Я искала тебя несколько жизней

***Флешбек Асгард, на Земле примерно 1500 год Близился вечер, и Асгард заливал ослепительный оранжевый свет. — Где отец? — Локи спрыгнул с чёрного коня и остановился рядом с братом. — В своих покоях, отдыхает после славной победы. — Сколько пафоса. — Уж лучше пафосные речи, чем лживые. Как рука? — Лучше не бывает. — Врешь? Может, мне самому довести тебя до врача? — Упаси боже. — Но подставился ты глупо, согласись. — Я посмотрю на тебя в следующем сражении. Они поднялись по ступеням и двинулись к парадному входу дворца. — Все только и говорят, что о войне с Митгардом. Когда отец подчинит все миры Асгарду, его власть станет безграничной, а мы будем гордиться, что приложили руку к… — А это кто? вон там? — Локи кивнул в сторону толпы людей, почтительно склонивших головы, когда братья пошли мимо них. — Помилованные из Митгарда. — То есть, пленные? — То есть, великодушно оставленные в живых. — Твоя… — начал Локи и тут его взгляд случайно задержался на одном из лиц. В толпе стояли мужчины, женщины, старики, дети, и все как один опустили глаза, а лица их ничего не выражали, одно тупое безнадежное смирение. И только на одном из сотен других вдруг промелькнула улыбка — насмешливая ухмылка в ответ на реплику Тора. Из-под серого платка, который покрывал голову и плечи девочки, обратившей на себя внимание Локи, выбивался непослушный золотой локон. — …твоя удивительная способность прогибаться под более авторитетное мнение даже в мыслях всегда меня веселила. Отец ведь никогда не привозил в Асгард пленников, а это значит, что как любой завоеватель он начинает перегибать палку, — закончил мысль Локи и прежде, чем брат успел возмутиться, спросил: — Скажи, а разве люди Митгарда… умны? — Мне известно не больше, чем тебе, до последней поры говорили, что они бессмысленный скот, подчиняющийся лишь инстинкту самосохранения, во время войны появилась информация, что они мыслят, но бестолково. Сейчас, когда людей привезли в Асгард, мы узнаем больше об их образе мышления. Но не думаю, что они понимают нас. — И что отец собирается с ними делать? — Будут выполнять грязную работу наравне со слугами после того, как мы их изучим, насколько я знаю. А почему вдруг такой интерес? Локи задумчиво оглянулся на толпу. — Мне показалось, что им знакома ирония. *** Почему-то Локи не удивился, когда через несколько дней у него появилась возможность лучше рассмотреть девочку, которую он заметил среди пленных. Пожилая служанка явилась во второй половине дня в его покои и принялась за уборку. С собой она привела девочку — ту самую, с золотыми локонами, в простом платье, которое носили слуги и которое было ей великовато, с ямочками на щеках и серыми глазами. Девочка стояла с отрешённым видом, и выражение лица у неё было хитрое, как будто она уже все обо всех поняла — и не боялась. Вот что ее отличало. Она не боялась. — Как тебя зовут? — лениво спросил Локи, непроизвольно понизив голос — не потому что не хотел, чтобы их маленький диалог остался в тайне, вовсе нет; это вышло само собой. Она подняла на него свои глазища. Вот они какие — серые, но не серые — в центре, у зрачка, очень светлые, как будто она вечно смотрит на солнце, и с капелькой карего, а по краям радужки густо-темные, почти чёрные. Как если коснуться кистью, испачканной в акварели, поверхности воды — краска образует круглое пятно и расходится к его краям, а в середине едва пачкает воду. — Я Эшли, — солидно сказала она. Не прошептала, не ответила застенчиво, а именно представилась. Голос у неё был по-детски звонкий и по-женски очаровательный. — Это же, вроде, мужское имя. — Какая разница, дурацкое. — Сколько тебе лет? — Скоро одиннадцать. И тут же от матери ей прилетел увесистый шлепок по затылку. Девочка только втянула голову в плечи, продолжая таращиться на Локи, и разговор как будто бы не прервался вовсе. — Не смей разговаривать с господами, — прикрикнула мать и сразу, склонив голову, обернулась к Локи. — Простите мою дочь, она у меня совсем дура, не смотрите, что такая кобыла здоровая, а все как дитя малое. А девочка просто стояла. Она ничего не делала и никак не реагировала на оскорбление в свою сторону, как будто это было настолько привычной вещью, что она даже не вслушивалась в их смысл. Или была слишком маленькой, чтобы оскорбляться. А вот Локи почему-то оно разозлило, хотя его это совершенно не касалось. — Она и есть дитя малое, — сказал он. — Больше не поднимайте на неё руку. При мне, — добавил он, потому что хотя бы небольшое проявление заботы выглядело бы странно, и он сделал вид, что просто сам не хочет наблюдать этих воспитательных моментов. — Простите, господин, — служанка поклонилась ещё ниже.