Под абрикосовым деревом

Мне кажется, что полюбил я тебя под тем абрикосовым деревом в саду около центра Неаполя. Ты ведь обожал ходить туда, помнишь? Тогда ты сидел рядом со мной на мокрой от утренней росы ярко зелёной траве и торопливо ел апельсины, которые взял с собой. А я не мог наглядеться на твоё милое умиротворённое лицо, на смоленные волосы, которые колыхались на ветру, и на твои затягивающие, особенные глаза. Ты всегда говорил, что в них нет ничего такого, да и они же такие же, как у меня, как же они могут быть особенными. Но я не верил. Ведь они были намного глубже, чем у меня. В них проглядывалось детское ребячество наравне со взглядом человека, который жил так много лет и повидал столько плохого в жизни, что взгляд его может иногда проходить будто сквозь тебя. И в этом я видел некую трагичность и твою изюминку. И одним таким утром я почувствовал, как чувства к тебе раскрываются в моей груди, и цветут плотным бутоном. А я всё хотел тебе признаться, но опять откладывал это на потом. Когда стану смелее. Возможно, я стал смелее в один момент, но это было уже не важно. Тогда я принимал твоё присутствие рядом как должное, как будто так всегда должно было быть так, и как будто ты всегда будешь рядом со мной. Как будто ты должен был это делать. Но ты никогда не был должен мне. Ты почему-то был должен блядской мафии, команде Буччеллати, самому Буччеллати, Триш. Я в какой-то мере тоже, прямо как ты. Но не до такой же, чёрт возьми, степени, как ты тогда, на том венецианском берегу Сан-Джорджо-Маджоре. Сначала я правда думал, что всё обойдётся, что ты останешься со мной тогда. Что мы уже на следующее утро вернёмся в Неаполь, ты купишь своих любимых апельсинов и мы пойдём сидеть под то дерево, и я буду снова слушать твою бессвязную болтовню, что всё будет как прежде. Размечтался, Паннакотта. Ты ушёл. А вместе с тобой ушла часть меня, способная хоть на какие-то чувства. Тогда ты только обернулся на прощание. Посмотрел на меня твоими глубокими, чёрт возьми, глазами, и обернувшись, прыгнул в ледяную воду. Я даже дрогнул побежать за тобой, но одёрнул себя. Нет, ты ведь сделал свой выбор, что я могу. Я знал, что если повернусь назад, отвернусь от созерцания вашей удаляющейся лодки, то окунусь в неизвестность. И я повернулся. Я не видел, как ты оборачивался мне в след. Не видел, как блестели твои глаза не от воды из канала или влажности воздуха, пока ты провожал меня взглядом. Я не знал того, как ты думал обо мне каждый чёртов час. Я не слышал того, как ты слёзно умолял Буччеллати обязательно найти меня сразу, как они победят босса. Я не слышал и того, как ты перед своей смертью вспоминал и говорил обо мне. Как ты мечтал о нашей встрече. Я даже не видел... Что уж там, я даже узнал о твоей смерти так поздно... У меня даже не было сил несколько месяцев сходить на твою могилу. Я ходил всюду как в бреду. Мне всё время казалось, что сейчас ты вот-вот как обычно выпрыгнешь из-за угла и повиснешь у меня на шее, как всегда из-за чего-то показательно хныча или радуясь. Я, кстати, совсем не удивился узнав, что то абрикосовое дерево спилили. Почти сразу, как ты умер. Как будто ты забрал с собой не только часть меня, но и часть наших воспоминаний. Не скажу, что мне стало легче без лицезрения этого дерева. Это даже не избавило меня от болезненных воспоминаний. Наоборот, скорее их усилило. От тебя у меня осталась только твоя оранжевая бандана, которую мне передал Джорно. Я даже не пытаюсь забыть, потому что знаю, что у меня это не получится. Ты регулярно появляешься в моих снах. Такой яркий и счастливый, как всегда, когда мы были вдвоём. Там мы сидим под тем деревом. И я как всегда внимательно слушаю твою бессвязную болтовню. Но глаза у меня там, почему-то, всегда мокрые.