! И задумчиво заломил брови. Они стащили с кухни небольшой тамогавк и по-детски, старательно пытаясь не пустить слезу, ткнули им друг другу в ладошки, после пожимая руки со стальным выражением лица. Так всё и оказалось: Хосок не знал, из-за клятвы ли или чего другого, но, до тех пор, пока они жили в разных городах, друзья отправляли друг другу письма с вложенными батончиками шоколадок и оторванными от сердца коллекционными наклейками ‘Чип и Дейла’, а после переезда в Сеул, с разницей в пару лет, и вовсе стали неразлучны – совместно снимали небольшую двушку, помогали друг другу с проектами в университете и составляли списки продуктов в магазин, а по вечерам играли в ‘Скраббл’. Тяжело вздохнув, Хосок посмотрел на часы, расположенные над его макушкой, и в очередной раз убедился, что в этом проклятом месте время идёт медленнее, чем где-либо ещё. Стаканчик с крепким чаем в его руках становился теплее с каждой секундой, так что он недовольно отпил немного и поморщился – ему опять попался с бергамотом, что это за день такой?! Самым обидным было то, что он даже не работал тут, просто карты сложились так, что его дядя был директором компании, в которой за месяц ушло сразу несколько работников, а подменять было некому, вот тот и решил, что взять племянника на такую должность, зная, что у Хосока давно были проблемы с деньгами, неплохая идея. Она и правда показалась Чону неплохой, ведь невозможно было вечно работать консультантом в отделе матрасов. К слову, скверных матрасов, которые ему приходилось впаривать несчастным людям, которых угораздило найти их магазинчик в самом дальнем углу торгового центра. Хосок сам по себе не был слишком жизнерадостным человеком, так что любое место работы, где условия были не идеальными, раскритиковывалось Чоном в пух и прах, а все недовольства он высказывал Тэхёну, который со временем начал принимать это как должное: вот Ким стоит в душе, а за дверью, прислонившись к ней щекой и скребясь пальцами, Хосок кричит: ‘Чёртовы матрасы! Сраный Сомну хоть раз попробовал бы продать один! Господи, за что мне всё это!’; а тут Тэхён печатает курсовую с невозмутимым выражением лица, пока Чон показательно разрывает свой бейджик и уверяет, что не проведёт больше ни единого дня на этой работе (удивительно, но на следующий день, он всё так же встал по будильнику, напялил рубашку с пятном от соуса на воротнике и поспешил на электричку, чтобы ещё успеть зайти в канцелярский ларёк за новым бейджиком); ну и самое запоминающиеся – Тэхён стоит в позе ‘дельфина’, старательно пытается расслабить шею, пока пьяный сосед по квартире неуклюже проползает сзади, между его ног, и, остановившись на уровне лица Кима, бормочет: ‘Ещё один выговор, и я насру ему под дверь, клянусь тебе всем, что у меня есть’, Тэхён привычно закатил глаза, медленно сменяя позу на ‘боковую планку’, будто бы ничего и не случилось. Таким образом, жизнь Хосока не была слишком насыщена событиями, поэтому, подумав всего ничего, он решил, что работу консультанта будет довольно неплохо поменять на бухгалтерскую, но понял то, что это было ошибкой, уже на третий день пребывания в огромном офисном здании, куда дядя поместил его работать с остальной дюжиной работников, – ни о каком личном пространстве и уж тем более матрасах не шло и речи. Не с кем было поговорить, а кофе в автоматах был слишком дорогим, поэтому приходилось брать с собой пакетики чая и даже кружку. Большую часть общей импровизированной кухни занимали дамы в возрасте, оккупировавшие единственный пригодный столик. И всё бы ничего, если бы в здании была курилка, ведь этаж Чона находился на чуть ли не предпоследнем месте, а чтобы покурить, приходилось спускаться пешком, потому что лифт, по ужасному стечению обстоятельств, всегда был занят какими-нибудь людьми, пришедшими оформить пару справок в бюро на третьем этаже. И в один из таких дней, когда он преодолел больше десятка этажей пешком, чтобы оказаться в курилке, и стоял с крайне недовольным выражением лица, Хосок понял, что его зажигалка испустила последнее дыхание и вероятно больше не зажжёт ни одну сигарету. – Как же здорово! – парень почувствовал то, как злость буквально прошлась по его телу от пальцев на ногах до макушки, и со всем имевшимся в нём недовольством кинул никчёмную зажигалку на горячий асфальт: та резво ударилась несколько раз, и парочку деталей разлетелись в разные стороны, – Не день, а мечта! – Чон почувствовал то, как от обиды на всю вселенную, защипало глаза, но он тут же присёк это – не хватало ещё позорно расплакаться у этого здания, лучше уж донести до дома все лишние эмоции. – Господи, ты чего? – позади парнишки послышался удивлённый голос, и Хосок тут же повернулся на него, где-то внутри надеясь на то, чтобы нарваться на какую-нибудь небольшую перепалку, дабы хоть на ком-то сорваться, но увидел только Сокджина – заведующего отдела кадров, у которого, между прочим, был отдельный кабинет с отличным кондиционером. Ссориться с одним из самых важных людей в этом ужасном месте не сильно хотелось, так что Чон медленно наморщился, проглатывая ком в горле и показушно улыбнулся: – Зажигалка. Сломалась, – выдохнул он, отворачиваясь и глазами ища близстоящие киоски, где можно было бы купить новую. На его плечо легла рука, неприятно отяжеляя и вызывая желание скинуть, и похлопала несколько раз. За эти несколько секунд Хосок чуть ли не всеми фибрами своей души ощутил скрежет хороших запонок о стоящую хлопковую ткань манжетов рубашки. – Держи мою, – старший встал рядом с напряжённым Чоном и протянул ему металлическую, красивую зажигалку с вырезанными инициалами, что может быть хуже и унизительнее? Хосок был уверен в том, что ничего: его гордость не могла позволить такое, так что он учтиво отошёл на шаг и, натянуто улыбнувшись, произнёс: – Да я уже что-то перехотел, спасибо за учтивость, – и подумал о том, что его чёртов перерыв уже закончился, учитывая то, что подниматься ему пешком ещё минут десять точно – день без сигарет в душном офисе с кучей шумных людей и невкусным тёплым чаем – сегодня Дьявол решил отыграться на нём, по всей видимости. Чон раздражённо заметил то, как Сокджин подкурил красивую коричневую сигариллу, по запаху напоминавшую кофе или шоколад, и ненароком поглубже вдохнул в себя дым, тоскливо поворачиваясь лицом к зеркальным окнам высотки и направляясь обратно, заранее готовясь к нескольким часам ада. *** Под самый вечер, возвращаясь домой, Хосок успел попасть под ливень – пришлось перепрыгивать лужи в любимых туфлях, чтобы зайти в супермаркет и купить хлеба, миндального молока и брокколи, как поручил Тэхён. Он торопливо, крайне недовольно и возмущённо возвращался домой, громко фыркая, при этом по дороге откусывая хрустящую верхушку хлеба. Его ключи перепутались с наушниками, что Чон обнаружил, слепо роясь в портфеле пальцами, то и дело натыкаясь на какие-то бесцельно валяющиеся там бумажки, скрепки, украденные с работы, и крышки от пива. И, когда отчаявшись распутать свои ключи и в принципе в своём попадании домой, он закурил у подъезда, тут же получая каплей дождя по сигарете. – Да сука! – воскликнул парень, нетерпеливо засовывая руку в карман брюк в поисках зажигалки, которая незамедлительно провалилась в дырку, которую он обещался зашить ещё месяца два назад, – Фонтан, нахуй! Фейерверк блядский, – продолжал недоумевать Хосок, решая, что сами небеса хотели, чтобы он бросил курить, поэтому Чон плюнул на эту затею, расстроенно кидая сигарету в урну и решительно открывая дверь в подъезд в котором пахло сыростью, едкими, до невозможности сладкими, женскими духами и чьей-то печёной курочкой, что заставило желудок, в который не падало за весь день ничего, кроме самого дешёвого довольно несвежего хотдога из автомата на первом этаже офисного здания, в котором он работал, совершить болезненный кульбит. Хосок поднялся на лифте до шестого этажа, чувствуя то, как одежда мерзко липла к телу, а голова стала ватной от перегрузки. Чон подошёл к двери квартиры, выудив связку ключей и провернул их в замочной скважине три раза прежде чем ввалиться в прихожую, скинуть туфли на коврике, выдавая краткое и многозначное: – Я ебал. Довольный Тэхён вынырнул с кухни, жуя на ходу румяную ножку курицы. Он был одет в шорты по колено болотного цвета и свободную футболку белого цвета на которой располагалось огромное пятно оранжевого цвета непонятного происхождения. Его испорченные покраской в блонд волосы находились в беспорядке. – Вола? – хмыкнул Ким, осматривая уставшего друга, проходящего в гостиную. – Прямо, блять, в анал*, – подхватил общую шутку Хосок, и оба громко загоготали. Настроение мгновенно поднялось от отметки ‘умереть максимально безболезненно’ до ‘я подумаю об этом’. Он честно обожал Тэхёна всей своей душой, их соединяла максимально братская дружба, чтобы разрушить которую нужно очень сильно постараться, потому что ребята как прикипели друг к другу ещё мальцами, так и не отлипли по сей день. Они легко сходились характерами, редко конфликтовали и практически никогда не уставали от совместного времяпровождения, так что жить вместе удавалось легко и не проблемно. В романтическом плане оба не представлял их тандем, хотя многие общие знакомые ошибочно полагали, что они встречались из-за того, насколько тесным и тёплым казалось их общение. Квартира была обставлена не бедно, но и не на широкую ногу. И Тэхён и Хосок работали, что позволяло им скидываться, дабы позволить себе не шибко бедные апартаменты. В тесной прихожей находилась небольшая белая обувница, набитая разномастными туфлями, кроссовками и кедами. Сверху располагались крючки для верхней одежды с пальто, куртками и пуховиками. По правую руку была уборная с коричневой дверью, из прихожей можно было сразу попасть в гостиную с салатовыми обоями, безвкусной люстрой в виде трёх очаровательных цветочков молочного цвета, на пол был постелен ламинат из тёмного дерева, который местами вздулся от кем-то пролитой жидкости. В середине имелся просиженный синий диван с бежевым вязаным пледом, а перед ним была небольшая чёрная плазма, под которой стояла чёрная тумба с ‘плейстейшн 4’, который притащил Тэхён из родного города – Ильсана. Ничего лишнего или вычурного. Можно было слышать звук кипящего электрического чайника, шипение жареной еды на сковороде и негромкую болтовню телевизора. Хосок прошёл в гостиную, мгновенно начиная расстёгивать пуговицы на пропитанной потом рубашке, когда заметил неожиданного гостя, мирно сидевшего на диване и державшего розовый бонг. Парень с копной смоляных волос и абсолютно каменным выражением лица был одет в безразмерный серый пуловер с ‘cage the elephant’ и чёрные поношенные джинсы с дырками на коленях. Чон удивлённо приподнял брови. – Чувак, ты выглядишь так, будто навернул отменную кучу коровьего дерьма, – прямолинейно выдал Хосок, скидывая на пол рубашку и принимаясь стягивать брюки, после оставаясь только в оранжевых боксёрах. С кухни раздался смех Тэхёна. Юнги повернулся на голос, ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он оценивающе осмотрел Чона с головы до ног и ответил красноречивым: – Чё? – Говорю, мина у тебя пиздец не располагает к благоприятному времяпровождению, дружище. Кисляк, – Хосок кивнул как бы в подтверждение слов и мирно направился в свою комнату, находящуюся слева. – Сходи нахуй, – безразлично кинул хён, поднося бонг к губам, щёлкая зажигалкой у шлифа, поджигая траву и втягивая дым с булькающим звуком. – Я только что оттуда, – хмыкнул Чон, распахивая белую дверь. Ему открылся вид на небольшое тёмное помещение, где находилась небольшая незаправленная кровать с фиолетовым постельным бельём, чёрный шкаф, небольшой стол, заваленный книгами, отчётами и безхозной мелочью, в углу валялось неоново-зелёное кресло-капля, на этом скромное убранство заканчивалось. Весь пол был усыпан одеждой, упаковками от еды навынос и пачками из-под чипсов. Царил совершенно не творческий беспорядок, а настоящий хаос, который выглядел ещё ужаснее из-за того, что комната была достаточно маленькой. Чон перепрыгнул через коробку от пиццы с засохшим кусочком в ней и тут же споткнулся о полупустую картонную упаковку от сухого завтрака, из которой посыпались цветные колечки. Хосок подобрал огромную футболку светло-оранжевого цвета с вышитым персиком в центре и надел её, после лениво отряхиваясь. Он распахнул шкаф, из которого мгновенно посыпалась одежда. – Да блять, – буркнул Чон, хмурясь и опускаясь, доставая первые попавшиеся короткие шорты изумрудного цвета и неуклюже надевая их, прыгая на одной ноге и чуть ли не падая на пол. Успешно справившись со своей задачей Хосок направился в кухню, краем глаза замечая передачу про выдр по ‘animal planet’, которая шла по телевизору, – Крошка-хозяюшка моя, что у нас на ужин? – он подошёл к стоящему у плиты Тэхёну, приобнимая его со спины и кладя подбородок на плечо, зарываясь носом в шею и чувствуя приятный персиковый парфюм. Ким мирно добавлял рыбный соус к баклажанам на сковороде. – Намуль, если это варево можно так назвать, – Тэхён недовольно скривился, тыкая деревянной лопаточкой в облитые тёмным соусом склизкие овощи. – Поверь, лапушка, после того смертоносного хотдога, которым я сегодня закинулся на работе даже камень в болотной тине будет даром свыше. Или вот эта аппетитная конфетка, – хмыкнул Хосок, начиная активно фыркать в шею друга, щекоча и заставляя того звонко хихикать, позже переходя на рёбра и принимаясь щекотать их тоже. – Уйди прочь, Иуда! Иначе наша прелестная похлёбка отчалит на тот свет раньше, чем доберётся до твоих лап загребущих, – Ким оттолкнул донсёна задницей, вызывая у того мученический стон. – Бога ради, Тэ-тэ, не прикасайся к моему члену, ты мне, конечно, бро, товарищ, закадычный приятель и далее по списку, но я сейчас хорни настолько, что готов напасть на первую попавшуюся тётю Сраку. Ну, или дядю Бафомета. Тут как карта ляжет, – раздосадованно выдал Чон, вызывая у друга громкий приступ хохота. – Бля, Сок-а, тебе не стыдно? У нас гости вообще-то, – Ким покачал головой, когда донсён украл с деревянной разделочной доски морковь, с громким хрустом откусывая добрую половину. – О, кстати о гостях. Дружище, ты гей? – Хосок слегка повысил голос, чтобы Юнги его услышал, и распахнул холодильник, доставая ‘фанту’ с киви и клубникой, которая тут же зашипела, стоило её открыть. – Бисексуал, – ответил Мин, даже не оборачиваясь и снова прикладываясь к горлышку бонга. – Просто прекрасно, лучше не бывает, – Хосок очаровательно улыбнулся, падая рядом на диван, вытягивая ноги и подмигивая гостю, – Тебя не интересует сказочное соитие без обязательств? Юнги поперхнулся дымом, его лицо впервые за то время, что Чон пришёл, отразило какую-то эмоцию – невероятное удивление. – Хосок! Прекрати трахать всех моих друзей! – раздался возмущённый голос Тэхёна из-за спины, – Он помолвлен! По-мол-влен! Господь Всевышний, ты просто невозможный! Заебал! Донсён опустил взгляд на левую руку Мина и обнаружил блестящее серебряное колечко на безымянном пальце. Он недовольно наморщил нос, в мгновения ока теряя всякий интерес к гостю. – Бля, – раздосадованно вздохнул Чон, – Поздравляю, старик, – Хосок отвернулся к телевизору, обращая всё своё внимание на резво плавающую выдру, которая громко радостно пищала. – Ты серьёзно только что предложил потрахаться, даже не зная моего имени? – Юнги недоумённо смотрел на донсёна, даже растерявшись от подобного поворота событий. – That’s exactly what i did, – ответил Хосок с набитым морковкой ртом, кивая и не отвлекаясь от программы про животных. – Не удивляйся, он всегда такой. Поимел весь наш сквад и рад. Чёртова ночная бабочка, – хмыкнул Тэхён, снимая намуль с огня и доставая тарелки из чёрного шкафчика над головой. – Не весь! Намджун остался, – оскорблённо отозвался Чон, отпивая газировку из банки и довольно причмокивая, – Твою мать, Тэ-тэ, можешь написать Чонгуку? Умоляю, мне позарез надо пар выпустить. Неделя без секса! Ещё и день дерьмище знатное. Я серьёзно сейчас на стену полезу как королева Елизавета на том ‘меме’*. Юнги подавил громкий смешок, теперь уже с куда большим интересом разглядывая шибко раскрепощённого, не особо честолюбивого и довольно бесцеремонного Хосока: рыжие пушистые волосы, смуглая кожа, длинные ноги, выпирающие ключицы, татуировка забавной зелёной лягушки на предплечье, ещё одна – знак ‘пис’ на тонком запястье, третья – горгулья на мягком бедре, все они казались слегка подразмытыми, свидетельствуя о том, что были набиты около пяти лет назад точно. – Никаких чести и достоинства! Юнги подумает, что ты у нас девица лёгкого поведения, – осуждающе заворчал Тэхён, передавая всем тарелки с дымящимся ароматным намулем. – И будет недалёк от правды, – безразлично подметил Хосок, закидывая в рот последний кусочек морковки, громко хрустя, – А вообще, я жрица любви. И конкретно сейчас жрица любви реально супер ‘хорни’, мне не до социальных норм. Тем более, нашего посетителя ничего не смущает, верно? – он приподнял брови, оборачиваясь на Мина и перехватывая его заинтересованный взгляд. Хосок многозначительно усмехнулся, после обаятельно улыбаясь и в очередной раз подмигивая. – Бога ради, – ответил Юнги без какого-либо отвращения или презрения. Чон не вызвал у него негативных эмоций. Единственные качества донсёна, что он подметил для себя: наглость, фривольность, распущенность. Ну, и отличная задница, естественно, уж это отрицать было сложно, – Каждый дрочит, как он хочет. Мин Юнги, – он протянул ладонь. Хосок удивлённо приподнял брови, после закусывая губу, чтобы не прыснуть со смеху, но всё равно пожал протянутую руку. Мимолётное прикосновение задержалось чуть больше положенного, приличного, оно было приятным, но не более того. В глазах Чона вспыхнуло желание поиграть, совсем немного невинно повеселиться. Спортивный интерес, если угодно. Он провёл большим пальцем по тыльной стороне ладони Мина, поглаживая и оценивая дальнейшую реакцию, – тот смотрел на него спокойно, не реагируя на провокацию, и невозмутимо разомкнул их рукопожатие, будто бы ничего не произошло. – М-м, как официально, Мин Юнги-и, – игриво протянул донсён, – Чон Хосок. Можно просто Иуда. Тэ-тэ предпочитает второе. – Хосок, – предостерегающе произнёс Ким, который наблюдал за происходящим краем глаза. Он укоризненно покачал головой, обернувшись на Чона. – Что я опять сделал? Мне уже трогать твоих друзей нельзя? – донсён примирительно поднял ладошки вверх, как бы сдаваясь, и снова принялся за уничтожение кулинарного творения Тэхёна, совершенно не беспокоясь о произошедшем. Его от слова совсем не волновало впечатление, которое он мог произвести на очередного мимолётного знакомого своего лучшего друга. Как только тот покинет их славное жилище, случай будет забыт мгновенно. В любом случае, праведный женатик всё равно пялился на его бёдра. – У подростковой громадины смена заканчивается через час, а уж потом картофельные пирожки с членом Чонгука вас ожидают*, – оповестил Ким, отвлекаясь на уведомление в телефоне и опуская неловкую тему. – С членом Чонгука наверное вкусные пирожки, – подавившись острым баклажаном, подхватил донсён, смеясь. – Не ёрничай, будешь пиздеть, вообще хуй что получишь, – хмыкнул Ким, прибавляя звук телевизора, где передача про выдр уже закончилась, сменившись задорно сношающимися жирафами. – Поглядите, именно такое времяпровождение меня ожидает, – Хосок кивнул на плазму, – Армагеддон предотвращён. Дай Бог здоровья женщине, породившей Чон Чонгука, – облегчённо выдохнул он, – Любимый душка-донсё-ён, – издевательски захихикал Хосок, отпивая большой глоток фанты и предвкушая отличный перепих. Хотя бы окончание паршивого денька предвещало быть отличным. – Ты грёбанный растлитель малолетних, – Тэхён скорчился в отвращении только от одной мысли, что с самым младшеньким парнишкой в их компании можно было заниматься сексом. Чонгуку едва-едва стукнул 21 год, для Кима он был ещё совсем ребёнком, но Хосок совершенно не гнушался кувыркаться с ним ещё с самого совершеннолетия донсёна. Никто в компании шибко не осуждал данный поступок, потому что большинство парней тоже заводили мимолётные романчики с Хосоком, которые обычно не заканчивались ничем путным из-за его ветрености. На самом-то деле в глубине души Тэхёну не хотелось обсуждать похождения своего лучшего друга в компании Юнги, ведь тот был просто приятелем, с которым ему посчастливилось познакомиться на скромной вечеринке друзей. И дело было не в стыде. Ким не считал личную жизнь Хосока чем-то зазорным, скорее не хотел, чтобы лишние уши восприняли Чона неправильно. Тэхён понимал, как всё могло выглядеть со стороны, и у него не было желания раскрыть своего близкого человека с какой-то ‘неправильной’, ‘мерзкой’ или ‘развязной’ стороны, потому что он знал, что это было не так. Для Кима Хосок был чудесным, добрым, понимающим и верным другом, который всегда подавал ему руку помощи, относился как к самой драгоценной жемчужине на свете, ласкался и, будь такая возможность, не отлипал бы ни на секунду. Пошлые каламбуры, конечно, тоже присутствовали, как и шуточки про ‘муженьков’, но все понимали, что это было не всерьёз. Любой человек, пообщавшийся с ними больше пары недель, видел лишь тёплую, настоящую и неподдельную дружбу. Не было и дня, чтобы кто-то из них хотел провести вдали. Тэхён с Хосоком тянулись словно магниты с самого детства и не представляли кого-то другого на месте друг друга. Ким боялся сплетен, плохого отношения и отвращения в сторону донсёна, потому что желал ему только самого лучшего и считал, что его кокетничество, развязность и острый язык были лишь оболочкой для тех, кто плохо знал его лично. Чон открывался малому количеству людей, их можно было пересчитать по пальцем одной руки, а его игривость исходила лишь от ещё слегка детского характера Хосока. – Тебе не угодишь. Мои папики тебе не по душе, смазливые юнцы тоже, – развёл руками донсён, – Как мне найти твоего одобрения, свет очей моих? Разве ты не любишь меня таким, какой есть? Рядом забурлил бонг, когда Юнги сделал очередную затяжку, после задерживая дыхание. В квартире характерно пахло жжёнными листьями, но больше скорее грязными носками. – Куда деваться. Ты у меня такой один, знатная шлюшка, – хмыкнул Тэхён, ласково поглаживая щёку донсёна, который тут же подался на прикосновение, словно огромная кошка, жмурясь и улыбаясь. Мин наблюдал за какой-то не саркастичной, не распутной и не грязной стороной Хосока, ему показалась достаточно милой искренняя многолетняя дружба между парнями, которая, к огромному удивлению, не имела никакого сексуального подтекста. Видимо, для донсёна Ким был уникальным, отличающимся от других, выделяющимся, для которого в сердце было отведено отдельное место, не сдвинешь. – Ты у нас кем приходишься по профессии, женатик? – Хосок выделил последнее слово, ехидно щурясь и оборачиваясь на Юнги, после втягивая особенно длинный баклажан с громким ‘щлюп’. В уголке его рта остался коричневый соус, который Тэхён учтиво вытер большим пальцем так, будто это было совершенно обыденной вещью, каковой, скорее всего, и являлось. Он походил на старшего брата донсёна, который оберегал, следил и заботился о нём. Мину не сильно резало ухо неуважительное обращение к себе, как к хёну, так и к его скорой помолвке, скорее изумляла непосредственность, цинизм и развязность Хосока, который, кажется, не стеснялся вообще ничего. Стоило ему только открыть рот, как Чон перебил его: – Хотя, нет, стой-стой, я попробую угадать, – он прищурился, рассматривая лицо Юнги с игривой искрой в глазах, приложив руку к подбородку, после наклоняясь к Мину поближе так, чтобы между ними осталось порядка пятнадцати сантиметров. Юнги не менялся в лице, сохраняя хладнокровность, но готовясь отодвинуться от Хосока, если того потребует ситуация. Тэхён внимательно следил за происходящим, – Начнём с анализа твоей личности. Ты определённый типаж, так что это будет несложно. Ты то-очно скучный, заносчивый и высоконравственный, но только для виду. Такой из себя джентльмен в белых перчатках, но не прочь хорошенько сунуть за щеку, а сверху смачное удушение замутить, потому что тебе определённо нравится пожёстче, все тихони такие. Как на подбор. Далее по списку. Тот самый чувак с последней парты, который фанатеет от тяжёлого металла по типу ‘system of a down’, ‘gun’s and roses’ и ‘disturbed’, – на этом моменте Юнги удивлённо приподнял брови, – Любит сидеть в кофейне с надменным выражением лица, рисуя какой-нибудь глуповатый комикс про конец света, антиутопию или зомби. А ещё не прочь устроить Колумбайн, если вдруг одноклассники снова назовут тебя ‘зубрилой’, – прямолинейно выдал Чон, на что Тэхён мгновенно шокировано уставился на него, одёргивая за рукав футболки. – Хосок! – возмущённо воскликнул Ким, – Это перебор! Чувак просто пришёл к нам дунуть, а ты устроил ему full-ass* прожарку! Он тебе и двух слов не успел сказать, че за дерьмо?! Бля, Юнги, прости его, он просто болтушка, не знает меры. – Пусть продолжает, – спокойно выдал Мин, сохраняя зрительный контакт с донсёном. Хосок мгновенно ухмыльнулся аки заинтересованная лисичка, желающая внимания. Юнги казался ему забавной игрушкой, которой можно было славно поживиться после долгого трудового дня. У него давно не было подобной возможности повеселиться. Чон вернулся в исходное положение, отодвигаясь от лица хёна и усаживаясь в позу лотоса, при этом упираясь на два кулачка перед собой, начиная ещё больше походить на большую, потешную, очаровательную кошку. Мин ухмыльнулся, смотря на это. Ему нравилось наблюдать за Хосоком, который явно вошёл во вкус. Это казалось ему довольно интересным занятием. Тэхён стыдливо зажмурился, зная, что дальше будет происходить самый настоящий хаос. Его лучший друг просто обожал заниматься как самоанализом, так и анализировать окружающих. Он действительно отличался проницательностью, наблюдательностью и догадливостью, но зачастую был слишком прямолинеен, неосторожен и груб, когда высказывался. – Насчёт этого не уверен, но ты похож на чувака, который любит ‘цветы для Элджернона’. Ты о-очень тщательно выбираешь партнёров, при этом они даже могут тебе не нравиться, лайк, вообще. Главное в них а) образованность, – Чон начал загибать пальцы, – б) никакой непредсказуемости, стопроцентно табу, в) приземлённость. Ты выглядишь как паренёк, который любит детей, так что стопроцентно обзаведёшься, если ещё не. Свя-то-ша, – Хосок лучезарно улыбнулся, будто только что словесно не отмутузил своего, на минуточку, хёна, – Попал? – Сунуть за щеку я и правда люблю, тут ты меня подловил. Удушение тоже в точку, – хмыкнул Юнги, лениво рассматривая Чона, совершенно не смущённый сказанным в свою сторону. И это делало их контакт, диалог интереснее, добавляло перчинку. Воздух слегка наэлектризовался. Ким, сидящий на полу, лишь наблюдал за происходящим, аккуратно отставив опустевшую тарелку и положив руку на мягкую ляжку Хосока, словно пытаясь сдержать домашнего пёсика от нападения на большущего питбуля. Он знал Мина куда лучше, чем донсён, потому боялся, что тот сможет как-то обидеть Чона, ведь Юнги был не тем человеком, который станет молчать, если в его огород кинут камень. Мин умел твёрдо за себя постоять, показать границы дозволенного и усмирить пыл оппонента, но это был явно не данный случай. Возможный конфликт отнюдь не радовал Тэхёна. El problema, – Угадал почти все группы кроме ‘gun’s and roses’, предпочитал ‘black sabbath’, но больше не слушаю. Комикс в кофейне рисовал, каюсь. Хоррор. Эрик Харрис и Дилан Клиболд не интересуют. – Это была шутка, – закатил глаза Чон. – Смешно, – невозмутимо кивнул Мин, прикрывая глаза. Ким подавил негромкое хихиканье, – ‘Цветы для Элджернона’ переоценённая параша, – на этом моменте он замолчал. – Ну, давай же, давай, признай это. Самая сладкая часть. Говори, какая она, – нетерпеливо затараторил Хосок, ёрзая на месте, его глаза загорелись энтузиазмом пуще прежнего, отчего ухмылка Юнги стала ещё шире. Мин выдержал театральную паузу. – Ты действительно прав. Я подхожу к вопросу выбора партнёра чаще с рациональной точки зрения, чем с эмоциональной. Прагматизм – наше всё, – Юнги снова кивнул, сдаваясь. Чон захлопал в ладоши, победоносно довольно смеясь. Тэхён снисходительно смотрел на него как на маленького шкодливого ребёнка, который занимался настоящей чепухой. – Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало, – покачал головой Ким, вздыхая. – А про жену ты молчишь, потому что я тоже попал по всем пунктам. Скажи, скажи! Я и тут попал! Вы две целомудренные зануды! – Хосок широко улыбался и тряс указательным пальцем в сторону Юнги, который не сдержался и добродушно хохотнул от этой забавной непосредственной части характера донсёна, которая открылась ему, – По-христиански, под одеялом, миссионерская поза и в темноте! Господи, я уверен, что она даже не даёт в задницу! Ой! – Чон закрыл рот обеими ладошками, испуганно пялясь на Мина, потому что мгновенно понял, что перешёл грань и за такие выражения мог спокойно схлопотать по сладкому личику. – Хосок! Ты охренел? Успокоишься сегодня или нет? Вообще берегов не видишь, неуважительная задница? Отъебись от Юнги! Бедняга не знает, как от тебя отделаться, трандычиха! Язык без костей! Хлебом не корми, дай в чьё-нибудь грязное бельё залезть! – начал отчитывать Тэхён на повышенных тонах, нахмурившись, но в открытую смотрел только на Мина, чтобы если что успеть разнять сутяжников. – Прошу прощения за мой французский… – прокашлялся Хосок, поджимая губы. Его глаза виновато блестели, брови заломились. – А ты за словом в карман не лезешь. Не из робкого десятка, – спокойно прокомментировал Юнги, продолжая держать зрительный контакт, – Я журналист. – Журналюга, проще говоря. Коршун, получается, – снова не сдержавшись, захихикал Чон, прикрывая рот ладошкой. – Сок-а, ты вообще бесстрашный? Можешь, пожалуйста, держать свой язык за зубами? Юнги к нам больше вообще не придёт из-за такого неандертальца как ты! – снова запричитал Ким, издавая измученный стон, – Управы никакой нет! Совсем от рук отбился! – А чего ты меня затыкаешь? Что я такого сказал? Мы просто болтаем. Он меня не ударит, он хороший, – отмахнулся донсён на переживающего Тэхёна и добил банку ‘фанты’, после сминая её с громким хрустом. – Хороший? – Юнги выгнул тёмную бровь, усмехаясь. – Ага, – кивнул Хосок, зачёсывая рыжие волосы назад, – Если я не получил по своему очаровательному личику за пиздёж про твою принцессу, то определённо да, – он игриво подмигнул, – Ну, или ты терпила. Тут уж как душе угодно будет, – Чон равнодушно пожал плечами, поднимаясь с дивана, сладко потягиваясь и разминая затёкшие мышцы. Изумрудные и без того короткие шорты задрались, оголяя добрую часть задницы. Юнги ничего не мог с собой поделать, когда в очередной раз засмотрелся на неё. Ким заметил это краем глаза, но никак не прокомментировал, лишь звонко и смачно ударяя донсёна по ягодице. Тот задорно охнул, оборачиваясь с тёплой улыбкой, – Отличный намуль. Премного благодарен. Люблю тебя, крошка Тэ-тэ, – Чон нагнулся, мягко целуя друга в лоб, после ласково потираясь своим носом о его. – И я тебя, куртизаночка. Ещё бы гостей моих не доводил до белого каления, было бы вообще здорово, – мечтательно произнёс Ким. – Гостям понравилось, – хмыкнул Хосок, оборачиваясь на Мина, – У-у, т-с-с, – протянул он, поднося указательный палец сначала к губам, сложенным в поцелуйчике, после к своей прекрасной пятой точке. Юнги ошарашенно уставился на него, не веря своим глазам. Чон тут же задорно захихикал, когда Тэхён потянул его за ногу, со злостью остервенело кусая за голень, – М-м, жёстче, папочка, – наигранно громко застонал Хосок, прикрывая глаза и чуть подпрыгивая на месте, имитируя процесс праведного соития. Раздалась звонкая назойливая трель дверного звонка, и Чон тут же изменился в лице, вмиг дёргаясь и настойчиво оттягивая Кима от себя, чтобы резво поскакать в прихожую. Тэхён повернулся к Юнги с максимально мученическим выражением лица, недовольно кривясь и выдавая предостерегающее: – Нам лучше покинуть данную территорию и как можно скорее, потому что поверь мне, приятель, ты не хочешь слышать то, что сейчас будет происходить за той дверью, – он ткнул указательным пальцем в сторону комнаты слева. Мин многозначительно хмыкнул, согласно кивая и поднимаясь с дивана, чтобы собраться. – Малы-ыш! – раздался восторженный восклик Хосока, со всей силы влетевшего в Чонгука, который ещё даже не успел переступить за порог. Тот громко рассмеялся, обнимая хёна и приподнимая его над землёй, начиная крутить вокруг своей оси, после чмокая в пушистую макушку. – Ты та-ак вкусно пахнешь, – тут же довольно разулыбался Хосок, чувствуя приятный аромат дубового одеколона от шеи Чонгука. Он сразу потянул его фиолетовую футболку вверх, стягивая и отбрасывая куда-то в сторону. – Да что ты такое говоришь, золотце? – Чонгук наморщил нос, мотая головой из стороны в сторону перед лицом хёна, милуясь и попутно снимая берцы, путаясь в шнурках и чуть ли не падая на хохочущего Хосока, который взял его лицо в ладошки, притягивая для мокрого глубокого поцелуя, при этом громко мыча в сухие обкусанные губы, – Господи, ты в этих шортах при всех ходишь? – шумно выдохнул донсён. – Я тебя умоляю, какие нахуй шорты, горячая груда из мышц и гормонов, пошли, пошли, пошли скорее, – затараторил хён, запрыгивая на Чонгука, который сразу подхватил его под мягкие упругие бёдра, – Тут ещё травка есть, ты представляешь, какой отменный трах нас ожидает? Иисус наш Христос, наконец-то ты притащил свою задницу, я чуть не помер. – Фу, блять, вы отвратительны, быстро прекратите! Мы всё ещё здесь! На меня поебать, постыдитесь хотя бы Юнги! – Тэхён страдальчески взвыл, с нажимом проводя ладонью по лицу. – О, привет, Юнги-хён! – мимоходом радостно поздоровался Чонгук, тут же возвращаясь к тому, чтобы увлечённо и влажно целовать шею Хосока, который звучно застонал, откидывая голову назад. Мин проводил шокированным взглядом голубков до того момента, пока за ними не захлопнулась дверь, за которой тут же стали раздаваться звуки адской сексуальной вакханалии. – Что ты делаешь, когда не можешь уйти? – Юнги вопросительно выгнул бровь, натягивая свои красные массивные кроссовки, пытаясь переварить произошедшее и понять своё отношение к этому. – Страдаю, дружище, – раздосадованно выдал Тэхён, переодеваясь в пуловер жёлтого цвета, – Однажды к нам даже приходили соседи и выдали знатной пизды. Грозились сообщить хозяевам. Пришлось откупаться. Мин удивлённо приподнял брови, осознавая масштабы катастрофы, и Ким утвердительно ему кивнул. *** Воздух в помещении был спёртым даже несмотря на три распахнутых окна. Летний зной не щадил никого, казалось, что на асфальте можно было спокойно поджарить яичницу. Солнце нещадно жарило, пекло макушки, а на небе как на зло не было ни облачка, лишь чистая, яркая, режущая глаз лазурь. Хосок мирно ел зелёное соевое мороженое с фисташками, которое периодически струилось с его подбородка, капая и образовывая небольшую лужицу на столешнице, на которую он облокотился всем торсом, пока Чонгук, громко шипя, входил в него сзади, вцепившись в бёдра настолько сильно, что там вероятно появятся синяки к следующему утру. Это был их уже третий по счёту раунд, поэтому хён справедливо рассудил, что имел право подкрепиться чем-то охлаждающим, дабы не свариться к чертям собачьим. Он протяжно застонал, когда член прошёлся по простате, а Чонгук оставил два грубых шлепка на его уже покрасневшей от них же заднице. Из всех своих ни к чему не обязывающих потрахушек Хосок по большей части предпочитал донсёна, потому что тот был лёгок на подъём, отлично справлялся со своими сексуальными обязанностями и не требовал ничего взамен. До одного момента. Первые пару месяцев их увлекательного времяпровождения Чонгук не заявлял никаких прав на своего хёна, они просто развлекались, оставаясь приятелями, но спустя время что-то изменилось. Донсён стал вкладывать в их отношения всё больше и больше симпатии, собственничества, ревности и желания перевести секс по дружбе на новый уровень, захотел официальности. Хосоку это было совсем не по душе несмотря на то, что Чонгук ему нравился, даже более чем, но оставаться вольной птичкой он желал гораздо больше. Хён привык не обязывать себя, развлекаться тут и там, иметь мимолётные интрижки, ему хотелось всего и сразу. Осквернённая столешница измученно заскрипела, норовя отправиться в мир иной от пережитого позора, свалившегося на её мирное существование. Хосок прогнулся в спине и громко застонал, жмурясь и роняя банку мороженого, стоило донсёну ускорить темп. Звонкие шлепки раздавались на всё помещение вместе с неприличным хлюпаньем смазки, которая стекала по ляжке хёна. – Бля-ять, Кукки, только не сломай столешницу, Тэхён меня убьёт, – взмолился Хосок, начиная дышать через рот от нехватки воздуха. Донсён ответил лишь смешком. Он любовался открывшимся ему видом: точёное тело, острые лопатки, блестящая смуглая кожа, выпирающие позвонки, узкая талия и небольшая задница. Ему нравился секс с хёном, тот был раскрепощённым, пылким, довольно бесстыдным и не имел практически никаких табу, был готов к экспериментам. Хосок зачерпнул ставшим мягким мороженое и поднял руку над головой, чтобы протянуть донсёну, который наклонился, чтобы облизать ложку. Услышав звук уведомления, Хосок потянулся к телефону, разблокировывая, и тут же прыснул со смеху, закусывая губу. – Что там? – поинтересовался донсён, сдувая со лба прилипшую прядку каштановых волос, которые уже почти насквозь стали мокрыми от пота. – Да этот женатик добавился ко мне в друзья, – ответил Хосок и замычал от удовольствия, почувствовав то, как жёстко Чонгук взял его за талию, насаживая на себя грубее. – Отклони, – строго произнёс донсён, – Чего? – непонятливо переспросил Хосок, хмурясь и оборачиваясь на Чонгука. Кожу ласкал резкий поток ветра, залетевшего из окна и всколыхнувшего полупрозрачные голубые шторы. С улицы были слышны крики детей, гудки машин и собачий лай. – Отклони заявку, – твёрдо повторил донсён. – Ну, что опять начинается-то? Гук-а, прошу тебя, прекрати эту ‘бойфренд’ хуйню, – взмолился Хосок, закатывая глаза и ожидая очередную ревностную перепалку. Подобное происходило далеко не в первый раз, а конфликтов ой как не хотелось, потому что донсён был упрямым, бескомпромиссным и даже неуправляемым временами насчёт того, что касалось таких ситуаций. Часто Хосоку приходилось скрывать некоторые аспекты своей, так сказать, личной сексуальной жизни, чтобы не нарваться на праведный гнев мальчишки. Ну, как часто. Всегда. Чонгук, продолжая двигаться внутри, крепко взял хёна за горло, с силой сжимая и нагибаясь к его уху, чтобы процедить тоном, не принимающим возражений: – Мне нужно повторить ещё раз? – Да Господи ты Боже мой, хорошо-хорошо, цербер, он мне всё равно нахуй не нужен. На, держи, – просипел Хосок, сдаваясь, потому что прекрасно понимал – с донсёном спорить было бесполезно, как об стену горох. Он протянул телефон Чонгуку, который тут же нажал красную кнопочку ‘отклонить’ и довольно ухмыльнулся. Хён равнодушно продолжил поедать фисташковое мороженое, после издавая звучный стон, когда почувствовал сильный укус на своей лопатке и то, как горячее дыхание опалило нежную кожу шеи. *** В тесной квартире играла громкая мгновенно заедающая в голове попсовая песня, ударяя по ушам и не давая возможности перекричать её. Раздавался людской гул, смех, разговоры на повышенных тонах и улюлюканье. Хосок облокотился об стену, втыкая в телефон и мирно посасывая жёлтый ананасовый ‘чупа-чупс’. Он был одет в синие джинсы с подвёрнутыми штанинами, блестящий, лакированный, чёрный бомбер и того же цвета футболку с ‘нирваной’. – Ты серьёзно отклонил мою заявку в друзья? – неожиданно раздался голос, заставляя Чона вздрогнуть и поднять взгляд на нарушителя покоя. Юнги стоял напротив с бесстрастным выражением лица, выгнув тёмную бровь и держа в руках два красных стаканчика в лучших традициях американских фильмов про преисполненную бушующими гормонами безбашенную компанию подростков, которые прожигают лучшие годы своей жизни на вечеринках в двухэтажных пентхаусах с бассейном. – Салют, женатик, – Хосок мгновенно расплылся в насмешливой довольной улыбочке, убирая телефон в карман, – М-м, и что ты собираешься сделать с этим, ковбой? Накажешь меня? – он кинул оценивающий взгляд на одежду Мина: бордовый пуловер с обложкой фильма ‘криминальное чтиво’, чёрные джоггеры с кучей бесполезных цепочек и карманов, которыми никто и никогда не воспользуется, – Прикольные говнодавы, – Чон кивнул на массивные коричневые кроссовки. – Спасибо, – кивнул Юнги, протягивая один стакан донсёну, который охотно его принял, принюхиваясь. – Мерси. Это пунш? – поинтересовался Хосок, вынимая ‘чупа-чупс’ изо рта с громким ‘чпок’, чтобы отпить. По горлу прошлась горячая терпкая волна с кислинкой, спускаясь в желудок. – Типа того. Лимон, пародия на ром и… Каркаде. Выбрал меньшее из зол. Всё, что там есть – вот эта параша и палёная водка со ‘спрайтом’, – пожал плечами хён. – Мама говорила не брать напитки у незнакомых дяденек, – Чон игриво закусил губу, стреляя глазками. – Боюсь, это самое безобидное, что ты берёшь у незнакомых дяденек, – многозначительно хмыкнул Юнги, намекая на их прошлую встречу и заставляя донсёна звонко расхохотаться, откинув голову назад. Мин прошёлся взглядом по кадыку и открытой шее с двумя яркими багровыми засосами. – Засчитано, Ромео. А ты хорош, – Хосок довольно улыбнулся, кивая и засовывая ‘чупа-чупс’ себе за щеку. Он думал, что не увидит хёна после их знакомства, ведь был уверен в том, что оставил неизгладимое впечатление местной шлюшки, которое тот не оценил по достоинству. Теперь донсёну стало куда интереснее узнать, что же произойдёт дальше. A little party never killed nobody, верно? – Ты слушаешь ‘нирвану’? – Юнги кивнул на футболку Чона. – Конечно, блять, нет. И я уверен, что процентов девяносто чуваков, которые носят такую футболку, не слушают ‘нирвану’, – Хосок подавил смешок, отпивая солидный глоток пунша и тут же кривясь в отвращении, – Ну и дерьмище. – Что есть, то есть, – согласился Мин. – Как проходит подготовка к свадьбе? – донсён очаровательно улыбнулся, закусывая губу. Они держали непрерывный зрительный контакт, как бы ведя немой диалог. Юнги среагировал спокойно на детский выпад в свою сторону, его даже веселили ребяческие кошки-мышки. Его в принципе веселил Чон. Тот казался достаточно харизматичным, непосредственным и честным. Хосок был всем тем, что хён предпочитал отметать при выборе партнёра, и именно поэтому зацепил его. Не то чтобы Мин представлял из себя ханжу, он был не прочь пообщаться с разными людьми, но в личной жизни хотел предсказуемости. Желал осесть и не беспокоиться о завтрашнем дне. Хорошая работа, стабильный заработок, семья и уют. Что ещё нужно обычному человеку? А вот донсён был его противоположностью практически по всем пунктам: сумасбродный, провокационный и безрассудный. Про таких говорят, – детство в одном месте играет. Он не грезил о женитьбе, семье и домашнем очаге. Будущее для него было размытым. Хосок не имел постоянной работы и великих планов, чтобы покорить мир. Ему хотелось жить одним днём и просто наслаждаться этим. Юнги казался ему неинтересным, у них не было точек соприкосновения, и они навряд ли могли понять друг друга. – Неплохо. Нашли подходящее место, отдали приглашения в печать. Дахён ещё не может определиться с тематикой. Выбирает между ‘goblincore’ и ‘fairycore’, – Мин неопределённо повёл рукой в воздухе и добил свой пунш. – Что за хуйня? Я должен знать бурду, про которую ты говоришь? – непонятливо скривился Хосок, перекатывая ‘чупа-чупс’ во рту и громко им чавкая, держа за палочку. – Это всякие поганки, цветы, эльфы, природа, феи, все дела. Сейчас это модно. Довольно прикольно, как мне кажется, – пожал плечами Мин, – Ничего вульгарного, никакого колхоза и ‘дорого-богато’. – Если бы у меня когда-нибудь поехала крыша, и я захотел жениться или выйти замуж, то выбрал тематику по типу ‘софт-гранж’ или просто ‘гранж’, – донсён задумчиво отвёл взгляд в сторону, – Или ретро! Ретро тоже звучит здорово! – он начал активно жестикулировать, – Может, хиппи? Да-а, я бы точно выбрал хиппи! Всё, я решил! И там будет вот этот фургончик смешной как из ‘Скуби-Ду’! – Хосок задорно захихикал, прикрывая рот ладошкой. Мин облокотился об стену и тепло улыбнулся, ему нравилось наблюдать за детской стороной донсёна. Казалось, будто Чон открывался, не прячась за своим привычным панцирем беспринципного, циничного и нахального ‘бэдбоя’, – Венки всякие из цветочков полевых! Перья павлина! Фе-енечки! Как в детстве, помнишь? – глаза Хосока сияли, он посмотрел на Юнги, и тот медленно утвердительно кивнул, – И определённо хайратники. Ну, повязки на голову такие, – Чон показал на свою рыжую макушку, – Я носил их в средней школе. Просто тащился от всей этой мишуры, связанной с хиппи. Вот, даже тату есть, в шестнадцать набил, – Хосок вытянул руку, закатывая рукав бомбера и показывая на своё запястье, где был криво вытатуирован знак ‘пис’, который Мин уже замечал, – В каком-то клубе в подвале, знатно я тогда налакался. Забыл как меня зовут. И блеванул в курилке, – Чон усмехнулся, отпивая из стакана. – Это мило. Я бы даже сказал очаровательно, – голос Юнги был мягким, пока он продолжал внимательно смотреть на Хосока, когда тот закончил свой монолог, вернулся на землю из своих ‘если бы’ и взглянул на него. Мин уловил на лице донсёна едва заметный румянец и это ошарашило его, потому что хёну казалось, будто такого человека уж точно не могло смутить ничего на свете. Чон стушевался и отпил из своего стакана, желая скрыть слегка пунцовые щёки. Юнги решил продолжить диалог так, словно не видел этого, чтобы не спугнуть Хосока в дальнейшем. Он хотел искренности, честности и откровенности со стороны Чона, хотел, чтобы тот мог чувствовать себя свободным во время их диалога, а не использовал защитную реакцию, которая, судя по всему, шла у него по умолчанию. Мину вдруг стало интересно узнать корни этой проблемы, – Почему ты так категорично относишься к браку? Что плохого в том, чтобы узаконить отношения? – Я не отношусь категорично к браку, я отношусь категорично к отношениям в принципе. Не хочу чувствовать себя в клетке. Рамки и запреты не для меня. Это скучно. Я гуляю сам по себе, красавчик, – Хосок игриво подмигнул хёну, – Тем паче, я давно не влюблялся ни в кого. Симпатия и сексуальное влечение мой максимум, – он равнодушно пожал плечами, доставая из своего кармана новый ‘чупа-чупс’ с вишней и принимаясь шелестеть обёрткой, распечатывая его, – В последний раз я любил семь лет назад, и это был адский пиздец, дружище. Ну его нахуй, – Чон невесело усмехнулся и откинул волосы назад. – Ты демонизируешь отношения. По-моему, когда люди испытывают сильные чувства, у них автоматически появляется желание обладать друг другом. Это не вольер, а крепкий тандем, построенный на взаимном влечении, – просто ответил Юнги. – А что же ты тогда не по любви женишься, дорогуша? – донсён приподнял брови, глумясь над хёном. – Я никогда не говорил, что женюсь не по любви, – выражение лица Мина оставалось бесстрастным. Образовалась неловкая пауза. Едва Хосок открыл рот, как в него влетел Чонгук, чуть ли не сбивая с ног, приобнимая за плечи и широко улыбаясь во все тридцать два. – О-о, какие люди в Голливуде, – довольно протянул Хосок, глаза которого тут же загорелись, стоило увидеть донсёна, который приподнял его подбородок указательным пальцем, мокро глубоко поцеловал, притягивая за талию и вжимая в себя. Хосок мгновенно понял, что тот задумал обозначить свои права и территорию перед Юнги, это показалось ему смешным, но не раздражающим. – Вечер добрый, принцесса. И тебе, хён, – Чонгук протянул ладонь, которая тут же встретилась с ладонью Мина в рукопожатии, – Я тебя искал. Золушка сбежала, не оставив свою туфельку. – М-м, ну вот он я собственной персоной, – Хосок игриво закусил губу, подмигивая и проводя ладонью по крепкой груди донсёна, после вырисовывая на ней несколько небольших кружочков, – Юнги про свадьбу свою рассказывает, хочешь послушать? Мне уже посчастливилось узнать, что такое гоблин и фейри что-то там. Образовываюсь вовсю. В общем, мы тут не скучаем с новоиспечённым женихом, – он повернулся к Мину и очаровательно улыбнулся. – Это всё, конечно, просто замечательно, поздравляю тебя, хён, – Чонгук кивнул в сторону Юнги, – Но как ты смотришь на то, чтобы отправиться в дивное путешествие ко мне домой и по пути прихватить отличной текилы? Тут только какая-то разливная ссанина, а мы устроим приватную вечеринку. Будет о-очень весело, я обещаю. Хосок задорно захихикал, прикрывая рот ладошкой, и ласково заправил за ухо донсёна каштановую прядку. Мин наблюдал за всем этим и ощущал себя третьим лишним. Приятного мало. Но голубков не смущало совершенно ничего. – Я заинтригован, ‘бэдбой’. Будешь? – Хосок достал изо рта ‘чупа-чупс’ и протянул донсёну, который тут же взял его, засовывая за щеку. – Разрешите откланяться, хён, – мимолётно кинул Чонгук, хватая Хосока за руку и утягивая прочь. Прежде чем Юнги успел увернуться, Хосок оставил липкий вишнёвый поцелуй на его щеке и опалил горячим дыханием ухо, шепча: ‘гуд-бай, Ромео’. Мин шокированно обернулся, их взгляды встретились. Хосок подмигнул, улыбаясь, и исчез в шумной толпе. Юнги медленно провёл по щеке ладонью и посмотрел на неё с удивлением, не понимая свои ощущения на этот счёт. В груди что-то ёкнуло, ухая в желудок. Вот дерьмо. *** Блестящий пол из светлого дерева, большой зал с круговым движением, золотая мишура, яркий свет и диско-шар, отражающий его всеми цветами радуги, гуляя по полу зайчиками. Из проигрывателей была слышна спокойная ненавязчивая музыка. Раздавался людской говор, детский смех и звуки кассовых аппаратов. Хосок сидел на небольшой скамейке, нахмурившись и усердно пытаясь зашнуровать светло-розовые ролики-квадры. Он был одет в короткий топ лилового цвета с изображением рыжих котят, бёдра облепили плотные голубые ‘mom’ джинсы. – Да блять! – донсён выругался, когда в очередной раз недостаточно сильно затянул шнурки, – Трахать тебя и всю твою семью!* Какого чёрта? Тэ-тэ-э! – начал измученно звать Хосок. Стоявший за его спиной Юнги подавил громкий смешок, наблюдая за сие забавным действом. Хосок обернулся на него, щурясь и кидая испепеляющий взгляд, но тут же расплылся в хитрой улыбке: – Вот ты где, ковбо-ой, – едко протянул он, – Не поможешь ходячему очарованию с прекрасной задницей и личиком на миллион баксов справиться с непосильной задачей? Будь джентельменом, удружи. Я в долгу не останусь, – донсён кокетливо подмигнул, облокачиваясь на руки позади себя и сдувая со лба прилипшую рыжую прядку. – Ну, даже не знаю, ходячее очарование, – насмешливо хмыкнул Мин, складывая руки на груди, – А что мне за это будет? – М-м, всё, что твоей душеньке будет угодно. Я много, чего умею. Мастер на все руки, – Хосок завёл язык за щеку, натягивая её и медленно проводя внутри. Юнги смотрел на него ленивым спокойным взглядом, улыбаясь. Кокетство, пошлые шуточки и напор Чона забавляли. Мин не испытывал никакого отвращения, презрения или неприязни. Он не осуждал донсёна, тот казался яркой личностью у которой наверняка было много разномастных скелетов в шкафу начиная с грязненьких и заканчивая морально тяжёлыми. Чего греха таить, ему хотелось пообщаться с Чоном, узнать его поближе. Банальное любопытство. Мин подошёл ближе, вставая на колени перед донсёном и принимаясь ловко и туго зашнуровывать ролики-квадры умелыми отточенными движениями. Хосок смотрел на бледные узловатые пальцы и думал, что же ещё Юнги мог сделать ими. Ему было невероятно интересно, каким тот был в постели. Если Мин выбирал всех своих партнёров исключительно из соображений желания стабильности, к этому не обязательно шёл хороший секс по умолчанию. Чон не имел определённых строгих предпочтений, которых бы придерживался. Хосок был открыт к экспериментам и любому темпу процесса, единственным табу являлся грёбанный секстинг – то бишь секс посредством переписки. О-о, донсён каждый раз умирал от испанского стыда, стоило кому-то из его любовников попробовать подобную практику. – Платой за мою галантность будет любой вопрос, от которого ты не сможешь отвертеться. Никакого мухлежа. Кристально чистая правда, – Юнги завязал последний бантик и поднял взгляд на Чона. – В чём подвох? – Хосок подозрительно сощурился. – С чего ты взял, что тут есть подвох? – Мин выгнул бровь, поднимаясь и подавая руку донсёну, чтобы помочь встать. Тот игриво закусил губу, стреляя глазками, и крепко сжал протянутую ладонь. Он неповоротливо встал и мгновенно потерял равновесие, поскальзываясь как слон в посудной лавке с громким ‘ой!’. Юнги успел подхватить его за талию буквально за секунду до того, как лицо Хосока встретилось бы с гладким полом. Чон впечатался в хёна всем телом и испуганно уставился на него, громко дыша. Сердце донсёна колотилось с такой скоростью, что Мин чувствовал частые удары своей грудной клеткой. – Аккуратней, – спокойно произнёс Юнги, ощущая руками тёплую шелковистую кожу Хосока, которая была не прикрыта топом. – Спасибо, – сконфуженно выдал Чон, краснея до самых кончиков ушей. Его глаза блестели, брови заломились. На мгновение он стушевался, но сразу попытался взять себя в руки, – Вот незадача. Какой же я неуклюжий, – кокетливо пролепетал Чон, но Мин остался невозмутим, он лишь насмешливо улыбнулся, прекрасно понимая, что донсён был неимоверно смущён произошедшим. – Хосок! – разъярённо крикнул внезапно появившийся из-за спины Тэхён, который активно катился к ним, пыхтя и метая молнии глазами, – А ну иди сюда быстро! Получишь на орехи сейчас! Бесстыжий! – Я ничего не делал! Честно-честно! Я поскользнулся! – принялся защищаться Чон, торопливо отъезжая от Юнги, но тут же навернулся повторно, громко взвизгивая, и почувствовал то, как Мин сразу схватил его за талию, – Вот видишь! Я говорил не брать меня сюда! – расстроенно негодовал Хосок, глядя на Юнги, который оказался нос к носу с ним, – Он меня убьёт сейчас! Скажи ему! Скажи! Мин добродушно засмеялся, рассматривая обиженное лицо Чона, который искренне не понимал, за что его отчитывали. – Он правда не при чём, – кивнул хён, чувствуя внезапное тепло в груди, сердце пропустило удар. Ему нравилось наблюдать за бесхитростным, непритворным и таким очаровательным Хосоком, который оставался ребёнком глубоко в душе. Запыхавшийся Ким схватил Хосока за предплечье и развернул к себе. – Маленькая беспардонная распутница! Ни стыда ни совести! Одного совсем нельзя оставить, что ли? Управы на тебя нет! – начал гневливо причитать Тэхён. Он был одет в чёрные брюки, безразмерную голубую рубашку, светлые волосы же перевязал красной банданой. – Почему ты ругаешься на меня? Я предупреждал, что не умею кататься на этой фигне! Тут скользко! Мне страшно! Я никуда не поеду! – раздосадованно лепетал Чон, чуть ли не плача и пытаясь вырваться из цепкой хватки друга, – И вообще, за талию взял меня он, а достаётся мне! Между прочим, я к нему не прикасался! Не трогал твоего женатика ни разу! Он мне даром не сдался! – Хосок ребячески показал пальцем на смеющегося Юнги, – Где справедливость? Отпусти, мне больно! Тэхён смотрел на донсёна с прищуром пару мгновений, как бы пытаясь понять, не обманывают ли его, после чего убрал руку. – Ладно, но я слежу за тобой, блудница, – пригрозил Ким, – А теперь поехали. – Пошёл нафиг! Всё равно не поеду! Я на грёбанном веслосипеде-то кататься не умею! Даже на трёхколёсном падал в детстве! – донсён фыркнул, неуклюже пододвигаясь к Юнги, чтобы опереться о его грудь плечом, – Я требую отстать от меня с твоим этим экстремальным времяпровождением! Лучше бы в кино сходили или кафе! Да что угодно! Я хочу домой! – Тут нет ничего сложного. Это не обычные ролики, у них два ряда колёсиков. Всё будет нормально. Пойдём, это весело, – Тэхён попытался успокоить донсёна, медленно откатываясь спиной назад и ласково улыбаясь, – Сок-а, всё будет нормально. Пошли-пошли. – Тогда дай мне руку, – упёрся Чон. – Даже не проси. И не веди себя как ребёнок. Я в прошлый раз тебя катал. Ты так никогда не научишься. Поехали, – покачал головой Ким, подзывая к себе донсёна обеими ладошками как испуганного зверька. Хосок повернулся к Мину лицом, глядя на того с паникой в глазах. – Помоги мне! Я расшибусь через три минуты! Ты моя единственная надежда, женатик! – взмолился Чон, вцепившись в серую футболку Юнги мёртвой хваткой. – Ладно. Но ты будешь должен мне ещё одно желание, – медленно кивнул Мин, расплываясь в довольной улыбке. – Хорошо-хорошо, договорились, проси что угодно, только помоги мне, – мгновенно согласился Хосок. Он крепко взял хёна за руку, – Вот видишь, у человека совесть есть, а ты смерти моей хочешь! – донсён обратился к Тэхёну. – Юнги, не помогай ему, замучаешься потом ловить, – Ким махнул на Мина рукой, – Как дитё малое симулирует, потому что учиться не хочет. – Да он чуть два раза не шлёпнулся за минуту, как он поедет? Я не возьму грех на душу, – покачал головой хён, начиная аккуратно ехать, следя за Чоном, который неумело вилял из стороны в сторону, сосредоточенно глядя себе под ноги, нахмурившись. – Я просто мастер спорта по другой активности, – хихикнул Хосок, подмигивая Мину. – Обороняйся сам, я умываю руки. Горбатого могила исправит, – вздохнул Ким, обращаясь к Юнги и качая головой. Мимо них резво проезжали смеющиеся маленькие дети, их родители и группы подростков. – Я привык, – равнодушно пожал плечами хён. – А я просто нравлюсь женатику, поэтому ты мне завидуешь! Твоему новому другу по вкусу пришёлся я, так что наслаждайся скамейкой запасных, задница, – ехидничал Хосок, показывая Киму язык, который на это лишь закатил глаза. – Допрыгаешься, некому будет за тобой следить, недотёпа, – покачал головой Тэхён, объезжая парня перед собой. – Я не против попрыгать лишний раз, – расхохотался Чон, прикрывая рот ладошкой. Юнги рассмеялся над глупым каламбуром вслед за ним. – О, Господи, Хосок! Какой кошмар! – шокированно воскликнул Ким, смотря на него с ужасом в глазах. – Прости, я не мог упустить эту возможность, – донсён повернулся на Мина, – Ну, что там у тебя за вопрос был такой мудрёный, что ты променял его на желание? – он выгнул бровь. – Кто тебя обидел? – спокойно поинтересовался хён, создавая зрительный контакт с Чоном. – В смысле? – непонятливо нахмурился Хосок. – В прямом. У тебя что-то произошло, и ты перестал вступать в отношения. Ты боишься чего-то. Расскажи, чего, – пояснил Мин. – Нет, Юнги. Не заводи эту тему. Я не разрешаю. Что угодно, только не это. Зыбкая дорожка, – строго предостерёг Тэхён, вмиг становясь опечаленным, и взволнованно взглядываясь в лицо донсёна, который шумно выдохнул и удивлённо уставился на Мина. – Женатик у нас проницательный, – хмыкнул Хосок, – Всё нормально, забей, Тэ-тэ. Я должен ему желание. Я расскажу, – отмахнулся Чон. – Я не хочу. Я против. Ты уверен? – Ким участливо подобрался поближе, продолжая озабоченно рассматривать донсёна. – Семь лет прошло, не парься, – Чон равнодушно пожал плечами, – Главное сам не переживай, котёнок. – Я отъеду, – Тэхён поджал губы, кинул на Юнги мрачный взгляд и ускорился так, чтобы быть в паре метров от них. – Если это слишком больная тема, можешь не отвечать, – произнёс Мин, понимая, что зашёл в нехорошие дебри, куда не имел права лезть. Стыд окатил с ног до головы, ему совершенно не хотелось расстраивать Хосока. – А, всё-ё, назвался груздем – полезай в кузов. Теперь будешь выслушивать историю про моего токсичного бывшего. Никуда от меня не денешься, женатик, – хохотнул Хосок, – Да на самом деле, я бы тебе и так рассказал, это не какая-то вселенская тайна. Просто для Тэ-тэ больная тема, я своё переболел. Мы же с ним как сиамские близнецы, с детства вместе, с пелёнок практически. У нас мамы подруги, в одной деревне жили. Он мои эмоции через себя пропускает втройне. Поподробнее или в общих чертах? – Как тебе будет комфортнее, – ответил Юнги, сжимая ладонь донсёна покрепче, когда тот неуклюже накренился. – Мне для тебя ничего не жалко, красавчик, получай повесть в трёх томах, – Хосок игриво подмигнул, – Мне восемнадцать было, отец работал в конторе юридической какой-то, ничего интересного. Я к нему ходил периодически, чтобы вместе отобедать. И был там технический директор у него, дядя в самом соку. Я как раз постарше люблю, а ему сорок один было, – на этом моменте глаза Юнги чуть ли не вышли из орбит. Такого поворота событий он совершенно не ожидал, – Да-да, не удивляйся, женатик, я падок на папиков. Короче, строил я ему глазки пару месяцев, естественно, так, чтобы отец не замечал. Под шумок дал мне свой номер. Кафешки, киношки, поебушки, все дела. Времени зря не теряли, в общем. А, забыл, он ещё женат был. Четверо детей, – Хосок подавил смешок, глядя на чуть ли не побелевшего от шока хёна, – Я молодой был. Зелёный. Глупый. Верил в настоящую любовь до гроба. Вляпался в него по уши, мне было вообще по барабану на его семью. Он мне даже квартиру начал снимать. Жуткий собственник, очень вспыльчивый, но любил меня уж точно, заваливал всякими подарками, выслушивал нытьё про школу, друзей, увлечения и тому подобное, старался водить меня почаще во всякие местечки интересные. Хотел взять заграницу, но я был несовершеннолетний*. Короче, более чем взаимно всё было. Первые полгода всё тихо, но голос повышал по поводу и без, доставалось мне конкретно за каждый чих, а потом и руку поднимать стал. Без его ведома ни с кем общаться нельзя было, ходить куда-то кроме школы и всё такое. Даже к Тэ-тэ иногда не пускал, к родителям на праздники тоже бывало. Они ничего не знали, конечно, приходилось шифроваться. Тэхён знал, но был против с самого начала. Рыдал сильно, когда синяки мои видел. Он меня очень любит, угрожал, что родителям расскажет, потому что им я говорил, мол, в школе задирают, но я сам разберусь. В какой-то момент, будем называть его Большим Дядей, Большой Дядя стал бить меня нещадно, я терпел, чувства сильные были, честно его обожал до смерти, ни на кого смотреть не мог даже, какой там изменять. Само собой, у него был доступ ко всем моим телефонам, планшетам и ноутбукам. По глупости своей я как-то решил сходить на встречу со своим бывшим втайне от него. Тот парень просто на редкость хорошим человеком был, мы дружили крепко до того, как начались мои шуры-муры с Большим Дядей. Я не знал, что он мне поставил приложение со слежкой, ума палата. Как только домой вернулся он мне скандал устроил такой, что весь дом, наверное, слышал. Избил, понятное дело, что места живого не осталось, голову проломил стулом, ещё тяжёленький такой был, качество что надо. Я отключился, а очнулся уже в больнице. Родители, сестра и Тэ-тэ, разумеется, на стены лезли, от меня не отходили ни на секунду. Отец держался лучше всех, потому что понимал – если сломается, не выдержит никто. У мамы микроинсульт случился. У сестры началась бессонница. У Тэхёна – панические атаки, он не то что в школу не ходил, он разговаривать перестал. Совсем. На месяц. Винил себя, что ничего не сделал. Я настолько повёрнут был на Большом Дяде, что вернуться к нему хотел, когда поправился, только Тэ-тэ смог остановить, я не был в состоянии видеть, как он мучается. Этот человек для меня не то что брат, Тэхён родственная душа, ни один партнёр в мире мне его не заменит и не будет важнее его. Он следит тщательно теперь за всеми моими поебушками, пароль от всех моих устройств имеет, я чихнуть без него не могу. Вот и вся история, женатик. Юнги шокированно молчал, не мог и слова из себя выдавить, пытаясь переварить информацию. Ему было невероятно больно за, казалось бы, практически незнакомого человека. Казалось словно холодной водой окатили с ног до головы. Теперь в его голове всё стало на свои места. Отношение к Хосоку кардинально изменилось, стоило узнать, что к чему. Спустя пару минут он просто остановился, хватая донсёна за талию и притянул к себе, прижимая так крепко, как только мог. Чон сначала удивлённо стоял, не двигаясь, после же улыбаясь и обнимая Мина в ответ, слегка поглаживая его спину и чувствуя запах древесного одеколона с кедром. Хосоку была приятна участливость хёна. Люди возмущённо объезжали их, недовольные образовавшейся преградой. – Мне жаль, что тебе пришлось рассказывать об этом. И мне жаль, что тебе пришлось пережить это. Прости, что спросил. Я не хотел причинить тебе боль, – бормотал Юнги в плечо Чона, улавливая персиковый аромат его шеи. – Не переживай, красавчик. Всё позади. Мне не больно, не тяжело и не плохо. Прошло много времени. И да, ты добрался до сути, ковбой. Именно поэтому я не рассматриваю возможность отношений и уж тем паче брака, – хмыкнул донсён и отстранился от Мина, встречаясь с его сочувствующим взглядом, – О-о, не смотри на меня так, я чувствую себя жалко. Я предпочитаю, чтобы все, кроме Тэ-тэ, смотрели на меня только с желанием хорошенечко трахнуть. Спасибо Господу Богу, что я бисексуал, – он задорно подмигнул Юнги, улыбаясь и отправляя воздушный поцелуй. – Ты приятная и интересная личность, Хосок, – просто произнёс хён, сохраняя с Чоном зрительный контакт, – Я не понимаю, как можно ударить настолько безобидного человека. – Я не безобидный! – возмутился донсён, – Однажды я уебал мерзавцу, который пытался сфотографировать все прелести, что были у моей подруги под юбкой! И даже вылил пиво на мудака, оскорбившего Чонгука за то, что тот шлёпнул меня по заднице прилюдно! А ещё я поссорился с бабулькой в супермаркете за последний пакет банановых кексов! Более того, я поставил подножку козлу, назвавшего официантку шлюхой! Я очень-очень обидный! Самый обидный на свете! Юнги громко добродушно расхохотался, оттаскивая Хосока к кругу с ковровым покрытием в середине зала, чтобы они перестали загораживать людям дорогу. – Хорошо-хорошо, будь по твоему, ты самый обидный на свете. И очень милый, – внезапно даже для себя выдал Мин. Чон остановился и удивлённо уставился на него, хлопая глазами, щёки стали пунцовым, но спустя мгновение он хитро сощурился, после ехидно улыбаясь. – Женатик втюрился! Втю-юрился, втю-юрился! – начал ребячески дразниться Хосок, – А стоило всего лишь рассказать, как чувак проломил мне голову, – хохотнул он, – Получается, ты хороший, а я милый. Ну не прекрасно ли? Замечательное дуо! – Ты всё ещё не добавил меня в друзья, забияка, – хмыкнул Мин, прикладывая все усилия, чтобы не показать своё смущение. Господи, он был готов провалиться под землю от слов, что ненароком вылетели из его рта. Они всё ещё продолжали держаться за руки несмотря на то, что Хосок больше не мог поскользнуться. Юнги это заметил, но, чёрт возьми, продолжил делать, будто бы не, и был не в состоянии найти оправдание данному поступку, сколько бы не старался. – Да это не я, – отмахнулся донсён, – Чонгук меня трахал, увидел уведомление и приревновал, – прямолинейно выдал он, в очередной раз ошарашивая Мина своей непосредственностью, – Сексуальный авантюрист, блин. Думает, что у нас роман. Совсем юнец, – снисходительно улыбнулся Хосок, доставая телефон из кармана и тыкая по дисплею, после показывая хёну, – Вот, добавил. Записал тебя как ‘хороший Юнги’. Теперь ты официально мой друг, Ромео. Дру-жи-ще, – он хитро сощурился, после задорно подмигивая. – О, вот вы где, – Тэхён медленно подъехал к ним, хмуро осматривая с ног до головы каждого, – А почему вы за руки держитесь? – А потому что Юнги признался мне в любви. Говорит, жить без меня не может, хоть вешайся. Предлагает под венец пойти и связать наши жизни узами брака. Представляешь? Ну что, дашь добро, радость моя? – довольно улыбнулся Хосок. Юнги отпустил ставшую потной ладошку Чона и даже не стал отнекиваться, лишь деловито утвердительно кивнул, сохраняя невозмутимость. – Да хоть щас, – безразлично отмахнулся Ким, – Наконец-то кто-то разберёт твоё логово, где уже крысы бегают, и полы за тебя мыть будет, чудо-юдо, а то уже дома перекати-поле из рыжих волос летает. – Ну что ты ворчишь, булочка моя коричная, иди ко мне, вкусняшка, – начал ласкаться Хосок, крепко обнимая Тэхёна поперёк тела, после чмокая в щёку два раза, – Я помою, честное пионерское! – Ага, не верю я тебе, гулёна, – продолжал угрюмо не довольствоваться Ким, – Вруша. Висит груша, нельзя скушать. – А когда я тебе врал? – защищался донсён, хлопая глазками, полными искренности. – Вчера. Что не будет твоих поблядушек, и ты дашь мне нормально отчёты доделать. Всё равно привёл какое-то, прости Господи, гигантское чудовище колоссальных размеров, которое пялило тебя так, будто это последний день в его жизни. Ещё мерзко наговаривал кошмарные непристойности. Я в жизни такого не слыхал! Нужно ему рот с мылом помыть, да на проповедь отправить! Ничего святого в людях не осталось! К нам приходят какие-то изверги каждый раз, а ты и рад, – раздосадованно негодовал Тэхён. Юнги не выдержал, начиная смеяться во всё горло, за что тут же получил испепеляющий взгляд Кима, которому было совсем не до веселья, – У тебя хиханьки да хаханьки, а я с этим живу! – По-моему, его звали Миндже, – нахмурился Хосок, пытаясь вспомнить имя очередного кавалера, – Или Минджун? Что-то такое. – Главное не то, как его зовут, а то, что он сожрал мой мандариновый пирог! И с каких-то хуёв помылся моим гелем для душа! Малиновым! Ты знаешь, сколько он стоит? – сердито выдал Тэхён. Их диалог выглядел забавно, потому что Чон продолжал обнимать Кима, и они спорили нос к носу друг с другом. – Согласен, мудак полный, – деловито кивнул Хосок, – Я всё равно не дал ему свой номер, тебе не о чем переживать, больше никто не станет есть твой драгоценный пирог, лапушка. В следующий раз я предложу им на ужин только свою задницу. Женатик, ты в деле? – Куда деваться, – хмыкнул Мин, окончательно принимая правила игры, которую создал неутомимый кокетливый донсён. Осталось только убедить себя, что он делает это только из-за отсутствия других вариантов, а не потому что это, чёрт возьми, начинало ему нравиться. – Отлично, а теперь я пойду покупать мороженое, потому что там на кассе стоит супер горячий чувак, я пялюсь на него уже пятнадцать минут, и, кажется, он тоже. Пожелайте мне удачи, ребята, – хихикнул Хосок, потирая руки как мультяшный злодей, – Вы будете? – Трахать твоего кассира? Нет. А мороженое шоколад и малина, пожалуйста, – Тэхён прищурился, рассматривая издали, на кого же там положил глаз его лучший друг. Брюнетик с европейской внешностью ака американская мечта-футболист, который встречается с блондинкой-черлидершей и буллит девочку-тихоню с брекетами, – Господь всемогущий, я не удивлён, что он мороженщик. – Во-первых, не мысли шаблонами и стереотипами, ограниченный неандерталец. Во-вторых, у него ‘биг-дик’ энерджи, мне насрать на его ай-кью, если он сказочно меня поимеет, крошка. М-м, а если бы у него ещё был фургончик, – мечтательно протянул Хосок, вызывая у Кима взгляд полный осуждения. – Ты отвратительный! Я вызываю полицию, потому что ты доведёшь меня до самоубийства своей нечестивостью! Некоторые мысли необязательно озвучивать вслух. В твоём случае все, – недовольно сморщился Тэхён. – А тебе какое, красавчик? – поинтересовался Чон у Юнги, пропустив слова Кима мимо ушей. – Мятное, если есть, – ответил хён, и Хосок тут же резво покатился в сторону небольшого ларька, сияя от предвкушения. – Он тебя уже заманал, наверное. Замучил, – покачал головой Тэхён, чувствуя вину перед Мином, которому приходилось терпеть бесконечные кокетливые нападки его лучшего друга, – Прости, дружище. Если хочешь, я в следующий раз не стану его брать с нами, потому что Сок-а неуправляемый, уж если что-то задумал, то не успокоится до последнего, но он правда безобидный, треплется попусту, трогать тебя не станет. Играется просто, гиперактивный ребёнок. – Ты думаешь, я боюсь, что он изнасилует меня, Тэ? – хохотнул Юнги, – Всё нормально, не парься. Мне нравится Хосок. Он забавный, добрый и общительный. Несмотря на то, что черпанул знатного дерьма, держится живчиком. Я не чувствую себя некомфортно, иначе сказал бы об этом открытым текстом. Ты же меня знаешь, я довольно прямолинейный человек. Пусть резвится сколько душе угодно, Бога ради, я не против, – он равнодушно махнул на Кима рукой, – Это же смешно. Ещё и ты за ним как курочка-наседка носишься. ‘Дрим-тим’. Нас не догонят, – хмыкнул Юнги. – Как гора с плеч, – облегчённо выдохнул Тэхён, хватаясь за сердце, – Я постоянно переживаю, что в один день ему кто-то пизданёт знатно. Или накричит. Мне страшно за него, старина. Иногда Сок-а берегов не видит. А я не могу каждый шаг контролировать и хахалей его на дух не переношу. Ну, кроме Чонгука, он приятный малый, только не понимает, что ему ничего не светит, бедняга. Хочу, чтобы Сок-а осел с кем-нибудь нормальным, а не бегал направо-налево, может ведь урод какой попасться, уже были экземпляры агрессивные. Он ведь болтает без умолку, что на уме, то и на языке, а язычок у него острый, – удручённо покачал головой Ким, поджимая губы, – Я стараюсь контролировать, но каждого ведь насквозь увидеть нельзя. – Не понимаю, как его можно обидеть, – Юнги нахмурился, ощущая некий груз на сердце при одном воспоминании об истории Чона, – Он же кнопка совсем, мухи не тронет. Надо быть настоящим чудовищем, чтобы поднять на него руку. – Я о том же, – кивнул Тэхён, – Многие неправильно воспринимают шаловство Хосока. Не осознают, что он забавляется таким образом. С Чонгуком ладно, его отправлять не страшно. Если я куда-то иду или наша компания тоже, но он-то бесконечно крутится-вертится как юла. Не поспеешь за ним. – О чём секретничаете, симпатяжки? Больше двух говорят вслух, – хихикнул Чон, подъезжая к друзьям и держа в руках три рожка, попутно облизывая свой с ванилью, – Я достал его номер, мать вашу! Я это сделал! – победно выдал донсён, довольно улыбаясь. – Кто бы сомневался, – снисходительно хмыкнул Тэхён, после хлопая по карманам, – Сок-а, мой телефон у тебя? – С чего бы это? – нахмурился Чон, – Ты мне его не давал. – Бля, – многозначительно выдал Ким. – В гардеробе наверное оставил, – донсён пожал плечами, передавая Юнги мороженое. – Подержи моё, я сейчас вернусь, – Тэхён нервно поджал губы и торопливо отправился в сторону выхода с площадки. Хосок равнодушно пожал плечами, стопроцентно уверенный, что Ким забыл телефон в кармане пальто, как делал обычно, и повернулся к Мину с довольной улыбкой: – Смотри-ка, Тэ-тэ свести нас собрался, так и норовит сбежать, – он игриво подмигнул, возвращаясь к поеданию своего мороженого. – Кем ты работаешь? – как бы пропуская слова Чона мимо ушей, поинтересовался Юнги. – Я офисный планктон. На дядю работаю. Ад полный. Но это только на ближайшие пару месяцев, я по образованию стоматолог. Детский. Ищу подходящую частную клинику, которая бы взяла меня. Опыта ведь нет, – пояснил Хосок. – Ты любишь детей? – Мин изумлённо приподнял брови. – А чего ты удивляешься? С каких это пор у нас человек, который любит отменно потрахаться автоматически становится чайлдфри? Я просто обожаю детей. Возиться с ними люблю. У меня есть родная сестра – Джиу, она родила двойняшек шесть лет назад. Нунг и Бёнгмин. Мои любимые племянники. Почти каждые выходные езжу к ним. Для неё возможность отдохнуть, для меня отдушина. Ни одного своего ёбыря я, естественно, с ними не познакомлю, да и не рассказываю об этом практически никогда, незачем рандомных людей в это посвящать. Компашка наша об этом знает, а видел их только Тэ-тэ, сам часто просится вместе со мной. Для меня они настоящие ангелы, непослушные, своенравные и упрямые, конечно, но я им позволяю всё, половину зарплаты трачу на всякие ништяки для них, – хмыкнул Хосок, который весь светился, рассказывая о детях. Юнги был в полном шоке от данных подробностей и с каждой новой встречей начинал смотреть на донсёна совершенно иными глазами, – Нунг, к примеру, обожает Гринча, а Бёнгмин Тиану. Это из ‘принцесса и лягушка’. Я ищу всякие эксклюзивные издания игрушек и кукол, чтобы они, ну, знаешь, были самыми крутыми в садике, – Чон задорно хихикнул, – Стараюсь ходить с ними почаще на разные аттракционы, квесты, парки, бассейны. Это я их научил плавать. И читать тоже, – гордо выдал Хосок, – Сестра иногда шутит, что в один день я выкраду их и буду таков. Я подумываю об этом, – хохотнул Чон, – Первое слово Нунг было ‘арбуз’, а вот Бёнгмин сказал ‘Хосок’, – на этом моменте глаза Юнги почти вышли из орбит, – Да-да, красавчик, я настолько крут. Джиу чуть ли не померла от зависти. Я и в отпуск с ними ездил несколько раз. В Сейшелы, Грецию, Тайланд и Индию. Джиу с мужем спокойно отдыхали, а я нянчился. Если вдруг сходить нужно куда-то женатикам моим, то я к себе беру племянников, это вообще без проблем. В семье есть и другие дети, с которыми я тоже вижусь нередко, но Нунг и Бёнгмин мои любимчики по очевидным причинам. Моя кровь и плоть, получается. Да и похожи они на меня сильно. Фото показывать не стану, без обид, ковбой, но поверь на слово, они вышли настолько же феерически красивыми, как и я, только в тройном размере. Когда Чон закончил свой рассказ, Мин просто смотрел на него с минуту точно, пытаясь переварить полученную информацию. Хосок стал казаться ему чуть ли не ангелом во плоти. – Говоря начистоту, я действительно удивлён, – признался Юнги, – Ты мне представлялся совершенно другим человеком, Сок-а. Можно тебя называть так? – он стушевался, потому что до этого обращался к донсёну лишь полным именем. – Тебе можно всё, красавчик, – Чон утвердительно кивнул, – Но, помнится мне, тебе куда больше пришлось по вкусу ‘ходячее очарование’, – насмешливо хмыкнул Хосок. – Я подумаю об этом, – Мин почувствовал, как в этот момент между ними пролетела достаточно яркая искорка. Настоящая, не наигранная глумливость и провокационным флиртом со стороны Чона. Оба это ощутили, потому уставились друг на друга слегка недоумённо. Повисла пауза, после чего хён негромко прочистил горло, – Ты бы хотел когда-нибудь завести своих детей? – Конечно же, хотел, – Хосок грустно вздохнул, – но мой, так сказать, ‘лайфстайл’, не позволит данной роскоши. Думаю, ты понимаешь, женатик, что без постоянной пары лучше не заводить детей, а я не хочу, чтобы они видели то, как я м-м… Выпускаю пар. Не хочу подавать плохой пример. Так что подобного счастья мне не видать. Это печально, но, как говорится, ешь, что дают. Поэтому радуйся, ковбой, тебе повезло куда больше. Твоя невеста ещё не беременна, кстати? Или хотите после свадьбы? – вопрос донсёна был искренним, никаких сарказма или издёвки. – Дахён считает, что нужно побыть в браке около года, чтобы мы стопроцентно могли сказать, что умеем вести совместный быт, что мы уживаемся и можем адекватно решать проблемы, можем искать компромиссы. Плюсом должны проверить здоровье от и до, чтобы ребёнок родился без каких-либо отклонений. Я с ней полностью в этом солидарен. Она умная девушка, знает несколько языков, окончила лингвистический факультет. Благополучная семья, никаких зависимостей или психических отклонений, – Юнги рассказывал о невесте не деревянно, были видны положительные эмоции, теплота и чуткость, но создавалось впечатление, что разговор шёл не о живом человеке, а товаре с полки магазина. – Обожаю людей, которые ответственно относятся к детям! Твоя Дахён умница-красавица, – Хосок улыбнулся, – Когда Джиу сдавала анализы, я чуть ли не в религию подался в ожидании, даже молился несколько раз, – Чон слегка смутился, говоря об этом, и отвёл взгляд. Мину хотелось зажмуриться от того, насколько милым, светлым и чудесным оказался донсён на самом деле. Он видел с самого начала, что тот лишь прикрывался образом строптивого, развязного и саркастичного ‘плохого парня’, просто не ожидал, что Чон проявит себя настолько положительной личностью, – На все проверки потребовалось около полугода. Я так переживал, Юнги-а! – хён задержал дыхание, заслышав то, как его назвал Хосок. Это был единственный раз, когда он обратился к нему по имени и не вносил в это иронии. Чёрт возьми, Хьюстон, у нас проблемы, – Первым, кто узнал результаты после Джиу – был я. – Даже не муж? – Мин ошарашено приподнял брови. – О, да, Ромео! Просто она понимала, насколько это было для меня важно. Мы очень сплочённые с самого детства, друг за друга горой. После Тэ-тэ по иерархии близких людей для меня идёт именно сестра, уже после родители, – пояснил Хосок, – У тебя разве нет братьев или сестёр? – Есть, – кивнул Юнги, поджимая губы, – Мы не общаемся. Он невзлюбил меня с рождения, считал, что я главный любимчик и забираю его место под солнцем. Метелил меня на чём свет стоит. Родители не могли его усмирить, как бы не старались, поэтому я сбежал из дома в семнадцать. – Оу, – сочувственно выдал донсён, – Мне жаль. С родителями тоже, наверное, плохие отношения? – Пятьдесят на пятьдесят. Созваниваемся временами, помогали деньгами, пока не нашёл работу, но вижусь только с матерью, отец прекратил со мной общение после того, как я поступил на журфак, у нас вся семья врачи. Мать – кардиолог. Брат – онколог. Отец – хирург. Он посчитал, что моя профессия нестабильная, несерьёзная, и, по его мнению, я прервал какую-то неебически важную семейную ветвь, – голос Мина не был слишком огорчённым, раны практически затянулись и уже не ныли так, как прежде. Человек имеет свойство привыкать ко всему. – Вот дерьмо, – Чон скорчился в отвращении, – Этот чувак явно не хочет стакан воды в старости. Я бы принял даже то, что мой ребёнок решит стать Адамом Сэндлером, а я ненавижу Адама Сэндлера, бро. Юнги громко расхохотался, поперхнувшись вафельным рожком. – Ты невероятный, Сок-а, – Мин покачал головой, солнечно улыбаясь. Ему всё больше и больше начинало нравиться времяпровождение с донсёном, он даже начинал подумывать о встрече наедине. Ведь ничего страшного не случится, если друзья увидятся тет-а-тет, верно? – Премного благодарен. Я часто слышу эту фразу, – донсён игриво подмигнул. – Я в этом не сомневаюсь. У тебя тут мороженое, – Юнги показал пальцем на левый уголок своего рта, где у Хосока остался белый пломбир. – Вот так незадача. У меня заняты руки, – Чон наигранно опустил уголки губ, глупо хлопая глазками, – Не будешь ли ты так добр и поможешь мне справиться с данным конфузом, плейбой? – конечно же, он не конкретизировал способ решения проблемы, но ответ явно висел в воздухе. Мин замер, сохраняя напряжённый зрительный контакт с донсёном. Он прекрасно осознавал, что тут было два пути – забрать одно мороженое у Хосока, либо же вытереть его рот самому. И это решение изменит многое, потому что станет неким очевидным зелёным светом, который определит их дальнейшее общение. Матерь Божья, если бы у Юнги стоял такой вопрос на первой или второй их встрече, ему бы даже не пришлось задумываться, ни одной мысли не пролетело бы в голове, но сейчас решиться казалось непосильной задачей. Поддаться на игры донсёна или уйти со спокойной душой и в белом пальто? Чон смотрел на него с провокацией в глазах, с неподдельным интересом и желанием повеселиться. Он видел сомнения Мина, и оттого происходящее становилось лишь пикантнее. Юнги пытался понять, что в принципе думал на этот счёт, что чувствовал, потому что заминка в данной ситуации уже достаточно много чего значила. Хён осознавал, что одно дело, когда Тэхён помогал Хосоку с подобным, и совершенно другое, когда делал это он. Поддаться на подстрекательство это косвенно признать, что Чон нравится ему, что он принимает правила игры и готов идти дальше. Мин старался убедить себя, что подобная шалость не имеет никакого значения, что это единичный невинный порыв и мир не схлопнется, когда потянулся к губам донсёна и указательным пальцем аккуратно собрал мороженое. Юнги не успел убрать руку, когда Хосок взял его палец в рот до второй фаланги и медленно обсосал, проводя мягким горячим языком, слизывая ванильный пломбир и глядя в глаза Мина с пылким желанием, влечением и похотью. Хён громко удивлённо вдохнул, но не смог найти объяснения тому, почему тут же не убрал руку, а дождался, пока Чон закончит. Всё очевидным образом было добровольно, они оба этого хотели, никакого оправдания Юнги не обнаружил бы, даже если очень сильно постарался. И Мин соврал бы, если бы сказал, что по телу не прошлась горячая волна от действия Хосока, что оно не отреагировало на произошедшее в самом настоящем понимании сексуального влечения к человеку, и что ему это, чёрт возьми, понравилось. Более чем. – Спасибо, Юнги-а, что бы я без тебя делал, – как ни в чём не бывало поблагодарил донсён, возвращаясь к поеданию мороженого, пока сам Мин шумно сглотнул и с несколько мгновений пытался переварить случившееся. Хён прекрасно знал, что женитьба на не совсем любимом человеке значила для него много соблазнов, желания интрижек на стороне и конкретно подобных событий, но справедливо уверял себя, что не поддастся на минутную блажь, на легкомысленное наваждение, ведь так было во все прошлые разы, когда он состоял в отношениях. Ни разу в его жизни не было место измене, если сильные чувства постигали Юнги, то от них было достаточно легко избавиться, проигнорировать или оступиться, но выйдя из отношений. Естественно, он встречался и по любви, но чаще это была лишь симпатия и сексуальное влечение. Таким образом, их положения с Хосоком были невероятно похожи, но исходили из разных побуждений. Чон боялся обжечься и изолировал себя от серьёзных чувств, Мин хотел стабильности, потому делал то же самое. Дахён была важным человеком для Мина, она нравилась ему, у них были тёплые доверительные отношения, где каждый твёрдо понимал, чего хотел от жизни, и желал воплотить это в реальность. Они состояли в отношениях год до того, как решили пожениться, и Юнги был уверен в себе, уверен в их крепком союзе и не собирался отступать, поэтому сейчас для себя решил, что произошедшее было лишь мимолётной глупостью, которую можно опустить, не придавая ей никакого смысла. Всё же иногда сигара – это просто сигара, верно? Тэхён стоял у входа на роллердром, около скамеек, уже около десяти минут и внимательно наблюдал за происходящим, желая выяснить, что случится, если его не будет рядом некоторое время. В тот момент, когда Хосок медленно облизал палец Мина, он был шокирован, громко вдохнул и потерял дар речи. Ким понятия не имел, как воспринимать подобное, но точно знал – больше с этими двумя он носиться не собирался. Юнги был взрослым человеком и мог за себя постоять, а к интрижкам Чона Тэхён привык относиться ни холодно ни жарко. До того, как Ким не узнал отношение Мина к Хосоку, он пытался носиться за донсёном, обрубать на корню весь его флирт и кокетство лишь из уважения к Юнги, который был одной ногой в браке, но после увиденного Тэхён решил для себя, что больше пальцем не пошевелит и слова не скажет в сторону этих двоих, пусть разбираются сами, ему отныне не было никакого дело до чужих отношений, которые являлись абсолютно двусторонними. Претензий он не имел, морали читать не собирался, ножкой топать от вселенской несправедливости – тоже, поэтому со спокойной душой медленно направился к возможным новоиспечённым любовничкам. *** Хосок торопливо спускался по лестнице, громко дыша и перепрыгивая через ступеньки. Он был одет в коричневые ‘mom’ джинсы, бежевое пальто и фисташкового цвета водолазку. Окончание рабочего дня радовало как никогда раньше при условии, что у входа его ждал Юнги, с которым они практически непрерывно общались уже больше недели. Естественно, делая вид, будто ситуации с пальцем не было. Ну, или она ничего не значила. Если раньше Чон считал хёна неимоверно скучным, пресным и шибким ‘гудбоем’, то теперь он раскрылся для него совсем с другой стороны. Мин мог поддержать практически любой разговор, не был ханжой или чопорным человеком, как представлялось Хосоку ранее исходя из принципов хёна по выбору партнёра. Теперь всё встало на свои места. В жизни самого Мина, в его семье не было стабильности, как не было и благоприятной обстановки, хотя родители любили друг друга крепкой любовью. Отец с матерью не смогли защитить Юнги от побоев, нанесённых собственным братом, какие уж там постоянство, гармония и идиллия. Мин не хотел повторить их ошибки, и Хосок не мог винить его в этом. Чон в принципе не лез не в своё дело, потому что отношений никаких строить с Юнги не планировал, мог лишь пускать шуточки насчёт образа жизни ‘святоши’. Донсёну нравилось общаться с Мином, он привлекал его внешне и в сексуальном плане, чего Чон не скрывал с самого начала. С Тэхёном, конечное же, Хосок поделился абсолютно всем, да и выбора другого не было – тот в любом случае проверял переписки, что никогда не смущало донсёна. А вот от Чонгука приходилось тщательно скрывать факт их с Юнги взаимодействий, иначе могла случиться катастрофа вселенского масштаба, от которой не спаслось бы ни одно живое существо. Чон вылетел из здания, полы пальто и рыжие волосы развевались на ветру. Мин ждал его у ступеней с двумя бежевыми стаканчиками кофе. На нём были забавный, огромный, пушистый, синий свитер и изумрудного цвета брюки. – Юнги-и-и! – обрадованно закричал Хосок, врезаясь в хёна с объятиями и чуть ли не сбивая его с ног. От того, чтобы пролиться, кофе спасли лишь крышки. Мин удивился, но сразу добродушно рассмеялся, чувствуя то, как ёкнуло внутри сердце, потому что сейчас снова открылась та самая ребяческая сторона донсёна, и, кажется, она начинала нравиться ему слишком сильно для человека, который планировал свадьбу уже как месяц. Свадьбу не с тем, кто прижимал его к себе сейчас, и чья шея до безумия приятно пахла каким-то вкусным шоколадным печеньем. Чон слегка отстранился так, чтобы их лица были в сантиметрах пятнадцати друг от друга. Донсён шумно дышал от того, как торопился, и счастливо улыбался, обрадованный встречей, – Ты похож на большого мишку в этом свитере, журналюга. – И тебе добрый вечер, Сок-а, – Юнги улыбнулся в ответ, смотря в карие глаза напротив. Было ощущение, что он беспробудно тонул, тонул, тонул в них. Сейчас у него имелась отличная возможность отстранить Чона, который был очевидно слишком близко, но заставить себя сделать это казалось невозможным. Боже, он вляпался в полное дерьмо, которое даже не пытался остановить. Грёбанная адская колесница, – Я принёс кофе. – М-м, здорово. У нас свидание, Ромео? – донсён задорно подмигнул, принимая стаканчик и заранее зная, что там будет цитрусовый раф без сахара. Мин с вероятностью в бесконечность запомнил, какой ему нравится. Хосок заметил, что понравился Юнги с самого начала, а вот хён старался это отрицать всеми силами. Чон прекрасно знал взгляд, которым смотрели люди, находившие его привлекательным. То, что Мин сам подошёл к нему на вечеринке лишь подтвердило догадку. – Будем называть это деловой встречей, – вальяжно выдал Юнги, отпивая из своего стаканчика. Они направились вниз по склону, в сторону жилых домов, не имея никакого особого плана для прогулки. Погода выдалась ветреной, небо затянули серые тучи, не пропуская и лучика солнца. Летний зной не беспокоил жителей мегаполиса в этот день, оставляя место лёгкой прохладе. – И какая же у нас сегодня повестка, ковбой? – хихикнул Чон, незаметно косясь на хёна и улавливая его ленивый заинтересованный взгляд, которым он вёл по телу Хосока снизу доверху, оценивая. Мин, чёрт возьми, очевидно оценивал донсёна! Господь спаси, сохрани и помилуй его душу. – Ты собирался купить антуриум. Наша повестка найти ближайший цветочный, – пожал плечами Юнги. – Я передумал. Хочу ктенанту, – Чон задумчиво нахмурился, – Или брейнию. Посмотрим на месте. – Понятия не имею, как выживет тот бедняга, которого мы собираемся приобрести, потому что твоя комната походит на лабораторию сумасшедшего учёного. Или шалаш выжившего из ума лесника. Чёрт ногу сломит, – ужаснулся Мин при одном воспоминании о той картине, что открылась ему, когда он приходил в гости в последний раз. – Неправда! Это называется творческий беспорядок! Первозданный хаос могут постигнуть лишь избранные, а ты ограниченный невежда! Дубовый обыватель! – возмущённо воспротивился Хосок, совершенно несогласный с осуждением его образа жизни и планирования личного пространства. – Ты перепрыгнул через коробку от пиццы, пока добирался до шкафа! И споткнулся о пачку хлопьев! – напомнил Юнги. – Это были цветные колечки! С игрушкой внутри! – донсён обиженно фыркнул. Юнги подавился кофе и расхохотался, откинув голову назад. Кажется, рядом с Хосоком ему нельзя было есть или пить совершенно ничего, потому что этот человек будто нарочно смешил его каждый раз, стоило чему-то оказаться во рту. – А, ну, если так, то твоя правда, вопрос закрыт, – кивнул хён, сдаваясь, и мягко улыбнулся, когда они с Чоном встретились тёплыми взглядами, – Какая попалась хоть? – Крокодильчик… С розовым бантиком. Но я отдал Тэ-тэ, больно уж ему понравился. Он вообще любит всяких рептилий, склизких тварей и чудовищ с самого детства, – донсён скривился в отвращении и сделал глоток кофе, – Хочет дома завести ящера какого-нибудь или змеюку подколодную отвратную. Я против подобных извращений. Я змеефоб, ящерофоб и остальных фантастических тварейфоб. Ну нахуй омерзительных этих гадов. А если оно сбежит? Я делаю ноги в таком случае, пусть Тэ сам живёт в таком гадюшнике. Джунгли грёбанные. Ладно ещё черепаха какая. Она просто сидит, жрёт, что дают, и срёт периодически. Прямо как я в отпуске, – на этом моменте Юнги громко прыснул со смеху в очередной раз, наблюдая за милым ворчащим Хосоком, – Я больше люблю шиншилл, крысок и морских свинок. В общем, грызунов. Главное не хомяков, они неебически тупые. У меня был один в детстве. Брендон звали. Ну, в честь чувака из ‘винкс’. Мой гей-краш первый. Сбежал, нашли только через месяц, потому что что-то кошмарно воняло, так это он в горлышко от забытой кем-то бутылки из-под пива залез и сдох, выбраться не смог. – У меня хуже ситуация, – Мин сделал театральную паузу, – Мне тогда семь лет было. Родители купили на день рождения джунгарика. Я назвал его Майкл. Типа как Майкл Джексон. – Блять, да кто называет хомяка в честь Майкла Джексона в семь лет? – неверяще выдал Хосок. – Я правильно понимаю, это дискриминация Майкла Джексона? – Юнги приподнял брови, серьёзно глядя на донсёна, и тот мгновенно сделал наигранно испуганное выражение лица, махая руками и как бы отказываясь от своих слов, – Ну, так вот. Он злой такой был, прям паскуда знатная, на руки не давался никогда, кусался до мяса, но я его всё равно любил, уважал даже, типа он настоящий мужик, что-то в этом роде. – Настоящий мужик?! – загоготал Чон, хлопая себя по ноге. – Что ты от меня хочешь? Моими любимыми мультиками в детстве были ‘тачки’, ‘симпсоны’, ‘американский папаша’ и ‘южный парк’, – хмыкнул хён. – Всем нравились эти мультики! Это не объясняет того, что ты считал хомячка ‘настоящим мужиком’! – несогласно воскликнул Хосок. – Ты вообще собираешься слушать меня или так и будешь критиковать семилетнего Юнги, который в контактном зоопарке сожрал кроличье дерьмо, потому что подумал, что это ‘несквик’? – наигранно обидчиво забурчал Мин. – О, Господи, ты невозможный! Легенда! Я тебя обожаю! – захохотал Хосок, неожиданно налетая на Мина с объятиями, почувствовав резкий прилив нежности и разлившееся тепло в груди. Хён изумлённо уставился прямо перед собой, замерев на несколько мгновений, потому что был застан врасплох, и потому что сердце забилось настолько быстро, что, казалось, сердечный приступ был не за горами. Он зажмурился, когда почувствовал, как холодный кончик носа Хосока уткнулся в его шею, рыжие волосы щекотали щёку, а горячее дыхание опаляло ухо. Блять. Юнги обвил руками талию донсёна, стискивая ещё крепче. Они стояли так добрые минут пять, просто молча прижимаясь друг к другу. В голове Мина пролетела одна-единственная мысль: ‘Я видел этого человека четыре раза, но, кажется, он подарил мне самые лучшие объятия за всю мою грёбанную жизнь’. Стоило Хосоку отстраниться, как хёну показалось, будто его телу чего-то катастрофически не хватало, – Ты говорил про хомячка, – напомнил Чон, когда они продолжили путь. ‘Какой, нахуй, хомячок, я забыл, как меня зовут’, – подумал Юнги. – В общем, Майкл тоже сбежал, а помер из-за того, что на него наступила тётушка Монкут прямо на моих глазах. Она весила больше ста килограмм. Получился знатный фарш. От горя я попытался совершить самоубийство, задержав дыхание. Думал, задохнусь, – хмыкнул Мин. Чон засмеялся во всё горло, а под конец по его лицу покатились слёзы. – Я сейчас помру к чертям собачьим! Эта история не могла стать лучше! – весело восклицал Хосок, хён же улыбался, смотря на него с довольно глуповатым выражением лица, потому что на физическом уровне не мог скрыть то, как его тянуло к Чону. Юнги боялся этого, чувствовал опасность, некую угрозу и надвигающуюся беду. Человек влюбляется катастрофически быстро, а вот последствия может разгребать невероятно долго. Лицо, харизма, личность, гормоны и бум! Но что дальше с рациональной точки зрения? Неизвестность. Хосок был воплощением нестабильности. Очевидные психические травмы имели место быть. Для Мина подобное являлось настоящим табу. Далее по списку, у Чона было хорошее образование, а вот про семью, кроме сестры, Юнги толком ничего не знал, кроме того, что они были дороги Хосоку. Было бы неплохо исправить данный аспект. – Как твои родители отреагировали на то, что ты гей? – мельком поинтересовался хён, забирая у Чона пустой стаканчик и кидая его вместе со своим в мусорку, рядом с которой они проходили. Донсён слегка удивлённо посмотрел на него. – Неожиданный вопрос. Я не гей. Я бисексуал. Мы с тобой в одной лодке, Ромео, – поправил Хосок, – Нормально отреагировали. У них особо выбора не было, слова сказать не успели, как Джиу заявила, что не будет с ними общаться, если они меня не примут, – он мягко улыбнулся, вспоминая о сестре, – Всё прошло более, чем отлично. Я так и знал, в принципе, и не боялся выходить из шкафа*. Просто, так сказать, формальность. Мои родители достаточно толерантные люди. У нас отличные отношения, как и со всеми родственниками в принципе. У меня всегда была свобода выбора, мне не навязывали никакие устои, не критиковали за взгляды. У нас есть всякая фигня как у американцев по типу собираться вместе на рождество, и всё такое. Я Тэ-тэ с собой беру и его родителей. В общем, поэтому я настолько наглая, свободолюбивая и избалованная задница, – хохотнул донсён. А вот и ещё одна галочка в списке Юнги пожаловала. – Ты прямо выиграл в лотерею, Сок-а. Завидую белой завистью, – произнёс Мин, – Я обычно праздную в кругу друзей или с партнёром. – Дахён тебя не водит к своим родителям? – удивлённо приподнял брови Чон. – Её семья живёт в Нидерландах. Она сама тоже оттуда, но по профессии переехала сюда и решила осесть. Тут заработок хороший. Редко ездит в родне, чаще общается по ‘скайпу’, я не особо с ними близок, скорее на уровне ‘здравствуйте’ и ‘до свидания’. Меня это устраивает, в принципе. Я не ожидал и не имел цели обзавестись новой семьёй или вроде того, но было бы, конечно, неплохо, – хён равнодушно пожал плечами, – Цветочный, – он кивнул в сторону небольшого ларька слева с аляпистой вывеской и прикреплёнными к ней здоровыми металлическими цветами с облупившейся краской. – Выглядит дерьмово. Эдакий уродливый злостный карлик в мире цветочных, – выдал свой вердикт Чон, но двинулся в сторону магазина. – Не всё то золото, что блестит, Сок-а, – хмыкнул Юнги, открывая дверь перед донсёном. Над ними громко звякнул колокольчик, приветствуя. – У-у, а красавчик у нас ещё и джентльмен. Американская мечта. ‘Фулл пак’, так сказать, – Чон задорно хихикнул, закусывая губу. Мин многозначительно улыбнулся ему, лениво прикрывая глаза. Они обменялись дежурными любезностями с вежливым кассиром, который встретил их довольно вымученной улыбкой и уставшими глазами. Хосок сразу потащил хёна к небольшому уголочку с живыми цветами. – Нужно выбирать самого стойкого солдата, чтобы он был готов к битве на выживание в полевых условиях, – деловито выдал Мин, за что тут же получил тычок в бок. – Пошёл нафиг. Я ещё твоего жилища не видел, может там чего похуже, – фыркнул Чон, закатывая глаза. – Приходи, проверь, – спокойно сказал Юнги, невозмутимо смотря на Хосока, который был готов умереть от того, насколько горячо это звучало и выглядело. Ему захотелось расплыться смущённой лужей прямо в грёбанном цветочном. Щёки донсёна мгновенно вспыхнули, становясь краснее помидора. Какого чёрта! Мин говорил так, будто сходить к нему в гости было обычным будничным занятием! Будто это не звучало адски неправильно! Будто это не было неправильно в тех условиях, в которых они находились! – Но там же… – начал было лепетать Хосок, но сразу был прерван. – Мы не живём вместе, – хён оставался бесстрастным, но расплылся в насмешливой улыбке, когда увидел то, как стушевался Чон, став невероятно похожим на испуганного оленёнка. Это умиляло, трогало в самое сердце. – Это довольно непрактично, нет? – поинтересовался донсён, пытаясь взять себя в руки и не стесняться, чёрт возьми, от того, что его просто пригласили в гости. Да где это видано?! Он же предложил этому человеку переспать в первые минуты знакомства! Настоящая катастрофа, ни больше ни меньше. – Не жить вместе до свадьбы? – Мин вопросительно приподнял брови, и Хосок кивнул, – М-м, зато по-христиански, ты же сам говорил, – издевательски усмехнулся хён, снова вгоняя Чона в краску и заставляя того отвести глаза. Донсён не знал, куда себя деть, цветочный, чтоб ему пусто было, стал адским котлом, – Не было необходимости. Я не захотел, ей было не принципиально, – просто пожал плечами Юнги. – Бро, ты меня, конечно, извини, но всё это дерьмо выглядит как соседство, – честно выдал Хосок то, что думал уже достаточно долгое время, и начал рассматривать ценники на ктенанты, – Только вы ещё и не соседи даже. Почему ты просто не можешь найти того, кого полюбишь, но плюсом будут идти все эти твои криповые пунктики? Я уверен, что такой человек существует, Юнги-а. Куда ты торопишься? Я очень сомневаюсь, что ты будешь счастлив в дальнейшем при таком раскладе. Твои намерения верны, но исполнение хромает. Дахён вообще в курсе, что к чему? Жизнь это не кукольный домик, не обязательно вылизывать каждый её аспект, – Чон ласково улыбнулся и нежно ткнул хёна в кончик носа. Ему искренне хотелось, чтобы Мин одумался и искал настоящее благополучие, а не пытался сделать его из неплотного картона, – Возьмём даже моих родителей. Они любят друг друга достаточно сильно даже до сих пор, спустя столько лет. Все мы, конечно, не без изъяна, но у них есть какая-никакая гармония. Стабильность, семья. Равновесие, Юнги. Я не представляю, какой бы ужасной была моя жизнь, если бы они действовали исключительно прагматично, если бы они не любили друг друга. Наверное, я не первый и не последний, кто тебе это говорит. И, вероятно, это не моё дело. Я не обязываю прислушиваться к себе, просто ты действительно хороший человек, Юнги. Я увидел это с самой первой встречи. Более того, ты чудесный, интересный и умный. Не давай детским страхам решать твою судьбу. – Тогда почему ты, Сок-а, даешь своим страхам решать твою судьбу? – просто спросил Мин, глядя прямо в глаза донсёна. – Справедливо, – невесело хмыкнул Чон, – Ладно, забей, что-то меня не в ту степь понесло. Забылся. Давай выбирать. – Мне приятно, что ты заботишься обо мне. Иногда я и сам задумываюсь о том, правильно ли поступаю. Быть может, я поторопился, кто знает, – Юнги поджал губы, рассматривая идеальный профиль Хосока, который опустился на корточки, чтобы аккуратно потрогать листья очередной брейнии. – Почему ты не захотел с ней жить? – Чон поднял взгляд на хёна. – Я не чувствовал в этом нужды и уже говорил об этом, – напомнил Мин, – Съедемся, как поженимся, не вижу в этом проблемы. – Для того, чтобы построить крепкий союз, тебе надо нуждаться в человеке, Юнги-а. Посмотри, я не представляю себя без Тэ-тэ и ни за что не буду жить без него. Я нуждаюсь в нём. Немного другая ситуация, согласен. Но у нас с ним тоже союз. И он крепче чёртового титана. Самый прочный металл, аналогия, все дела, you know. Мозги, думать, – Хосок хохотнул и протянул ладошку, чтобы взять руку Мина, после поглаживая большим пальцем сухую бледную кожу, – Вообще, я затираю тебе ебейшую хуйню, и твои отношения идеальны, если рассматривать их со стороны психологии, потому что говорят, мол, нынче отношения не токсичны, если вам одинаково хорошо с вашим партнёром и без, но лично я вертел на большом и толстом подобный шлак. Если бы мне был нужен человек, на нахождение которого рядом с собой мне было похуй, я бы просто взял рандомного чувака с улицы. Какой смысл? Просто сожительство. No offense, красавчик, я уважаю тебя и твои взгляды, несмотря на то, что много ‘хехаю’ и ‘кекаю’ с этого, я просто такой человек сам по себе. Пища для размышления, не более. Раунд, нахуй, – Чон поднялся, когда Юнги потянул его назад за руку. – Вот так ирония. Кто у нас теперь святоша? – издевательски хмыкнул Мин. Они оказались лицом к лицу друг к другу, их отделяли буквально с пару десятков сантиметров, шумное дыхание стало общим. – Я не против образа святоши. Очень даже за, – донсён сложил ладошки как бы в молитве и надул губы, наигранно невинно глуповато хлопая глазками, – Мне бы пошли крылышки и нимб, как думаешь, ковбой? – провокационно закусил губу. Один Господь Бог знал, сколько усилий Юнги стоило не ответить: ‘Не могу сказать точно, пока не увижу на практике’. – Я подумаю об этом позже, – хён не сдержался, позволив себе достаточно не невинный флирт, и Чон довольно усмехнулся, после проводя языком по внутренней стороне щеки, натягивая её. Мин поймал себя на мысли, что хотел бы отшлёпать Хосока, и, кажется, это понемногу переставало удивлять. Хотеть Хосока в принципе понемногу переставало удивлять. Всевышний, да они устроили целое гейское шоу прямо посреди цветочного, кассир мог их заметить в любой момент, пройдя около двух метров от своего рабочего места, да и услышать, в принципе, тоже. – Ты устроил мне уже вторую по счёту прожарку, – Юнги выгнул бровь, усмехаясь. – Ага, Ромео, я достаточно доставучий, как ты мог заметить. Ты сам подписался на это. За время нашего общения я ни разу не сделал того, чего бы ты не хотел, – самоуверенно выдал Чон и был катастрофически прав, Мин не мог этого отрицать, – Ну, кроме того момента, когда я при первой встрече сказал тебе, цитирую: ‘Чувак, ты выглядишь так, будто навернул отменную кучу коровьего дерьма’, – хён расхохотался, вспомнив то, что увидел просто отличную задницу Хосока чуть ли не в первую минуту знакомства, – Извини, у тебя правда такое лицо. Но это сексуально. Весь из себя строгий папочка. У-у, накажи меня, – наигранно порнушно протянул он, и Юнги ощутил достаточно однозначную реакцию своего тела. Чон заметил изменение в лице хёна, прошёлся взглядом вниз, затем вернулся обратно и наклонился к уху Мина, – Ковбо-ой, кажется, у тебя есть одна проблема. – Господи, Сок-а, Бога ради, выбирай уже свой чёртов ктенанту или брейнию, мне вообще поебать, и пошли отсюда, – раздражённо забурчал Юнги, и донсён захихикал, довольный своей шалостью, после пользуясь удачным моментом и смачно чмокая щёку Мина. Хён позволил этому случиться и, чёрт возьми, не сделал абсолютно ничего, просто стоял столбом. Юнги просто не мог себя заставить, у него не было совершенно никаких на это сил. С самого начала их знакомства он разрешал Хосоку всё без исключений, и тот умело пользовался этим, крутил и вертел им как йо-йо. – Как скажешь, па-апочка, – издевательски протянул Чон. Мину начинало казаться, что он сходил с ума к чертям собачьим. Времяпровождение с донсёном нужно было выделять дозированно, иначе Армагеддон обеспечен, – Чего стоишь, как неродной? Помоги мне, Юнги-а, – возмущённо позвал Хосок, хватая того за руку и утягивая за собой. Хён покорно сел на корточки, – Смотри, вот этот дружище выглядит достаточно позитивно, – он показал на ктенанту средних размеров с зелёными полосатыми листьями, задорно торчащими в разные стороны, – А этот типа его брат-близнец, но тот, который родился вторым, и все его чмырят за это всю жизнь, – Чон ткнул пальцем в слегка подзавявший ктенанту, и Мин рассмеялся, – С другой же стороны, у нас имеется розовая гейская версия. You slay, queen, – донсён кивнул туда, где находилась брейния с мелкими листочками, их было куда больше, чем у прошлого растения. Юнги заинтересованно притронулся к одному, ощущая гладкую приятную текстуру. И почему-то именно в этот момент, который, казалось бы, был самым обыкновенным в мире, в его сердце что-то ёкнуло. Чёрт возьми, он сто лет не выбирался на подобные маленькие прогулки, делая дурацкие не особенно важные покупки, болтая обо всём подряд и просто… Жил? Водоворот рутины, быта, работы… Правильности? Затягивал с головой, Хосок же делал всё вокруг себя таким ярким, новым, значимым. Обычные вещи становились чем-то интересным. Мин повернулся на донсёна и посмотрел на него под новым углом. Ещё одним углом! Чон был невероятно многогранным. Видимо, во взгляде Юнги было что-то такое, что заставило Хосока смутиться, тот слегка покраснел, глядя непонимающе и хлопая глазами с длинными ресницами, – Ты чего? – застенчиво выдал он. – Ты этого не видишь, но, Сок-а, ты очень необыкновенный. Знаешь, когда по лицу бежит лучик света, пока ты лежишь на старом бабушкином покрывале под яблоней летом? Или, когда в знойный день вдруг с ног сбивает свежий порыв ветра? Морского ветра, солёного такого. Ещё похоже на ту эмоцию, что ощущаешь, заглянув в чулан и проведя ладонью по пыльному семейному альбому, где на углах потрескалась кожаная обивка. У меня такое чувство. Сложно описать, – на одном дыхании произнёс хён, глуповато улыбаясь. Чон молчал, его ноги затекли в сидячем положении, слова Мина ударили куда-то в очень потаённое место в сердце, где уже очень давно не ступала нога человека, и всё поросло липкой серой паутиной. Хосок ощутил то, как дыхание застряло в горле, перекрыв кислород. Он почувствовал себя уязвлённым, нагим. Будто бы кто-то с силой ущипнул старый шрам. Ему стало совсем немного смешно, потому что после этой речи можно было с полной уверенностью сказать – Юнги ещё тот журналюга, всем журналюгам журналюга. – Это потому что у тебя встал..? – неуверенно пробормотал Чон, и хён громко рассмеялся, откидывая голову назад. – Пошли, ходячее очарование, – Мин позволил себе это. Снова расширил границы, к которым нельзя было прикасаться. Ведь это Хосок. Хо-сок. Два слога всё прекрасно объясняли, – Берём брата, которому посчастливилось первым выбраться из чрева матери, и розовую гейскую королеву. Возражения не принимаются, мне надоела эта атмосфера зелёного ада. Если мы уйдём отсюда в ближайшие пятнадцать минут, я оплачу твой растительный выводок, – он резво поднял один горшок и направился к кассе, пыхтя, провожаемый удивлённым взглядом донсёна. *** Стоило двери квартиры Юнги громко захлопнуться за спиной Чона, тот сразу почувствовал запах фанеры, линолеума, пластикового плинтуса и окон. Он резво огляделся слегка подозрительным взглядом, будто бы кошка в новом месте обитания, и скинул туфли у порога, оставаясь в большом лавандовом пуловере с изображением серого очаровательного крольчонка на нём и белых плотных ‘mom’ джинсах. Хосок, чёрт возьми, просто обожал ‘mom’ джинсы всей своей грешной душой, у него была огромная коллекция из них всевозможных цветов, даже несколько винтажных удалось урвать по невероятно низким ценам в секонд-хендах. – Тут недавно сделали ремонт? – Чону пришлось слегка прикрикнуть, чтобы Мин, прошедший в кухню, мог его услышать. – Да, три месяца назад, – ответил Юнги, мерно разбирая продукты из шуршащих пакетов, – Я, блять, разорился на этом дерьме, но теперь тут хотя бы не пахнет престарелой неходячей бабулей, которая ну очень любила мексиканскую кухню и предпочитала обтираться спиртом, чтобы оздоровиться. Донсён, громко хихикая, быстро поехал по скользкому линолеуму в носках, катаясь и разводя руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Юнги обернулся на него и расплылся в слишком очевидно влюблённой улыбке, опираясь поясницей о кухонный гарнитур и складывая руки на груди. Их с Хосоком общению было уже полтора месяца, и с каждым новым днём Чон становился всё искреннее и искреннее с ним, окончательно скидывая скорлупу строптивого ‘бэдбоя’. Мин начал смотреть на донсёна так, как на него смотрел Тэхён. Хосок, радостно улыбаясь детской улыбкой, подкатился к Юнги, чуть ли не упав по пути, чтобы крепко обнять его, чувствуя аромат цитрусового одеколона, исходившего от шеи хёна, который сразу притянул Чона к себе за талию. – Ты вкусно пахнешь каким-то лимоном, – голос донсёна заглушался, ведь тот говорил, не отлипая от Мина, щекоча своим дыханием нежную фарфоровую кожу. Рыжие волосы лезли хёну в рот, но он и не подумывал жаловаться, – Если бы ты пах апельсином, мне бы не понравилось. Ненавижу апельсины. В пачках мармелада всегда больше апельсиновых мармеладок, но мало вишневых и лимонных. В ‘старбёрст’ тоже. Юнги тепло рассмеялся, поглаживая худую спину Чона, после проводя указательным пальцем по линии позвоночника от шеи до самого копчика, – это было довольно интимно, друзья, естественно, редко подобным занимались, но умалчивать стало стабильным явлением в их отношениях. Эдакая константа. – Ты тоже вкусно пахнешь, – Мин вдохнул поглубже, зарываясь в самую макушку Хосока носом и принимаясь ворошить пушистые волосы, щекоча и заставляя донсёна задорно хихикать, – Черникой. Нет, черничным пирогом. У тебя всегда какие-то съедобные парфюмы. Выпечка, фрукты, сладости. Мне нравится. – Я знаю, – Чон довольно улыбнулся, чуть отстраняясь и лениво глядя в глаза Юнги, – У тебя тут так пусто. Будто и не человек живёт. Не хватает кота. Или двух. – М-м, каких? – Мин заинтересованно выгнул бровь. – Донского сфинкса! – восторженно воскликнул Хосок, – У них азиатская форма глаз, очень красиво. А ещё они выглядят как инопланетяне. У нас дома жила кошечка такая, когда мне было пятнадцать. Родители купили Джиу на новый год, она назвала её Дейзи. Как героиню из фильма ‘прерванная жизнь’. Там ещё Вайнона Райдер снималась, моя любимая актриса! – Хосок снова принялся запойно рассказывать, не переставая обнимать хёна, который просто смотрел на него и слушал, слушал, слушал. Он обожал слушать Чона, мог делать это бесконечно, без перерыва на обед и выходные. Донсён казался ему неимоверно уникальным, притягательным и пленительным человеком. За полтора месяца Юнги не оставалось никакого выбора, как признать, что он вляпался по самые уши. Они довольно часто проводили время вместе, но, несмотря на это, как такового физического контакта, кроме объятий и поцелуев в щёку у них не доходило. Естественно, обеим сторонам хотелось обратного, но безмолвно было решено ограничиться, потому что Мин не собирался разрывать помолвку. Вернее, метался в сомнениях. Жизнь подкинула ему нехилую свинью в виде очередного соблазна, испытания на прочность. Голова шла кругом. Их с Дахён отношения стали слегка холоднее, Юнги реже проводил с ней время, всё меньше и меньше участвовал в организации свадьбы, которая неумолимо приближалась, – Крысятничала Дейзи знатно. Воровала всё, что плохо лежало. Как-то сожрала корочку от пиццы и дристала дальше, чем видела. Весь туалет был в её дерьме, но! Но! Сама она не запачкалась каким-то образом! Все лапки чистые были! Белоручка чёртова, – фыркнул Хосок, заставляя Юнги рассмеяться. – А второй какой будет? – Мин прищурился одним глазом. Чон упал в его грудь носом, после прижимаясь щекой, нежно потираясь как ласковый кот и слушая быстрое сердцебиение хёна, которое было так схоже с его собственным. – Второй должен быть любой. Какого на улице встретишь, такого и бери. Равновесие, Юнги-я. Равновесие, – как мантру повторял Хосок. Он не хотел привязывать к себе Мина. Чон не был глуп или слеп, он видел чувства, что испытывал хён по отношению к нему, видел желание и вожделение, но боялся давать ложных надежд, которых не смог бы оправдать. Только вот сдерживать себя был не в состоянии, хотел внимания Юнги, тактильности и общения, – Дахён любит кошек? – поинтересовался донсён, и Мин невольно ощутил отторжение ситуации и неправильность. – Давай не будем обсуждать Дахён, Сок-а. Ты же понимаешь, что это странно. Как минимум странно, – хён ответил сдержанно, но не холодно. – Без проблем, – пожал плечами Чон, снова поднимая голову, чтобы видеть Юнги, и недовольно сдувая упавшую на лицо рыжую прядку, она сразу полетела в лицо хёна, который рассмеялся, жмурясь, – Ой, – Мин ласково зачесал волосы Хосока назад, и тот мгновенно подался на прикосновение, прикрывая глаза и желая продолжения банкета. Юнги принялся мягко поглаживать его. Они создали тёплый зрительный контакт, с несколько мгновений просто глядя друг на друга, после чего Чон неловко закусил губу, сощуриваясь, – Можно один последний вопрос? Мин вздохнул, после снисходительно кивая: – Можно. – А где вы будете жить? Тут или у неё? Это же твоя квартира? – глаза Хосока заинтересованно зажглись. – Это три вопроса, ходячее очарование, – покачал головой Юнги. – Ну, пожалуйста! Мне интересно! Я больше ничего не спрошу! Не будь задницей! – нетерпеливо возмущался Чон, нахмурившись. Мин видел, что самому донсёну было куда легче говорить о его будущем браке, чем ему самому, и это, мягко говоря, приносило достаточно неприятный осадок. – Тут. Моя, – кратко ответил Юнги, желая как можно скорее закрыть тему и не возвращаться к ней примерно никогда. Над ним и так висела огроменная грозовая туча нерешённых проблем, которые с каждым новым днём казались сложнее прежнего. Жениться на Дахён значило прервать все связи с Хосоком, не оставив и следа от их трепетного общения. А вот расторгнуть помолвку значило прыгнуть в никуда, никаких подушек безопасности, никакой подстраховки, полная безызвестность. – Бу-ка, – Чон нажал на пимпочку носа Мина, после чего выпутался из объятий, – Не знаю, как ты, а я сейчас съем даже во-он те грязные носки, которые валяются в углу, – донсён указал пальцем, – Что это такое, чистюля? – Ты придираешься! В моей квартире хотя бы ходить можно! – начал защищаться Юнги под задорное хихиканье Хосока, который принялся распаковывать сетку с китайскими, жёлтыми, спелыми грушами. Хён в это время сосредоточенно чистил, шурша кожицей, лук. – А у тебя площадь больше! В моей конуре едва ли твоя тётушка Монкут поместится! Я грамотно распределяю пространство! – не сдавался Чон, открывая кран и берясь за помывку фруктов. Общими усилиями было решено приготовить грушевый пирог и лазанью. – Когда приходил в прошлый раз, я нашёл у тебя, блять, насадку для сцеживания грудного молока, Сок-а! Что это за хуйня? Откуда она там? – негодовал Мин, доставая нож с настенного магнитного держателя. – А мне почём знать? Принёс кто-то, наверное. Лежит, значит нужна. И вообще, любопытной Варваре на базаре нос оторвали, отстань, – недовольно фыркнул Чон, – Смею спросить, что это ты в моих вещах роешься? Совсем распоясался. – Это я-то распоясался? Ты украл два моих пуловера, пижамные штаны, три пары носков, даже зарядку стащил! – припоминал Юнги, тряся указательным пальцем на донсёна, который повернулся к нему и упёр руки в бока, хмурясь. – Не украл, а позаимствовал! О-дол-жил! Это разные вещи! Ещё и считает ведь, жадина какая. Настоящий скупердяй. Сам Иисус нам завещал: ‘Поделись с ближним своим’, но тебя это, видимо, не касается, жук-навозник, – вовсю разбурчался Чон. – Жук-навозник? – расхохотался хён от вида забавного сердитого Хосока. В груди расплылось ставшее привычным тепло, которое, казалось, стремилось заполнить всё тело целиком, если ещё не. Мин полтора месяца искал тысяча и одно оправдание своим чувствам, пытался их рационализировать, пытался остановить процесс неизбежного. Они с Чоном были слишком схожи в своих проблемах, они были несопоставимы. – А знаешь, почему? – донсён выгнул бровь. – Валяй, поведай мне, с чего это я жук-навозник, – Юнги лениво смотрел на Хосока, оперевшись бедром о столешницу и сложив руки на груди. – Потому что они катают огромный шар дерьма, закапывают его в ямку, а потом едят! – победно хмыкнул Чон, задирая подбородок. Хён даже рот открыл от возмущения, шокированно глядя на Хосока. – Ты только что назвал меня говноедом? – неверяще выдал Мин. – That’s exactly what i did, – довольно кивнул Хосок. Хён тут же схватил его, крепко прижимая к себе и начиная ерошить мягкие рыжие волосы, – Пусти, нахал! Пусти, гадёныш! – пытался отбиваться Чон, обеими руками щекоча Юнги, чтобы тот ослабил хватку, но данная стратегия совершенно не работала, ведь Мин лишь начал хохотать, при этом успешно удерживая донсёна, – Ты обалдел совсем! Крысёныш подлый! – в этот момент в кармане Хосока завибрировал телефон, отчего он утроил свои старания, со всей силы упираясь в грудь хёна, – Мне звонят, утихомирься, мерзавец! – Так уж и быть. Дарую тебе свободу, маленький дебошир, – Юнги отпустил возмущённого Чона, который грозно посмотрел на него, весь лохматый, краснощёкий и негодующий. – Пошёл нафиг, бессовестный! Я тебе ещё покажу! – разбушевался пуще прежнего донсён, доставая телефон из кармана и нажимая кнопку ‘принять вызов’. На экране появился зевающий Тэхён со спутанными блондинистыми волосами, – Тэ-тэээ! Здравия желаю, грозный капитан! – радостно протянул Хосок, махая рукой, – Чем могу служить? – Вечер добрый, блудница. Уже поспать нельзя прилечь деду старому. Скоро до приступа сердечного доведёшь. Куда пропал, бессовестный? Совращаешь очередного мимокрокодила? – Ким попытался заглянуть за плечо донсёна, чтобы оценить обстановку. – Как ты догадался? Именно этим я и занимаюсь, – захихикал Хосок, поворачиваясь так, чтобы Юнги попал в объектив камеры. Тот ухмыльнулся и помахал рукой. – О-о, поня-ятно всё. До ночи тебя опять не ждать? – хмыкнул Ким, отсалютовав Мину, который сразу ушёл заниматься готовкой, чтобы не мешать разговору. Хосок мгновенно сделал виноватое лицо, поджимая губы и набираясь смелости. Тэхён навострил уши, чувствуя, что дело пахнет керосином. – Мы вообще договорились, что я на ночь останусь. Ты не против? – выпалил Чон на одном дыхании, жмурясь, приоткрывая лишь один глаз, боясь реакции лучшего друга. Ким замолчал. Он смотрел на Хосока с каменным выражением лица, не обещающим ничего хорошего. Прошло около минуты, прежде чем Тэхён шумно выдохнул и ответил: – Естественно, я против, и ты знаешь об этом. Разговаривали ведь уже сто раз. Но ты меня заманаешь уговорами, поэтому оставайся. В качестве исключения. На связи будь, перед сном позвонишь. Приложение с локацией работает? – Конечно. Ты Юнги не доверяешь, что ли? – немного удивлённо спросил Чон. – Я никому не доверяю, Сок-а. Без обид, Юнги, – он кивнул в сторону проходившего рядом Мина, который обернулся и ответил тем же, мол, претензий не имеется, – Тем паче, мало ли, что тебе взбрендит учинить. Ты у нас изобретательный малый. – Вас понял, начальник, – ласково улыбнулся Хосок, – Как ты там, солнышко? Устал поди, котёнок. – Ага, башка совсем не варит уже. Чердак течёт с этими анкетами. Дай Бог к понедельнику закончу, иначе админ замутит мне вместо очка колодец, – Ким устало провёл ладонью по лицу с нажимом. – Бог терпел и нам велел, лапушка. Крепись, – Чон ободряюще потряс кулаком в воздухе, – Видел, я на столе тебе оставил молоко рисовое с малиной, сырные крекеры и пирожные твои любимые? В пекарню заходил специально, всё свежее. – Ещё не успел, только встал. Благодарствую, свет очей моих. Вы чем ужинать будете? – поинтересовался Тэхён, выдвигаясь в сторону кухни и отпинывая розовую пустую упаковку от зефира, которую стопроцентно оставил после себя Хосок. – Пирогом грушевым и лазаньей, – оповестил Чон, ставя телефон на микроволновку, чтобы Ким мог его видеть, и открывая банку ванильной ‘колы’. – Ты готовить собрался? – Ким удивлённо приподнял брови. – Нет, конечно. Юнги-а только-только ремонт сделал, сомневаюсь, что ему бы хотелось сжечь кухню дотла. Я только груши помыл, остальным занимается наш женатик, – Хосок задорно шлёпнул Мина по заднице. – Понятно всё. Как обычно тебя обслуживают. Плачу натурой, да, Джейд Куш*? – Тэхён расплылся в ухмылке. – Ну, разумеется, – довольно улыбнулся Чон. – Ладно, развлекайся, но в рамках разумного, чтоб без сюрпризов, понятно? – взгляд Кима стал серьёзным. – Будет сделано, – кивнул Хосок, – А, забыл оповестить, мы вина взяли. Чуть-чуть. Две бутылки. Тэхён громко вздохнул, закатывая глаза и после недовольно бурча: – Смерти моей хочешь? Тогда ещё через два часа позвонишь, – на этом моменте Чон покорно кивнул, – Покажи мне Юнги, – Хосок перевёл камеру в ту сторону, где Мин сосредоточенно замешивал тесто, – Если попросит ещё, не поддавайся на уловки. Либо сам сходи, его на улицу не бери поздно, ясно? – Не вопрос, – хён пожал плечами. – Давай, Сок-а. Прошу тебя, не ищи проблем на свою очаровательную задницу. Ничего не вытворяй. Будь паинькой, – мягко попросил Ким, нервно поджимая губы. Беспокойство съедало его с головой каждый раз, как Чон пропадал где-то на ночь. Он понимал, что параноил слишком сильно, что чрезмерно гиперопекал Хосока, но ничего не мог с собой поделать. После случившегося семь лет назад, Тэхён стал невероятно бояться потерять лучшего друга, потому что временами тот действительно не берёг себя, относился к своей безопасности спустя рукава, не думал о последствиях. – Целую, лапушка, – Чон поднёс телефон, чтобы чмокнуть камеру, после сбрасывая звонок и прыгая на столешницу, чтобы наблюдать за тем, как готовит Юнги, – Привет, красавица. Одна тут отдыхаешь? – он украл кусочек груши с разделочной доски и откусил его с громким хрустом. Мин поднял голову и тепло улыбнулся. – Он тебя на ночь совсем никуда не пускает? – поинтересовался хён, слегка удивлённый услышанным разговором, потому что раньше понятия не имел насколько огромны масштабы надзора Тэхёна. – Никуда. Только к Чонгуку или ребятам из компании, но тоже не ко всем. Обсуждается заранее и исключительно по видеозвонку, чтобы видеть моё состояние и, что общаюсь именно я. Поэтому все мои кавалеры приходят к нам домой, хотя Тэ это часто мешает, – пояснил Хосок, безразлично пожимая плечами, давным-давно привыкший к тому, как Ким за ним присматривал. Чон никогда не был против, всё было абсолютно добровольно, он доверял себя целиком и полностью лучшему другу и не видел абсолютно никакой проблемы к установленным условиям. – Чудеса да и только. У вас поразительная связь. Никогда подобного не встречал. Но я бы так не смог, – покачал головой Юнги, открывая духовку, чтобы поставить туда пирог, – Слишком много обязательств. Особенно для дружбы. – Потому что у тебя нет такого человека. Если бы ты был с кем-то бок о бок всю свою грёбанную жизнь, прошёл огонь, воду и медные трубы, то, возможно, понял бы нас. Я же говорил, Тэ-тэ мой ‘соулмейт’. Его будущей жене придётся смириться с тем, что я своего рода ‘два плюс один’. Так сказать, шведская семейка. Мы уже это обсуждали. Я знаю, для всех это странно, неправильно и дико, но мне, честно, поебать, бро, просто неебически похуй, как похуй и на вообще любое мнение кого-то, кроме моей семьи, в которую безоговорочно входит Тэ-тэ. Он – константа, всё остальное – непостоянно, и это проверено временем, – Чон издал губами громкий ‘чпок’, начиная болтать ногами в воздухе. – Серьёзно? Вы будете жить вместе даже после брака? – шокированно поинтересовался Мин. – Ага, – Хосок зацепил ступнёй бок хёна, притягивая так, чтобы он оказался между его ног. Их лица находились примерно в двадцати сантиметрах друг от друга, шумное дыхание стало общим, – Вот такие вот мы извращуги. Прямо-таки старые развратники, – Чон потряс головой из стороны в сторону, ухмыляясь и дразнясь. – Вы не думали о том, чтобы вступить в отношения? По-моему, происходящее между вами похоже именно на это, – Юнги выгнул бровь, опираясь на руки по обе стороны от донсёна, лениво улыбаясь ему и чувствуя, как сердце забилось быстрее от близости. – Не-а. Во-первых, Тэхён стопроцентный натурал. По членам в нашем тандеме только я. Во-вторых, никто из нас никогда не видел другого в качестве сексуального партнёра, даже в подростком возрасте, когда гормоны бьют фонтаном, и тебе хочется поиметь даже дедулю, который просит милостыни у церкви. Тэ-тэ, естественно, охуенный, красивый, харизматичный, горячий и далее по списку, но это как трахнуть брата, понимаешь? ‘Family strokes’*, – хохотнул Хосок. – Как думаешь, смогут ли ваши партнёры принять это? – спросил Мин, разглядывая лицо донсёна и ловя себя на размышлениях о том, смог бы он сам принять подобный расклад? Смог бы привыкнуть к тому, что с Чоном в подарок шёл бы и Тэхён тоже? Да, и скорее всего будущая жена Кима. – Я об этом не думаю вообще, сладкий. Нет так нет, с вещами на выход. Наша дружба важнее этой чепухи. Люди привыкли видеть отношения как высшую инстанцию связи, но забывают о том, что бывает и по-другому. Традиции, устои, скрепы и прочее дерьмище не для нас. По мнению большинства мы отклонение от нормы. Пусть так. Не е-бёт. Я вообще человек, которого многое не ебёт. Пусть меня трахают лишь красавцы, а я – красавиц, остальное не шибко важно, сечёшь? – Чон кокетливо подмигнул, игриво закусывая губу. – Что-то я не наблюдал рядом с тобой красавиц, – хён выгнул тёмную бровь. – А я тебе и не показывал, – хихикнул Хосок, – Потому что с мужчинами проще найти секс на одну ночь, – он пожал плечами, – Они не сильно принципиальны и честолюбивы. На девушек же больше давит общество. Дамам чаще нужна ментальная связь для секса, нужна влюблённость, разговорчики, все дела. А я не люблю много пиздеть с тем, с кем трахаюсь. Исключения – Чонгук, компашка. Зачем, если вы разойдётесь уже утром? – Разве у тебя не просят номерок, ‘какао’ и прочие прелести социальных контактов? – нахмурился Юнги. – Просят, конечно, – раздражённо фыркнул Хосок, – Я либо левые даю, а, если не отстают, да здравствует чёрный список. – Я думал, ты общительный, – Юнги поиграл бровями. – М-м, мне хватает того, что уже имеется. Если честно, с тобой я не заговорил бы вообще никогда после первой встречи, если бы ты не подошёл. Ну, ещё ты понравился Тэ-тэ, он начал тебя везде таскать, я решил тебя помучить, а тебе понравилось, – довольно улыбнулся Хосок, приближаясь к лицу Мина, чтобы потереться своим носом о его. Со временем подобные вещички стали привычными в их отношениях. – Вот оно как, – хмыкнул Юнги, – Получается, я эдакое исключение из правил. – Ага, – Чон стащил ещё один кусочек груши, ловко закидывая в рот, – Ты забавный. С тобой есть, о чём поболтать. Личико смазливое. Но я бы не связался с тобой, если бы ты не был горяченьким, – прямолинейно выдал Чон. Мин уже перестал удивляться данной части личности донсёна, но всё равно изумлённо приподнял брови, потому что даже для него это было слишком. – Господи, Сок-а, ты серьёзно? – Юнги шокированно уставился на донсёна. – Естествено, плейбой. Личность, все дела, но мне такого мало. Я что-то вроде эстета. Ну, ещё люблю трахать всё, что движется и не очень. Я бы сто лет назад тебя оседлал, не будь ты женатиком. Вообще, мне на такое похуй обычно, я тысяча и один раз был любовником, белое пальто мне не по размеру, но ты мне понравился, ты и правда хороший чувак, поэтому не хочу чего-нибудь там тебе разрушить и всё такое, – пожал плечами Хосок. Мин некоторое время просто ошарашенно глядел на Чона, не в силах найти слов для ответа на услышанное. Донсён, наблюдая за этим, задорно хохотнул. – Да, бро-ось, красавчик. Ты тоже общаешься со мной, потому что я горяченький, просто люди обычно не говорят это вслух. Ты же у нас святоша как бы, – Хосок ткнул хёна в кончик носа, – Миленький такой носик, кнопочка. – Ну, ты и экспонат, Сок-а, – снисходительно покачал головой Юнги. – А что такого? Я озвучил то, что между нами происходит. Ты хочешь меня трахнуть, я хочу тебя трахнуть. Сюрпри-из, – протянул Чон насмешливо, лениво прикрывая глаза, закусывая губу и сплетая ноги на пояснице Мина, чтобы резко притянуть ближе так, что их носы практически касались друг друга. Он взял кусочек груши, медленно открыл рот хёна двумя пальцами и положил его на язык. Юнги дышал громко, тяжело, смотря Хосоку в глаза и чувствуя неземное влечение. Стоило донсёну оказаться в поле его зрения, как сердце замирало, контролировать себя становилось всё труднее, а разум сочувствующе махал ему рукой, мол, дальше без меня, дружище. Да Господи, во время секса с Дахён Юнги уже как месяц точно представлял Чона. Это начинали сводить с ума. Мин знал, что влюбился. Знал, что невероятно хотел донсёна, но ему было смертельно страшно прыгать в этот тёмный непроглядный омут из которого выбраться, казалось, будет невозможно. Хосок продолжал держать два пальца и кусочек груши на тёплом влажном и горячем языке Юнги, нахально улыбаясь. Он коснулся подбородка хёна одной рукой, приподнимая так, чтобы рот Мина закрылся. Хён смотрел на него, глаза начинала застилать поволока похоти. С несколько мгновений он раздумывал, прежде чем всосать два пальца, втягивая щёки до тех пор, пока Чон не надавил на его язык и дождался, пока Юнги не обсосёт их, выпуская изо рта. – Молодец, – одобрительно кивнул Хосок, после вбирая пальцы к себе в рот, втягивая щёки и медленно облизывая, не прерывая зрительного контакта с Мином, сердце которого билось с катастрофической скоростью, норовя пробить грудную клетку, в ушах звенело. Хён закрыл глаза, прерывисто выдыхая в попытке взять себя в руки, после чего взял мягкие бёдра Чона, с силой сжимая и притягивая к себе. Между ними не осталось и миллиметра. Донсён негромко охнул, зарываясь в шею Юнги, чтобы их губы не коснулись друг друга. Он влажно облизнул место под челюстью, оставляя после себя дорожку слюны. Хосок чувствовал бедром крепкий стояк хёна, который практически упирался в его собственный. Мин поднялся руками вверх по бёдрам, забираясь под пуловер и сжимая талию донсёна, поглаживая тёплую кожу. Казалось, связь с планетой Земля была практически прервана, но Юнги старался держаться изо всех сил, чтобы не сделать все те грязные, пошлые и непозволительные вещи для человека с помолвочным кольцом на безымянном пальце, – Журналю-юга, – зашептал Чон на ухо Мина, – твой пирог сейчас сгорит. Юнги резко распахнул глаза, едва ли не на физическом уровне ощущая невозможность отлипнуть от желанного тела Хосока, но всё же обуздал себя и убрал руки с талии донсёна, отодвигаясь и заглядывая Чону в глаза, которые мало, чем отличались от его собственных: вожделение, влечение и…Что-то ещё, что-то неизведанное, неопознанное. – Хочется, но колется, да, Ромео? – усмехнулся Хосок, наклоняя голову вбок и протягивая руку, чтобы нежно погладить щёку Мина, который выглядел как несчастный, запутавшийся, уличный щенок, – Давай, давай, давай, – донсён растолкал Юнги, чтобы тот отправился к плите, а сам спрыгнул со столешницы и пошёл в сторону прихожей, чтобы подобрать серый рюкзак, – У меня кое-что для тебя есть. Хён как в тумане надел прихватку, открыл духовку, вынул грёбанный грушевый пирог, волновавший его в данный момент в последнюю, мать его, очередь. Мысли огромным роем взвили в голове с ужасающей скоростью. Он не мог припомнить ни один раз, когда его бы настолько сильно тянуло к человеку. Чёртов Чон Хосок сводил его с ума. Мин прекрасно понимал, что их встречи следовало прекратить, как он делал и во все прошлые разы, стоило испытать чувства к другим, находясь в отношениях. Но сейчас это казалось непосильной задачей. Он просто не мог заставить себя, сколько бы не старался. Донсён упал на бежевый мягкий диван, начиная рыться в рюкзаке так, будто его совершенно не беспокоил вставший член. В принципе, ему удалось привыкнуть к данному явлению за то время, что они общались с Юнги. Изначально Чон планировал переспать с хёном, просто потешить своё эго, добавить очередного ‘женатика’ в свою копилочку, но что-то такое было в Мине, что заставило его как минимум до поры до времени не трогать зыбкую грань, хотя все возможности были. Хосок не был дурачком и понимал, – если ему захочется, им запросто удастся переспать, на это не понадобится каких-то титанических усилий, хён уже был отлично ‘подготовлен’ для этого. Бога ради, да Юнги не смог бы сдержаться уже на их пятую встречу точно, единственное, что помогало ему владеть ситуацией, так это сам Чон, раз в жизни вспомнивший про свою какую-никакую совесть. Мин казался ему отличным человеком, более того – просто чудесным, и, несмотря на то, что Хосок был против его брака с Дахён, он уважал это решение до тех пор, пока хён не поймёт свою ошибку. Чон не испытывал негативных чувств к его невесте, она ему вполне себе нравилась, но Юнги не любил её, а значит делал несчастным не только себя, но и ту, которая этого совершенно не заслуживала. Получалась нехилая головоломка, любовный треугольник, в который чисто случайно попал донсён, изначально желавший простого человеческого перепихона. Он не понимал свои эмоции по отношению к Мину, но заочно чувствовал некую угрозу, потому что забава затянулась, а нажимать кнопку ‘выйти из игры’ отчего-то совсем не хотелось. Впервые за долгое время Хосок ощутил себя пойманным в ловушку. Хён волновал его, и волновал нехило, а это значило достаточно многое, ведь Чона не волновало абсолютно ничего, кроме семьи и Тэхёна. Юнги изначально лишь заинтересовал его, вызвал желание повеселиться, но неожиданно затронул какой-то старый механизм внутри, – тот, что нельзя было трогать никому уже очень давно. Это не были вспышкой, не было и чем-то сильно значимым, лишь прикосновение, донсён мог легко прекратить это, если бы захотел, но такого желания не возникало. Возник азарт, возник интерес, возникла интрига. Что дальше? – Что ты притащил, Сок-а? – Мин сел на диван рядом с Чоном, который вытащил из рюкзака какую-то бумагу. – Когда мы были в цветочном, ты говорил, что я похож на альбом, помнишь? – хохотнул донсён, но его взгляд был тёплым, без насмешки, потому что воспоминания о том дне заставляли дыхание замирать в груди. Он запомнил небольшую речь Юнги практически дословно, ведь та затронула некую хрупкую, невероятно важную струну внутри. – Помню, – кивнул Мин, – Как забыть, ты же мне целую тираду, да нравоучения устроил. А ещё заставил сорок минут выбирать великолепных зелёных друзей, нашёптывая непристойности по пути. – Ой, да, пошёл нафиг, ты меня не ценишь, – закатил глаза Хосок, на что хён мягко улыбнулся, его умиляло ворчание Чона, – В общем, я распечатал пару наших фотографий: ты, я, Тэ-тэ, – он протянул Юнги несколько снимков, – Можешь просто выкинуть, если для тебя будет странно хранить пикчи с чуваками, которых ты знаешь полтора месяца, я не обижусь, они недорогие, – тут же принялся немного смущённо бормотать донсён, видимо, в жалких попытках сохранить образ ‘бэдбоя’. Мин поднял на него тёплый взгляд, задерживая надолго так, чтобы щёки Хосока слегка вспыхнули. Если бы хён не сидел бок о бок с ним, то не смог бы заметить данное изменение. От одного вида застенчивого Чона каждый раз без осечек сердце заходилось в бешеном темпе, пылкие чувства накрывали с головой, в груди теплело. Юнги решил рассмотреть фотографии поближе. Вот они завалились в гей-бар в три часа ночи. Тэхён решил сделать селфи, зачем-то напялив новогодний красный колпак в середине лета, улыбаясь фирменной квадратной улыбкой, пока на фоне ужасно пьяный Хосок в чёрной кожанке показывал рукой знак ‘пис’ и чмокал в щёку не менее пьяного Мина, у которого над верхней губой образовались смешные белые усы из пивной пены. Следующая фотография, селфи, была сделана Хосоком, который получился размытым от того, насколько громко хохотал, а на фоне Юнги с открытым ртом смотрел, как Ким показывал ему наиглупейший карточный фокус. На другом изображении Тэхён сфотографировал исподтишка то, как возмущённый Чон боролся с Юнги за последний кусок пиццы с грибами. Было видно то, как Мин тряс в его сторону указательным пальцем, яро что-то доказывая, а донсён от злости пытался укусить его за тот самый палец. Четвёртый снимок запечатлел Мин. Лохматый донсён сидел на подоконнике в пуховом одеяле и курил в окно, глядя на лиловый закат, а Тэхён заправлял ему за ушко маленькую ромашку, которую сорвал на улице, возвращаясь домой. Последнее изображение друзья попросили сделать прохожего. Они выбрались к озеру в знойный день. Фото получилось немного нечёткое, но было видно, что Хосок стоял в гавайской рубашке, щурясь и пытаясь закрыть лицо от солнца, он положил голову на плечо Кима, надевшего глупые неоново-зелёные очки, но главным было другое. В объектив камеры случайно попало то, как Юнги улыбался, ещё не успев обернуться к фотографирующему, глуповато-влюблённо смотря на Чона и держа его мизинчик своим. Просто мелочь. Взгляд. Прикосновение. Но что-то в этом было такое особенное, сокровенное, будто бы очень личное. Такое не показывают чужакам, но хранят на задворках души. Мин почувствовал то, как замерло дыхание, как оно встало поперёк горла. В животе взвил целый рой бабочек, они принялись активно щекотать желудок изнутри, словно пытаясь пробиться наружу. Сознание било тревогу. А в голове только: ‘Блять. Блять. Блять’. – Сок-а… – растерянно промямлил хён, продолжая шокированно пялиться на фотографии. – Знаю, слегка ‘кринжово’. Я подумал, что будет мило, ну, знаешь, сделать что-то физическое, что можно ощутить, пощупать, понимаешь..? – будто бы оправдываясь, лепетал Чон, чувствуя стыд за свою некую сентиментальность. Он успел уже сто раз пожалеть, что распечатал чёртовы снимки человеку, с которым познакомился совсем, по сути, недавно. Донсён замялся от того, насколько долго Юнги молчал, разглядывая изображения. Звенящую тишину в комнате перерывал лишь негромкий соседский топот сверху, приглушённый надоедливый лай собаки и визжание ребёнка, – Я просто люблю всякое такое глупое… У меня целых шесть альбомов с фотками семьи и Тэ-тэ. В детстве ведь только такие были, поэтому мне не нравится на телефоне хранить, вот и хожу в печать часто… – продолжал бормотать Чон извиняющимся тоном, начиная перебирать пальцы от неловкости. – Это прекрасно, Сок-а, – наконец произнёс Юнги. Донсён испуганно хлопал оленьими глазками, слегка заломив брови и поджав губы. Мин резко притянул его к себе, сжимая в настолько крепких объятиях, что тот начал задыхаться, хлопая хёна по спине, как в просьбе поумерить пыл, – Погляди, какая ты смущённая милашка! – начал подзуживать Юнги, когда они разомкнули объятия, – А щёчки-то какие красные! Весь пунцовый стал! – Отстань, жопа, – буркнул Чон, морщась и чувствуя себя невероятно уязвимым. Это ощущение было ново для него. Хосок мог взять себя в руки практически в любой ситуации, только вот Мину волшебным образом удавалось обескуражить его и достаточно нередко. Иногда донсён начинал реагировать ранимо, эмоций становилось будто слишком много, они переполняли всё тело целиком. Подобное пугало. Невероятно пугало. Чон соврал бы, если бы сказал, что не понимал значение данного чувства. Симпатия цвела и пахла, но неумолимо становилась чем-то большим. Донсён был уверен, что не хотел бы этого. Условия не позволяли. Юнги должен был жениться в скором времени, а сам Хосок не был готов к отношениям, не хотел в них вступать и не собирался менять это. Подстава. Всем подставам подстава, – Вообще, это не всё, но, раз ты такая гадюка бессовестная, ничего от меня больше не получишь. Сиди без подарков. Мин засмеялся, ласково заправляя выбившуюся рыжую прядку за ухо обиженному донсёну, после отвечая: – Ну, всё-всё. Я же не со зла, что ты сразу дуешься, ходячее очарование. Не буду тебя больше дразнить, стесняшка. – Какая я тебе стесняшка? Меня трахнул учитель литературы. На перемене. Перед тем, как вести урок у третьеклассников, – Хосок приподнял брови и начал загибать пальцы, – Я отсосал чуваку на спор при всей компашке. Репетитор по пианино отымел меня на первом занятии, сладкий. Пока мой друг ходил за ‘пепси’ я переспал с его мамой. Ма-му-лей. А у тебя встал, когда я назвал тебя папочкой. Кто теперь стесняшка? – победно хмыкнул Чон, выгибая бровь. Юнги уставился на донсёна в оба, слегка приоткрыв рот и не веря своим ушам. Это казалось невозможным, но каждый раз! Каждый раз Хосоку удавалось обескуражить его пуще прежнего! В голове не укладывалось, что человек, покрасневший, когда его очаровательный подарок в виде фотографий оценили, мог вытворять подобные, мягко говоря, шалости. – Получается, ты лапушка-стесняшка только для меня? – наконец прийдя в себя, хитро ухмыльнулся Мин, – Булочка-крошечка краснеет только со мной? – начал миловаться он, беря щёки донсёна и мягко лапая их, – Всё поня-ятно с тобой. Всё я-ясно. Как ты там говорил? Втю-юрился, втю-рился! Чон даже воздухом подавился от подобного поворота событий, понимая, что грязненький трюк не сработал, и хёну снова удалось обыграть его по всем фронтам. Никто и никогда не смел обыгрывать его в грязненьких играх! – Как ты смеешь, жук-навозник? – принялся слабо возмущаться Хосок, будучи не в состоянии выдавить из себя что-то в качестве нового хода, потому что такого не требовалось раньше ни разу. Юнги удавалось пробить ещё одну защиту без особых усилий. Донсён был в полном шоке, – Я ухожу и не собираюсь терпеть твои ужасающие нападки, негодяй, – он встал, направляясь к пакету с продуктами и доставая оттуда бутылку белого полусладкого вина, – Где штопор? Мин хохотал, подбираясь к нему сзади, и, не сдержавшись, шлёпнул по упругой попе, отчего Хосок покраснел пуще прежнего, не ожидая подобного со стороны хёна. Тот обнял его сзади за талию, притягивая к себе и шепча на ухо: – Что такое, ходячее очарование? Почему так быстро убегаешь с поля боя? Кое-кто не умеет принимать поражения. – Я не собираюсь поддаваться на провокации жука-навозника, – попытался твёрдо ответить донсён, но в итоге вышло тихо и неуверенно, будто бы не сам Чон Хосок собственной пошлой, смелой и необузданной персоной отвечал, а мальчишка, совсем зелёный юнец, который боится смеяться со слов ‘многочлен’ и ‘река Миссисипи’. Он чувствовал себя разваренным, несобранным и беззащитным рядом с Юнги, который ещё и глумился над ним на чём свет стоит, – И начинай делать лазанью, я помираю с голоду и не собираюсь есть дурацкий грушевый пирог первым делом. Никто не ест дурацкий грушевый пирог первым делом! Мин добродушно расхохотался, продолжая тискать донсёна, после обнимая поперёк тела так, чтобы Чон целиком был в его руках, слегка приподнимая над землёй и заставляя того удивлённо охнуть. – С чего это он дурацкий? Вполне себе отличный пирог. Прямо как ты. Пи-ро-жок, – неустанно бормотал на ухо Хосоку хён, шумно дыша и довольно улыбаясь. – Юнги-а-а, – сдался Чон, жмурясь от смущения и чувствуя себя каким-то мизерным хомячком, неспособным дать отпор, – Я сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь! Всё, ты победил! – жалобно лепетал он. – Ну, вот видишь, не так уж сложно, – победно хмыкнул Мин, мягко чмокая донсёна в висок и наконец отпуская его. Он подошёл к навесному шкафчику, открывая его и доставая с нижней полки штопор. Хосок забрался на стоящую посреди кухни каменную, серую, барную стойку. В кармане завибрировал телефон, который Чон резво вытащил, после глядя в экран. – Юнги, – позвал донсён, – Тихо, не звука, понятно? – попросил он, когда Мин обернулся и показал рукой знак ‘окей’, после возвращаясь к откупориванию бутылки вина. Хосок нажал кнопку ‘принять вызов’, быстро поправляя успевшие разлохматиться за вечер волосы. На дисплее тут же появился довольный улыбающийся Чонгук в бордовой атласной рубашке с вырезом на груди. – Салю-ют, малыш! – радостно воскликнул Хосок, махая ладошкой и чувствуя то, как сердце забилось быстрее от одного вида любимого малыша-донсёна, которого он обожал всей душой, и который был его безоговорочным фаворитом в их компании, – Какими судьбами? – Бонжур, детка. Как там ваше ничего? Как настроение? – бодро поинтересовался Чонгук, падая на кровать и закидывая руку за голову. Тоска съедала с головой, ведь в последнее время хён уделял ему куда меньше внимания, чем обычно. – Куда деваться, я на редкость живучий. Если наступит конец света, на Земле останутся крысы, тараканы и я. Так просто не избавишься, – хмыкнул Хосок, – Очень горячая рубашка, кстати, тебе идёт, но без неё куда-а лучше, – он кокетливо закусил губу, махая ногами в воздухе, – Ты как, красавчик? – Соскучился. От тебя ни слуху ни духу уже три дня. Так дело не пойдёт. Когда свидимся? Спустишь свои косы, красавица? – Чонгук поиграл бровями. – М-м, во-от оно что. Скуча-аешь. Я тоже, но давай не сегодня. У нас с Тэ-тэ планы. Могу после работы в понедельник, идёт? – Хосок не знал, насколько останется у Юнги, потому решил перестраховаться на всякий случай. – Не идёт, конфетка, – недовольно покачал головой Чонгук, раздосадованный полученным ответом, – Давай пораньше. Чего там такого срочного с Тэ? И вообще, где это ты? – нахмурился он, заглядывая за спину хёна и замечая незнакомый интерьер. Дело пахнет керосином. ‘О-о, нет, только не это. Тушите свет’, – мгновенно пронеслось в мыслях Хосока, который слегка напряжённо сглотнул, совершенно не готовый выяснять отношения с ревнивым, своенравным и строптивым Чонгуком, зачастую любящим впадать в крайности со своими собственническими чувствами. – Какой же ты сталкер, Кукки, – Хосок снисходительно покачал головой, – К сестре заехал, по племянникам соскучился. Сто лет не виделись, – выдал он первое попавшееся оправдание, что смог придумать, – Хорошо, завтра вечером устроит? Я отпишу, как освобожусь, оки-доки? – Будь по-твоему, красавица, но так и знай, что подобный расклад пиздец, какой неприятный. Я, мягко говоря, раздосадован, если выражаться культурно, – Чонгук обиженно поджал губы, за что Хосок мгновенно почувствовал укол вины в сердце. – Ну, извини, лапушка. Не расстраивайся, котёнок. Меня просто на работе знатно поимели, ты бы не втиснулся, Кукки, поверь мне на слово. Я же всегда на связи. Завтра свидимся. Куда я от тебя денусь? – попытался успокоить Хосок, который и вправду успел соскучиться по своему любимому малышу-донсёну, но забылся во встречах с Юнги, за что испытал стыд, ведь к Чонгуку у него были достаточно тёплые чувства, даже более чем, просто тот временами перегибал палку, – Не грусти, а то попа не будет расти. Я вон не грустила, глянь, что отрастила, – Хосок попытался потешить донсёна глупостями, желая хоть как-то сгладить ситуацию. – М-м, что есть, то есть, – пошленько хмыкнул Чонгук, лениво прикрывая глаза, – Расскажи, что нового, хотя бы. Я уже забыл, как твоё прелестное личико выглядит. Любовников поди водишь? – Да какие уж тут любовники, ты меня затрахал, солнце, – ласково улыбнулся Хосок, слегка привирая. Ну, как слегка. Очень привирая, – Бежать надо, малыш. Пиши, а завтра устроим родео. Пощады не жди, – ухмыльнулся он, подмигивая. – Лады, – грустно вздохнул Чонгук, – Давай, не хворай, крошка. – Не говорю ‘прощай’, а только ‘до свида-ания’, – нежно протянул Хосок, приближая камеру к губам, чтобы чмокнуть её, после сбрасывая звонок, – Ковбо-ой, – игриво позвал он Мина. Юнги вальяжно вышел из спальни с открытой бутылкой вина и штопором. – Это тот самый Чонгук? – поинтересовался хён, доставая звенящие бокалы и пытаясь сделать свой голос максимально расслабленным. Естественно, чёрт возьми, он подслушивал разговор, и ревность ударила будто обухом по голове, накатив нехилой волной. У него не было никаких полномочий, чтобы пытаться как-то обозначить права на Хосока, но свои чувства Мин не был в силах контролировать никоим образом. – Ага, – кивнул Чон, принимая бокал с вином и отпивая добрую половину, не размениваясь на мелочи. – А с ним что не так? Почему мальчишка в пролёте? – Юнги выгнул бровь, подходя поближе и опираясь о барную стойку бедром. – Всё так. С ним всё отлично, – Хосок громко невесело вздохнул, поджимая губы, взгляд стал отстранённым, – Кукки парень что надо. За ним все бегают. Либидо высокое. Трахает настолько качественно, что забудешь, где ты, кто ты, и как тебя зовут. Харизма бьёт ключом. Тело охуенное, на него молиться можно. Красивый прям пиздец, с ума сойти. Общительный, на помощь всегда придёт. Идеал, в общем. Любит меня сильно, искренне прямо, это видно. На других не смотрит даже, вообще побоку, а он юнец, это ж какую выдержку надо иметь. Тэ-тэ ему меня всецело доверяет, а это уровень, чувак, очень высокий уровень. Но ты ведь знаешь, в чём дело. Я не хочу давать ему ложных надежд и обещаний, но он человек, понимаешь, упрямый, пробивной, всегда своего добивается. Я такие штучки обожаю, собственники, властность, все дела. Поэтому тут от ворот поворот у меня сил не хватает дать. Или желания. Хуй его знает, бро. Я не ебу, чего хочу, – он быстро добил бокал с вином и налил себе новый. – Вот оно как, – всё, что смог выдавить из себя Юнги, который не совсем был готов услышать целую повесть о том, насколько нереально классный парень кружит над Хосоком, а он ещё и под него подстраивался, скрывал подробности личной жизни ‘на стороне’, не хотел причинять боль, виделся на постоянной основе, и секс у них был ре-гу-ляр-ный. Это многое значило. Не интрижка на одну ночь. Не бесчувственный перепихон, а вполне себе отношения, просто без официального ярлычка. Мин поймал себя на чувстве, что оказался на скамейке запасных, хотя какая к чёрту скамейка запасных, если его невеста уже купила себе платье. Хён прочистил горло, к которому подступила ревность как адская изжога, проедая насквозь, – Лазанья, – как бы вспомнил он, поворачиваясь к столешнице, чтобы заняться нарезкой лука. Челюсти непроизвольно сжались, мышцы напряглись. Что он вообще делал со своей жизнью? Всё ходило ходуном как адская колесница. – Ты расстроился из-за Чонгука, – произнёс Хосок не вопросительной интонацией, наливая себе следующий бокал. Хотелось качественно накидаться, отдохнуть и не думать ни о чём. Голову будто набили стекловатой. Донсён рассматривал спину Юнги, размышляя, как бы лучше остановить происходящее к чёртовой матери. Желания брать ответственность не было, как и желания разбираться, копаясь внутри себя. Он давно решил забросить это гиблое дело, да и нужды особой не было. – И я не знаю, что с этим, нахуй, делать, – натянуто сказал Мин, не желая лукавить и ходить вокруг да около. Хён не видел в этом абсолютно никакого смысла в данный момент. Всё и так было понятно, кристально чисто как стёклышко. – ‘Подбрось монетку. Флип!’* – хмыкнул Хосок, опираясь на руки позади себя и откидывая голову назад, глядя в потолок, попутно вливая в себя вино, ощущая то, как спиртовая отдушка оставалась на языке, а жидкость попадала прямиком в пустой желудок. Кажется, кого-то разнесёт. Молчание повисло тяжёлым, скользким, мокрым покрывалом, которое облепило со всех сторон. Юнги мерно занимался готовкой, погружённый в не самые позитивные мысли. Мысль номер один: он любит Хосока. Мысль номер два: он ревнует Хосока. Мысль номер три: свадьба через две недели. Мысль номер четыре: пиздец. Здорово. Фейерверк. Фонтан. Телефон донсёна завибрировал. – Ночи, капитан, – поздоровался Чон, отсалютовав довольно помятому, бледному и лохматому Киму, который, судя по обстановке на фоне, находился в комнате за своим столом, – Ты в порядке, Тэ? Выглядишь болезненно, мне приехать? – мгновенно забеспокоился Хосок, щурясь, оглядывая его и заостряя внимание на мелких деталях. – Не парься, всё окей. Просто проверяю, – отмахнулся Ким, лениво подпирая лицо рукой и потирая раздражённые глаза указательным и большим пальцами, – Ели, пили? Поплакали, покакали? Все живы, здоровы? Самочувствие нормальное? Спать когда? – он задал дежурные привычные вопросы, чтобы прощупать ситуацию, контролируя происходящее, и со спокойной совестью отправиться разбираться с анкетами дальше, чтобы уложиться в горящие сроки. – Естественно, начальник. Всё в ажуре. Вечеринка в самом разгаре. Юху-у, – задорно протянул Хосок, переводя камеру на Мина, который натянуто улыбнулся, махая ладошкой, – Спать пока не планируем, я отпишу на этот счёт. Как всегда впряг Юнги делать за меня грязную работёнку, а сам сниму все сливки. – Вижу-вижу, время идёт, а ничего не меняется. Сок-сок-и у нас кисейная барышня, – добросердечно улыбнулся Тэхён, сладко потягиваясь, зевая и громко хрустя спинными позвонками. – О-о, Иисус наш Христос, кому-то пора на пенсию, старина, – скривился в ужасе Хосок, отпивая солидный глоток вина и чувствуя то, как тело слегка стало ватным. – Ещё чего, спишь и видишь, как бы поскорее от меня избавиться. Я пока что в самом соку. Цвету и пахну. Таки благоухаю, – Ким помахал ладонью у лица, прикрыв глаза и как бы принюхиваясь. – Ну, коне-ечно, этого у тебя не отнять, только не забудь после себя песок подмести, пердун, – хохотнул Чон, дразнясь. Из-за разницы в возрасте подобные шуточки в их тандеме давным-давно стали привычными, хотя Тэхён был старше донсёна всего на год. – Ой, всё, пакость ты эдакая, – отмахнулся Ким, – Перед сном обязательно отзвонись, я буду ждать. И на сообщения отвечай. – Есть, сэр. Люблю тебя, малыш Тэ-тэ. Мне грустно, что я не могу тебе помочь, – Хосок раздосадованно покачал головой, поджимая губы и глядя на уставшего Кима с глубокими мешками под глазами. – Порядок, солнце. Тоже люблю. Чмок в пупок, – устало улыбнулся Тэхён, махая рукой, прощаясь и сбрасывая звонок. Чон громко вздохнул, откладывая телефон в сторону и оборачиваясь в сторону Юнги, который опёрся поясницей о столешницу и сложил руки на груди, медленно отпивая вино из своего бокала. В духовке уже стояла лазанья, раковина заполнилась до отказа, образовав горку из кухонной утвари. – Если хочешь побыть один, я могу уехать. No offense. Всё в порядке, – прервал тишину Хосок, нервно зачёсывая волосы назад. Ему совершенно не нравилась образовавшаяся атмосфера, но это всё равно должно было рано или поздно случиться. И вот момент настал. – Не хочу, – покачал головой Мин, утомлённо потирая лицо и понятия не имея, как начать разговор, хотя вариантов не имелось шибко много, – Что ты чувствуешь ко мне, Сок-а? – он наконец поднял взгляд на донсёна, который даже немного вздрогнул, словно получив пощёчину, ведь данный вопрос и был тем самым пугающим аспектом происходящего между ними. Чувства. Грёбанные чувства. Почему всё всегда вертится вокруг дурацких чувств? – Я не могу знать точно, – Хосок поджал губы, начиная смотреть куда угодно, только не на Мина. Тот, казалось, пытался просверлить в нём дыру своим тяжёлым взглядом, – В любом случае, что это изменит? Потому что сейчас всё выглядит так, будто ты пытаешься усидеть на двух стульях. Если не я, то Дахён. Метод исключения, Юнги? Серьёзно? – вот именно поэтому Чон не считал удачной идею обсуждения данной темы. Как бы он того не хотел, но некоторые довольно негативные эмоции всё же скопились в его голове за время их так называемой ‘интрижки’ – Я не знаю, Сок-а. Я запутался, – хён и сам не понимал, как разобраться в себе. До появления Хосока всё казалось простым как дважды два, сейчас же жизнь превратилась в настоящий хаос, который неумолимо затягивал в свой водоворот. – Блять, Юнги, я, конечно, очень сильно извиняюсь, но ты реально долбоёб и устроил проблему на пустом месте. Тебе, блять, двадцать семь, чувак! Двадцать семь! Ты собрался жениться на нелюбимой девушке, чтобы, якобы, рационализировать свою жизнь, действовать из соображения ебучего прагматизма, какого хера, бро? – Чон раздражённо закатил глаза, – Я тут вообще, по сути, мимо проходил, тебе в себе разобраться нужно. У меня, конечно, тоже крыша подтекает, как ты уже успел указать, но, раз уж такая пляска, я предпочту высказаться и попытаться поставить твои мозги на место. Ты вообще понимаешь, что делаешь? А главное, нахуя? Тебе не пятьдесят, не шестьдесят и не семьдесят, чтобы учинять подобное дерьмо. Какой, блять, прагматизм? В чём проблема найти человека, к которому ты будешь испытывать чувства, и который так же будет подходить по твоим ёбнутым пунктам? К пунктам, кстати, тоже есть определённые претензии, потому что эта пугающая херня выглядит так, словно ты не строишь отношения с человеком, а грёбанный йогурт в магазине выбираешь. Мне похуй, я высказался, если до тебя не дойдёт – пожалуйста, устраивай в своей жизни и дальше танцы с бубнами без какой-либо на это причины. Сам-то себя спроси, ты реально хочешь быть несчастным, но ебать прагматичным всю жизнь? А Дахён такая жизнь нужна, ты её спросил? Наверное, в этой ситуации больше всего жалко её, а не тебя, который пытается играться людьми как тряпичными куклами, – Хосок был разгорячён, он даже понятия не имел, сколько в нём на самом деле было злости на происходящую ситуацию. Донсён громко поставил бокал на столешницу и спрыгнул с неё, чтобы подойти к рюкзаку, достать пачку сигарет и отправиться на балкон, в попытках хотя бы немного остудить голову. Стоило распахнуть дверь, как в лицо ударил резкий порыв свежего летнего ветра, который принёс запах какой-то еды из ближайшей забегаловки в стиле ‘американского фастфуда’. Чон подкурил себе и глубоко затянулся, после выпуская большое облако серого густого дыма, мгновенно взвившего в ночное небо. Обычно в городе было едва ли видно звёзды, поэтому Хосок по старой детской привычке начал пересчитывать немногочисленную россыпь блестящих огоньков. Во дворе был слышен привычный собачий лай, людской гул и даже крики детей, родители которых, видимо, решили погулять подольше на выходных. С балкона открывался вид на такую же многоэтажку, где горел свет практически во всех окнах, по правую руку стоял достаточно большой торговый центр со светящимися неоновыми вывесками, по левую же петляли дворы, уходя вглубь. Едва ли стоило окурку первой сигареты улететь вниз, как донсён зажёг следующую. Бардак в голове категорически отказывался раскладываться по полочкам и будто становился всё хуже и хуже с каждым мгновением. Господь Всемогущий, грёбанный Мин Юнги порядком надоел устраивать свой прагматический цирк. Хосок видел суть проблемы хёна, – семья, все дела, но ведь воплотить свою идею он мог бы и другим способом, какого хрена нужно было находить девушку, к которой ты относился как к предмету интерьера? Практичная, удобная, не мешается под ногами. Чону нравилась Дахён, он мельком видел фото с ней на странице Мина в ‘фейсбуке’, всё, что слышал о ней, описывало девушку лишь в позитивном ключе. Хосок считал, что Юнги несправедливо втянул в свои заморочки слишком много людей, эгоистично думая лишь о себе. Донсён перегнулся через бортик балкона, слегка нависая над двориком и разглядывая маленьких, бегающих, забавных детишек, играющих в салочки, пока за ними задорно прыгал развеселённый лабрадор. Идиллия. Возвращаться в квартиру не хотелось. Балконная дверь за спиной как назло распахнулась. Чону не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто же там решил нарушить его покой. – Сок-а, – негромко позвал Мин, – Пойдём. – Я ещё постою, – сдержанно ответил донсён, поджимая губы. Юнги подошёл со спины, мягко обнимая за талию и прижимаясь щекой к левой лопатке, чтобы слышать биение сердца, которое непокорно ускорилось от прикосновений хёна. Мин уткнулся носом в линию позвоночника, начиная подниматься вверх, до затылка, после нежно целуя его и опаляя горячим дыханием шею. – Прости, – виновато произнёс хён, совершенно не имея понятия, как исправить ситуацию. И так хлипкий карточный домик подкосился, в итоге развалившись к чертям собачьим. – Я не обижаюсь на тебя, – покачал головой Хосок, действительно не считая произошедшее ссорой, – Мне ничего от тебя не надо, Юнги. Я не хочу, чтобы ты бросил Дахён ради меня, я не хочу вступать в отношения с тобой. Ты просто важен мне. А важных для меня людей можно пересчитать по пальцам. Я боюсь, что ты сделаешь большую ошибку, о которой пожалеешь и будешь пожинать горькие плоды. Ты знаешь, что мы перестанем общаться после свадьбы, и я с чистой совестью смогу сказать, что попробовал помочь тебе, – он развернулся, дабы вернуться в квартиру и пройти обратно в кухню. Мин прошёл вслед за ним, – Я всё же поеду домой, Юнги. Не думаю, что оставаться здесь на ночь хорошая идея, – сейчас у Хосока было лишь одно желание – освободиться от уз, которыми его связал хён, эмоциональных качель и недосказанности. Кажется, ему и вправду надоело играть в поначалу казавшиеся забавными игры. Всё это виделось веселым до поры, до времени, пока не подключились настоящие эмоций, которых как раз и боялся Чон последние семь лет. Сейчас отличным решением он посчитал лишь сбежать. Мин почувствовал, как его сердце сковал больной спазм, внутренности скрутило, к горлу подошла тошнота. Он встал посреди комнаты, наблюдая за тем, как донсён молча собирался. Воздух стал будто бы осязаемым, звенящим и похожим на толщу воды, которую было невозможно пробить. Мимоходом Хосок достал телефон из кармана и бегло отписал несколько сообщений. 01:35 конфетка малыш ты где 01:37 кукки ау дома что такое ?? 01:37 конфетка приеду ? 01:37 кукки естественно вызвать такси ? 01:38 конфетка я сам буду через двадцать минут ожидай – Сок-а, не надо, не уходи, – попросил Юнги, чувствуя себя невероятно мизерным, слабым, жалким. Будто бы всё вышло из-под контроля, хотя, на самом-то деле, так было уже очень давно, просто он отказывался это признавать. – Пока не забыл, – донсён надел лавандовые кеды и достал из своего рюкзака кружку с обложкой мюзикла ‘труп невесты’, протягивая Мину, – Выглядит как жестокая шутка, – он подавил невесёлый смешок, понимая всю комичность ситуации, – Но ты говорил, что любишь Тима Бёртона и этот фильм. Увидел в закоулочке каком-то со всякими мелочами, безделушками, вспомнил о тебе. Хён растерянно смотрел то на Хосока, то на подарок. Его распирало от нежности, чуткости и тепла Чона по отношению к нему, ведь тот запомнил даже настолько, казалось бы, совершенно неважную мелочь. Юнги говорил об этом лишь раз, когда они втроём с Тэхёном гуляли ночью по набережной, решив выпустить пар после тяжёлого рабочего дня. В то же время на грудь давил словно тяжёлый неподъёмный камень из самобичевания, печали и непонимания происходящего, непонимания самого себя. Хён окончательно и бесповоротно запутался в том, чего желал, к чему стремился, чего на самом деле хотел от своей жизни. Чон пытался растолкать его. Мин не знал, какую сторону стоило принять. С одной – то, во что он верил большую часть сознательной жизни, с другой – мнение донсёна, тобишь преобладающего большинства людей. Пойти на поводу у влюблённости значило прыгнуть в небытие, слепо и безрассудно следуя за чувствами, никакой стабильности, никаких точных планов, просто путь наощупь. – Ты запомнил, Сок-а… – растроганно прошептал Юнги, но тут же с нажимом провёл по лицу ладонью, потому что был не в силах остановить уходящего Чона. Было невероятно плохое предчувствие, словно тот уже не вернётся, как только перешагнёт порог его квартиры, – Давай поговорим, всё можно обсудить. Ты действуешь сгоряча. – Ну, я же живой человек, а не йогурт с полки, – безразлично пожал плечами донсён. Они с Мином были совершенно с разных планет, противоположные полюса, и идти навстречу друг другу не имели желания, – Иногда у меня есть чувства, чувак, – Хосок опустил взгляд на свой телефон, – Такси приехало, надо бежать. Спасибо, что позвал в гости, было круто. Доброй ночи, Юнги, – он открыл дверь и резво начал спускаться по лестнице, провожаемый опечаленным взглядом хёна, которого разрывало изнутри от происходящего, а к горлу подошёл удушающий, плотный, склизкий ком. Вот дерьмо. *** По всей просторной студии вовсю пахло картошкой фри, наггетсами, ‘колой’ и ‘спрайтом’. Большой матрас с чёрным постельным бельём и двумя огромными пышными одеялами находился в левом углу. Громоздкая полка разделяла пространство на две части, на ней стояли многочисленные горшки с кактусами, фикусами, где-то расположились стопки книг, рамки с фотографиями с семьёй, друзьями. В дальнем правом углу стоял чёрный стол с компьютером и большим, крутящимся, игровым креслом. Напротив него был небольшой бордовый гарнитур, вмещающий лишь всё необходимое. – Я тебя люблю, малыш, ты знаешь об этом? – нежно выдал Хосок с набитым ртом, жуя невероятно жирный бургер со свининой. Он сидел на бёдрах донсёна, который облокотился о стену. – Не знаю, солнышко, – покачал головой Чонгук, аккуратно массируя ляжки хёна, чтобы расслабить мышцы, – Ни ответа, ни привета три дня, конфетка, – он улыбнулся, рассматривая весь перепачканный горчичным соусом рот Хосока – тот казался ему чрезвычайно милым, домашним, родным. Чонгук, как и сам хён, поначалу рассчитывал на простой приятельский перепихон. Так произошло в первый раз, второй, а потом по накатанной. Секс дружбе не помеха, верно? Особенно качественный, пылкий и яркий. Это казалось удобным, один звонок и готово, не надо париться, удручать себя знакомствами, бессмысленными разговорами и походами в увеселительные места, которые становились отнюдь не весёлыми, когда нужно позарез выпустить пар, а не делать вид, будто тебе ну очень интересен поддатый собеседник напротив. Но, вот незадача, пиздец подкрался незаметно. Со временем донсён начинал смотреть на кокетливого, горячего и импозантного Хосока другими глазами. Стал замечать больше деталей, милых привычек, перенимал фразочки, появилось больше общих шуток, постепенно общение лишь в кругу компании чаще стало тет-а-тет. Когда Чонгук осознал, что влюбился по самые уши, то понял – пахнет жареным. Учитывая то, какую репутацию имел хён, – а она была не шибко позитивная, – всё по понятным причинам становилось куда сложнее, чем простые ухаживания, конфетно-букетный период и прочие романтические прелести. Хосок не давался от слова совсем, был строптивым, непокорным, желал свободы, но и Чонгук оказался не промах, взялся окучивать мама не горюй, упрямствовать и качать свои права. Он знал, что не завоевал сердце хёна целиком и полностью, но уверенно к этому стремился, сдаваться не собирался, стопроцентно был уверен в себе. Потому что Чонгук уже считал Хосока своим, а своё отдавать не привык и в планах менять это не было. Другие ухажёры хёна не являлись для него помехой, лишь временной трудностью, с которой можно справиться на раз-два. Проще пареной репы. С самооценкой донсён проблем не имел, справедливо считая свою персону лучшим кандидатом на место парня Хосока. Остальные банально не могли приложить столько же усилий, сколько с легкостью прикладывал он. – Больше не буду, – заверил Хосок, виновато глядя блестящими оленьими глазками – работало всегда на пять с плюсом. Чонгук жёстко взялся за бёдра хёна, собственнически сжимая, – Извиняться я умею хорошо, – он ухмыльнулся, вытирая рот салфеткой и наклоняясь к донсёну, чтобы настойчиво мокро поцеловать, ласкаясь языками, – Хочу тебя пиздец, – прошептал Хосок прямо в чужие влажные губы и громко протяжно застонал, закатывая глаза, стоило Чонгуку резко толкнуться бёдрами, при этом крепко сжимая талию. Ему уже не терпелось перейти к главной части банкета, которая должна была явно повысить настроение после произошедшего. Хотелось к хренам собачьим забыть про Юнги и его бесконечные загоны, которые тот, видимо, собирался распространить на каждое живое существо в радиусе ста километров. Не стоило с ним связываться изначально, задорные игры того не стоили. – А теперь поведай мне, красавица, с кем ты виделся? – неожиданно напрямую спросил донсён, резко отстраняя Хосока от себя. Его голос стал твёрдым, напористым, глаза недобро сверкнули, а дыхание потяжелело, – Давай только без сказок, конфетка. Мне не нравится, когда меня водят за нос. Интересные у тебя сегодня племяннички были, да? То-то ты в раздрае приехал. Хосок оторопел, прекращая двигаться, и посмотрел на Чонгука, непонятливо хлопая глазами. Вот такого поворота он совершенно не ожидал. Какого чёрта? И как изворачиваться в подобной ситуации? – Чего ты там себе опять напридумывал? – попытался отмахнуться хён, играя в дурачка, – Давай сегодня без мозгоёбства, прошу, мы не трахались три дня, у меня стоит с тех пор, как я за порог ступил, – он недовольно надул губы, заломив брови, но несмотря на это всё равно принялся мягко массировать кожу Чонгука на голове, проходясь ноготками и пропуская сквозь пальцы мягкие каштановые волосы, которые сегодня были особенно пушистыми, и оттого донсён казался более очаровательным и тёплым, чем обычно. – Что значит мы не трахались? – голос Чонгука стал ещё холоднее, ему не хотелось ругать Хосока, но он отлично знал, как тот умел изворачиваться словно уж на сковородке, отчего приходилось использовать не самые приятные методы. – Да не трахал меня никто, Чонгук! Ни одна живая душа! И ты сам это прекрасно почувствуешь, когда засунешь свой член в мою задницу! Чем скорее, тем лучше! Давай, давай, давай, отымей меня хорошенечко, потом с твоими нападками разберёмся, – Хосок торопливо попытался снять с донсёна серую свободную футболку, но тут же был остановлен. – Никакого секса, пока мы не обсудим, какого хуя ты шифруешься уже больше месяца. Думаешь, я тупой? Прекращай держать меня за несмышлёного дурачка, солнце, – недовольно нахмурился Чонгук, подозрительно щурясь и крепко держа хёна за бёдра, чтобы тот не попытался в очередной раз благополучно слинять, оставив все вопросы без ответа. Обида бушевала внутри. Слушать ложь было ой как неприятно, особенно от человека, которого ты любил уже не первый год. Больше всего пугал даже не секс на стороне, а именно чувства, которых так долго и упорно добивался он. – Это манипуляция! – раздосадованно воскликнул Хосок, не имевший никакого понятия, за что ему устраивали уже второй подряд концерт за сутки. Не хотелось конфликтовать с обожаемым малышом-донсёном, который надумал им отношения, играл в них, и сам же искал поводы для ссор. Но впервые за всё время Хосок задумался, а что если? Что если попробовать хотя бы раз? После общения с Юнги длиною в полтора месяца, он будто посмотрел на своё отражение в зеркале. Мин не мог отпустить проблемы, не решал их и отнекивался, таким образом отравляя существование не только себе, но и тем, кто был рядом. Хосок попытался взглянуть на собственную ситуацию с другой стороны. Что будет, если просто, чёрт возьми, попробовать? Переступить через себя? Перестать прятать голову в песок, наконец. Зачем ставить на личной жизни крест? Да, это было невероятно больно. Да, раны частично до сих пор саднили. Но прошло семь лет. Не пора ли отпустить и сделать глоток свежего воздуха? Только вот с Юнги подобное проворачивать не хотелось даже несмотря на влюблённость. Они просто потопят друг друга, не выдержат давления и беспомощности. Если уж вступать в отношения, то Чонгук был идеальным претендентом, лучше некуда. – О-о, ещё какая, конфетка. Давай помогу тебе. Женатик по вкусу пришёлся, я так понимаю? – тон голоса донсёна стал злее, вкрадчивее. Хосок ошарашенно громко втянул воздух, застыв, будто статуя, и мгновенно дал себе за это мысленную пощёчину, потому что очевиднейшим образом сдал всю контору с потрохами, даже не дав шанса на пути отступления, – Сука, так и знал, – зло выплюнул Чонгук, кривясь в отвращени, – Я сразу увидел, как он на тебя смотрел. Разберусь с этим позже. Рассказывай, принцесса. Хосок громко вздохнул, закрывая глаза на несколько мгновений. Отнекиваться не было никакого смысла, Чонгук всегда добивался своего, и глубоко внутри хён знал, что любил эту часть характера, – она заводила. И заводила невероятно сильно. Хосок резко схватил донсёна за шиворот футболки, притягивая вплотную, и пылко поцеловал, свободной рукой вцепляясь в запястье Чонгука и заводя себе за спину, чтобы тот обхватил его талию. – Блять, какой же ты сексуальный, мать твою. Почему ты так горячо меня отчитываешь? Господь Всевышний, дай мне сил. Отшлёпай меня, нахуй, – Хосок начал расстроенно жаловаться, при этом обиженно прыгая на месте. Донсён не выдержал, добродушно рассмеявшись и чмокая яремную ямку хёна, щекоча горячим дыханием шею, – Ну, пожалуйста, Кукки! Трахни меня! – Обязательно трахну, – согласно кивнул донсён, – Когда расскажешь мне, что ты от меня скрывал всё это время. Ещё не говоря о том, какого хуя ты от меня всё скрывал, – он поджал губы, чувствуя себя обведённым вокруг пальца. Откровенно говоря, естественно, чёрт возьми, подобное приносило боль невиданных масштабов и, если Чонгук не показывал полноту своих эмоций, это далеко не значило, что их не было. – Потому что вот! Вот, что случается, когда ты собственничаешь! У меня нет выбора! – Хосок сердито нахмурился и ткнул указательным пальцем в крепкую грудь Чонгука, – Что мне с тобой делать предлагаешь? Крутишь и вертишь мной как юлой, маленький наглый засранец. Ещё и горячий какой, говнюк, – принялся ворчать он, сложив руки на груди. – Я долго буду ждать? Ты мне всё равно всё расскажешь. Ты сам об этом прекрасно знаешь, – взгляд донсёна оставался бесстрастным, но руки лежали на талии – там, куда их положил Хосок, – И чем раньше, тем лучше, детка. Не заставляй меня повторять. – Давай пойдём на компромисс, юный террорист. Я буду рассказывать, пока ты будешь меня отменно трахать. Идёт? – предложил хён, понимая, что его и так припёрли к стенке, но из этого тоже можно было попробовать получить выгоду. Чонгук удивлённо приподнял брови, после грязненько ухмыляясь: – Вот это моя конфетка, – довольно похвалил он, смачно шлёпая хёна по заднице, после со всей силы сжимая ягодицу, – Лады. Иди ко мне, – донсён взял Хосока за подбородок, притягивая для грубого поцелуя, в который Чонгук попытался вложить хотя бы часть своих эмоций. Происходящее выбивало из колеи, грёбанный женатик положил глаз не на того человека, донсён был не из робкого десятка и за своё собирался биться до последнего. Хосок стянул свой пуловер, путаясь в рукавах, а после и футболку Чонгука, откидывая в сторону и тут же издавая измученный стон от одного вида подтянутого тела, которое каждый раз срывало крышу к чертям собачьим: – Блять, какого хуя, Кукки? Ты ебучее порождение самого Дьявола. Хён удивлённо ахнул, когда Чонгук подхватил его, сразу же подминая под себя и нависая сверху, оглядывая с ног до головы. Он рассматривал взъерошенные, пушистые, рыжие волосы, родинку на губе, глаза, полные не только похоти, яркого желания, но и любви. Хосок действительно любил своего малыша-донсёна безусловной любовью, практически константой, но это была не совсем та любовь, которую хотел бы Чонгук. Сегодня что-то изменилось, будто щёлкнул выключатель, Хосок словно пробил толстый многолетний лёд, выбрался из-под него. Он хотел изменений впервые за ужасно долгое время, и это чувствовалось освежающе. – Диву даюсь, детка. Ты у меня загляденье, – ласково произнёс донсён, слегка глуповато улыбаясь. Несмотря на никуда не девшуюся обиду, он просто не мог не говорить вслух свои мысли, которые бесконечно клубились в голове. Чонгук видел хёна так же, как и два года назад, когда влюбился в него. Тот казался ему великолепным, идеальным, будто вылепленным опытным скульптором, который приложил к своему творению знатные усилия, желая прыгнуть выше головы, возвести в абсолют. – Ой, да прям, – Хосок махнул рукой на донсёна, принимаясь неуклюже стягивая свои джинсы. Он считал себя достаточно симпатичным, горячим, но не прямо-таки неотразимым, хотя на людях, естественно, этого никогда не показывал и всегда вёл себя так, будто являлся чуть ли не корейским Робертом Паттинсоном, – Не лакейничай, выдумщик, – хён стянул с Чонгука домашние шорты вместе с боксёрами, игриво закусывая губу. – Я не лакейничаю! Смотри, конфетка, – Чонгук нежно чмокнул макушку хёна, – Вот тут красиво, – затем кончик носа, – А тут ещё лучше, – спустился к губам, – Не может бы-ыть, но, кажется, это местечко даже краше прежнего, – он ласково улыбнулся разрумянившемуся Хосоку, который толкнул его в грудь, отводя взгляд. – Ну, Ку-укки, не болтай ерунды, – смущённо забормотал хён, снова удивляясь тому, насколько же действительно сильно любил его Чонгук. Носился с ним, неугомонно добивался, всегда находил время, место для того, чтобы побыть рядом. Сложно было припомнить хоть раз, когда бы донсён не согласился на встречу. Стоило отправить весточку, как тот уже летел на всех парах. – Устами твоего молодого человека глаголет истина, – Чонгук поиграл бровями, чмокая яремную ямку, – Погляди, какая прелесть, – после проходясь по выпирающим ключицам мелкими поцелуями, – В этом месте тоже идеально, как же так? – опускаясь по груди, – Восхитительно, – небольшому животику, – Очаровательно, – мягкой и чувствительной внутренней части бёдер, – Бесподобно, – острым коленкам, – Прекрасно, – упругим голеням, – М-м… – он пытался припомнить ещё подходящих прилагательных, пока Хосок лежал красный аки спелый помидор прямиком с грядки, смотрел в потолок и боялся вздохнуть лишний раз. Обычно любовникам не удавалось его смутить, но донсён был исключением из правил практически по всем фронтам. У них имелись достаточно сильная связь, взаимность, привязанность, долгое общение, поэтому хён относился к нему иначе, давал огромное количество привилегий, заботился и дорожил, – Великолепно! – наконец победно выдал Чонгук, далее целуя костлявые лодыжки, – Просто отпад, – хохотнул он, истратив запас эдаких эстетичных комплиментов и переходя к ступням, – Высший класс, – Хосок закрыл лицо руками и измученно застонал, когда донсён принялся чмокать каждый палец его ног, – О! Роскошно! Чонгук, смеясь, поднялся обратно, чтобы быть напротив лица хёна, и навис над ним. – Вот видишь, восьмое чудо света, я тебя обманывать не стану. Ты само совершенство. Выше всяких похвал, – ласково произнёс донсён, заправляя рыжую прядку за ушко, когда Хосок раздвинул лишь два пальца, чтобы видеть его одним глазом. – Какого фига, Кукки? Я хотел, чтобы ты меня трахнул, а не довёл до сердечного приступа, дамский угодник! – возмутился хён, который, казалось, стал пунцовым с головы до ног, – Я тебя теперь стесняюсь, как мы будем ебаться? – раздосадованно протянул Хосок, чувствуя, как даже смотреть на донсёна было неимоверно смущающе. То, что сделал Чонгук вогнало его в ступор. Это было очень, очень, очень слишком. В груди затрепетало будто грёбанное стадо дурацких бабочек, которые подобрались к самому горлу, заставляя его першить. – Ты на самом деле такой застенчивый, крошечка, – снисходительно покачал головой донсён, умиляясь тому самому настоящему Хосоку, который открывался в подобные моменты. Поначалу он, наслышанный рассказами ребят из компании, ошибочно полагал, что хён действительно чуть ли не выбравшийся прямиком из ада Иуда, и первые их встречи, как ему тогда казалось, лишь доказывали это, но стоило затронуть правильные струны, нащупать уязвимые места и добраться до глубины, не смотря только на оболочку, как проявился искренний, чуткий и трепетный Хосок. Чонгуку нравилось ощущать свою исключительность и уникальность. Нравилось быть особенным для хёна. – Это ты невозможный, а не я застенчивый, – буркнул Хосок, титаническими усилиями заставляя себя убрать руки от лица и потянуться к давящему довольную лыбу донсёну, чтобы обвить того за шею и притянуть к себе, мокро напористо целуя. Их шумное дыхание смешалось, стало гуще и тяжелее. Хён, царапая ногтями, нажимом провёл по загривку Чонгука, издавая протяжный стон, когда он звонко шлёпнул его по бедру. Стоило их губам отстраниться друг от друга, как между ними осталась тонкая ниточка слюны. Хён смотрел в глаза напротив и в очередной раз испытывал… Благоговейный страх? Что-то вроде того, ведь в тех плескались настолько сильные эмоции, пылкость, но при этом покорность, грубость, тут же смешиваемая с мягкостью, восхищение, неимоверная тяга. Отчасти, Хосок завидовал ему, ведь уже слишком долгое время не мог увидеть подобного в своих. Чонгук потянулся за валяющейся у матраса смазкой, после выдавливая себе на пальцы и располагаясь между ног хёна, который приподнялся на локтях, чтобы наблюдать за ним, наклонив голову в бок. – Соску-учился по тебе, гормональная моя мускулистая глыба, – ласково протянул Хосок, слегка шипя и жмурясь, когда в него вошёл первый палец. Три дня без секса давали о себе знать. – Ага, я заметил, – обиженно фыркнул донсён, но для себя подметил, что как минимум сегодня женатику явно не перепало. А на женатика у него были свои планы, ибо негоже к занятым парням тянуть лапы загребущие. Ну, почти занятым. Он работал над этим, – Так соскучился, что планировал, я так понимаю, переночевать у нашего нового приятеля, да? – Планировал, – покорно кивнул хён, уже настроенный не отнекиваться перед Чонгуком, который будет идти напролом, но получит своё любыми путями, – Но не переночевал ведь. Тут сижу в неприглядном положении, свои ножки перед тобой раздвигаю, в любви вон признался, чего ещё от жизни надо, а, окучиватель мой? – приподнял брови он, чувствуя лёгкий дискомфорт от растяжки. – Очень сомневаюсь, что ты от великой тоски решил посетить моё славное жилище, я был слит как минимум до завтрашнего вечера. Что наш женатик натворил? – невесело поинтересовался донсён, поджимая губы и разводя пальцы внутри Хосока. – Если я скажу, как есть, ты додумаешь лишнего, – устало вздохнул хён, не зная, как объяснить ситуацию так, чтобы у Чонгука как минимум не случился инсульт, как максимум – тот не побежал уничтожать всё на своём пути, включая самого Хосока. Ударная волна не пощадит ни одно живое существо. – Как есть говори. С, так сказать, дебюта. Когда это началось? – строго произнёс донсён, планируя узнать всё до единой детали. Он не собирался мириться с тем, что находился в неведении столько времени. – Я не знаю, Кукки. Тэ его привёл полтора месяца назад, а потом начал везде таскать. Вот мы и заобщались, – Хосок сдул мешающую прядку со лба и негромко застонал, когда Чонгук слегка надавил на простату внутри. – Заобщались, значит. Меня заманала твоя общительность уже, золотце, – раздражённо хмыкнул донсён, – А то, что я тебе говорил вообще не волновало? Сразу причём. – Я следовал твоим указаниям! Не трогал я его! Он потом два раза попросил снова! Я просто побесить его хотел, и дело с концом! Мне вот вообще нафиг не нужна была вот эта дребедень! – мгновенно начал оправдываться Хосок, заламывая брови и чувствуя вселенскую несправедливость, свалившуюся на его плечи, потому что два абсолютно точно не состоящих с ним в отношениях человека вдруг решили устроить знатную свистопляску вокруг с какими-то претензиями, чувствами и прочей лабудой, – Жадность фраера сгубила… – расстроенно протянул хён, раздумывая о том, как бы славно ему жилось, не будь он настолько упрямым, фривольным и глумливым. Почему не сиделось на своей очаровательной пятой точке спокойно? Надо же было поиздеваться над дурацким святошей со стадом тараканов в голове. – В какой хочешь? – спросил Чонгук, закончив с растяжкой и обильно смазав стоящий член. Он был единственным человеком, с которым Хосок позволял себе незащищённый половой контакт. Во-первых, донсён являлся очевиднейшим однолюбом, не спал ни с кем, кроме него, и был кристально чист. Во-вторых, хён редко себе в этом признавался, но с Чонгуком отчего-то хотелось быть чуть ближе таким образом, выделить среди других не шибко значимых людей, бывавших в его постели. Своего рода сентименты. – Может, по-христиански? Либо сбоку? – Хосок слегка покраснел, прежде чем чуть тише выдать, – Личико твоё видеть хочу. Ты у меня хорошенький такой, слаща-вый. Конвенционально красивый. То бишь объективно. Факт. Серд-це-ед. Просто симпатяжка, – хён мягко улыбнулся, ласково поглаживая шелковистую кожу на щеке донсёна, который навис над с ним. Глаза блестели искренностью, он всегда считал Чонгука идеалом по всем фронтам, ему проигрывало подавляющее большинство, вне конкуренции. – Да что ты такое говоришь? Задобрить меня решил, хитрюшка? – слегка оттаяв, хмыкнул Чонгук, чувствуя разлившееся тепло в груди, сжавшее сердце. Он облизнул губы и приоткрыл рот, громко выдыхая, когда начал медленно входить в хёна и чувствовать то, насколько сильно его сжимали узкие до невозможности горячие стенки. – Бля-ять, ну наконец-то! – Хосок выгнулся в спине, издавая облегчённый стон, и притянул к себе донсёна для глубокого мокрого поцелуя с языком, сразу же ощущая грубые ускоряющееся толчки внутри, – Зачем мне тебя задабривать, если ты пиздец какой горячий, когда злишься? Сейчас ещё и всю душу из меня вытрахаешь, вон какой недовольный, – он игриво закусил губу, сцепляя лодыжки за поясницей Чонгука и обнимая его за плечи, чтобы быть ещё ближе. Смазка начала неприлично хлюпать, раздавались громкие частые шлепки. – Естественно, я, блять, недовольный, конфетка, тебя кто-то смачно поёбывает на стороне. Может, мне праздничный колпак надеть, фокусника с зайчиком в шляпе позвать и зажечь свечи на торте? Ровно столько, сколько он тебя имел. Как тебе идея, детка? – сердито нахмурился донсён, впиваясь в мягкое бедро рукой и сжимая до бурых отметин – так, чтобы в очередной раз обозначить свою территорию, оставив синяки. – Тогда на свечах сможешь сэкономить, – хмыкнул Хосок, сохраняя пылкий зрительный контакт с Чонгуком. Ему нравилось смотреть на донсёна во время секса, наблюдать за его эмоциями. – Он тебя не трахал? – спросил Чонгук неверящим тоном и выгнул бровь, подозрительно щурясь, ведь был убеждён, что любовнички развлекались далеко не раз и не два. – Не трахал, я уже говорил тебе-е, – Хосок растянул последнюю гласную и закатил глаза, когда член особенно сильно прошёлся по простате, – Не ебал меня никто, кроме тебя, уже лет сто, утихомирься, Ромео. Ты всех распугал, в компашке со мной рядом дышать боятся, какой там секс. Чонгук гордо ухмыльнулся, довольный своей работой, потому что давно занимался, так сказать, тщательной обработкой ухажёров, желающих положить глаз на хёна, и популярно объяснял, как, что и к чему. Времени зря не терял, в общем. Один женатик отличился, на месте усидеть не мог. – Не врёшь? – всё же решил уточнить Чонгук, внимательно вглядываясь в лицо напротив, чтобы уловить малейшие изменения, но хён и глазом не моргнул, лишь продолжал звучно стонать, заламывая брови, когда темп контрастно сменялся с медленного на быстрый. – Ага, попробуй соври, ты меня в порошок сотрёшь. С потрохами съешь. Скажу тебе больше, у меня были все возможности сделать это, – произнёс Хосок и действительно не приукрасил, ведь действительно смог бы переспать с Юнги, если бы захотел, тот просто не сдержался бы под напором и соблазном. Хосок сам контролировал ситуацию, держал в узде, не давал им зайти дальше положенного. Ну, как положенного. До прямого обмена слюнями и естественными выделениями, – Так что только для тебя моя розочка цветёт, сексуальный авантюрист, – хохотнул хён. – Даже не целовались? – продолжал прощупывать почву Чонгук. На душе, конечно, немного отлегло, но он прекрасно осознавал, что где-то был нехилый подвох, и, кажется, начинал догадываться – какой. – Не-ет, – протянул Хосок, зажмуриваясь и откидывая голову на подушки, почувствовав то, насколько жёсткими и грубыми стали толчки, ритм не сбивался, оставаясь точным и методичным. Как доктор прописал. Донсён работал на славу. Как швейцарские часы. – Ни разу? – Чонгук опустился к шее хёна, принимаясь влажно целовать, попутно оставляя яркие бордовые отметины в каком-то нещадном количестве, будто стараясь и места живого не оставить, но Хосок не останавливал его, лишь застонал ещё громче, впутывая руку в густые каштановые волосы и притягивая к себе ближе, ближе, ближе. Всё равно спорить с Чонгуком было бесполезно, он в любом случае сделал бы то, что задумал, а хёну нравилась эта властность, да побольше. Если бы было иначе, их отношения давно сошли на нет, какие бы конские усилия не прикладывал донсён. Насильно мил не будешь, Хосоку нравился Чонгук. Более чем. – Ни разу, – громко выдохнул хён, оттягивая Чонгука за волосы от своей шеи, чтобы жадно поцеловать, – Но лапались, – честно признался Хосок, желая раскрыть все карты сразу и не ходить вокруг да около, раз уж пошла такая пьянка. Донсён сразу же напрягся, играя желваками и создавая остервенелый темп, при этом шлёпая и так измученное бедро до ярко-красной отметины в виде большой ладони. – Много? – напряжённо спросил Чонгук, заглядывая в глаза хёна, который закусил уже измученную губу и нахмурился, пытаясь продолжать концентрироваться на разговоре, а не на том, как идеально точно член донсёна проходился по простате с каждым новым толчком. – Достаточно. Виноват я, сам полез, – Хосок ответил честно, хоть и понимал, что рыл сам себе яму, но не желал, чтобы Чонгук думал, будто виноват был лишь Юнги, который, по сути, вряд ли сделал какие-либо поползновения, если бы не бесконечные издевательские попытки соблазнения со стороны Хосока. Рядом завибрировал телефон, и Чонгук молниеносно схватил его так, словно хён хоть раз в жизни пытался бороться с подобными собственническими атаками. Он хмуро посмотрел на дисплей, видимо готовясь уничтожить его к чертям собачьим, если бы там появился бедняга, который бы пришёлся ему не по вкусу. В данном случае этим беднягой был Мин. – Тэ, – безразлично произнёс донсён, расслабляясь и отдавая телефон Хосоку, который тут же принял вызов. На экране появился лежавший на подушках и уже практически уснувший Ким. Его волосы были спутаны настолько сильно, что стали похожими на птичье гнездо, глаза держались открытыми на честном слове. Он щурился от света экрана и пытался вглядеться в изображение. – Наше почтение, капита-ан, – сказал Хосок, переходя на стон, потому что Чонгук даже не удосужился остановиться, невозмутимо продолжая совершать размеренные толчки, – Мы трахаемся, у тебя что-то срочное? – Какая прелесть, – Тэхён скривился в отвращении, но в голосе не было удивления, будто увидеть занимающихся сексом Хосока и Чонгука являлось чем-то совершенно обыденным для него. Ах, да, точно. Ведь так и было, – Хотел узнать, как дела и нормально ли доехал, но, в принципе, открывшаяся дивная картина говорит сама за себя. Прямо-таки мой любимый канал. ‘Animal planet’. – Не стоит благодарности. Рады быть полезными, – довольно хмыкнул Хосок, – Бля-ять, Чонгу-ук, – не сдержавшись, протянул он, распахивая рот и закатывая глаза от наслаждения. – Мне нужен Румпельштильцхен, чтобы он удалил день нашего знакомства. Как в ‘Шрек навсегда’, – вздохнул Ким, пытаясь понять, где же в своей жизни ступил не туда. Хосок задорно хохотнул, видимо совершенно не испытывая никаких позывов совести: – Ты бы умер от скуки, Тэ! – Нет, знаешь ‘мемы’ про будущее, где машины летают, огромные зеркальные небоскрёбы, ебейше зелёные поля и яркое голубое небо? Так вот, это моя жизнь, если бы я не встретил тебя. И Чонгука тоже, – фыркнул Ким, на что Хосок с Чонгуком громко рассмеялись, – Вы в курсе, что нарушаете закон? Это статья. Преступление против свободы, чести и достоинства личности. – Единственное преступление, которое тут происходит, так это слишком охуенный секс. Арестуйте меня, офицер Кукки, – ухмыльнулся Хосок, поправляя прилипшую ко лбу от пота чёлку запыхавшегося Чонгука, – Хотя, существование настолько горяченького офицера должно быть незаконным тоже. – Сушите сухари, гады. За вами уже выехали, – недовольно пробурчал Тэхён, потирая раздражённые глаза, – Разрешите откланяться, я больше не собираюсь наблюдать это грехопадение. Произвол. Ни в какие ворота не лезет. – Сладких сно-ов, – издевательски протянул Хосок, давясь громким смешком. – Пошёл нахрен, мерзавец! – возмущённо крикнул Ким, сбрасывая звонок. Хосок с чувством выполненного долга откинул телефон в сторону, выглядя донельзя довольным и обращая всё своё внимание обратно на донсёна, по вискам которого катился пот. – Матерь Божья, что это за красавчик? И как он оказался в моей кровати? – хён захихикал, надавливая на поясницу Чонгука лодыжками и обнимая за шею, чтобы притянуть вплотную к себе и глубоко поцеловать. Влажные тела скользили друг по другу, смазка пошло хлюпала, а громкие шлепки раздавались на всю и так осквернённую от и до студию. Донсён подхватил Хосока под колени, чтобы слегка изменить позу и угол, после чего тот удивлённо распахнул глаза, со всей силы до боли вцепился в плечи Чонгука и застонал настолько громко, что соседи наверняка не оценили подобный концерт в три часа ночи. Темп ускорился, постепенно становясь хаотичным и беспорядочным. Чёрные простыни уже насквозь промокли и липли к коже. Хён чувствовал то, как бешенно билось его сердце, ударяя по вискам. Все мысли спутались к чертям собачьим, голова опустела. Тело превратилось будто бы в натянутую до предела струну, которая вот-вот должна была с треском порваться. Чонгук крепко сжимал его бедро, попутно с энтузиазмом исцеловывая линию челюсти и громко дыша на ухо. – Господи, твою мать, Кукки, – измученно простонал Хосок, жмурясь и впиваясь в плечи донсёна, после оставляя яркие красные царапины, которые наверняка будут нехило саднить. Он кончил, выгнувшись в спине, даже ни разу не прикоснувшись к себе, чувствуя то, как волна оргазма окатила с ног до головы, заставляя рябить в кончиках пальцев. Чонгук наблюдал за ним с гаденькой пошлой ухмылочкой, довольный своей работой, потому хён выглядел невероятно разваренным, утомлённым и потерянным, словно находился в совершенно ином мире. Донсён мягко и нежно поцеловал его в лоб, не останавливая сильных толчков. Хосок пытался сфокусировать свой взгляд хотя бы на чём-то, но всё оставалось покрытым плотной полупрозрачной пеленой. Чонгук всегда кончал дольше, его приходилось дожидаться с минут пятнадцать точно, поэтому хён лишь периодически стонал, потому что простата продолжала стимулироваться. Он пропускал сквозь пальцы взмокшие пряди волос донсёна, поглаживал раскрасневшиеся щёки и ласково целовал, медленно лениво моргая. Ему нравилось смотреть на Чонгука, любоваться им, приятные тёплые чувства как и всегда грели душу. Хосок даже выучил количество родинок на лице донсёна: одна на носу, две под губой, две на щеках, а ещё была крошечная на ухе. Светлая кожа его лица практически всегда была чистой, шелковистой, не склонной к акне. – Блять, Сок-а, – выругался Чонгук, не успев сориентироваться и кончив внутрь, закусывая губу и издавая протяжный громкий стон. Он прикрыл глаза, откидывая голову назад. С несколько мгновений хён чувствовал, как внутри него пульсировал член и уже знал, что услышит дальше, – Конфетка, у нас тут небольшой казус, – извиняющимся тоном произнёс Чонгук, медленно выходя из Хосока с характерным хлюпающим звуком. – Опять? – вздохнул хён, приподнимаясь на локтях и наблюдая за тем, как из него понемногу вытекала сперма, которой в этот раз было больше обычного из-за их трёхдневного перерыва. В такие моменты можно было с уверенностью сказать, что донсён уж точно своим принципам не изменял и оставался верен. – Пардон, забылся, – виновато улыбнулся Чонгук, наклоняясь, чтобы медленно, чувственно и сладко поцеловать хёна, – М-м, люблю тебя, детка, – промурчал он на ушко Хосока. – Я тебя, конечно, тоже, но ты не ценишь свои привилегии и пользуешься моей добротой, – покачал головой хён. Чонгук потянулся к рулону бумажных полотенец и начал аккуратно вытирать его живот, – Причём всегда. Без промаха. Ни стыда, ни совести. – В следующий раз проверим, – нагло ухмыльнулся донсён, взяв ногу Хосока под колено и ласково поцеловав нежную кожу на внутренней части бедра. Чонгук всегда относился к нему трепетно, аккуратно и осторожно так, как к относятся к какому-то хрустальному произведению искусства, что хранилось сотни лет за стеклянной витриной. Хён не считал себя достойным подобного. Ему всегда казалось, словно донсён видел его слишком приукрашенным, гиперболизированным и… Другим? Ненастоящим будто. Он боялся, что в один день наваждение, эдакое бельмо сойдёт, и Чонгук осознает, кем же на самом деле являлся хён, – Ты такой очаровательный, когда варёный, я не могу, конфетка, это что-то с чем-то, – донсён схватил Хосока за узкую талию и перекатился так, чтобы тот оказался сверху, лицом к лицу с ним. Хён тут же раскраснелся от взгляда, которым на него смотрел Чонгук: обожающим, искренним и чистым. Господь всемогущий, ничего на свете не могло смущать больше, чем такие штучки. – У этого прозвища самая ужасная история в мире, – покачал головой Хосок, тыкая в пимпочку носа донсёна, после ласково заправляя выбившуюся каштановую прядку за ухо. После секса, всплеска гормонов и вагона и маленькой тележки комплиментов, хён чувствовал нежность, привязанность и огромное всепоглощающее чувство любви к Чонгуку. Чёрт возьми, а малец действительно гордо, уверенно и напролом шёл к своей цели. Чонгук хохотнул, припоминая: – Детка, твои родители случайно не кондитеры? – он задорно поиграл бровями. – Нет, – закатил глаза хён. – Тогда откуда у них такая конфетка? – разулыбался донсён, совершенно не стыдясь кошмарно стереотипного способа подбивать клинья. – Я тебя ненавижу, – вздохнул Хосок, – И как только я мог потрахаться с тобой после этого? Загадка мудрёнее бермудского треугольника, да масонов. – Потому что тебе нравится это. Тебе нравлюсь я, мои тупые подкаты, мой характер, моё собственничество, моё смазливое ебальце, моё охуенное тело. Всё во мне, – пожал плечами Чонгук. Он был не из робкого десятка и не стеснялся озвучивать то, что и так висело в воздухе. В этом они с хёном были очень похожи. Прямолинейные, откровенные и непосредственные. Всегда называли вещи своими именами. – Что есть, то есть. Этого у тебя не отнять, – не стал отрицать очевидное хён. Ему совершенно не было стыдно за это, да и разговор у них не раз заходил о подобном. Если бы Чонгук делал то, что не понравилось Хосоку, то давно бы пошёл далеко и надолго. – Мы ещё не говорим о том, что никто из компашки не в курсе, как мы кувыркались до моего совершеннолетия-я, – довольно протянул донсён, расплываясь в нахальной улыбке. – Ты достиг возраста согласия! И был слишком горячим сукиным сыном! Я попаду в ад, – стыдливо зажмурился Хосок, – Растлил меня! Отбою от тебя не было. Не отвяжешься, ей Богу. – А отличный подарок на день рождения помнишь? ‘Ребята, вы идите, я помогу Чонгуку убрать посуду со стола’, – передразнил донсён, и Хосок громко расхохотался. – Помог, нахуй. Мы его сломали, блять, – хмыкнул хён, – У меня в волосах спагетти остались, а на заднице торт. – Я из-за тебя весь вечер со стояком ходил. Ты вообще не церемонился меня под этим самым столом наглаживать. Впору было два праздничных колпака надевать, – хохотнул Чонгук, – Совести у тебя нет, конфетка, от слова совсем, – он покачал головой, глуповато влюблённо улыбаясь, и прикоснулся большим пальцем к губам хёна, приоткрывая их и проводя по ровному ряду нижних зубов. Хосок сначала слегка прикусил палец, после вбирая его в рот и медленно посасывая, лаская тёплым мокрым языком. Его взгляд стал провокационным, хитрым и дерзким. Донсён почувствовал то, как вполне однозначное тепло начало скапливаться внизу живота. Он всегда считал Хосока невероятно горячим, притягательным и запредельно соблазнительным даже до того, как по уши влюбился. И это было абсолютно взаимно. – Полное право имел. Ты тогда надел ебейше сексуальные чёрные джинсы, они твои ляжки накаченные идеально обтягивали, а ещё рубашечка та самая изумрудная с вырезом, которая грудь открывала, м-м… У меня сейчас снова встанет, надо успеть покурить, пусти меня, – Хосок выпутался из рук донсёна под его задорный смех. Хён достал из чёрного комода напротив большую, домашнюю, бордовую футболку Чонгука с эмблемой какой-то баскетбольной команды и резво надел на себя. Его рыжие волосы разлохматились, у щёк появился здоровый румянец, а от неприятного осадка, с которым он уезжал от Юнги, не осталось и следа. Как доктор прописал. Донсён натянул на себя домашние шорты и потянулся к пакету с фастфудом, чтобы выудить пачку с засохшим картофелем фри, который стал по вкусу напоминать бумагу. Хосок взял с подоконника пепельницу, распахнул два окна и сел рядом с Чонгуком, протягивая ему сигарету тоже. Они закурили, две струйки серого дыма взмыли в потолок, сразу же развеваемые летним свежим ветром. – Чувства, получается? – спросил донсён, внимательно глядя прямо на Хосока, чтобы считать все эмоции. – М-м? – непонятливо отозвался хён, выгибая бровь. – С женатиком. Чувства? Не зря же ты с ним носишься столько времени, – невесело произнёс Чонгук, зная ответ наверняка. Хотелось просто услышать это для галочки, не ходить вокруг да около. – Да, наверное, – безразлично пожал плечами Хосок. – Любишь? – голос донсёна был напряжённым. – Не знаю, – честно ответил хён, глубоко затягиваясь. – Почему? – Чонгук не понимал, что такого было в Юнги, чего не было в нём самом. Ему казалось, что тот был невероятно унылым, неинтересным и постным. Сам донсён практически не общался с ним, хотя они все были из одной компании и хорошо знали друг друга. Мин был новичком и больше всего приглянулся именно Тэхёну и Хосоку, которые носились с ним везде, где только можно, таскали на вылазки, приглашали на тусовки и в гости. – Да хуй его знает, Кукки. Про таких говорят ‘гладко стелит’. Говорит красиво, человек сам по себе хороший. Умный. Личико что надо, естественно. Я смущаюсь перед ним, понимаешь? Хочу смутить его, а выходит наоборот. Как-то так, – объяснил хён, сам понятия не имея о природе своих чувств. Что-то дикое, неизведанное. – Понятно, – донсён поджал губы, – А поссорились из-за чего? – Мы не ссорились. Он меня спросил, что я чувствую. Слово за слово, я ему начал объяснять, что ну не женятся так, как он жениться собрался. Прагматизм, говорит, наше всё, – Хосок закатил глаза, – А потом я понял, что ну его нахуй. Что я делаю-то? Без пяти минут женатый человек, какие ночёвки, блять? Не мне, конечно, про совесть вещать, но я конкретно ему насрать в душу не хочу. Пусть у него всё хорошо будет. Если женитьба действительно сделает его счастливым, так тому и быть. Не мне препятствовать этому. Но он в себе запутался стопроцентно, рано ему такие решения серьёзные принимать. Я уверен, Юнги ещё найдёт себе правильного человека, торопиться ни к чему. – Вот это да, конфетка. Не ожидал от тебя эдакого целомудрия, – удивлённо хмыкнул Чонгук, приподнимая брови, – А если бы со мной подобная ситуация была? Как бы поступил? – Ты в себе, Чонгук? – Хосок даже опешил, – Сходи умойся. Естественно, блять. Ты для меня человек далеко не последний. Думаешь, он чем-то лучше тебя, что ли? Окстись. Я же люблю тебя, долбоёб. – Тогда вступи со мной в отношения. Сделай очевидное официальным, – невозмутимо ответил донсён, – Ты видишь, что между нами происходит, я вижу это, все видят это. К чему мы столько времени тянем кота за хвост? – Ты хочешь от меня то, что я не могу дать, – покачал головой Хосок, выпуская очередное облако дыма. – Можешь, – просто ответил Чонгук, спокойно и лениво глядя на хёна, – И дашь, – он говорил это не только из глупой уверенности и детской упёртости. Он знал, чувствовал, понимал, что всё было далеко не просто так. Хосок бы не осторожничал попусту, не носился с ним, запросто делал больно снова и снова, а не слабо отбивался, скорее делая вид, отрицая действительность. Хён озадаченно посмотрел на идущего напролом Чонгука, после выдавая: – То есть, меня не спрашивали? – Нет, – донсён равнодушно пожал плечами, – Я сказал, что получу тебя, и я это сделаю. Меня не остановит ни один твой ёбырь, а уж тем более какой-то женатик, который не может понять, что теряет. И ты ничего с этим не сделаешь. Ни-че-го. Ты – мой. Был моим, остаёшься моим и будешь моим. Ясно? Повисла достаточно долгая пауза, прерываемая лишь утренним щебетом птиц за окном. – Ясно, – в итоге отзеркалил равнодушное пожимание плечами донсёна Хосок. Вот теперь уже Чонгук опешил, удивлённо приподнимая брови: – Ясно? – Ясно, – утвердительно кивнул хён, не меняясь в лице. – Ты будешь со мной встречаться? – решил уточнить Чонгук, не веря своим ушам. Вот это поворот, которого он уж точно не ожидал. – Да, – просто ответил Хосок так, будто не отшивал беднягу уже который год. Донсён даже рот приоткрыл от шока, недоумённо уставившись на Хосока. Спустя несколько мгновений он неверяще прищурился, бегая глазами по лицу хёна в поисках подоплёки, эдакой подковырки, гнильцы. – Не на эмоциях это говоришь? Не из-за ситуации с женатиком? – как бы Чонгук не хотел этих отношений, ему не прельщало оказаться ‘местью’, ‘заменой’ или попыткой забыться. – Отчасти из-за ситуации, – не стал скрывать хён, и это мгновенно ударило донсёну в самое сердце, он задержал дыхание, – У него такие же заёбы, как у меня, понимаешь? Жизнь дала ему отведать знатную кучу дерьма, и теперь он боится обжечься. Я такой же. Проблемы разные, метод защиты – один. Сегодня я будто в зеркало заглянул. Увидел, что вся эта херня в кошки-мышки с самим собой яйца выеденного не стоит, Кукки, понимаешь? Что я, вообще-то, счастливым могу быть, и всё такое. Хуй его знает, поймёт ли он что-то, но я понял. Я никогда не хотел, чтобы он от своей жены ко мне ушёл. И напрямую об этом говорил. Просто было желание помочь или типа того. Если мои бесконечные издевательства можно назвать помощью, – пресно хохотнул Хосок, – Я очень сомневаюсь, что, даже если Юнги отменит помолвку, все дела, что из нас выйдет прекрасное дуо. Такие люди обычно топят друг друга, мы оба проблематичны, много тараканов в голове, чердак подтекает. Я не буду врать, что неебически люблю тебя в том плане, в котором ты хочешь, чтобы я тебя любил. Но ты мне очень нравишься. Даже более чем. Я забочусь о тебе. Мне нравится быть с тобой. Ты прекрасный, добрый, чудесный человек. На тебя можно положиться. Ни разу мне дерьма не сделал и не предал. Ну, и член у тебя большой, – он расплылся в насмешливой улыбке, подмигивая Чонгуку, – Поэтому, если тебя устроят подобные условия, то мы можем попробовать. Я не могу давать абсолютно никаких гарантий, Кукки. За семь лет многое изменилось, я не шибко помню, каково это – быть в отношениях, любить, хранить верность и прочие прелести. Мне страшно, я честно боюсь, но хочу попробовать. Если этого не сделаю, то не прощу самого себя. Я в этом уверен. Донсён молчал, пытаясь переварить полученную информацию. Его мозг отказывался принимать происходящее. Хосок подавился дымом от смеха, глядя на пытающегося прогрузиться Чонгука, после чего тот резво затушил сигарету в пепельнице, подхватил хёна, вставая и начиная кружиться с ним вокруг собственной оси. Хосок удивлённо взвизгнул и начал радостно хохотать, обнимая плечи донсёна и счастливо глядя на него. Глаза Чонгука сверкали так, как никогда до. То, о чём он грезил столько времени, то, ради чего старался и то, чего добивался, наконец, чёрт возьми, произошло. – Только одно условие! – предостерёг Хосок, махая перед лицом донсёна указательным пальцем. – Какое? – Чонгук сразу насторожился, понимая, что ну не могло всё быть настолько гладко. – Не трогай Юнги, мы и так не будем общаться больше. У него свадьба через две недели. Пусть ступает с миром, – попросил хён, не желая Мину никакого зла. – Уговорил. Дарую ему свободу, – хмыкнул Чонгук. Как два пальца об асфальт. Можно было даже спасибо женатику сказать, что помог Хосоку осознать, как всё на самом деле работало. *** Пошлые шлепки тел друг о друга, влажное хлюпанье смазки и громкие стоны отражались о стены небольшой комнаты Хосока. Он сидел верхом на Чонгуке, который согнул ноги в коленях, чтобы тот мог откинуться на них, если тело слишком устанет. Хён шумно дышал через рот, под закрытыми веками плясали ярко-оранжевые мушки, которые надоедливо неугомонно мельтешили в огромном количестве. Волосы взмокли насквозь, прилипнув к вискам, по которым градом лился пот. Тэхён за стенкой пытался пить свой чёрный утренний кофе, есть хлопья с овсяным молоком и смотреть видео про очередное ужасающее преступление на ‘ютьюб’ так, будто происходящая вакханалия, которую устроили его друзья, ни капли не волновала его. Ну, отчасти так и было, человек привыкает практически ко всему, вот и Киму пришлось привыкнуть к тому, что грёбанный Чонгук поселился у них с тех самых пор, как Хосок начал с ним встречаться, и жарил его мама не горюй круглые сутки на всевозможных поверхностях. Иногда Тэхён понимал, почему продажа оружия в Америке была разрешена. – О, Господи! О-о, бля-ять! Твою мать, Чонгук! – Хосок, закатив глаза, стонал так громко, что это ударяло по его собственным ушам. Ноги дрожали, мышцы неконтролируемо сокращались, голову будто набили ватой. Съехаться было самой ужасной идеей в жизни, потому что накачанный, горячий и донельзя чарующий донсён постоянно ходил в одних грёбанных боксёрах. Чон Чонгук делал сексуально буквально всё на свете: сексуально смотрел телевизор, сексуально выходил из душа, сексуально ел пасту с грибами, сексуально собирался на работу, сексуально мыл посуду и далее по списку, который был бесконечным. – Ебать, детка, – донсён зашипел, пытаясь не кончить уже в третий раз, припоминая и несчастную покойную прабабушку, и умершую на его руках крысу ‘Барри’, и вид на открытый перелом друга, который навернулся на велосипеде, попав в овраг, но ничего не работало, потому что Хосок был невероятно усерден с тех пор, как проснулся. Он даже не дал почистить зубы или толком разлепить глаза, внаглую разбудил его и стянул пижамные штаны, не пожелав ‘доброго утра’. Ну, в принципе, утро в любом случае стало добрым. Вид донельзя возбуждённого хёна, который находился сейчас в другом измерении, сводил с ума. Какие к чёрту ‘Мона Лизы и ‘девочки с персиками’, когда существовал Чон Хосок, не знающий меры в сексе? Ну, вообще, хён не был уж настолько ненасытным до тех пор, пока по самые уши не вляпался в Чонгука, который устроил им самый настоящий медовый месяц. Хосок думал, что всё будет, как и раньше, ведь они уже сто лет состояли в сексуальных отношениях, донсён тщательно за ним ухаживал и добивался, но оказался в корне неправ. Чонгук заваливал его всевозможной лабудой по типу хорошего алкоголя, живых цветов, которые так любил Хосок; мотался с ним к племянникам, которых решился показать ему хён спустя месяц отношений, и задаривал их очаровательными подарками, подобранными исходя из их интересов; таскал на свидания, милые пикники, кино, парки, концерты, да проще сказать, куда не водил. Хосок потерял голову. Если поначалу они не решались жить вместе, потому что в студию Чонгука уж никак не мог вместиться Тэхён, а в двушку Тэхёна и Хосока – Чонгук, то потом не выдержали, и донсён временно заселился к ним до тех пор, пока они не отыщут жилплощадь побольше. Они уже нашли достойный вариант, определились, оставалось лишь подписать договор. – Кукки, Кукки, Кукки, – позвал хён, наклоняясь и мокро настойчиво целуя Чонгука, не прекращая быстрых беспорядочных движений бёдрами. Ему было совершенно наплевать на темп, наплевать на то, что их кровать подавала все признаки приближающейся гибели, как было и наплевать на то, что его собственное тело умоляло остановить бесконечный сексуальный марафон, происходивший уже как два месяца. – Ау, – отозвался донсён, заглядывая в глаза напротив, которые казались маниакальными, безумными и пустыми. У Хосока отказали тормоза, что случалось довольно часто и возбуждало донельзя. Чонгук думал, что знал, что такое – получать удовольствие от секса, но это оказалось совершенной неправдой. Когда он увидел, как хён начал постепенно влюбляться в него, гормоны принялись бушевать с невиданной силой, да пуще тех времён, как ему было шестнадцать. Всё его существо целиком и полностью реагировало на каждое изменение в Хосоке. – Я сейчас кончу. Кончи в меня, умоляю. Я этого пиздец как хочу-у-у, – голос хёна сбился, когда Чонгук начал насаживать его на себя с таким остервенением, словно это был последний день в его жизни. Член неизменно попадал по простате, заставляя тело содрогаться. Хосок забыл, что такое – кончать, подрочив себе. Иногда ему казалось, что он мог в принципе кончить от одного взгляда донсёна, какой уж там дрочить. Удивительным открытием стало то, что хён узнал, что мог вообще не смотреть ни на кого. Если раньше практически каждое живое существо было для него сексуальным объектом для возможного соития, то теперь всё, что не являлось Чон Чонгуком мгновенно отметалось прочь, не вариант и точка. – Без проблем, красавица, – пошленько хмыкнул донсён, с облегчением понимая, что ему наконец дали зелёный свет, и кончая внутрь хёна, при этом издавая протяжный громкий стон, когда Хосок кончил следом за ним, сжимая в себе его пульсирующий член. Перед глазами всё плыло. Они громко дышали, воздух был спёрт донельзя. Темно, хоть глаз выколи, потому что окна находились только в зале и комнате Тэхёна. Хосок потрясённо громко дышал, шокированно смотря перед собой, запыхавшись и совершенно не понимая, что на него нашло с самого утра. Он просто, чёрт возьми, открыл глаза, чувствуя себя умиротворённо, посмотрел на сладко спящего обнимающего его Чонгука, и понеслась. – Сука, как же я обожаю тебя, Чонгук. Пиздец, ты бы знал, – измучённо простонал Хосок, падая на донсёна и обнимая его всеми конечностями. Донсён добродушно рассмеялся, обнимая в ответ и ласково целуя во взмокший рыжий висок. – Ещё как знаю, – улыбнулся Чонгук, поглаживая хёна по спине и чувствуя всепоглощающее умиротворение, счастье и тепло. – Ты даже спишь сексуально, какого хуя? – обессиленно взвыл Хосок, – Когда этот беспредел прекратится? Я вызываю полицию. Ну, вот опять, от твоих волос пахнет твоим дурацким, мужицким, еловым шампунем, и теперь я хочу тебе отсосать. Донсён захохотал, откинув голову на подушки. – Давай сначала позавтракаем, – предложил Чонгук, и оба подавили смешки от пошленькой шутки, которая подошла бы к этой ситуации. – Хочешь омлет, кашу, йогурт, сэндвич? Блять, да что угодно. Чон Чонгук, я сделаю всё, что ты захочешь. Мои руки растут из задницы, но я сделаю для тебя грёбанный рататуй, лягушачьи лапки, жареное мороженое или любую чухню, которую едят чокнутые богачи, – бормотал Хосок в шею донсёна, попутно нежно её целуя и щекоча дыханием. – Не надо, я сам. Будешь гарак гоксу? – мягко поинтересовался Чонгук, поглаживая спину хёна и заранее зная ответ, потому что гарак гоксу было одним из любимых блюд Хосока. – Буду! Буду! Буду! – радостно залепетал хён, обнимая лицо Чонгука и принимаясь чмокать его в губы, пока тот смеялся. Хосок поднялся, ощутил, как в нём что-то негромко булькнуло, и по внутренней части бедра потекла тёплая, бёлесая, густая струйка спермы. Он громко шумно втянул воздух, прикрывая глаза, потому что в последнее время это стало слишком приятно. Да в принципе всё, что касалось донсёна, стало донельзя приятным. Они делали вместе практически всё: выходили на работу, принимали душ, спали, ходили в магазин, гуляли, завтракали, обедали, ужинали. Естественно, в большинство из этих пунктов входил и Тэхён тоже, что не смущало абсолютно никого. Чонгук был к этому готов уже очень давно, он принимал Хосока целиком и полностью, без каких-либо исключений. – Стой. Иди ко мне, – нежно позвал Чонгук, обнимая хёна за талию и поднимая с пола свои серые шорты, чтобы заботливо вытереть сперму. – Премного благодарен, котёнок, – улыбнулся Хосок, целуя донсёна в макушку, после заглядывая в шкаф, который теперь был всегда убран благодаря Чонгуку, и доставая оттуда фиолетовые штаны и бежевый пуловер того же Чонгука, чёрт возьми, потому что он неимоверно обожал таскать его вещи. Хён оделся, когда раздалась трель дверного звонка, – Кого там принесло? Ты ждёшь гостей, малыш? – он обернулся к донсёну, который отрицательно покачал головой, – Может, Тэ-тэ пригласил. Сейчас гляну. Хосок вышел из комнаты, отправляясь в прихожую и распахивая входную дверь: – Юнги? – удивлённо выдал он, замирая и чувствуя то, как сердце забилось быстрее, в груди замерло дыхание. Жар окатил тело будто бы крутым кипятком. Уж такой гость действительно был неожиданным. Более чем. Они не общались с того самого вечера. Мин с Тэхёном тоже прекратили общение из-за, так сказать, связующего звена в виде Хосока. Оба понимали, что это было бы как минимум невероятно неловко. В компании Юнги не появлялся, но все знали, что он успешно отпраздновал свою свадьбу и съехался с Дахён, – Проходи. – Привет, Сок-а, – поздоровался Мин, преодолевая порог и скидывая на пол свои серые кеды. В горле встал ком. От одного вида Чона все мысли спутались, волнение достигло критической точки. Ему было страшно. Неимоверно страшно. – Тэ-э! – громко позвал Хосок, – К тебе Юнги пришёл! – Я не к Тэхёну, – поджал губы Мин. Он был одет в бордовую толстовку с белыми, непонятными, скорее всего ничего путного не значащими иероглифами и чёрные джинсы с дырками на коленях. – А к кому? – недоумённо выдал Хосок, глуповато хлопая глазами. Он уже и не надеялся увидеться с Юнги, лишь хотел верить, что у того всё было хорошо. Влюблённость постепенно сошла на нет спустя примерно месяц после прекращения общения. Хосок быстро смирился со случившимся исходом, потому что изначально ожидал этого, не настраивал себя на иное разрешение ситуации и не возводил воздушных замков, заранее зная, что то было бы бесполезно. – К тебе, – ответил Мин, заглядывая в глаза напротив и пытаясь считать эмоции. Ким вышел из своей комнаты, хмурясь: – Привет, Юнги. Ты какими судьбами? – Привет, Тэ. К Хосоку. Поговорить пришёл, – объяснил Мин, и, Господь Всевышний, в этот момент уж точно должны были затрещать сверчки, настолько всё неловко ощущалось, выглядело и, скорее всего, являлось таковым. Происходящее выглядело ужасно несуразно, каждый чувствовал себя не в своей тарелке. Чонгук, лохматый, голый по пояс и в домашний шортах болотного цвета, тоже появился в гостиной, выглядя донельзя озадаченно: – Привет, хён. – Привет, – поздоровался Юнги, осматривая донсёна с ног до головы, и быстро понимая то, для чего он тут находился. Так ему казалось. – Юнги ко мне, – Хосок кивнул ребятам, и те безразлично разошлись по комнатам, – Чай, кофе? – Кофе, если несложно, – Мин сел на диван, понятия не имея, куда себя деть. Тишина казалась вязкой, тягучей и до невозможности неприятной. Секунды шли будто часы. На плечах осела недосказанность. Недосказанность в принципе была сутью их отношений с самого начала. – Без проблем, – пожал плечами Чон, проходя в кухню и включая чайник, – Произошло что-то? Я могу чем-то помочь? – озадаченно поинтересовался он, слегка переживая, что Юнги попал в какие-то неприятности, раз уж его занесло к ним. – Я развёлся. Позавчера, – произнёс Мин и повернулся к Хосоку. – Это хорошо или плохо? – Чон неловко замялся, потирая плечо. Уф-ф, кажется он понял, в какое русло собирался зайти этот разговор. – Я понял, что ты был прав, Сок-а. Прости, что изначально не прислушался к тебе, – Юнги поджал губы. – Всё нормально, я не держу на тебя зла, и рад, что ты всё осознал, – Чон сконфуженно улыбнулся ему, не зная, что ещё добавить. – Мы могли бы снова… Начать общаться? – замялся Мин, ощущая себя невероятно мизерным. – Прости, Юнги, я не думаю, что это возможно, – сочувствующе покачал головой Хосок, – Я сейчас состою в отношениях. С Чонгуком, – в этот момент сердце Мина ухнуло в желудок, тошнота подкатила к горлу, – Сомневаюсь, что из нас с тобой выйдут хорошие друзья. Но я желаю тебе всего самого лучшего, Юнги. Ты прекрасная личность и обязательно встретишь своего человека. Я в этом уверен. Просто нужно немного подождать. Если что, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Или к Тэ. Мы все к тебе отлично относимся. Просто… Так вышло. Воцарилась тишина. Мин был в полном шоке, ему казалось, что он забыл как дышать. Так вышло? Чайник вскипел, и Хосок повернулся, чтобы заварить кофе, но хён резко остановил его: – Не надо. Я пойду, – он встал с дивана и прошёл в коридор, чтобы обуться. На языке появилась горечь, на душе заскребли кошки. Мин понимал, что потерял всё и сразу из-за собственной глупости, из-за нерешительности, из-за страха. Хотелось повернуть время вспять, дать себе оплеуху, заставить действовать в моменте. – Спасибо, что зашёл, Юнги, – Чон ощущал боль от того, что ему приходилось так поступать с хёном, но другого выбора попусту не было. Какие из них друзья? Все всё прекрасно понимали. Чувства к Мину угасли, отношения с Чонгуком были прекрасными, стабильными и здоровыми. Они ощущались как само собой разумеющееся. Правильное. Хосок не знал, что случилось бы, очнись Юнги пораньше, да и это не имело значения сейчас. Получилось, как получилось. Никто ни в чём не был виноват. Мин сдержанно кивнул, поджимая губы: – Пока, Сок-а, – а в голове: ‘Чёрт бы побрал грёбанный прагматизм’.