Женщина в пальто

Мне нравится новосибирское метро. Станции, отделанные мрамором, гранитом, алюминием, с высокими потолками, с мощными колоннами, освещаемые люминесцентными светильниками; широкие каменные лестницы и длинные черные эскалаторы; чеканки, яркие витражи и гигантские каменные мозаики – все это вызывает у меня какое-то восторженное, возвышенное настроение. Это памятник человеческому гению, который построил дворцы под землей. За этой монументальностью мне видятся призраки ушедшей эпохи. Я рад, что город заботится о красоте метро. Над землей я редко вижу такую заботу. Архитектурный стиль Новосибирска, называемый эклектическим, представляет собой сочетание типовых домов-«коробок» советского времени, по большей части невозможно прямоугольных и серых, и новых зданий, построенных где попало, без плана, в последнее время. Между всем этим, как прекрасные цветы среди бурьяна, попадаются здания замечательно красивые – например, знаменитый Оперный театр, театр «Глобус», сделанный в виде парусного корабля, здание Краеведческого музея (дореволюционной еще постройки) и др. – но они теряются среди всего остального. Чтобы получить представление о новосибирской архитектуре, представьте себе толпу скучно и серо одетых людей (из которых некоторые даже откровенно бомжеватого вида). Среди них гуляют, неизвестно что там забывши, несколько прекрасно одетых джентльменов и леди; они будто сошли со старинной картинки. Вот Новосибирск 80-х годов. Теперь добавьте туда несколько человек, одетых опрятно, но вызывающе ярко и безвкусно, так сказать, по-попугайски. Они будут символизировать здания послеперестроечного времени. (Все это относится к центральным районам города. Что касается, например, Новосибирского Академгородка, то это явление совершенно особого рода. Там красиво; впрочем, по свидетельству очевидцев, это только тень того, что было лет 30 назад. Однако ж это все не имеет никакого отношения к непосредственной теме моего рассказа.) Итак, в метро довольно красиво. Оно, конечно, не идет ни в какое сравнение, например, с московским. Еще оно маленькое и душноватое. Но в нем, без сомнения, есть свое очарование. Метро вообще находится в другом мире – подземном, а подземный мир издавна внушал человеку страх. Я всегда думал, что метро живет особенной, подземной жизнью, что оно скрывает в себе какие-то тайны, чудеса, быть может, ужасные. Что касается новосибирского метро, то о нем я слышал мало вещей подобного рода, но вот о московском рассказывают между прочим такие ужасы, что на ночь лучше не читать и не слушать. (Как, кстати, и эту историю.) Я читал о гигантских белесых червяках, которых видели под землей исследователи-любители, о метровых крысах, о полуметровых сколопендрах, об обрывках паутины толщиной в палец, о поездах, приезжающих из прошлого и уезжающих в прошлое, о тараканах величиной с черепаху, о привидениях и т. п. Скорее всего, большая часть этих сплетен – просто розыгрыши или газетные утки. И все же нет дыма без огня, и я думал, что в подземном мире и правда может быть скрыто что-то ужасное. Эти догадки недавно подтвердились для меня самым пугающим образом. Я до сих пор не могу разобраться, что же это все-таки было – уж не померещилось ли все это моему раздраженному и возбужденному дурацкими сказками воображению? Впрочем, все было до того реалистично, что я не знаю, что и думать. Поэтому я просто расскажу по порядку обо всем, что видел и чувствовал. Но сначала мне нужно немного сказать о себе, точнее, об одной черте моего характера, которая могла в известном смысле стать побудительной причиной нижеследующих событий. Это... как сказать... в общем, меня, подростка, несколько нездорово интересовала тема смерти. Я зачитывался книгами с гробово-кладбищенскими историями, находил в них некую романтику, которая, мнилось мне, менее доступна ограниченным людям. Заходя на кладбище, я чувствовал... ну, скажем, мне там было интересно. Дух старины, вечный покой и т. д. В те минуты, когда мне было тяжело, я перечитывал некоторые рассказы Эдгара По и Грина. С любопытством и без отвращения читал я и «черные анекдоты». Я нашел даже несколько единомышленников в этом вопросе. Теперь мне кажется, что эти настроения были вызваны страхом смерти, который я таким образом пытался скрывать, как будто бы это мне нипочем. Я не думал о смерти достаточно серьезно; раньше в смерти человека я видел таинство, скорбную историю, подобную тем, которые читал в книгах, тонкую романтику. Теперь же смерть для меня - это бесконечность горя и слез. На меня повлияли в том числе и нижеописанные события, но не только. Заметив это, перейду к собственно истории. Как-то осенью воскресным вечером я возвращался домой. Мне надо было ехать на метро от станции «Заельцовская» (конечная). Народу на станции было мало. От нечего делать я их пристально разглядывал: несколько совершенно обычных женщин с сумками, несколько мрачных мужчин (интересно, почему в метро все такие мрачные?), особняком компания девушек лет 20 и цыганка с дочкой (они стояли далеко от меня). Пришел поезд. Я вошел в последний вагон и сел против дверей. Так как станция конечная, то в вагоне до того, как мы вошли, никого не было. Скоро поезд поехал. Я скучая огляделся по сторонам и уже хотел задремать, как вдруг заметил нечто несуразное. В самом конце вагона, у окна, в которое ничего не было видно, кроме уходящего во тьму тоннеля, сидела женщина. Я совершенно точно помнил, что ее не было на платформе; она не могла войти и после меня, так как я непременно ее бы заметил. Откуда же она взялась? Я решил, что слишком устал и от этого мысли путаются в голове. Я мог бы проморгать обычного на вид человека, но в том то и дело, что необычная ее внешность сразу привлекла мое внимание. Она была одета в темное пальто, на голове – темный берет того же цвета, что и пальто; что это за цвет, я не смог разобрать, потому что было довольно темно: он мне казался то темно-серым, то темно-коричневым, то совершенно черным. Лицо ее было плохо видно, но на темном фоне оно выделялось удивительной бледностью. Самое же странное было в ее позе. Когда люди сидят в метро, они обычно заняты каким-нибудь важным «метро-делом»: упирают руки в колени, или смотрят по сторонам, или читают, или держатся за поручень, или пытаются что-то сказать товарищу, перекрикивая шум поезда, или клюют носом, или еще что-нибудь. Она же сидела прямо и неподвижно, как статуя. Я очень удивился присутствию этой женщины и, не показывая своего интереса, подсел к ней ближе. Теперь я мог рассмотреть ее лицо; оно действительно было очень бледно и казалось выточенным из камня. Ее голубовато-серые глаза смотрели прямо куда-то в точку. Сначала мне показалось, что этот взгляд ничего не выражает, но чем больше я на нее смотрел, тем больше она напоминала кадр из фильма ужасов. Было что-то дикое в этом резко очерченном правильном лице, в надменном взгляде, тусклых глазах и тонких сомкнутых губах. От ее взгляда взгляда несло морозом: мне совершенно физически стало холодно. За все время, пока я наблюдал за ней, она ни разу не шевельнулась и даже, по-моему, не моргала. Она выглядела как смерть. Ее пальто и берет оказались абсолютно черными. Обута она была в черные кожаные сапоги. Поезд пришел на станцию «Красный проспект». Женщина вышла уверенной грациозной походкой. Мне надо было ехать дальше, но она так меня поразила, что я решил выйти за ней и заметить, куда она пойдет. Женщина пошла к середине платформы и стала спускаться по лестнице. Там находится переход на вторую ветку метро. Он представляет собой длинную квадратную трубу, отделанную мрамором, метров 100 – 150 в длину (вернее, там 2 трубы – в одну и в другую сторону). На протяжении пути труба извивается то вправо, то влево. Потолок – низкий; сверху на равных расстояниях – лампы, на стенах – пусто, нет даже рекламы. (Хоть где-то нет ее.) Так как тоннель извилистый, то, стоит чуть-чуть отойти от входа, не видно ни конца ни начала – только светлые стены, лампы в потолке и поток людей, движущийся вперед и вперед. Имея воображение, несложно представить себя на каком-нибудь секретном заводе, закопанном глубоко под землю, или на космической станции, или еще где-нибудь по своему желанию. Я шел вслед за странной незнакомкой, стараясь не попадаться ей на глаза. Монотонное перемещение стен, мимо которых мы шли, и однообразный топот идущих ног действовали отупляюще. Мы подходили к концу тоннеля. Я шел метрах в 15 позади; между нами никого не было. Последний изгиб тоннеля на некоторое время скрыл таинственную вожатую. Среди гула я явственно, как мне показалась – теперь-то я вообще сомневаюсь, что мои чувства тогда были в порядке – услышал звук поцелуя. Но так как вокруг никого не было, то этот звук должен был донестись до меня метров с 20; то ли он необычайно усилился, отражаясь от стен тоннеля, то ли это был не поцелуй. Я прибавил ходу. За изгибом не оказалось никого, кто мог бы целоваться. Женщина спускалась по лестнице на платформу; заглянув в параллельный тоннель, я увидел неопрятно одетого пожилого мужчину. Он шел тяжело и казался нездоровым. Женщина в черном пересекла платформу и поднялась на эскалаторе в вестибюль. Из вестибюля снова можно попасть платформу «Красного проспекта»; таким образом, странная женщина пошла по кругу: в тот же вестибюль она могла бы попасть прямо с «Красного проспекта», не проходя через переход-трубу. Она вышла на улицу. Я все время следовал в отдалении. Было уже темно, всюду ярко светились вывески и спешил народ. До этого момента ситуация еще выглядит вполне правдоподобно, если не считать моего ничем вроде бы не обоснованного интереса к этой женщине в черном. Мало ли странных людей в Новосибирске? Почему ее лицо настолько меня поразило, что я кинулся за ней очертя голову? Почему так ужасны показались мне ее безжизненные серо-голубые глаза? Понятия не имею; однако, повторюсь, до этого момента не случилось еще ничего истинно удивительного. Но потом произошли (или почудились мне) такие события, что до сих пор не могу в них поверить, хотя помню совершенно отчетливо. Мы двигались по Красному проспекту в направлении Оби, потом свернули влево и пошли между домами. Я плохо знаю центр города, и уже минут через десять петляния совершенно потерял представление о том, где нахожусь и куда мы движемся. Женщина вошла на двор перед каким-то высоким домом. К дому шел мужчина в куртке. Я не успел его рассмотреть, потому что женщина внезапно совершила огромный прыжок (думаю, такой прыжок не по силам человеку) и упала на него сверху. Она развернула его лицом к себе, обняла и впилась поцелуем в его губы, а затем еще одним гигантским прыжком утащила от дома к нескольким деревьям, стоявшим поодаль. На доме горели фонари, но под деревьями было темно, и я ничего не видел, только слышал какую-то возню. Я стоял ни жив ни мертв от страха. Женщина вышла из-под деревьев и понеслась от дома; я видел черный силуэт, совершавший нелепые прыжки. Мужчина не показывался. Я подошел к деревьям, но никого не увидел. Я сказал что-то вроде: «Вы где? Вам плохо?» – но ответа не получил. Тогда я стал шарить рукой по земле, пытаясь его найти; мою руку схватило что-то мягкое и холодное, как лед! Я закричал и попробовал вырваться; мне удалось отбежать немного так, что то, что меня держало, попало в свет фонаря. Это был тот человек в куртке. Фонарь осветил его лицо; на нем было нечеловеческое выражение ужаса. Он выпустил мою руку, бессильно упал на землю и больше не двигался. Он был холодный. У меня чуть сердце не выскочило, а душа ушла в пятки, или куда она там уходит. Я побежал сломя голову. Около следующего дома я снова увидел женщину в черном. На какую-то секунду мне показалось, что она повернулась и меня рассматривает! – но нет, она вошла в подъезд, и я вздохнул с облегчением. У меня было огромное желание убежать далеко-далеко, но я остался стоять, спрятавшись только за дерево. Удивительно, до чего сильно бывает человеческое любопытство! Я чувствовал смертельную опасность, но все-таки остался – почему, бог весть; по любой логике следовало немедленно сматываться. Наверное, я уже совсем ничего не соображал от испуга. Впрочем, я стоял недолго; мне показалось, что долго, но на самом деле едва ли больше полуминуты. Женщина в черном выпрыгнула из окна второго этажа (закрытого!). Она спрыгнула очень мягко, так что я не услышал удара. Я стоял, надеясь, что за деревом она меня не заметит. Только я подумал, что надо бы незаметно скрыться, как женщина в черном повернулась ко мне - и я заметил, что СТОЮ НЕ ЗА ДЕРЕВОМ! Она глядела прямо на меня! Как так вышло, не знаю. Меня била крупная дрожь.Я не мог шевельнуться от ужаса. Наконец я стряхнул с себя оцепенение и попытался бежать, но убежать не вышло. Я не пробежал и метра, как мягкие руки женщины легли мне на плечи (а сначала нас разделяло не менее 20 метров). От этого прикосновения мне стало холодно, я как бы промерз изнутри. Женщина развернула меня к себе. В следующее мгновение я почувствовал, что земля исчезла. Мы поднялись в воздух; женщина летела впереди, я на некотором расстоянии сзади. Мне уже надоело описывать свои страхи в каждом абзаце. Все оставшееся время у меня было ощущение предельного ужаса; кроме него я ничего не чувствовал. Это чувство было таким сильным, что я уже его не замечал, потому что перешел в полубессознательное состояние. Что было потом, я помню обрывками, но эти обрывки – необыкновенно отчетливо. Вот мы летим над ночным городом. Вот мы снижаемся и проникаем в какие-то дома (каким образом, я не помню – по-моему, несколько раз сквозь крыши и стены). Мы летали по комнатам; вдруг женщина в черном подскакивала к находящемуся там человеку (обычно лежащему) и склонялась над ним, и целовала своими страшными губами; иногда этого человека окружали другие люди, но они, казалось, не замечали нас. После мы улетали, подобно ветру. Несколько раз мне казалось, что мы залетели в больницу. Мы летали также и по улицам, причем переносились над разными районами города с поразительной скоростью. Один раз мы залетели в какой-то люк (там ужасно воняло и было темно хоть глаз выколи), а один раз нырнули в самую Обь. Там тоже было темно, и я ничего не мог рассмотреть; как дышал, не помню. Наконец мы поднялись высоко в воздух и зависли над землей. Женщина повернулась ко мне лицом. Оно было белее снега, а глаза – морозно-синие, нечеловеческие. Белое лицо стало подвигаться ко мне; страшные губы зашевелились. Я пытался отодвинуться, дергался, как муха, но тщетно: я был словно подвешен невидимой рукой. И я услышал дикие, жуткие звуки. До сих пор я дрожу, вспоминая эти слова. Леденящим душу, загробным голосом ужасное существо говорило такое: «Время твое еще не настало! Час предначертанный не пробил! Потом ты проникнешь в тайны зловещие, вонмешь предвечные черные звуки! Бойся пока их! Бойся пока!» – Лицо судорожно дергалось и искажалось. Выкрикивая гласные, существо широко распахивало мерзкий рот. – «Время твое еще не настало! Сумрак вечерний еще не сошел!.. «Ты видел смерть!» – заорало чудище. - «Да, твои очи в жуткие очи дерзко взглянули; смертный, ты ныне среди всех живущих мрачно возвысился. «Так отступи же! Бойся пока! Время твое еще не настало, решающий час еще не пришел!» – Оно говорило артистически правильно, с выражением, бешено вращая глазами и размахивая руками. – «Время настанет, время вернется: перед высоким и бесконечным в страхе последнем ты безвозвратно, твердо предстанешь, внутренним взором верно окинув прошлое время. Будь осторожен! Будь осторожен! Вещи прешедшие ссохнутся прахом – что тебе будет с мертвого праха? Будь осторожен! Бойся предела!» – Так она говорила; у меня не хватает сил дописать все до конца. Эта картина до сих пор мне снится в кошмарных снах: внизу – огромный блестящий огнями город, который кажется вогнутой вниз чашей, меня окружающей; вверху – темно-синее небо со звездами; передо мной в небе слева ярко сияет луна, справа – Смерть, черный силуэт с белым лицом и шевелящимися мертвыми губами. Смерть повернулась и по длинной дуге полетела к городу. Я остался. Некоторое время я висел в воздухе, не двигаясь. Смерти не было: остались город, небо и луна. Потом пропало и это, и осталась лишь непроницаемая черная мгла. Я очнулся на лавочке. Ярко светило солнце, было утро. Я встал и огляделся по сторонам. Лавочка стояла в каком-то дворе. Обойдя дом по тропинке, я увидел Красный проспект. Как в бреду, я поехал домой, найдя в кармане немного денег. Добрался решительно без происшествий. Очень хотелось есть. Спать почему-то не хотелось. Меня спрашивали, где я был целую ночь; я сказал, что сел на лавочку отдохнуть и проспал до утра. Здравый смысл меня убеждал, что это так все и было, как я рассказал. Но это совсем не похоже на сон. Бог упаси от таких снов, если это был сон! Я подумал: а не схожу ли я с ума? Это побудило меня пройти обследование, но оно не нашло никаких психических расстройств (что, впрочем, ни о чем еще не говорит). Так что же это: необычайный сон? Или я был пьян – только где бы я мог напиться или кто меня отравил? Или... это было в реальности? Но тогда получается такая чепуха, что и сказать нечего... Так что же это было?! Понятия не имею. Могу только сказать, что с того времени прошел уже год, и со мной все как будто в порядке. Надеюсь, что эти страшные события никогда не отзовутся в моей жизни. Я молю забвение, чтобы оно освободило меня от этих воспоминаний и даровало покой, который я потерял, но это, наверное, несбыточная надежда: такую жуть не забудешь.