Я искала тебя несколько жизней

***Ари Я снова видела его во сне. Это был яркий и коротко вспыхнувший образ из нашей прошлой жизни, ещё до двухлетнего заключения. Мы были в спальне, он жадно целовал мои губы, лицо, шею, дразнил языком грудь, заставляя меня вздрагивать, и я позволяла ему кусать, шлепать, сжимать своё тело, срывать стоны с моих губ, погружать в меня пальцы, один за другим, душить, брать за волосы, трахать столько раз и так, как он этого хотел, жестко, нежно, глубоко, долго, больно, до крика, чувственно или до животных порывов, снова и снова. Потом картинка сменилась и замедлилась: я почувствовала его тяжёлую крепкую руку, обнимающую меня. Лёжа в постели, я прижималась спиной к нему, и мне было так надежно от его присутствия, от его объятий. Я чувствовала его тёплое дыхание на своей обнаженной коже, а пальцами он продолжал ласкать меня, касаясь груди, плеча, спускаясь все ниже. Он провёл рукой по моему животу, и я перевернулась на спину и немного раздвинула ноги. Его длинные пальцы скользнули внутрь и начали терзать меня, заставив вытянуться всем телом, откинуть голову и стонать от наслаждения. Другой рукой он властно принудил меня посмотреть ему в лицо, наклонился близко ко мне, с жестокой улыбкой рассматривая меня, доводя меня до предела. Я мучительно простонала, сжав пальцами его плечо. «Умница», — сказал он и улыбнулся уже с нежностью. Я перевернулась и легла прямо на него. Мое тело было таким маленьким по сравнению с его, что мне не составляло труда уместиться на нем полностью. Мы разглядывали друг друга и улыбались. Потом я осторожно приподнялась, его плоть внутри обожгла меня, мне стало больно и приятно одновременно, и я начала осторожно двигать бёдрами, а он не отрывал взгляд от меня, любуясь моим телом. Потом его ладони легли мне на талию и двинулись вверх, к груди. Я выпрямилась полностью, предоставив ему смотреть на себя, ничем не прикрываясь, и ускорила движения, наслаждаясь этими мгновениями власти над ним. Он сжал мою грудь, и я почувствовала, как он кончает в меня. На секунду мы замерли в этом удовольствии, а после этого он резко перевернул меня на спину, схватив за запястья и прижав их к кровати так крепко, что я едва могла шевельнуться. Я смотрела на его улыбку и таяла от мысли, какой он красивый, какой он невероятно красивый. Я рванулась, но его хватка была железной. Голубые глаза ещё раз прошлись по мне, он снова улыбался. Он знал, что мне нравится подчиняться ему. Я рассмеялась ему в лицо. Он выпрямился и посмотрел на меня. «Раздвинь ноги» — приказал он мне, и я сжала колени, чтобы он не сразу добрался до меня. Он засмеялся и сам широко развёл мои бёдра, оставив на коже алые следы пальцев. После этого он не спеша, наслаждаясь зрелищем того, как я мучительно извиваюсь на кровати, доставлял мне удовольствие языком, глубоко погружая в меня два пальца, почти не меняя темп и силу нажатия. «Всё, хватит, я больше не могу, — скулила я. — Ну хватит…пожалуйста…» Судорога охватила мои бёдра в последний раз, и тут он сжалился надо мной. Закрыв глаза и едва дыша, я пыталась прийти в себя, но он не дал мне времени. Завершив этот этап наказания долгим, неторопливым, чувственным поцелуем в мои нижние губы, он поднял голову и оценивающе осмотрел меня, ощущая свою власть надо мной, над моим телом, душой, я вся без остатка принадлежала ему. Его лицо приблизилось к моему, и я снова ощутила тяжесть его тела и почувствовала его внутри себя. «Хочу снова услышать, как ты стонешь» «Тогда я произнесу ни звука» Он резко ускорился, движения стали ещё грубее.   Я закричала, и стоны, которые я так старалась сдержать, вперемешку с криками, наполнили спальню.  «Пожалуйста… медленнее… прошу… я… больше не… выдержу…» Наконец он прекратил издеваться, и нас обоих накрыло волной оргазма. Простонав мне в губы, он рванул меня последний раз и остановился. Мы лежали рядом, переводя дыхание.  «Ты в порядке?» «Конечно» Я улыбнулась, поправила волосы и снова легла рядом с ним, положив голову ему на плечо.  «Мне так хорошо с тобой» — внезапно сказал он тихо и хрипло и посмотрел мне в глаза. «Я люблю тебя, — ответила я, зная, что сам он мне этого не скажет. — Я так тебя люблю». Он улыбнулся. Я поцеловала его в грудь. Потом, двигаясь губами по его телу, опустилась ниже. Мне хотелось сделать ему приятно. Он закрыл глаза, на красивой крепкой шее обозначились вены, пальцы стиснули мои волосы, слегка оттягивая их. Я ритмично двигала головой, заглатывая его все глубже, пока не почувствовала во рту характерный вкус. Я выпрямилась и посмотрела на него. «Глотай» — велел он мне, но голос его был мягким, уговаривающим. Я прикусила губы, словно это доставило мне огромное удовольствие. Он протянул руку и провёл большим пальцем по моим губам, я придвинулась ближе, и он наградил меня нежным поцелуем. Мы долго лежали молча, а потом повернулись лицом друг к другу.  «Ты такая красивая»  Он обнял меня, так нежно и бережно, что от эмоций мне хотелось плакать.  Близился рассвет, а мы все лежали, обнявшись, я прижималась к нему спиной и чувствовала тепло его тела; я могла бы заснуть, но вдруг пришло осознание того, что все это и так происходит во сне. Я не смела открыть глаза, не смела шевельнуться, чтобы не потревожить прекрасное ощущение его присутствия. Но начало светать, в камеру просочился серый блеклый дневной свет, дополз до кровати и коснулся моих опущенных век. Я проснулась в слезах, как будто снова потеряла его этой ночью.  У меня не было сил даже плакать. Я перевернулась на спину, сложив руки на груди, как умирающая, и несколько часов молча, почти не моргая смотрела в единственную точку на потолке, позволяя слезам сползать по лицу. Внутри и снаружи меня все онемело от боли, все замерло и, казалось, навечно осталось холодным, острым, страшным, пустым. Даже дыхание давалось мне с трудом, моральная боль была такой силы, что я ощущала ее физически.   К вечеру пришла Лу. Она принесла мне поесть и села рядом, взяв меня за руку.  — Как ты?  Секунды шли, а я продолжала переваривать ее вопрос, он упал в мой мёртвый неподвижный разум ледяным комочком и мягко отскакивал от стенок черепной коробки, и я никак не могла его понять. Наконец я покачала головой, попыталась сказать «хорошо», и слёзы вновь полились из глаз. Я зажмурилась и отвернулась.  — Не надо, Ари, милая, не надо так. — Лукреция взяла меня за обе руки и потянула к себе, заставив сесть. — Давай лучше приведём себя в порядок.  — Я не могу… — А ты просто сиди.  Она переместилась мне за спину и принялась расчесывать мои спутанные волосы.  — Волосы у тебя такие красивые, густые, смотри, а ты не бережёшь совсем. Отрасли они у тебя порядочно. Вот наберешься сил, мы их опять подстрижем, и все будет хорошо… — Ничего не будет хорошо.  Эта фраза причинила мне такую боль, что я услышала у себя в голове свой собственный крик, и меня прорвало: — Ничего никогда не будет хорошо, Лу. Ни как раньше, ни еще как-то… я не могу жить без него. И никогда не смогу. Я не знаю, зачем. Моя магия не позволяет мне себя убить, но я правда не понимаю… как… дальше… Она обняла меня за плечи, и я заплакала так, что сама испугалась.  Через несколько минут страшного, мучительного крика и слез мне стало легче, но сил совсем не осталось. Я равнодушно, словно со стороны, наблюдала, как Лу заканчивает возиться с моими волосами, все время что-то приговаривая, как покачивает меня, как ребёнка, держа за плечи, как укладывает обратно в постель и видя, что я дрожу, укутывает одеялом.  — Спасибо, Лу…   — Я тут, рядом, если что; попробуй заснуть.  Я только успела закрыть глаза, и опять провалилась в кошмарное сновидение, не позволившее облегчить боль даже вне реальности. Почти каждую ночь я снова и снова проживала минуты его смерти, так отчётливо и правильно, как будто смотрела документальное кино о себе, так все и было до мелочи, до малейшей эмоции.  Я снова стояла на коленях перед его неподвижным телом, и рука, которую я сжимала, была ещё тёплой, живой, мягкой, а вокруг была пустота, страшная мертвая пустота, и тишина давила на уши. Я не видела его глаз, они были закрыты, а лицо оставалось спокойным и красивым.  Это был момент, когда ко мне пришло осознание, что все, что я могу сделать, — это попрощаться с ним. Я положила голову ему на грудь, и секунды потекли одна за другой вокруг меня. Я не помню, о чем думала, как и не помню, сколько времени так просидела, но в какой-то момент чёрная дыра там, где раньше было сердце, разрослась за пределы моего тела, и я резко выпрямилась и закричала, выбросив в стороны руки и даже не заметив вначале, что заставила, как от взрыва, разлететься в стороны валуны, песок и воду в радиусе нескольких метров вокруг себя.  Я проснулась, вскочила с кровати и несколько секунд тупо смотрела, как осыпается стекло двери камеры. Я так и не поняла, как работает моя магия, и опять удивилась, сколько во мне скрывалось возможностей. Какой силы был энергетический удар, доставшийся бедному стеклу, которое раньше никто из нас самостоятельно разбить не мог, страшно было даже подумать, а ведь я даже не проснулась до конца. Но злость и боль не проходили. Немного зажившие порезы на предплечье вновь кровоточили. Игнорируя кровь, капающую на пол с левой ладони, и наступая босыми ногами прямо на осколки, я медленно дошла до стены и села на пол, прижавшись спиной к холодному белому камню. Машинально вытерев с лица слёзы, я увидела кровь на запястье. Глупо я поступаю, конечно, очень глупо. Причинять себе боль не выход. Но мне слишком плохо, чтобы думать. Впервые я сделала это после похорон. Если на самих похоронах я держалась, то к ночи этого страшного дня почему-то вдруг разом до конца осознала, что произошло. Я выскочила из дворца и побежала. Нельзя было позволить мыслям себя догнать. Шёл мелкий дождь. Я не видела, что Тор последовал за мной, и бежала довольно долго, но легче мне не стало. Я остановилась, и почувствовала, как в ладони, следуя моему мысленному приказу, материализуется клинок. Отличное применение своих способностей. Мне хотелось орать на весь Асгард, чтобы заглушить в голове страшную, рвущую меня изнутри мысль, но я промолчала и с удивившим меня саму спокойствием быстро сделала длинные, глубокие, до самой кости, надрезы на левом предплечье от локтя до запястья. Потом занесла клинок над ладонью, и чувство самосохранения почти остановило меня, но тут я услышала окрик «Ари, стой!», отбросила сомнения, и тонкое острое лезвие пронзило ладонь и вышло с другой стороны руки. Холодно и отстранённо подумав, что это все детский лепет, и этого будет недостаточно, я продолжила очень глубокую тонкую рану до запястья, почти разрезав руку напополам, и тут Тор добежал до меня и схватил за плечо.  «Что ты творишь, дура?! Тебе жить надоело?»  «А ты хочешь сказать, что сможешь продолжать жить, как ни в чем не бывало?» Он попытался отнять у меня нож, но я вывернулась и оттолкнула его с такой злостью, словно дралась со своим врагом.  «Как прежде уже не будет, но убивать себя — не выход» «А что выход, делать вид, что ничего не произошло? Локи умер! У тебя на руках! Мы его не спасли! А ты, сука, думаешь о какой-то сраной абстрактной победе! Цель оправдывает средства, да? Умереть геройской смертью — это твой идеал?» «Мне тоже больно было потерять брата, Ари. Не надо выставлять всех бесчувственными.» «Я ничего не хочу слышать, — орала я. — Локи умер! Единственный человек, которого я любила, за которого бы сама умерла, его больше не будет! Никогда!»  Он все ещё боролся со мной, пытаясь отобрать нож, и я поняла, что мне не победить его мощь, и начала просто пятиться от него.  «Не беспокойся, как оказалось, я не могу себя убить, — я почувствовала это почти сразу, немного прислушавшись к себе. — На.»  Продолжая отступать, с ненавистью глядя ему в глаза, я метнула нож в сторону, и он вонзился в ствол дерева в паре метров от нас.  «Не трогай меня сейчас» — тихим и низким голосом с звучавшей в нем угрозой сказала я и ушла.  Раны на руке стали для меня небольшим облегчением, потому что я могла сосредоточиться на сильной физической боли, хотя ущерба они принесли не более, чем обычному человеку — порезы кожи краем бумажного листа.  Ту ночь я просидела на низеньком обрыве над морем, как на краю земли, не шевелясь и не думая ни о чем.  К полудню я дошла до дворца.  Тор увидел меня и спросил только: «Живая?» «Нет» Он молча обнял меня.  После этого на деревянных ногах я спустилась в нашу камеру и легла на кровать.  С тех пор прошёл почти месяц, а я не покинула камеру ни разу.  *** Тор вошёл в камеру Ари вечером своего последнего дня в Асгарде. Она все так же сидела на полу, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лбом, как будто не сдвинулась с места с тех пор, как он приходил к ней в прошлый раз.  — Я пришёл попрощаться.  Девушка подняла голову. Ему было так жаль ее, но он не знал, как ей помочь.  — Куда ты собираешься? — она вытерла слёзы. — Надолго бросишь меня здесь? — Ари, я решил покинуть Асгард. От меня будет больше пользы за его пределами. Я воин, а не правитель… по крайней мере, сейчас.  Она заметно расстроилась.  — Я не хотел бы оставлять тебя одну, но ведь здесь твой дом, здесь о тебе есть, кому позаботиться и… — Да брось ты. Я рада, что ты знаешь, что для тебя лучше. Я буду по тебе скучать. — Ари протянула ему здоровую руку, и он крепко пожал ее холодные пальцы.  — И я по тебе. Рад, что ты стала моей верной подругой. Несмотря на то, что было.  Ари невесело улыбнулась.  — И как Джейн тебя терпит? Так пафосно разговариваешь, как будто в Средневековье. Как у тебя с ней?  — Думаю, скоро ее увижу. Ари…  — Да?  — Пообещай мне, что ничего с собой не сделаешь.  — Я при всем желании не сделаю. Моя магия, или не знаю, что это, не позволит.  — Если найдёшь способ, помни, что Локи бы этого не хотел.  Ари дернулась от звука его имени.  Тор помолчал.  — Перед смертью он… говорил о тебе. Мы с тобой ведь ни разу к этому не возвращались, я не хотел напоминать тебе о том дне.  Она быстро и нервно подняла голову, молча уставившись на него своими огромными тёмными глазами.  — Мой брат хотел, чтобы ты стала его женой… и просил меня сказать тебе — ему жаль, что ты не успела услышать от него, что он любит тебя. Он правда ни разу этого не говорил?  Ари покачала головой, и лицо ее исказилось таким страданием, словно ей причиняли физическую боль.  — Держись. — Он не нашёл, что ей ещё сказать, наклонился, обнял ее и быстро ушёл из камеры.  Ари зажала себе рот ладонью, дрожа всем телом. В таком положении она досчитала до ста, и когда шаги друга затихли вдалеке, заплакала так по-детски громко и с таким безысходным отчаянием, словно это могло помочь.