И на каждой спине виден след колеи, Мы ложимся, как хворост, под колеса любви.
Наутилус Помпилиус – Колеса любви
Если батя узнает — прибьет. Интересно, как хорошо тот знаком с сутенером? Толстый мужик в жилете выглядел довольным, когда жал бате руку. Олег вздыхает и глядит на дырявый паркет, чавкающий под кроссовками. — Присмотрел кого, юноша? — напоминает о себе сутенер. Олег моргает и возвращается в реальность — в узкий общажный коридор с тусклыми обоями, провонявшими сигаретным дымом. Усталые женщины, подпирающие стены тут и там, не обращают на него никакого внимания и не вызывают у Олега ничего, кроме отвращения и стыдной жалости. Более ебаного подарка на восемнадцатилетие батя выдумать не мог. Олег ухмыляется. Он и сам бы выискал, с кем потрахаться. Если бы это было так просто. Лучше бы он бухнул перед всем этим. Ладно: батя вряд ли в самом деле убьет, но из дома точно вышвырнет — тут даже бабка не помешает. Тем не менее, указать на одну из присутствующих дам и пытаться что-то с ней изобразить — полная хуйня. Да и не факт, что мужик в жилете вообще растрындит. — Слушай, друг, — Олег понижает голос почти до шепота и подшагивает ближе к сутенеру. — А кто-нибудь еще у тебя есть? Тот неприятно ухмыляется. — Губа не дура, — фыркает, обдав перегаром. — Я-то верю, что Волк в долгу не останется, но все ресторанные девочки заняты, извиняй уж. Выбирай из того, что есть. Олег сглатывает. Не понял или издевается? Он набирает в легкие побольше воздуха и напускает самый угрожающий вид, какой только может. — Парни, говорю, есть? — спрашивает шепотом, но все равно кажется, что все вокруг резко замолчали и услышали каждое его слово. Сутенер молчит с секунду, а затем взрывается громким, отвратительно-понимающим смешком. — А-то Волк не зря за щенка переживал, ты смотри! Тяжелая рука хлопает по спине. У Олега горло сводит. Точно ведь растрындит! Нужно немедленно сказать, что приколол. Только вот нужные слова никак не приходят в голову. — Да ладно, ладно, че вылупился? У нас тут всякое бывает, не ссы. Олег не находит ничего лучше, чем выудить из кармана спортивок мятую пятихатку и пихнуть ее в грудак сутенеру. Тот, несмотря на колоссальные размеры, слегка пошатывается от толчка. — За молчание, — угрожающе рычит Олег. Сутенер перехватывает купюру, вертит ее в руках и запихивает в карман. — Не в той валюте, парень, — хрипло смеется тот. — Ладно, сделаю скидку в честь дня рождения. Не каждый день ведь случается, а? Пошли за мной. Олег плетется следом и пытается унять бешено колотящееся сердце. Он выкинет нахуй «Playgirl» из-под матраса и никогда больше, никогда, ей богу! — Выбора, сам понимаешь, нема, — говорит сутенер, останавливаясь перед дверью в самом конце коридора. Толкает дверное полотно от себя и говорит внутрь: — Сережа, два часа, все включено. Развлекайся, — усмехается тот, обернувшись к Олегу, затем одергивает жилет и оставляет его в одиночестве. Олег провожает взглядом широкую спину, встречается глазами с одной из девиц. Тут же отворачивается и утыкается перед собой. Нужно лишь протянуть ладонь, обхватить дверную ручку с облезшей позолотой. И никаких больше заглядываний на парней в качалке, никакой позорной дрочки на вырезки из журналов. Может ему вообще не понравится, и тогда он будет точно знать, что нормальный. Делов-то. Пальцы дрожат. «Ебаный нахуй». Олег расправляет плечи, открывает дверь и заходит в два широких шага. Сперва кажется, что сутенер его наебал, и в комнате девчонка. Но всего на долю секунды, потому что у тощего паренька, прислонившегося к стене у окна, длинные рыжие космы. — Здоров, — буркает Олег и оглядывает того с ног до головы. Он понятия не имеет, что теперь делать. Руку жать? Предложить выпить? Пошутить? Пока выходит лишь молча смотреть. На парне, которого сутенер назвал Сережей, нет штанов, а на плечах висит явно великоватая белая алкоголичка. Сережа вцепился в одну из лямок: Олегу кажется, стоит тому убрать руку, и лямка просто свалится. А еще тот весь в отметинах. Олег хотел бы игнорировать это, но взгляд так и цепляется за опоясывающие запястья синяки, за следы на плечах, бедрах, коленях. Более-менее понятно, откуда все это могло взяться, но помимо остального у Сережи какого-то хрена подбит глаз. Недели две назад, фонарь скоро совсем сойдет — Олег по себе знает. — Как тебя называть? — тихо спрашивает тот и обхватывает себя свободной рукой поперек корпуса, будто хочет прикрыться. Олег моргает и открывает рот, но по-прежнему не может выдавить из себя ни слова. Он только теперь замечает, что у Сережи синие, абсолютно затравленные глаза. Взгляд усталый, как у женщин в коридоре. — Ладно, молчун, — Сережа слегка улыбается и будто через силу отлипает от стены. — В первый раз, да? — А? Ага, — только и выходит сказать у него. У Сережи пидорская походка. Олег с пацанами такого за гаражами отмудохали бы, если бы встретили на улице. Тот подшагивает ближе, берет Олега за руку и тянет за собой. Ладонь ледяная и костлявая. Олег позволяет усадить себя на край большой кровати, застеленной красным потрепанным покрывалом. Кровать слегка скрипит, когда он опускается на нее. Ему невольно представляются звуки, которые заполнят комнату, когда он будет трахать Сережу. Это вызывает желание уйти. — Будешь со мной нежным? — мурлычет тем временем Сережа, опускаясь на колени меж его разведенных ног. Звучит вопросом и просьбой одновременно. — Ага, — тупо выдыхает он. Во все глаза глядит, как тот убирает волосы за плечи и вдруг накрывает ладонью его член под спортивками. Олег дергается. — Не-не-не, — пищит он не своим голосом и заползает на кровать с ногами. — Не трогай меня! Через секунду берет себя в руки и досадливо морщится. Ебаный стыд: испугался шлюхи. Хоть бы в коридоре не было слышно. Сережа, кажется, напуган не меньше: отпрянул одновременно с Олегом и будто хотел прикрыть лицо, но быстро совладал с собой. — Ладно, — выдыхает Сережа, снова легонько улыбаясь. Складывает ладони на краешке кровати, ложится на них щекой и глядит на Олега из-под светлых ресниц. Он невольно отмечает: Сережа, если бы не выглядел так, будто не спал неделю, был бы красивым. — Что мне для тебя сделать? — спрашивает тот. Олег набирает воздуха в легкие. Вообще-то, просто исчезнуть. Это была ошибка. Нужно было выбрать одну из проституток в коридоре и не выебываться. — Слушай, я просто не… Я не пидор, понимаешь? — выдает он. Звучит жалко. — Конечно, — мягко соглашается Сережа. Вопреки успокаивающему тону, тот поднимает голову и ощутимо напрягается. — Меня Олег зовут, — зачем-то сообщает он. — Меня — Сережа, — отвечает тот и присаживается на краешек кровати вполоборота. — Хочешь, я тебе просто подрочу? Олег сглатывает. Представляет, как Сережа полезет ему в трусы своей узкой ледяной ладонью, как резинка штанов окажется аккурат над опоясанным синяком запястьем. Его передергивает. Он вообще больше никогда в жизни не хочет думать о сексе, тем более с парнями. Сережа глядит безразлично-внимательно. Олег впервые в жизни представляет, какого это — быть по ту сторону. Он видел бесчисленное количество проституток. Даже на той улице, где стояла их школа, одно время ошивались две девицы. Он и парней видел. На Московском можно снять мальчишку по совсем смешной цене. Олег ходил мимо, но никогда не решался, снедаемый стыдом и страхом. И впервые подумал о чужих чувствах только теперь, глядя в усталые синие глаза. — Не надо, — выдыхает он. — Зря я сюда… — Замолкает, глядя на чужие крепко сцепленные ладони. Сквозь бледную кожу проступают синие венки. Сережа заламывает руки и едва заметно дрожит. — Тебе вообще как, не холодно? — спрашивает он, чтобы как-то нарушить неловкое молчание. — Отопление скоро дадут, — Сережа чуть слышно хмыкает. — А пока — мерзни, волчий хвост. Олег ухмыляется. — Портки носить религия не позволяет? — весело интересуется он. Сережа сконфуженно посмеивается, опускает взгляд, а затем резко всхлипывает, прикусив губу. По худому телу проходит судорога, и тот отворачивается, сгорбливается. — Ну ты че, я ж пошутил, — в растерянности бормочет Олег. Он подползает ближе и садится рядом, свешивает ноги с кровати. Давит в себе порыв положить руку на чужое плечо. Был бы Сережа девчонкой — можно было бы обнять, по спине погладить. Как быть с ноющими парнями, Олег знать не знает. — Прости, — выдавливает Сережа. Тот даже не плачет — просто сидит, впялившись в точку на полу, а слезы текут по лицу. — Бля, подумаешь, я ж ничего такого, — сконфуженно выдавливает Олег, а затем обрывает себя, не закончив фразу. Дебилу понятно: хуйню несет. В каком-то странном порыве он стягивает олимпийку и набрасывает на чужие плечи. Сережа поворачивает голову, удивленно моргает. Так близко, что Олег видит мокрые ресницы, слипшиеся треугольничками. Он немного отсаживается. Сережа плотнее заворачивается в олимпийку, уголки искусанных губ скупо приподнимаются. — Не говори ему, что я ныл. Пожалуйста, — просит тот. — Не скажу, мне-то что, — с напускной бравадой дергает плечом Олег. — Ты прости, не хотел обидеть, если че. Сережа вдруг смеется. Тихо, даже печально как-то. Острое лицо преображается, на секунду Олегу кажется, что они сидят в каком-нибудь падике со школьным приятелем. Наваждение тут же спадает. — А ты забавный, — фыркает Сережа. — Страшный такой, а на деле — лапочка. — Чего-о? — тянет Олег. Ему льстит и одно, и другое, но он не может решить, от чего отбрехаться в первую очередь. — И ниче не страшный, — говорит оскорбленным тоном, — а очень даже симпатичный. Мне бабушка так сказала, — самодовольно заверяет он, с удовольствием глядя на расцветающую на чужом лице улыбку. — Ну раз бабушка, тогда беру слова обратно, — фыркает Сережа. Снова повисает молчание. Олег немного расслабляется, но все равно не может отойти от того, что Сережа вдруг ни с хуя разрыдался. Он внезапно понимает: тот мог подумать, что Олег не захотел трахаться, потому что Сережа ему не понравился. Обидно, наверное. — Ты не думай, это не из-за тебя, — говорит он и ловит недоуменный взгляд. — В смысле, я вообще впервые, ну, у… — Олег чуть не роняет «у шлюхи», но вовремя прикусывает язык. — В таком месте. У меня день рождения сегодня, и я вот… Да я девственник! — в запале признается он. — Да я понял, — насмешливо тянет Сережа. — Это вообще, знаешь ли, с первого взгляда понятно. — Обидно, — усмехается Олег. — Опыт. — Тот пожимает плечами. — Курить есть? Он угощает Сережу сигаретой и щелкает зажигалкой перед чужим носом. «Джентльмен, епт», — думает насмешливо. Курит Сережа красиво, до безобразия манерно. Пепел стряхивают в перетащенную с тумбы на входе пепельницу, наполовину заполненную окурками. — А ты как, ну, оказался тут? — спрашивает Олег. Он бы спросил что поприличнее, но в голове ровно ноль мыслей. — Такое обычно после ебли спрашивают, — посмеивается Сережа. — С вами приятно иметь дело, Олег, как там тебя? — Давидович. — Олег Давидович. Олег чувствует, что краснеет. Сережа специально сказал это таким тоном? — Пойдешь? — спрашивает Сережа, когда они докуривают. — Только учти, деньги Бандерос не вернет. — Не, еще побуду. Там батя внизу, в казино, — сконфуженно объясняется Олег. Рассказывать, что отец за ручку привел его к проституткам, чтобы Олега «мужиком сделали», совсем не охота. — Ясно, — Сережа насмешливо прищуривается. — М-да, ситуация. Олег сконфуженно пожимает плечами. Вот вечно он позорится. Даже перед проституткой умудрился. — Да ладно тебе, нормально все. — Сережа внезапно кладет руку ему на плечо и слегка потирает. — У тебя хотя бы батя есть, это ж круто. Олег бы поспорил. — А у тебя мамка только? — спрашивает он. — А у меня — никого, — печально улыбается Сережа. — Я из детдома. Из-за директрисы-суки тут и оказался. — Бля-я, — сочувственно тянет Олег. Что на такое сказать? Дерьмо — оно и есть дерьмо. Он недолго молчит, потом признается: — А у меня матери нет. Я, может, поэтому больной такой. Ну, пидор, в смысле. За откровенность тут же становится стыдно. — Я тебя умоляю, — Сережа издает истерический смешок, — какая это болезнь? Нормально с тобой все. Ну нравятся парни, что теперь? Болезнь — это если у тебя трое детей, жена, а ты сюда бегаешь. Или вот, — Сережа жестом указывает на свои синяки, — если тебе парни нравятся, а ты настолько себя за это ненавидишь, что приходишь и срываешься. Понимаешь? Я, вообще-то, подумал, что ты такой и есть, когда увидел. А ты нормальный оказался. — Ободряет, — сухими губами выговаривает Олег. Становится неуютно: так вот что означало Сережино «Будешь со мной нежным?». Олег ни за что не стал бы срывать злость на человеке, который не может ему ответить. По крайней мере, ему хочется так думать. — Мудаки какие-то. — Точно, мудаки. А мы с тобой просто геи, и не виноваты в этом, — уверенно говорит Сережа и подмигивает. Олегу хочется возразить, откреститься. Это Сережа мужикам дает, а он-то ни разу! Но тот не дает возможности вставить слово. — Я парня полюбил в пятнадцать. Мудака. Отсосал ему, а он рассказал всем. Жизнь у меня началась тогда — пиздец. — Олег затаивает дыхание. Вполне понятно, что ровесники сделали бы, прознай они, что он кому-нибудь отсосал. И это при том, что Олег явно не такой хиляк, как Сережа, и сдачи дать может. — А потом директриса предложила давать мужикам за деньги. Я, дурак, согласился. — Ого, — шепчет Олег. — А я-то думал, что мне хуево. А потом че, сюда сразу? Сережа вскидывает на него возмущенные глаза. Олег ободряюще улыбается. Ему правда интересно узнать побольше о невольном собеседнике. — Не сразу. Мужику одному понравился. Депутату. Уж не знаю, где эта блядь его отрыла. Подарки дарил, после выпуска квартиру снял, учебу оплачивал. Шмотки-хуетки. А я, дебил, как узнал, что у него жена беременная — послал лесом. Думал, папиков вокруг — пруд пруди. — Че, не так? — Не так. То есть, дохуя, конечно, если знать, где искать. Только им школьника подавай, чтоб молчал и шоколадке радовался. Уроды, — яростно шипит Сережа. Олег согласен. — А работать не пробовал? — осторожно спрашивает он. Не то чтобы осуждает, но наверняка можно было придумать что-нибудь еще, чтобы не торговать задницей. — Пробовал, — вздыхает Сережа. — Да разве столько заработаешь? Из квартиры выгнали, место в универе потерял. Дело прогорело, в долги влез. — Чем занимался? — поднимает брови Олег. — Компами, чтоб их. Надеялся, наладится, как долги раздам. Деньги нужны были. Потом подумал: пару раз на панель схожу — двумя больше, двумя меньше — кого волнует? Легкий заработок. Немного допинга, чтоб не так противно… Ну и все. В итоге, — Сережа красноречиво обводит взглядом комнату, — тут и живу теперь. Мега-отцов с беременными женами по двое в день обслуживаю. Моралист хуев. — А уйти не хочешь? — тихо спрашивает Олег. — Хуйти, — раздраженно огрызается Сережа. — Отсюда нельзя уйти. Паспорт то ли просрал, то ли у Бандероса — под кайфом был, не знаю. Штанов, блядь, нет. — Сережа загибает пальцы: — Жрачка, колеса, сигареты и презики. Кто уходит — возвращаются потом. Или возвращают. Олег моргает. Теперь он чувствует себя совсем инфантильным, залюбленным жизнью малышом. Кто бы мог подумать, что такое возможно? Это же рабство: не обычное долговое, привычное глазу, а совсем уж дикое. — Мне жаль, — горько бормочет он. Сережа шумно выдыхает. — Прости. Я не должен был всего этого говорить. С тобой просто, — Сережа зябко ведет плечами под Олеговой олимпийкой, — так легко. Не рассказывай Бандеросу, умоляю тебя. — Не скажу, — очень серьезно обещает Олег. Повисает неловкое молчание. — Ну что, — тихо говорит Сережа спустя некоторое время, — трахаться не надумал? Полчаса осталось. — Иди ты, — выдыхает Олег и откидывается назад, падая на матрас. — Еще по одной? — Он протягивает открытую пачку. Сережа кивает и заползает следом, усаживаясь по-турецки. Олег рассказывает, как бодяжит спирт для клуба на Малом, и как тупо Джесси чуть не спалилась на прошлой неделе, толкая из-под полы. Выходит легко и забавно — на этот раз в искусстве изображать клоуна он превосходит самого себя. Сережа улыбается, и Олег чувствует себя так хорошо, как давно не чувствовал. В каком-то непонятном порыве он оставляет Сереже олимпийку. *** Олег берется за дело по-крупному. Подключает Вадика — бывшего одноклассника и скользкого типа, с которым не стал бы работать ни при каких условиях. Кроме, пожалуй, этих. Батя хвалит его чуть ли не впервые с третьего класса, когда видит, что они устроили в гараже. Хеннесси получается почти как настоящий. Бабушка неодобрительно качает головой, выдыхая дым под кухонной люстрой: ей не нравится, что он заявляется домой под утро. Олегу нужны деньги. Он изо всех сил гонит от себя причину такой острой нужды, но врать себе не выходит: безумно охота еще на пару часов перестать чувствовать себя прокаженным. Он ни на йоту не верит, что быть пидором — нормально, но там, рядом с Сережей, мир будто живет по совсем другим правилам. Пока он был там, его пидорство не было проблемой. При первой же возможности он оказывается перед деревянной дверью в пропахшем табаком облезлом коридоре. Карманы оттягивают конфеты и две пачки Конгресса. Сережа расцветает улыбкой с порога. Тепло разливается в груди, пока Олег не замечает характерную заторможенность в движениях. — Никак надумал? — фыркает тот смешливо и запускает руки в волосы у него на затылке. У Олега мурашки по спине пробегают. Он мягко отстраняет Сережу и выкладывает подарки на комод у входа. — Привет. Сережа сцапывает сигареты и долго вглядывается, будто ему сложно читать. Затем присвистывает. — Настоящие? — Обижаешь, — усмехается Олег и проходит внутрь, а затем сразу падает на кровать. Сережа осторожно укладывается на бок рядом. — Без резины не даю, — хмурится тот, подкладывая ладонь под голову. — Да че ты сразу, — Олег посмеивается, — я ж просто так. Добро захотел сделать. Сережа понятливо мычит и улыбается, — совершенно неясно, с сарказмом или без. Хотя, вряд ли тот сейчас способен соображать для сарказма. — Могу отключиться, — предупреждает тот, — но ты продолжай, если что. Узнаю, что снял резинку — больше не придешь, понял? — Да понял, понял, — вздыхает Олег. Через несколько минут Сережа действительно засыпает. Олег лежит рядом и разглядывает того какое-то время. Более странную ситуацию представить сложно, но на душе так удивительно спокойно, что он позволяет себе бездумно насладиться моментом. Несмотря на то, что батареи жарят будь здоров, Олег набрасывает на Сережу край покрывала, на котором тот лежит. По истечении своего времени он тихо встает и так же тихо прикрывает за собой дверь. *** Олег успешно косит от осеннего призыва, поэтому немного шугается на подходе к казино, когда видит ментовскую рожу. Мусор по гражданке, но он-то этих ребят за версту чует. Этот просто курит, облокотившись о стену рядом со входом. А может, работает под прикрытием — Олегу дела до этого нет. — Чей-то у вас мусора пасутся? — спрашивает он вместо приветствия, заходя к Сереже. На комод выкладываются шоколадка и пачка Конгресса. — Ты маньяк или импотент? — Сережа выпускает облачко дыма в форточку, стоя у окна. По тону понятно: говорит тот несерьезно. — Снова устроим девичник? — Не хочу секса, — отрезает Олег. Привирает: секса он, может, и хочет, но не с Сережей. Особенно после истории о детдоме. — Тебе что, не хватает? — А чего хочешь? — мурлычет тот, игнорируя подколку. Олег подвисает. Зачем он приходит? Да что ему вообще по жизни надо? Нихуя ведь не надо. Только чтобы все отъебались. В этой комнате, с Сережей, ему действительно кажется, что отъебались. Хотя бы на пару часов. Сережа выглядывает в окно. — Этот, что ли? — усмехается уголком губ. — А? — Олег подходит ближе к подоконнику и смотрит вниз, на козырек подъезда. Мент все еще стоит, привалившись к стеночке. — Да, этот. Чего трется? Сережа выглядит чересчур самодовольным. — Это мой мусоренок. — Тот картинно отбрасывает свалянные волосы назад. — Хочешь секрет? — Не оставляя возможности ответить, сразу выдает: — Он плачет, когда кончает. Олег прыскает. — Да ну, пиздишь, — он слегка толкает Сережу в плечо. — Отвечаю, — фыркает тот. Олег все равно не верит. Мусор выглядит так, будто рожей кирпич разбить может. Не может такой рыдать. И вообще, к Сереже ходить не может. Мусора конечно пидорасы, но не в том самом смысле. — Рассказать еще про кого-нибудь? Тебя такое заводит? — Сережа подходит непозволительно близко, цепляет пальцем ворот его футболки и тянет на себя, заглядывая в глаза. Олег замечает, что кожа под глазами у того чуть шелушится. — Отвали, — он отодвигает Сережу, уперевшись ладонью во впалую грудь. — Я же сказал, что не хочу трахаться. — Да я прикалываюсь, — улыбается тот. — Ты такой забавный. Давай покурим. *** В следующий раз Олег приносит бутылку Гаваны. Приходится отложить визит почти на неделю: финансы поют романсы, но идти с пустыми руками не охота. Он мог бы взять какой-нибудь продукт их с Вадиком самодеятельности, но необъяснимо охота перед Сережей выебнуться. На всякий случай захватывает пол-литра Сангрии, потому что Сережа вполне похож на того, кто не признает крепкую алкашку и лакает что-нибудь фруктово-приторное. В этом он ошибается: Сангрия сиротливо стоит на комоде, пока Сережа со знанием дела вливает в себя чуть ли не две трети бутылки. Олегу даже неловко: его, всего из себя ровного пацана, после такого разъебало бы в хлам, а полудохлому манерному Сереже — хоть бы хны. Он осторожно отпивает небольшой глоток из протянутой бутылки и закусывает долькой мандарина. — Халтуришь, — хмыкает Сережа. Тот сидит, прислонившись к стене и разбросав по сторонам длинные ноги. На вороте майки расплывается темное пятно от рома, на щеке — небольшая гематома. Если накинуть с десяток лет, получится типичный бухарик. Но пока — под алкашкой и чувством, накрепко застрявшем в груди, — Олегу кажется, что Сережа прекрасен. — Ты такой красивый, — вырывается прежде, чем он успевает прикусить язык. Сережа поднимает на него синие поплывшие глаза. — Думаешь? — тянет сквозь пьяную улыбку. Олег быстро кивает, абсолютно не понимая, куда девать смущение, затопившее голову так, что готово из ушей брызнуть. Сережа разглядывает его с явным наслаждением. — А кто красивей: я или Венера Милосская? — спрашивает, будто издеваясь. Олег в душе не ебет, какая такая Венера. — Хуй знает, — он дергает плечом. Сережа заливается смехом. — А ты в точности Арес Боргезе, — фыркает тот, отсмеявшись. — Шикарный мужик с крошечным хуем. — Ты, бля, где отучиться на искусствоведа успел? — беззлобно хмыкает Олег. Поддевки по поводу размера члена — точно мимо. Хоть одна безболезненная тема в его ебаной жизни. Сережа машет рукой на непримечательный книжный шкаф. — Журнал со скульптурами Лувра. Париж! — Тот мечтательно вздыхает. — Когда-нибудь съезжу. Олег не хочет портить все очевидной мыслью, что Сереже и до соседнего дома не добраться, — какой уж там Лувр. Он смотрит, как ходит кадык под длинной шеей, когда Сережа делает очередной глоток. — Читаешь? — Олег дергает подбородком в сторону шкафа. Там довольно много всяких книг. Он-то думал, что это бутафория ради атмосферы. — Все прочел, — с нескрываемой гордостью кивает Сережа и протягивает ему бутылку. Олег чуть не отрубается, потому что Сережа начинает рассказывать про свои книжки — какая у него тут откуда, о чем они. Мешает только истекшее время. *** Олег ходит к Сереже каждую среду за очень редким исключением. Дела с баром идут отлично, они даже думают начать продавать на вторую точку. Остается лишь найти кого-нибудь столь же талантливого, как Джесси. Помимо сигарет, конфет и алкашки Олег начинает приносить книги. Это в разы труднее. Оказывается, что Сережа неплохо разбирается, или просто создает такое впечатление. Пару раз тот разносит в пух и прах очередной подарок на следующей же неделе. Олегу приходится читать то, что он покупает, в попытках понять, понравится ли Сереже. Тому обычно по душе вещи, от которых у Олега мозги закипают. Для человека, помимо Муму прочитавшего за школьные годы лишь несколько параграфов из учебника истории, Олег быстро пристращается к литературе. Даже приобретает некоторые книги лично для себя. «Три училки не смогли заставить, а какая-то проститутка — запросто», — думает Олег, покупая очередную книгу. Он с неизменным успехом косит от весеннего призыва. Возвращается на борьбу, которую бросил в десятом, потому что больше не чувствует себя отвратительно грязным среди полуголых сверстников в раздевалке. Даже с бабушкой сближается до странной, почти детской, давно потерянной привязанности. Оказывается, что лепить пирожки с капустой — безумно прикольное занятие. Он рассказывает о прошедшей неделе каждую среду, Сережа в ответ делится историями своих клиентов. Они обсуждают детство, книги, политику и всякую чушь. Кажется, что с Сережей невозможно наговориться. Олег заталкивает глубоко внутрь жгучее желание. Если бы ему хотелось невинно держаться за руки, целоваться, в конце концов — он бы разрешил себе. Но знает, что не остановится на этом: просто не сможет. А Сережа не сможет отказать. Олег отдает себе отчет: он мудак, потому что продолжает приходить и пользоваться Сережиным положением. Но не настолько. Между ними устанавливается хрупкая, до странного больная, но важная для него связь. Не отношения, не дружба, но что-то, без чего Олег больше не чувствует возможности существовать. На Сережин день рождения он делает исключение и приходит в бордель в субботу. Бандерос сообщает, что у Сережи выходной и оглядывает его от макушки до ног. Крутит пальцем у виска и машет рукой: проходи, мол, так. Олег со здоровой охапкой красных роз чувствует себя полным идиотом. Сережа спит. Олег заставляет себя не останавливаться, чтобы поглядеть. Находит трехлитровую банку для цветов, затем осторожно будит. — Олег, — констатирует Сережа, открыв глаза, и тут же прикрывает лицо ладонью. — Дай попить, а? — Отмечали? — фыркает он и приносит воды. Сережа осушает стакан в три глотка. — Маргоша принесла настоечку, — ухмыляется после. — Убойная вещь. А это что? — Сережа замечает букет, пристроенный на комоде. — Твой? Жар приливает к лицу. Сережа вскакивает, будто у него нет никакого жуткого похмелья, и, преодолев расстояние за два шага, зарывается лицом в цветы. — Круто, — выдыхает, обернувшись к Олегу. Выглядит еще хуже, чем обычно: под глазами залегли тени, а лицо явно опухло после ночного кутежа. И все же Олег налюбоваться не может. Он сцепляет пальцы в замок и переступает с ноги на ногу. — И еще, — Олег вынимает из кармана коробочку и протягивает Сереже, — вот. Сережа осторожно открывает подарок. Моргает. Вытягивает из футляра золотую цепочку. Олег понимает: это слишком. Чем он думал, когда покупал — не зная размера, на глаз — женский браслет? Не смог толком объясниться с консультанткой, смутился до предобморочного состояния и сбежал из ювелирки, выбрав самый вульгарный браслет с витрины. Абсолютно блядушная вещица. — Вау, — говорит Сережа. — Олег, это… Не надо было. Спасибо. — Тот налетает с объятиями, и Олег наслаждается теплом чужого тела целую вечность. — Он очень красивый. Сережа тут же плюхается на кровать и застегивает браслет на лодыжке. Олег сконфуженно выдыхает и абсолютно точно собирается сделать вид, что так и планировал. Браслет для ноги — надо же. Сережа выпрямляется и разок кружится вокруг своей оси. Выглядит абсолютно объективно мерзко. Олег глядит во все глаза, потому что Сереже идет. И тот по-прежнему невероятно, необъяснимо прекрасен. — Мне идет, а? Поцеловал бы тебя, но от меня несет, — фыркает, улыбаясь во все зубы. Олег видит, как на нижней губе выступает капелька крови. *** Мысль о том, что Сережу любит, Олег принимает легко. Как иначе: разве можно Сережу не любить? А вот что с этим делать, ему совершенно неясно. Олег не дурак. Если он того вытащит, если они будут вместе — что не факт, Сережа кинет его, как только почувствует немного свободы. Для того, чтобы такого не произошло, нужно бабло. Немерено бабла. Батины мордовороты на поверку оказываются надежными парнями. Волк-старший хлопает по спине, выбивая воздух из легких, после его первой стрелки. Олег от страха чуть не помер, но держался достойно: никто и не прочухал. Почти новенький Форд Скорпио, похищенный у похитителей, разбирается на запчасти, а на презент компании он выкупает Сережу на весь день. Сдачи хватает, чтобы Бандерос закрыл глаза на маленькое путешествие своего подопечного. Ладони потеют на руле батиного ауди. Олега мандражит так, будто это его первый визит в бордель. Сережа насмешливо присвистывает, забираясь на пассажирское. — Крадешь меня? — поднимает брови тот. — Не сегодня, — уклончиво отвечает Олег. — Сгоняем кое-куда. Тебе понравится. Сережа ухмыляется, кладет ладонь ему на колено и подносит руку ко рту. Олег перехватывает за запястье. — Не надо. Убери, — просит он. Сережа со вздохом запихивает свою наркоту в карман олимпийки, когда-то подаренной Олегом. Он досадливо отмечает, что и думать забыл про шмотки: ни Сереже ничего не принес, ни сам прилично не оделся. Хотелось бы, чтобы их пустили в таком виде. На Сереже потертые узкие джинсы и абсолютно разъебанные кеды. Олимпийка застегнута под горло. Они выглядят как бандит и наркоман. «Мы и есть бандит и наркоман», — с усмешкой думает Олег. Они оставляют машину на площади возле Певческого. — Да ладно, — пораженно тянет Сережа, — серьезно? Ты ведь не собрался трахать меня в Эрмитаже? Олег скашивается на совершенно растерянного Сережу и самодовольно ухмыляется. Нечасто ему удается того смутить. — Ты хорошо обо мне думаешь, — фыркает он. — Нет, мы на экскурсии. Не Лувр, конечно, но подожди, то ли еще будет. Пойдем? Сережа топчется на месте, испуганно глядя на возвышающееся вдалеке здание музея. — Да мне ж туда нельзя, — бормочет тот. — Ты меня вообще видел? — Сережа отступает назад, к машине. Лицо искажает гримаса такого страдания, что у Олега горло перехватывает. — У меня женская майка под этим всем! Я ж думал, что мы… Мне здесь не место, Олег. — Подожди, — выдавливает он. — Послушай. Подумаешь, никто ж не увидит. О ком ты вообще беспокоишься? Всем похуй. Хочешь, махнемся одеждой? Сережа усмехается и немного приободряется. — Ну уж нет, — говорит, демонстративно оглядывая Олега с головы до пят, — лучше женская майка. Они устраивают шутливую потасовку, а затем все же направляются к Эрмитажу. Сережа держится скованно, становится дерганным и явно старается держаться поближе к Олегу. На входе им не рады, но все же пропускают согласно купленным билетам. — Давай уйдем, — просит Сережа, — все смотрят. Сережа прав. На них косятся. Одного его, скорее всего, проигнорировали бы, но вот Сережа… Сережа слишком приметный. Среди всех этих нарядных людей и вычурных интерьеров тот — настоящая белая ворона. — Ты лучше их всех, — говорит Олег. — Каждый из этих людей ебнулся бы, окажись на твоем месте. А ты тут, со мной, смотришь на свое обожаемое искусство и срать хотел на окружающих. Так? — Так, — шепчет Сережа и со вздохом расправляет плечи. — Да, так. Сережа быстро осваивается, кажется, забывает про окружающих и таскает Олега из зала в зал, будто хочет посмотреть все. Восторженная болтовня льется нескончаемым потоком — Олег безумно счастлив утонуть в ней. Блеск Сережиных глаз затмевает каждый экспонат в этом месте. К картине, изображающей кормление грудью, Сережа оказывается равнодушен, бросив, что не собирается толкаться в куче народа. Зато перед непримечательной голой женщиной — из сотни голых женщин, которых Олег успел тут увидеть, — застывает, как вкопанный. «Арабский рынок наложниц» — гласит подпись. Он стискивает зубы и глядит на полотно внимательнее. Оно ужасно. — Ты как? — шепчет после целой вечности молчаливого стояния перед картиной. — Она не виновата, — говорит Сережа. *** Олег решает украсть Сережу. Просто приехать и забрать. Похуй на последствия: он разберется. Заплатит или решит дело силой — все равно. Он может пришить и Бандероса, и батю, если тот залупаться станет. Маленького дрожащего мальчишки больше нет. Олег уже снял однушку под Питером и почти что решился, когда все рушится. Дверь отцовской квартиры срывает с петель с оглушительно-жутким грохотом. Кричит бабушка, орет матом пьяный отец. Олега скручивают мордой в стол — и пикнуть не успевает. Следственный в Крестах — явно не худшее, что могло произойти. Олег втыкает во вменяемый ему послужной список в молчаливом ахуе: явно лепят дело. С такой хуйней он и рядом не стоял. Мусора не добиваются от него доноса на батю ни угрозами, ни слащавыми обещаниями. Олегу шьют пятак и оставляют быком. Полгода складываются в один страшный день. Тоска по Сереже и беспокойство за бабушку съедают изнутри. Мужики, с которыми он сидит, в основной массе оказываются нормальными ребятами. Одному он даже рассказывает о Сереже, заменив имя на Соню. «Не ссы, все равно не дождется тебя твоя босявка, че ссать-то», — ржет сокамерник и угощает куревом. Через полгода Олегу выдают его вещи и выводят за решетку. Не отвечая на вопросы, два мордоворота просто оставляют его на зимней набережной и, больно пихнув напоследок, говорят убираться по-добру по-здорову. Пока он добредает до хаты, промерзает до мозга костей. Разбираться неохота. Хочется завалиться домой и проспать дня три, а если мусора вернутся — он их просто прирежет. Хата обнесена подчистую. Олег, чувствуя подступающую истерику, мечется от стены к стене и пытается отыскать хоть какую-то информацию об отце и бабушке. Скручивается на полу посреди того, что было кухней, воет на одной ноте. К ночи кое-как заставляет себя встать. Вадим бледнеет, когда видит его на пороге. — Волк, ебать, заходи, — хрипит спросонья и затягивает внутрь. — Кто пришел? — женский голос с кухни перекрикивает фоновый телек. Обыденные звуки чужой жизни рвут изнутри, вопят мусорскими сиренами. — Сиди, ма, никто! — орет Вадим. — Где мои? — выдавливает Олег. Вадим усаживает его на шаткую табуретку и вручает чашку горячего, охренительно сладкого чая. — Мы не знали, где ты, — говорит Вадим. — Мусора на батю твоего давили, хотели явку с повинной. Лоб в лоб — кишка тонка, так они через тебя решили, угрозами. Где ты был? — В Крестах. Все вокруг кажется кошмаром. Нереалистичным ебаным сном. Олегу казалось, что ему море по колено, а на деле оказалось, что он всего лишь щепка. Та самая, которая летит при рубке леса. — Волк схоронился, — говорит Вадим. — Хуй знает, послания мне не оставил. — Да и хуй с ним, — рычит Олег. Он понимает, что батя скорее позволил бы сгноить его в тюрьме, нежели сдал свои дела. Ему до слез, по-детски за себя обидно. — Бабушка где? Вадим глядит на него, как на оживший труп, затем отводит глаза. Впервые в жизни Олег позволяет себе разрыдаться в присутствии другого мужчины. Вадим говорит: сердце не выдержало. Говорит, бабушку не хоронили. Не до того было. Олег выжирает литр водки в одно рыло. На утро под ногами хрустит стекло, а Вадим дрыхнет на столе в лучах вовсю палящего солнца. Каждый шаг отдает в голову тупой болью. — Куда собрался? — сипит вслед разбуженный приятель. — Куда надо, — огрызается Олег. Ему до ломоты в грудине необходимо увидеть Сережу. — Ствол есть? Вадим нехотя одалживает свой ТТ. Олег уверен: сегодня он заберет Сережу из борделя — по-хорошему или по-плохому. Потом уже разберется. Полтора часа спустя дом, куда он ходил каждую среду, глядит на Олега черными провалами окон. Он глупо оглядывается по сторонам, надеясь на какое-то чудо, на то что просто ошибся, зашел не в тот двор. Запах гари еще уловим в воздухе. Крыша провалилась. Вокруг так тихо, что становится еще более жутко, чем было вначале. «Пожалуйста, только не это, умоляю тебя», — думает Олег, обращаясь к богу, в которого никогда не верил. Никакого ответа, понятное дело, не следует. Целый месяц он бегает из одного конца города в другой, стараясь отыскать хоть что-то. Через старую батину банду узнает, что после смерти бабушки батя махнул в Азербайджан, не оставив контактов. Сережа пропал бесследно, а он даже фамилию не спросил, пока еще мог. Дурак, какой же позорный дурак. Олег изо всех сил уговаривает себя, что тот смог спастись, но пожарные рассказывают лишь о неопознанных трупах. Ни одного выжившего. Обезображенное тело Бандероса в коридоре первого этажа. Это явно были чьи-то разборки. Олег понимает: нужно разузнать, отомстить. Вместо этого он запивает горе до одури, до кровавых всполохов перед глазами. Срывается на таких же пьяных уродах, как он сам, несколько раз попадает в обезьянник. В очередное такое утро просыпается на деревянной скамье. Голова гудит, в глаза будто песка насыпали. Организм требует не понижать градус. Олег осторожно садится и разминает затекшее тело, стараясь не задеть дрыхнущего рядом мужика. Сквозь решетку с плаката лыбится какой-то идиот в военной форме. «Российская армия — превосходство во всем», — гласит надпись. «Пиздишь», — зло думает Олег. Через три дня, одуревший от одиночества, он является в военкомат по месту прописки. *** — Хорошая работа, Алег! — Юля улыбается во все тридцать два и всряхивает париком из блесток. — Бабочка, ты глянь. Исправляешься! Олег устало вздыхает и заводит двигатель. В конце-концов, он вовсе не такой дикарь, каким она вечно хочет его выставить. — Драться будет сложно, — Олег дергает плечом, затянутым в смокинг, — если придется. — Не придется. Просто держись рядом и выгляди… Ну, как обычно, — Юля подмигивает и добавляет тише: — И постарайся не дергаться, когда открывают шампанское. Олегу хочется огрызнуться, но он не имеет права: две недели назад, когда он сопровождал ее на премьеру спектакля, ровно это и случилось. Олег смахнул на пол пару бокалов, потому что слепая уверенность в том, что по ним открыли огонь, утопила в себе резко, без подготовки. — Постараюсь, — вздыхает он. — Ты справишься, я уверена. — Юля поправляет парик. — Музычку включишь? Дорога до казино занимает целых сорок минут. Как знал: не надо ехать через Кировский. — Открой мне дверь, — напоминает Юля, когда он наконец находит место для парковки. Олег спохватывается, выскакивает, обходит машину и выпускает Юлю с пассажирского. Спустя месяц на гражданке ему предстоит выучить преступно много мелочей типа открывания дверей перед своим боссом, если босс — женщина. В «Золотом драконе» — непривычно, вычурно, слишком натянуто-весело, громко. Олег ходит среди торжества темным бесстрастным столбом и старается держаться поближе к Юле. Непривычные условия не способны выбить его из колеи — он, в конце-концов, профессионал. Все идет хорошо. Никто вроде не замечает, как он напрягся, когда у оратора закоротило микрофон. Он с вежливой улыбкой возникает за Юлиным плечом, когда к ней проявляет излишнее внимание какой-то изрядно выпивший джентльмен. На этом его работа, кажется, подходит к концу, потому что люди вокруг стараются избежать встречи с Юлей, а если не удается, то поскорее отделаться от ее компании. — Ладно, мы рановато, — вздыхает она. — Народ не успел напиться. Давай подождем часик у бара. Юля заказывает бокал шампанского, Олег просит налить в такой же яблочного сока. Он скучающе оглядывает гостей. Музыка, алкоголь, блестящий праздник. Все так странно. В это же самое время на другом конце Земли все еще разбит лагерь, припорошенный песком. Место, где он завершил свою последнюю миссию. — Ты как? — мурлычет Юля куда-то в плечо. — Справляюсь, — он ободряюще ей улыбается. — Такое странное ощущение, как будто… Олег замолкает. Взгляд вылепляет среди гостей рыжую шевелюру, бесконечно знакомый силуэт. Если бы он и захотел забыть эту нервную линию плеч — не смог бы. «Бред, — отмахивается Олег, — не может быть». Парень стоит вполоборота, болтает с какими-то пожилыми джентльменами. Олег видит, как тот улыбается, знакомо встряхивает головой, чтобы убрать лезущие в глаза прядки. Ему необходимо убедиться. — Олег? — зовет Юля. — Прости, — он с трудом отрывает взгляд от парня, — задумался. — Можешь с кем-нибудь познакомиться, чтобы не скучать, — подмигивает она. — Ты понадобишься через час-полтора. Тот парень глаз с тебя не сводит, но явно побаивается, — Юля кивает куда-то в сторону. Олег снова переводит взгляд на рыжего. — Не интересно, — отрезает он. В этот момент к компании, за которой он наблюдает, со стороны Олега подходит женщина. Рыжий оборачивается, улыбается ей и что-то говорит. Сердце пропускает удар. Олег резко разворачивается к стойке. Это — абсолютно, без всяких сомнений Сережа. Он судорожно вздыхает. Юля что-то говорит, но ее голос смешивается с окружающим шумом. Что ж, это Сережа. Сережа. Живой и здоровый, к тому же превосходно выглядящий. Среди кучи богатых извращенцев. Неплохо устроился — Олег рад за него. Действительно рад. И бесконечно зол на себя. Если бы он не сдался тогда, не стал бы жалеть себя, не пошел бы простым путем, не распускал бы бесконечные сопли в жалобах на несправедливый мир, а вместо этого постарался бы отыскать Сережу… Ему хочется скорчиться на полу и завыть, как на разграбленной кухне отцовской квартиры шесть лет назад. Что уж теперь. У Сережи явно все в порядке, у него тоже. Если подойти, что говорить? Олег наверняка стал одной из бесконечных историй Сережи о странных клиентах. Не факт, что тот вообще узнает его. Он вздыхает и поворачивается к напряженной Юле. — Снова привиделось кое-что, — через силу улыбается Олег. — Бокал цел, — он демонстрирует зажатый в руке сок. — Иди подыши, — вздыхает она. Пальцы дрожат, несмотря на образцовую летнюю ночь. Сигарета поджигается со второго раза. Олег затягивается. Ему не стоит даже пытаться. Сережа наверняка нашел себе «папика». Он все испортит. Он всегда все портит. Единственное место, где он полезен, находится очень далеко отсюда. Олег возвращается, не находит Юлю у бара и оглядывает зал. Несмотря на то, что пытается не думать об этом, отмечает, что Сережи тоже не видно. Он вздыхает: нужно успокоиться и делать свою работу. Олег отправляется на поиски нанимательницы: мало ли, куда Юля успела встрять за эти пять минут — с нее станется. Он пересекает танцплощадку, огибает диваны, проходит мимо причудливых китайских перегородок. — Олег! Олег тормозит и медленно поворачивает голову. Окружающие звуки осыпаются, глохнут. За перегородками, внутри отделенной вип-зоны, синие глаза. Сережа выглядит как человек, на которого наставили пушку. — Олег? — Сережа вскакивает с дивана и, провожаемый взглядом сидевшего рядом старого мудака, делает несколько шагов по направлению к Олегу. Натыкается на перегородку, сворачивает к выходу и запинается о диван. Оборачивается на Олега, делает шаг, снова оборачивается. Будто боится, что он исчезнет. Олег стоит как вкопанный и не может пошевелиться. Сережа огибает перегородку и тормозит на расстоянии вытянутой руки. Олег разглядывает его, узнавая и не узнавая одновременно. Подросший, холеный молодой человек в костюме, идеально сидящим на узких плечах. Лицо округлилось, волосы подрезаны странно, выстрижены неровными прядками — кто ее разберет, эту моду? А вот взгляд все такой же: затравленный, бесконечно усталый. Олег снова чувствует себя испуганным подростком. Как в тот день, когда впервые увидел Сережу. — Привет, — произносит он сухими губами. Сережа выглядит обескураженным. Заполошно поворачивается на мудака, оставленного в вип-зоне. — Скоро вернусь, — говорит твердо, деловито и снова переключается на Олега. Голос смягчается. — Рад тебя видеть. — Да, — выдыхает Олег. — И я. На мгновение Сережино лицо меняется: брови заламываются вверх, уголки губ напрягаются. Так может выглядеть человек, которому физически больно. Затем тот улыбается, и Олег не уверен, что та боль ему не почудилась. — Классная борода, тебе идет, — говорит Сережа так, будто они — старые знакомые, внезапно пересекшиеся на оживленной улице. — Видел бы ты меня месяц назад, — усмехается Олег, припомнив, как зарос в Сирии. — Хочешь выпить? — Я в завязке, — признается он. Сразу же жалеет, что сказал: не привык распространяться о своих проблемах с алкоголем. Рядом с Сережей все получается по-другому, выходит из-под контроля даже теперь. — Вот ты где! — на плечо Олега ложится рука. Сережа едва заметно вздрагивает, смотрит на подошедшую Юлю, затем снова на него. Синие глаза расширяются. — Сергей, какая встреча! — улыбается она. — Мой спутник вас напугал? — По тону ясно, что Юля просто старается завязать разговор, и ее мало волнует, действительно ли Сережа напуган. — Юля, неужели это вы? Рад увидеть вас вне Ютуба, — вежливо улыбается Сережа, ощутимо взяв себя в руки. — А это ваш?.. — интересуется, слегка прищурившись. — Мой телохранитель, — хвастливо представляет его Юля. — Олег Волков, спецназ. Сережа молча открывает рот, затем закрывает. Между бровей залегает тень. — Волков, — горько усмехается тот. Маска вежливости слетает слишком резко. — Ну конечно. Ты носил тот дурацкий кулон с волком. Я-то все школы в округе обошел. Надо было догадаться. Олег Волков, ха. У Олега перехватывает дыхание. — Я ходил в сто восемьдесят седьмую, в Красногвардейском, — одними губами произносит он. Сережа искал его. Надо же. — Так откуда вы, говорите, знакомы? — как бы между прочим спрашивает Юля. Как журналистка, степень своего интереса она скрывает мастерки. Но Олег знает ее довольно давно, чтобы понять: все, что она сейчас узнает, будет знать и ее аудитория. Сережа бросает на него испуганный взгляд. — Да так, — уклончиво отвечает Олег, — пересекались пару раз в одной компании. Давно, до армии еще. — Д-да, — поспешно кивает Сережа, — точно. Ладно, рад был поболтать, у меня там… Дела, прошу извинить. Сережа ускользает, можно сказать, сбегает. Явно в сторону туалетов. Олег хочет направиться следом, но заставляет себя остаться на месте. — А ты откуда его знаешь? — спрашивает он. — Откуда я знаю Сергея Разумовского? — усмехается Юля. Олег прикусывает губу, чтобы не выдать «Кого, блядь?». Вовремя берет себя в руки. — Ну да, что это я, — дергает плечом он. Вести о Сергее Разумовском долетали порой даже до богом забытых мест, где он служил и работал. Юное дарование, гениальные мозги, инновационные технологии, собственная цифровая империя. И он ни разу не удосужился поинтересоваться, как выглядит этот поцелованный богом щегол. Пока Юля выцепляет из толпы какую-то знакомую блондинку, он достает новенький смартфон, вводит пароль и неумело гуглит. Пользоваться этими новомодными штуками сложнее, чем стрелять. На запрос «Сергей Разумовский» устройство выдает целую кучу фотографий его Сережи. Ему хочется заорать. Если бы он увидел года четыре назад, когда только стали всплывать новости о нашумевшем разработчике, о революции в сфере информационных технологий… Если бы не был таким зашоренным воякой с кнопочным телефоном, зашифрованным со всех сторон, да если хотя бы телек смотрел! Вспоминается оброненная Сережей фраза о том, что тот занимался компами. С того момента утекло так много воды. Олегу казалось, что он уверенный, несгибаемый, переживший обиды и лишения, закалившийся в них. А на деле он снова все просрал. Зарылся, утонул в бесконечной жалости к себе, спрятался от мира и обманывал себя, что это давно в прошлом. Вот и результат. — Рассказывай, — требует Юля, выдергивая из мыслей, — что там с Разумовским? — Да ничего, — отмахивается он, едва не выронив телефон. — Виделись пару раз на квартирниках. — И после этого он искал тебя по всем школам в округе? Потерял, потому что не знал фамилии? Тянет на роман, Волков. Он гей? — хищно подмигивает она. — Юль, прошу тебя, не мели чепуху, — вздыхает Олег. К счастью, больше она его не расспрашивает. Олег уверен: к этой теме они еще вернутся, но остаток вечера проходит довольно мирно. Сережу он больше не видит, хотя ищет глазами, не переставая. Квартира встречает зловещей тишиной. Олег, продираясь сквозь неумение обращаться со смартфоном, читает все, что произошло с Сережей за шесть лет в том мире, от которого он сбежал, от которого прятался в военных частях и горячих точках. Задерживается на желтушных статьях о передозе восходящей звезды айти, затем о каком-то мужике — имя, конечно, изменено — утверждавшем, что трахал Сергея Разумовского в затхлом борделе над нелегальным казино. Что странно, статей о борделе Олег больше не находит. Он спускается в магазин, покупает какой-то сомнительный виски из-под прилавка, ставит на журнальный столик. Читает о тайных Сережиных романах, видит фотографию с какой-то платиновой блондинкой на ковровой дорожке. Лицо девушки кажется смутно знакомым. Смотрит выложенные кем-то два года назад видео на Ютубе: Сережа запечатлен на каком-то приеме, явно под кайфом. В конце-концов он находит фотографии башни Вместе. Сережа действительно отгрохал империю, пока он сам, утопая в ненависти ко всему окружающему, убивал черти в чем повинных людей и трахался с проходимцами. Горло сжимает предательской судорогой. Он потерял больше, чем у него было. Если бы он только постарался тогда. Олег открывает бутылку. От запаха бурды, которая в нее налита, подступает тошнота. Он знает: стоит сделать глоток, и дело пойдет легче. Невыносимое чувство, сдавливающее грудь, ослабнет. Он сможет спокойно заснуть, уйти от всего этого. Олег зло выдыхает, идет к раковине и выливает содержимое бутылки в слив. Хватит бегать. Он ставит пустую бутылку обратно на столик, прислоняет к ней телефон и врубает какое-то интервью. Это больно — видеть знакомые, любимые когда-то ужимки. То, как Сережа поджимает губы и бесконечно убирает волосы, лезущие в глаза. Нервные губы и беспокойные пальцы. Сережа будто совсем не изменился и кардинально изменился одновременно. Каждая минута видео — ножом по сердцу. Олег отлично видит, что он потерял, потому что был глуп и малодушен. На двадцатой минуте интервьюер спрашивает, слегка наклонившись вперед: «А что насчет браслета, который вы носите на ноге? Папарацци часто ловят его в кадр. Довольно смелый аксессуар для мужчины вашего статуса, что-то памятное?». Сердце колотится быстро-быстро. Олег впивается взглядом в экран так, что глаза болят. Не может же это быть тот самый браслет? «Боюсь разочаровать вас, Юра, — Сережа нервно улыбается. — Об этом часто спрашивают, и я не смогу сказать ничего нового. Это действительно памятная вещица. Досталась от человека, без которого меня бы тут не было. Да и вообще бы не было». «Кто же этот человек?». «О, это слишком личное. Позвольте мне хранить свои тайны». Следующий вопрос — о советах начинающим стартаперам. Олег вырубает видео. Точно нет. Но вдруг? Он дрожащими пальцами гуглит браслет. Надо сказать, папарацци свое дело знают: Олег безошибочно узнает кошмарный золотой браслет, который подарил Сереже на день рождения. Плетеная цепь смотрится невообразимо нелепо со всеми этими костюмами, туфлями и даже кедами. Олег выдыхает и откидывается на спинку кресла. Что ему делать со всей этой информацией? За окном занимается рассвет. Вверху экрана вылезает оповещение о новом СМС. Олег тыкает на него пальцем. «Сколько хочешь за молчание?» — гласит сообщение. Олег хмурится и оглядывается по сторонам. На всякий случай встает и задергивает шторы. Достает пистолет, припрятанный между диванными подушками, и кладет рядом. Он пытается припомнить, о чем должен молчать. Много о чем, вообще-то. Кто мог написать такое? Все, с кем он имел дело, либо мертвы, либо написали бы на рабочий — он мысленно ругает себя за это определение — телефон. «Я больше там не работаю», — напоминает себе Олег. Он вынимает из тайника на кухне свою кнопочную звонилку, из тайника в ванной — симку. Никаких сообщений и пропущенных звонков. Что за черт. Кто-то явно решил пошутить. Но новый номер есть только у Юли, ее монтажерки и у двух-трех сервисов доставки еды. Он набирает: «Кто это?». Ответ приходит мгновенно: «Тебе часто предлагают деньги за молчание? Я дам вдвое больше». Олег фыркает и чувствует невероятное облегчение. Только один человек на свете может быть такой жуткой язвой. Ну конечно, все просто. Через мгновение становится еще хуже, чем было. Все слишком просто: Сережа увидел его в компании скандально-известной расследовательницы и жуткой сплетницы. О чем еще тот мог подумать? Необходимо объясниться. Олег начинает набирать сообщение. Получается отвратительно медленно, к тому же тупо. Он стирает и пробудет еще раз. Все не то. Хочется запустить телефон в полет через всю гостиную. Он выдыхает. «Приезжай», — пишет он в итоге и скидывает адрес. «Через полчаса буду», — приходит ответ. В голову ударяет паника, но Олег заставляет себя усидеть на диване. Он, черт возьми, мог совладать с собой в ситуациях, угрожающих жизни. Нужно лишь подышать, успокоиться и не ударить в грязь лицом. Звонок в дверь заставляет вздрогнуть. Олег встает, делает несколько шагов по направлению ко входу, затем возвращается и прячет пистолет. — Моя ассистентка осталась в машине, — вместо приветствия оповещает Сережа. Взгляд синих глаз, сверлящий его через порог, холоднее мурманской зимы. — Заходи, — Олег отходит в сторону и пропускает Сережу внутрь. Тот не останавливается в коридоре, проходит в обуви сразу в гостиную и вальяжно присаживается на диван. Спасибо что ноги на столик не закинул. — Что тебе от меня нужно? — ледяным тоном спрашивает Сережа. — Мне? — Олег усмехается. — Ты меня с кем-то путаешь. Он присаживается в единственное кресло. Сердце бьется в горле, но Олег знает: лицо у него профессионально-спокойное. Чай, что ли, предложить? — Олег, пожалуйста, — что-то внутри синих глаз надламывается. Сережа снова выглядит бесконечно усталым и трет лицо ладонями. — У меня нет на это сил. Просто скажи, сколько предложила Пчелкина. Ты уже что-нибудь ей рассказал? — Сереж, я просто сопровождал ее на открытие казино. Не собирался ничего ей… — Не пудри мне мозги, — шипит Сережа. — Думаешь, я поверю в то, что ты случайно оказался в компании журналистки, которая копает под меня при любом удобном случае? Просто назови сумму и, клянусь, я дам в два раза больше. — Сереж, послушай, — Олег выдыхает и собирается с мыслями. — Я действительно телохранитель. Пока только начинающий. Мы с Юлей познакомились, когда она расследовала дело отца. Давид Волков, его труп прибило к берегу Финки три года назад. Про тебя я вообще ничего не знал. Последние шесть лет был далековато отсюда. Сережа утыкается лбом в ладони и некоторое время молчит. — Просто скажи, чего ты хочешь, прекрати этот бред! — внезапно повышает голос тот, резко вскинувшись. Какого черта Сережа его не слышит? Что еще он должен сказать, чтобы тот понял, что Олег не желает зла? Внутри поднимает голову большое и темное, забитое подальше переживаниями последнего месяца. — Трахнуть тебя, — рычит он не своим голосом и вскакивает с места. Сережа вжимается в спинку дивана. — Это хотел услышать? Так ты обо мне думаешь, да?! Сережино лицо искажает страх и, что гораздо более жутко, меланхоличная покорность. Олег тут же остывает и жалеет о своих словах. — Ты серьезно? — тихо спрашивает тот. — Что? Нет, конечно нет, — в подтверждение того, что не собирается и пальцем дотрагиваться, он отступает за спинку кресла. — Прости. Вспылил, у меня… Бывает такое. — Ясно, — Сережа немного расслабляется. Олег, стараясь не делать резких движений, приносит пепельницу, опускается в кресло и закуривает. — Будешь? — он предлагает пачку Сереже. Тот, поморщившись, вытягивает сигарету. Олег предлагает огоньку, как много лет назад. Сережа курит так же манерно, как и раньше. Он старается не пялиться. — Я говорю правду, — произносит Олег после того, как в очередной раз выпустил к потолку облачко дыма. — Понимаю, как это звучит со стороны, но если дашь мне время, я все объясню. — Время, — повторяет Сережа. Смотрит куда-то сквозь и будто не осознает то, что говорит. — Олег, почему ты ушел? Ты же обещал вытащить меня оттуда. Что я сделал не так, скажи? Олег рассказывает обо всем: об отце, бабушке, схеме спецслужб, которую впоследствии раскрыла Юля, о своей бесконечной слабости и сожалении, о побеге от себя самого и опальном возвращении домой. — Я убил Суркова. Генерала, который затеял ту свистопляску с моим отцом, — зачем-то признается он. Ничего более глупого, чем признание в убийстве, он не делал. Но есть ощущение, что этой глупостью Олег может искупить ту, из-за которой бесконечно пил и сбежал в армию, бросив надежду на то, что Сережа жив. — А я убил Бандероса, — тихо отзывается тот. — И поджег казино. — Мне жаль, что так вышло, — говорит Олег. — Я бы сделал это снова, — говорит Сережа. — Но я устал с этим жить. Это бесконечный круг, из которого не выбраться. Олег не очень понимает, что Сережа имеет в виду, но он отдал бы что угодно, если бы это могло помочь. — Я могу что-нибудь сделать? — спрашивает он. Сережа горько ухмыляется, слегка отставляет ногу, приподнимает штанину. Демонстрирует браслет, подаренный в совсем другой жизни. — Он не дает мне забыть, на кого можно полагаться, — бесцветно говорит тот. — Я столько ошибок не совершил благодаря тебе. Даже самые лучшие оказываются в итоге дерьмом. — Типа: «Можно полагаться только на себя», так что ли? — усмехается Олег. — Вроде того, — Сережа дергает плечом. — Как пафосно, — фыркает он. — По-твоему, я дерьмо? — Нет. То есть, раньше я думал, что да: ты исчез, я искал тебя… Даже потом, когда смог нанять частного сыщика. Тебя будто не существовало. Я бы решил, что все выдумал, чтобы не съехать крышей, если бы не браслет. К тому же, Марго тоже тебя помнила. Я имею в виду… Ты ни в чем не виноват, но что это теперь меняет? Олег вспоминает, где видел ту платиновую блондинку. Ну конечно: коридор борделя, частенько они пересекались. Сережа абсолютно прав: то, что Олег исчез не по своей воле, ничего по сути не меняет. Не отменяет всей боли, которую Сереже пришлось перенести. — Знаешь, это очень глупо, — говорит он со вздохом, — но я буквально сегодня узнал об этом браслете в интернете. Увидел, что ты носишь его, и в глубине души понадеялся, что все еще меня любишь. Если вообще любил когда-то. — Любил, — отвечает Сережа. — Знаешь, без тебя я загнулся бы там. Уже был на грани, и тут заходишь ты — такой дурацкий, задиристый девственник. Я ждал каждую ебаную среду, как второго пришествия. Но теперь — ты совершенно прав — это было бы очень глупо. Олег ловит каждое изменение в Сережином выражении лица, как зачарованный. Он чувствует все то же благоговение, что и в те часы, которые они проводили вдвоем в затхлой комнатушке борделя. Представлять, что Сережа сейчас встанет с дивана и уйдет из его жизни навсегда, что не будет больше разговоров, уставших глаз, беспокойных рук и теплых улыбок — невыносимо. — Я тебя все еще люблю, — тихо говорит он. Сережа отводит взгляд. Горькая усмешка искажает красивое лицо. — Зачем ты это говоришь? — выплевывает тот. — Что мне делать с этой информацией? — Не знаю, — честно признается Олег. Ему лишь хочется… — Может, дашь мне еще шанс? Я не прошу ничего конкретного. Просто разреши попробовать. — Олег, — усмехается Сережа, полыхнув глазами. — Я и в те времена не был подарком, а уж сейчас-то. Убийца, трудоголик, проблемы с наркотиками. Ты ради этого вернулся? С войны на войну? Не надо. Олегу не по душе эти игры. Он свое решение принял, и желает услышать лишь одно: хочет ли Сережа пойти навстречу. — Я тоже убийца. И что-то мне подсказывает, что убил я побольше твоего, — хмуро сообщает он. Сережа отводит глаза и как-то странно пожимает плечами. — И я ведь упоминал об алкоголизме? Искусанные губы вытягиваются практически в нитку. — У меня ВИЧ, — говорит тот. — У меня ПТСР, — парирует Олег. Сережа смеется. — Ты вообще не изменился. Страшный, серьезный, а внутри — все тот же придурок. — Все так. Может, поэтому я хочу быть рядом. У Сережи синяки под глазами и ломаная линия губ. Тот поднимается с дивана и медленно подходит ближе. Олег неотрывно следит, как Сережа склоняется над ним, оперевшись на спинку кресла. С такого расстояния видно, как много на лице новых морщинок. — Бандерос был последним человеком, с которым я имел продолжительный физический контакт, — шепчет Сережа прямо на ухо, опаляя горячим дыханием. Волоски на затылке встают дыбом. — Видел фотки? — Видел и похуже, — хрипло выдыхает Олег. — Не пытайся меня напугать. Я не сделаю ничего, о чем ты не попросишь. Клянусь. Сережа подается вперед и сухо целует его в сомкнутые губы. Затем отстраняется и выпрямляется. Олег держит себя в руках, не тянется следом. Наблюдает сложные, нечитаемые процессы на чужом лице. — Десятки психологов, — грустно ухмыляется Сережа, — не смогли вылечить мое отвращение к прикосновениям. Я заплатил уйму денег и до сих пор не могу спокойно реагировать на рукопожатия. Сережа внезапно влетает в него сильно, всем телом. Это практически больно. Чужие руки обнимают так крепко, что Олег не смог бы высвободится, не приложив усилий. За ароматом парфюма ближе к шее он различает Сережин собственный запах — такой забытый, такой далекий. Этот момент он старается отложить в памяти, впитать как можно больше деталей. — Но с тобой все как раньше, — шепчет Сережа куда-то в шею. — Знаешь, как я мечтал о простых объятиях? В момент, когда жизнь становится едва выносимой, ты снова появляешься из ниоткуда. Я не могу отказаться от этого, просто не в силах. Доволен? — Мне жаль. — Он кладет ладони на чужие лопатки, мягко поглаживает. — Это раздавит все, из чего я себя собрал, — говорит Сережа, прижимаясь к нему и мелко подрагивая. Олег знает. Ведь это раздавило и его, позволив испытать каплю сострадания к тощему рыжему парню в маленькой комнате дешевого борделя. — Да, — просто соглашается он. — И я хотел бы, чтобы тебе не пришлось этого чувствовать. Но поверь, станет лучше. Со мной или без меня — станет. Я тебе обещаю. Перед тем, как в квартиру врывается обеспокоенная Марго, Олег успевает услышать тихое: «Не уходи».