mi corazón

       В доме у Эдди всегда был стетоскоп. Он лежал в аптечке с того самого момента, как семейство Диазов занесло в Лос-Анджелес. И, если откровенно, с того самого момента он не доставал его ни разу. Эдди не знал, зачем он нужен был ему, но внутренне успокаивался от мысли, что у него имелся этот старый потрепанный друг. Раньше бесстрашный полевой медик Эдмундо Диаз часто доставал его, чтобы послушать собственное сердцебиение, когда жил в Эль-Пасо, где ночные кошмары равнялись отголоскам реальности. Сейчас парамедик, пожарный Лос-Анджелеса радовался, что давно не брал стетоскоп в надежде успокоить внутреннего беспредельщика. — Хей, Эдди, а зачем тебе… штука, которой можно слушать сердце?       Бак. По правде говоря, Диаз был удивлен: почему любопытный Бакли, живя с ним уже полгода под одной крышей и до этого постоянно ночуя в статусе «лучший друг», только сейчас решился спросить о такой незаметной вещи, торчащей из тумбочки с аптечкой. — Э-э, стетоскоп? — Да! Стетоскоп. Ты украл его? — голубые глаза начали казаться чересчур лисьими, хитрыми, будто Баку даже нравилась мысль, что Эдди в глубине души был мелким воришкой. На самом деле, Эван знал, что Эдди никогда бы ничего не украл. Разве что его сердце. Разве что каждый раз, когда на лице его расплывалась солнечная улыбка. — Ты шутишь? — скептически изогнул бровь Эдди. Он любил Бака. Любил той любовью, в которую не верят. Он испытывал искренние и светлые чувства по отношению к человеку, который смотрел на него с горячей доверчивостью. Даже, когда он злился. Даже, когда он был пьян. Конечно, Диаз никогда бы в жизни не подумал, что будет с ума сходить от одного лишь взгляда мужчины. Но если бы вы увидели Эвана Бакли вживую однажды, то тоже бы обезумели.       Сейчас эти глаза ждали ответа. — Нет, engañar, я его не воровал, — Эдди физически не мог подавить ухмылку, когда Бак так понимающе кивнул, а потом свел брови от недоумения. Видимо вспомнил, как совсем недавно Кристофер называл так своего друга, а Эдди отучивал его, аргументируя всё это тем, что «нельзя так просто разбрасываться подобными именами». — Ты меня назвал… энганар…энджана… энджини… — Бак не понимал испанского, но он каждый раз испытывал восторг, когда Эдди разговаривал на нем. Правда, его всегда смущал факт того, что он выглядел полным идиотом, когда семья Эдди беседовала за ужином на понятном лишь для них красивом языке. — Что это означает? — Дурачок, я назвал тебя дурачком. Engañar – дурачок. Эдди принялся убегать от Бака, который был настроен убить его полотенцем в руках, отбить как муху. Он смеялся, ведь такой «я-всегда-серьезный-и-ответственный» Бак гонялся за ним по квартире с пеной для бритья на подбородке. И все вокруг знали, что «серьезный» – это не самая подходящая характеристика для Эвана Бакли.

***

      В доме у Эдди всегда был стетоскоп. После смерти жены ему нужно было слышать сердце своего сына. Он не доставал стетоскоп со времен Эль-Пасо для себя, но для Кристофера делал это почти каждый вечер. Ему нужно было на каком-то космическом уровне услышать, как бьется сердце его замечательного ребенка. Это продолжалось пять дней, а после Эдди успокоился и перестал пугать своего сына слишком странным поведением. Но вы просто поймите, что пожарный Диаз больше никогда не хотел никого терять в своей жизни. Он не выдержал бы вновь грызущее чувство потери. С него хватит. — Пап? Ты снова хандришь… — Кристофер уже так вырос. Он уже не был маленьким мальчиком – он превратился в подростка, жаждущего испытать на себе силы любви (а может он уже), узнать мир и завести с ним вечный спор. Но всё же он останется его ребёнком и любовь отца к сыну будет жить вечно.       Голос Кристофера заставил Эдди вспомнить, как совсем недавно его сын пошёл наперекор прямому запрету и выругался на него. Не так, чтобы обидно, но сердце отца-одиночки дрогнуло. — Ты грустишь из-за меня?       Эдди наконец понял, что молчал. Он так и не ответил сыну, заставив беспокоиться ещё больше. Мысленно он дал себе пощёчину, потому что обещал себе никогда не наказывать сына молчанием. Это самое ужасное, что мог сделать родитель. — Нет, приятель, всё в поряд…       Если вы хотите, чтобы ребёнок вам доверял, доверяйте ему тоже. — Это не из-за тебя, но я правда взгрустнул. Просто вспоминал старые годы, вспоминал твою маму… — Маму? Пап, я не хочу, чтобы ты грустил. Бак говорит, что объятия лечат душу. Доказано, что объятия снижают уровень гормонов стресса в организме. — Бак прав. Бак чертовски прав. Весь оставшийся вечер Кристофер обнимал папу и рассказывал, что хотел бы на день рождения акварельные краски. Эдди долго сдерживался, чтобы не заплакать, потому что Кристофер постоянно говорил ему, какой он взрослый для объятий. Ночью он не сдержался и тихонько заплакал в подушку.

***

      В доме у Эдди всегда был стетоскоп. Когда Бак потерялся в цунами, когда его придавило пожарной машиной, когда какой-то «отец-года» нацелил на него пистолет (и на тебя, Эдди, между прочим, тоже), Диаз чувствовал остановку сердца. Он раньше не понимал причину, но теперь наконец-то ему всё разъяснили. Он любил Бака. Любил. И видя каждый раз, как Эван висел на волоске от смерти, представлял, что тот уже погиб, оставил его одного со своими чувствами. Когда психолог посоветовал ему позвонить своим старым сослуживцам, Эдди ещё не знал, что все они умерли. И в тот момент нужда в родном человеке рядом завыла одиноким волком на краю оврага. Тогда к нему пришел Бак… живой Бак, который столько раз умудрялся договариваться со смертью. И мысль, что пронзила огнем душу Эдди, не уходила вплоть до момента, пока он не вернулся обратно на работу.       Не упусти шанс быть рядом с ним, Эдмундо Диаз. No seas tonto, Edmundo Diaz.       После они начали встречаться, и это было так правильно и так странно. Они будто оба наконец-то дошли до понимания значимости друг для друга. — Я люблю тебя, Эван. — Я… я…       Он признался ему после смены, когда они оба сидели в раздевалке. Он выбрал не самый подходящий для романтики момент, но самую спокойную обстановку. — Как странно, я недавно понял, что не смогу жить без тебя, Эдс. Я люблю тебя слишком сильно. — Давай поедем домой.       И они поехали домой. Провели время вместе, пока Крис ночевал у друга. Они просто лежали и разговаривали. Порой так важно говорить с тем, кого ты любишь. Это так правильно, когда ты описываешь свои эмоции, свои чувства и твой собеседник тебя понимает, соглашается. Они разговаривали до полуночи, а после целовались, будто это было их повседневным и вечным занятием, не отлипали друг от друга. Бак улыбался так искренне, так доверчиво, что Эдди чувствовал, как его сердце танцевало сарабанду, и наслаждался этим моментом.

***

      В доме у Эдди всегда был стетоскоп. Когда Бак нашел его вчерашним вечером, Диаз уже забыл о его существовании. Просто не случалось момента, когда старый техасский друг был нужен. Слава богу, на самом деле, потому что Эдди доставал его, когда мучился от кошмаров и внутренних упреков самого себя. — Так, зачем тебе стетоскоп, Эдс?       Разговор случился после ужина. Эдди знал, что Бак поймет, но эта привычка казалась теперь безумной. Нуждаться в стуке сердца, доходящем до ушей, как минимум, тянуло на какую-то шутку. Несмешную. Но Бак спрашивал не для того, чтобы посмеяться. Он искренне переживал и хотел быть рядом, когда Эдди плохо.       Сама Хатхор – богиня любви и радости – обратила на него своё внимание и подарила шанс быть счастливым. Эдди с детства не верил в неземные чудеса. Но Эдди каждый день был благодарен ей. — Я мучился от кошмаров и часто успокаивался, прислушиваясь к сердцебиению. Звучит глупо, но так паника проходила быстрее…       Вода стекала по грязным тарелкам, когда Эдди намывал кружку. Посуду всегда мыл он: Бак постоянно готовил. Вдруг чьи-то руки забрали намыленную кружку и поставили на столешницу. — А сейчас ты пользуешься им?       Бак ощущал жуткую тревогу за родного человека, и Диаз видел это в его глазах. Думал ли он, что кто-то будет так сильно переживать за него? Конечно, нет. Надеялся ли он, что кто-то будет так сильно переживать за него? Да. — Нет, Бак, я теперь прижимаюсь ухом к твоей груди. — Эй, тебе снятся кошмары? — Эван тут же дёрнулся, и Эдди тут же захотелось избить самого себя. — Нет, боже, нет, прости.       Сильные руки неожиданно обхватили Диаза и прижали к груди. — Я не против. Если тебя будут мучать кошмары, я готов стать твоим стетоскопом… как на испанском будет «моя любовь»? — Mi amor, — невнятно бубнит техасец, прижатый к родному человеку. — Если тебя будут мучать кошмары, я готов стать твоим стетоскопом, mi amor.

***

      В доме у Эдди всегда был стетоскоп. Он помогал в тёмные времена вновь найти лучик света и обрести надежду. Сейчас у Эдди был Эван Бакли, который каждую ночь ложился как можно ближе, чтобы Эдди лучше слышал биение его сердца.       Через пол года молодые люди сыграли тихую свадьбу в кругу семьи. На кольце Эдди выгравировали «Para siempre».Кольцо Бака скрывало другую надпись… «mi corazón».