Безмолвие

На самом деле глухота – это не так страшно. Даже для него. Да что уж там, его бы не остановило даже отсутствие зрения, Клинт точно знает, он пробовал. На этом фоне невозможность выслушивать язвительные комментарии Старка кажется ерундой. Старк не признается, что далеко не всегда это ерунда. Иногда он говорит Клинту, что тот идиот – если Бартон вдруг снова лезет на рожон. Что тот потрясающий – когда Бартон вбивается в него во время секса. Что тот заноза в заднице – во всех смыслах. Он много чего говорит, когда они наедине, зная, что слова все равно сгорят и погаснут, не долетев до разума Клинта. Он не признается, что жалеет об этом. Старк не понимает, почему ему страшно сказать это так, чтобы Клинт услышал. Написать, показать жестами, нарисовать, пусть даже он рисует чуть лучше младенца. Наверное, он просто боится, что Клинт не ответит. Бартон вообще стал менее разговорчивым после своей травмы, предпочитая терроризировать окружающих совершенно невероятными способами коммуникации – вплоть до морзянки. Не знай Старк точно, не поверил бы никогда, что можно одной мимикой показать не только эмоции, но и пересказать пару слухов, гуляющих по штабу, притом в лицах. В Бартоне определенно умер великий талант. Он предпочитает ухмыльнуться, пригвоздить к месту взглядом, кивнуть, но почти всегда – промолчать. Наверное, дело в этом. Поэтому когда они остаются вдвоем, Старк предпочитает думать, что все его слова – это мысли, которых никто никогда не услышит. Что они и без того понимают друг друга без слов - зачем усложнять? Тони вздрагивает от прошивающего тело разряда, когда Клинт толкается чуть сильнее, прогибается до судорог в мышцах и пытается смотреть в глаза Бартону. Тот улыбается, целует Старка в мокрый от пота лоб, в скулы, в губы – до одури нежно, так, что хочется одновременно сжаться в комок и раскрыться как можно сильнее, хочется кричать и… Тони не кричит. Он отстраняется на пару дюймов, лихорадочно облизывает губы и шепчет: - Я тебя люблю. Клинт смотрит на него и смешно хмурит светлые брови. Старк не знает, как еще выразить то, что чувствует, потому что просто не в состоянии мыслить сложными категориями. Да и кто бы был в состоянии на его месте? Он лишь пожимает плечами и говорит чуть громче: - Я люблю тебя, Клинт. Бартон вдруг перестает двигаться, смотрит на него исподлобья – у Тони что-то обрывается внутри – фыркает и немного меняет позу, чтобы было удобней целовать Старка. Внутри Тони пытается встать на место что-то неудобное – он будто пережил удачный прыжок с парашютом, но при этом промахнулся и попал в чужую страну. Казалось бы, все в порядке, он пока не хочет большего. Но неудобное, угловатое в груди еще шевелится. А потом ему становится не до того – потому что Бартон несколькими мощными рывками выбивает из него все мысли. Старк лежит на спине, закрыв глаза, и пытается вернуть на место свое дыхание и свою душу. Клинт возится, обнимает его, целует в висок и вдруг… - Я тоже тебя люблю, балбес. Тихий шепот оказывается по действию близким к взрыву, что когда-то наградил Старка шрапнелью в груди. Тони вдруг понимает, что как раньше уже не будет. Но по крайней мере это – не больно.