десять строчек о любви.

– Прекрасный мой, ты сидишь в полном одиночестве? Сбой в парадигме, что ли, произошёл? – с насмешкой интересуется Ёнбок. Омега на его вопрос лишь фыркнул, меланхолично помешивая чай и провожая взглядом двух выпрыгивающих из-под стола сорванцов – Чонина и Джисона. – В одиночестве? Что такое одиночество, ма шери? Ёнбок виновато улыбается, после чего, чмокнув омегу в висок, усаживается к нему под бок. – Совсем заели? – Сил уже нет седые пряди закрашивать. – Сед..чего? – Ёнбок неверяще хмурится, быстрым взглядом скользя по макушке любимого. – Не пугай. – А кто сказал, что я пугаю? Я ж говорю, закрасил всё. – Хёнджин, нет. – Чего нет? – Совести у тебя нет. – Это ещё почему? – Пугаешь тут! – Ты что, старенький дедушка и помрёшь со страху? Ёнбок недовольно цыкнул, устраивая голову на чужом плече. – Ну вот. А ты ещё спрашиваешь, один ли я, – вздыхает Хёнджин, отпивая чай из кружки. Он терпко пахнет лесными травами, как и сам омега, но Ёнбоку запах чая, в отличие от запаха самого Хёнджина, не нравится. Он дёргает носом, чуть хмурясь. – Ты о чём? – Да всё о том же. То дети на руки лезут, то ты свою тыкву на плечо умострячить норовишь. Ёнбок уязвлённо замолкает. Извиниться он решает объятиями, мягко обнимая любимого за талию и усаживая его к себе на колени. – Совсем устал, – не спрашивает – констатирует факт. Хёнджин расслабляется в руках Ёнбока и облокачивается спиной на его грудь, позволяя себе откинуть голову на плечо мужа. – Давай я их побью? – внезапно предлагает Ёнбок. Хёнджин решает уточнить, тщательно маскируя смех под кашель – мол, подавился – и искренне радуясь, что сидит к Ли спиной, не позволяя ему видеть своей задорной улыбки. – Кого "их"? – Ну, мелких этих. Они ведь правда как дети, постоянно у тебя на руках гасятся. Совсем достали моего бедного Хёнджин~и. Хёнджин над предложением думает долго. Секунд, наверное, десять. – Нет, – вздыхает омега, отрицательно покачав головой. – Нельзя. Это ведь мои дети. – Твои? Тогда уж наши, Хёнджин~а, – фыркает Ёнбок, крепче обнимая любимого за талию и мягко целуя его за ушком. – Они признали меня матерью, но не тебя отцом! – хохочет Хёнджин, после чего недовольно пищит, когда пальцы Ёнбока щипают его бедро. – Больно, вообще-то! – Зато за дело. – Не боишься, что я пожалуюсь Чанбин-хёну? – Не боюсь! – гордо заявляет Ли, тычась носом куда-то в шею. Хёнджин невероятно мягкий и тёплый – как котёнок, которого таскать на руках хочется постоянно. И не важно, что сам котёнок не особо этому рад. И вообще, когда котят спрашивали? – А если подумать? – Хёнджин ловко разворачивается в руках Ёнбока и обнимает его за шею, внимательно глядя в глаза сверху вниз. – Ну... немного, разве что, – Ли неуверенно хмурится, не до конца понимая, что от него хочет Хёнджин. – А если прям хорошо подумать? – губы Хёнджина трогает лукавая улыбка, которую непременно хочется сцеловать с его сладких губ. – Ладно, ладно. Я опасаюсь Чанбин-хёна. Доволен? – То-то же, – кивает Хёнджин. С самого первого появления Хёнджина в группе Чанбин и Минхо в открытую заявляли на него свои права, угрожая каждому, кто "посмеет даже подумать в сторону Хвана в негативном ключе" жесточайшей расправой. Не сказать, что кто-то этого испугался. Но когда Банчан, – лидер, между прочим, группы! – повысивший голос на Хёнджина, получил моральную выволочку от этих двоих – желание наезжать на Хвана как-то поуменьшилось (да и не сказать, что оно вообще было). Ёнбок же опасался Чанбина из-за явного физического превосходства, а Минхо – из-за его постоянных язвительных комментариев. – Предлагаю закончить спор и пойти в комнату. Отдохнуть, – поднимает белый флаг Ёнбок. Хёнджин склоняется к его лицу, проводя кончиком носа по щеке и оставляя мягкий поцелуй где-то на скуле. – Идёт. *** Ёнбок заботливыми ладонями обхватывает талию сидящего на постели любимого и притягивает его ближе к себе, оставляя на обнажённых плечах россыпь поцелуев. Кожа омеги после душа приятно-влажная и пахнет лесными травами – природный запах, который Ёнбок любит просто до невозможности. Хёнджин же этой одержимости не понимает: что такого вообще может быть в лесных травах? Ёнбок это всё объяснял красиво: «запах огромной поляны, на которой ты лежишь в тени деревьев в знойный летний день. Так пахнет свобода и полное душевное спокойствие, Хёнджин.» Хван смущался таких слов, прекрасно понимая, что сравнениями Ёнбок описывает его, Хёнджина. Своё душевное спокойствие, свою свободу, своё ночное небо, на которое так здорово смотреть летом в телескоп, стоя на крыше. Если у любви есть имя – то для Ёнбока её зовут Хёнджин. От ласковых касаний тёплых губ Хёнджин доверчиво склоняет голову в бок, открывая Ёнбоку доступ к шее, чем тот незамедлительно пользуется: осторожно, будто касаясь губами крыльев бабочки ведёт дорожку поцелуев к покрасневшему ушку, после чего утыкается в него носом. – Если спросят, что такое в мире красота, я покажу им тебя, – Ёнбок улыбается красиво и до боли по-родному. Хёнджин не выдерживает, поцелуем прижимаясь к его губам. Одна из ладоней, покоящихся на талии Хвана, скользит вниз к бедру, из-за чего Хёнджин невольно разводит колени в стороны. – Как ты хочешь, м? – Вот так, сидя, – мурлычет Хёнджин и трогает бесчисленными поцелуями губы Ёнбока, пока длинные пальцы, смазанные в лубриканте, проникают в него. Ли наизусть знает все его эрогенные точки, но скользит свободной рукой по телу так, будто они остались вместе обнажёнными впервые. Тонкие пальцы Хёнджина крепко впиваются в его запястье, стоит изучающей руке спуститься к сочащемуся смазкой члену и обхватить его. Хван стонет по-отчаянному тихо, чувственно прижимаясь спиной к крепкой груди, пока Ёнбок клеймит его рот поцелуем, одним плавным толчком входя в жаркое тело. Хёнджин до невозможности горячий и приятно-тугой – Ёнбока с этого ведёт, но он удерживает бёдра Хвана плотно прижатыми к своим, не позволяя ему двигаться – сначала стоит привыкнуть и не совершать ошибок. – Ты такой неверотяный, мой звёздный мальчик, – ласково шепчет Ёнбок, пока омега, загнанно дыша, крепко держится за его руки, обнимающие поперёк талии. – Ты молодец, Хёнджин~и. Всё в порядке? Хёнджин молчит ещё с минуту, после чего согласно кивает. – Я в полном порядке. Можешь двигаться, – Хван, повернувший голову, благодарно мажет поцелуем по щеке. Ёнбок на пробу делает первый толчок, подаваясь бёдрами назад и вновь входя, пока Хёнджин под ним возится нетерпеливо, разводя колени шире и призывно пробигаясь в пояснице. Ли правильно воспринимает этот знак: спуская ладони с талии на тазовые косточки он двигается уже увереннее, постепенно наращивая темп. Хёнджин под ним стонет до одури красиво, запрокинув голову и вцепившись пальцами в бёдра, требуя быть быстрее. – Нет, Хёнджина, сегодня ты играешь по моим правилам, – произносит Ёнбок, не обращая внимания на жажду омеги получить всё и сразу. Последний стонет разочарованно, но принимает слова спокойно. В какой-то момент Ёнбок обхватывает Хёнджина поперёк груди одной рукой, второй подхватывая под коленом – поза становится ещё более открытой, а проникновение более глубоким, от чего Хван высоко скулит на одной ноте, пока член Ёнбока вбивается в него с удвоенной силой – видимо, сам Ёнбок уже на грани, если нарушает собственные правила. – А теперь кончи для меня, Хёнджин~а, – острые зубы больно кусают плечо и Хёнджин изливается на постель от эмоциональной перегрузки, даже не прикоснувшись к себе. Ёнбок выходит из его расслабленного тела и доводит себя до оргазма ладонью, пачкая поясницу и спину тяжело дышащего Хвана. – Ты в порядке, Хёнджин~а? – заботливо интересуется Ёнбок, нависая сверху над расслабленным омегой и сцеловывая с его влажной спины капли собственного семени. – Если ты после этого своим грязным ртом полезешь меня целовать – прибью, – коротко отвечает Хёнджин, млея под поцелуями любимого. – О. Если способен язвить – значит, точно в порядке. – Это что это за показатель такой, м? – даже будучи крайне чистоплотным, омега забивает на всё, переворачиваясь на спину и заинтересованно глядя в поблёскивающие смешинкой глаза. – Это установка от твоего до дрожи любимого Джисона, – объясняет Ёнбок. – Хёнджин с утра, говорит, как старая Винда: включиться – две минуты, загрузиться – два часа. Ты просыпаешься, гундишь на весь мир и только тогда, когда начинаешь язвить, можно понять, что ты полностью проснулся. – Серьёзно? Прямо так и сказал? – Хёнджин, разумеется, не верит. – Сам проверь! – Ну и проверю! – А что, если я не вру, м? Что тогда? – Лишится белка вкусностей мамкиных, – спокойно кивнул Хёнджин. – Жестоко, но справедливо. Нечего мать расстраивать. Хёнджин лишь тихо рассмеялся в ответ на эти слова.