***
Сложно дать точную характеристику тому, что делал с моей головой Конго. Это с одной стороны можно назвать работой профессионального скульптора, который старательно работал над оставшейся частью статуи. Учитывая, чем я являюсь, то скорее всего, так оно и есть. Но лично мне вся эта процедура напоминала сложную многоступенчатую операцию челюстно-лицевого хирурга. Даже протезы какие-то имели место быть. Используя довольно скудный набор инструментов, лысый монах методично, стук за стуком лишал меня части тела, придавая голове нужную форму. Все осколки бережливо собирались после нескольких стуков в отдельной деревянной миске, которая стояла на столе рядом. Эти моменты сбора давали мне несколько секунд блаженной тишины. Её, на самом деле, очень не хватало. Конго делал перерывы только для сбора моих осколков с пола и иногда для замены инструмента. Обсидиан с трудом справлялся с философским камнем, но прогресс всё-таки был. За три с лишним часа мне проделали довольно глубокую дыру в голове, где обычно находится правый глаз у человека. Это привело к неожиданным последствиям – зрение в один момент пропало наполовину, словно я был ослеплен частично. Необычные ощущения… — Зрение с правой стороны так и не вернулось? — в очередной раз спросил Конго, не отрываясь от своей работы, продолжая ковыряться у меня в голове. — Нет, но… — неуверенно протянул я, сидя на стуле с задранной вверх головой и пытаясь понять собственные ощущения. — Но? — Иногда зрение справа возвращается, но как будто через какую-то неровную сетку. От этого становится некомфортно, если честно. — Когда это происходит? — решил узнать он, не меняясь в лице. — Когда ты берёшь миску с осколками в руку, — честно ответил я. — Возможно, между мной и осколками сохраняется какая-то связь… У самоцветов есть что-то подобное? — Нет, — ответил монах, нависая надо мной. — В телах самоцветов может храниться их память, но связи с осколками после их отделения от основного тела у них нет. — А глаза? Я видел, как та же Рутил или Фос свободно ими двигали, а зрачки имели свойство расширяться и сужаться, подобно самым настоящим глазам. — Это загадка даже для меня. Устройство глаз самоцветов – слишком сложно для глубокого изучения в текущих условиях. — Но как в таком случае быть мне? — прямо спросил я, не понимая, как можно решить эту проблему в моём случае. — Даже если проделать мне дырки в голове, то они со временем зарастут кристаллом вновь… — Скажу больше – твоя голова восстанавливается прямо во время этой операции. Процесс очень медленный, но из-за него работа длится куда дольше обычного. Необычный опыт. — Получается, у тебя всё-таки есть какие-то мысли на этот счёт? В противном случае, всё это не имело бы никакого смысла, — подметил я, пытаясь не обращать внимания на скрип стамески. — Да, у меня есть две идеи, но на это потребуется время, — чуть тише сказал Конго. Он молча взял со стола небольшой цилиндр чёрного цвета, который поднёс к моему лицу и аккуратно начал вталкивать в глазную полость. Я понял примерную идею происходящего почти мгновенно. — Думаешь, со временем кристалл, не сумев восстановить старую форму, просто привыкнет и не будет заполнять собой новые отверстия? — Именно так, — кивнул он, фиксируя железяку у меня в глазнице. — Это всего лишь эксперимент. Эти инструменты были предназначены для иных целей, но должны подойти и тебе. Также понадобится некоторое время и терпение. Не думаю, что у нас сразу получится нужный результат, но попробовать стоит. — Ради нормального лица я готов терпеть сколько угодно. А время – вопрос не самый важный. — Хорошо. Я тебя понял, Ребис…***
Время неумолимо тянулось, а работа продолжалась. Конго закончил операцию ближе к ночи, когда пал последний инструмент из его ящичка. Но зато первый день позволил ему полностью закончить с моим правым глазом. Конго работал, словно робот, методично вставляя и вынимая тяжелый обсидиановый цилиндр, чтобы устранить все найденные неровности. В какой-то момент он сменил цилиндр на чёрный обсидиановый шарик большего диаметра. Когда я только его увидел, то ясно осознавал, что он не влезет в мою вновь приобретённую глазницу, но Конго неким способом всё же сумел его туда поместить. И что удивительно, этот шар подошёл практически идеально по размеру. Он лишь совсем чуть-чуть перекатывался в глазнице, но не вываливался при наклонах головы или туловища. Однако сильно трясти головой я всё же опасался, но в целом был доволен результатом. Всё это время за нами неумело шпионили. Разные самоцветы, с которыми я успел недавно познакомиться, за время «операции» то и дело показывались из-за колонн, но не решаясь подойти поближе. Из своего положения на стуле не получалось их увидеть полностью. Но как минимум белый халат Рутил иногда попадался моему взору, а также недовольные причитания Фос иногда эхом разносились по залу. Самого Конго это совсем не смущало. Он их не прогонял подальше, но и не приглашал посмотреть поближе или поучаствовать в роли того же уборщика осколков с пола. Всё делал самостоятельно, хотя, как мне казалось, единственный медик самоцветов тоже должен участвовать в подобном мероприятии. Рутил, наверняка, была бы не прочь изучить осколки философского камня, которые не так давно пыталась добыть своими инструментами. Но сейчас я решил не поднимать эту тему. — На сегодня мы закончили, — заявил монах, собрав последний осколок с пола и отойдя к своему столу. — Новые инструменты я постараюсь подготовить вместе с Обсидиан как можно скорее. Но это может занять несколько дней. — Понимаю, — осторожно кивнул я, привыкая к новому грузу в своей голове. — А что делать мне в это время? — Я хотел бы провести завтра с тобой большой урок, где хочу рассказать основную информацию об этом мире, как это я делаю всегда с юными самоцветами. Думаю, это поможет тебе лучше понимать всех остальных и их образ мышления, — доходчиво пояснил он, начиная убирать сломанные инструменты со стола в ящик. — Также я хотел бы показать тебе нашу библиотеку, которую ты можешь посещать в любое время и изучать текста, которые мы сумели собрать за все тысячелетия. — Звучит неплохо, хотя возможные объёмы книг вызывают у меня лёгкий трепет. Я аккуратно прикоснулся с своему лицу, осторожно щупая глаз и очертания глазницы. — Она не такая большая как может показаться, хотя назвать её маленькой тоже нельзя. Если тебя будет интересовать нечто конкретное, то тебе сможет помочь наш библиотекарь – Призрачный Кварц. Этот самоцвет обитает в библиотеке даже в ночам, но в это время всё-таки лучше отдыхать. — Не видел её сегодня во время собрания, — проговорил я, вставая на ноги. Голова слегка перевешивала в правую сторону, но я справлялся с этим. — Она редко покидает своё рабочее место. Также сегодня на собрании не было и Киновари, с которой ты встретился не так давно на мысе, — добавил Конго, внимательно осматривая сломанное лезвие неизвестного инструмента. — Именно она сообщила о тебе всем остальным в школе. Если будет сильно желание, попроси завтра кого-нибудь провести тебя к ней. К сожалению, она не живёт вместе с нами, из-за особенности её тела. — Из-за выделяемой ртути? — решил уточнить я, слыша где-то в прошлом о необычных свойствах этого минерала. В какой-то старой познавательной передаче, чьи записи были в свободном доступе на станции, упоминался вскользь этот минерал. — Именно так, — слегка удивился мой собеседник, чуть приподняв брови. — Ртуть, выделяемая её телом, отравляет не только окружающую среду вокруг неё, но и других самоцветов. — Тогда у нас не должно возникнуть проблем… — оптимистично высказался я, слегка тряся головой в стороны, проверяя шарик в голове. — Почему же? — уже сильнее удивился здоровяк, отчего даже отвлёкся от инструментов. — Ты уже сталкивался с ртутью? — Да, и не только с ней, — согласно покивал я, привыкая к шару в голове. — Мне приходилось работать не только с ртутью, но и с куда более опасными и агрессивными кислотами. Магистерий невероятно устойчив к любым химическим реакциям, что и помогло мне пережить пять миллионов лет под толщей воды. Не думаю, что в тех условиях что-то могло сохраниться так хорошо, как я. — Что же… Это хорошая новость, — спокойно ответил он, продолжив своё занятие. — Тогда тебе следует поговорить с Киноварью и рассказать о невосприимчивости к ртути. Из-за своей особенности она намеренно держит дистанцию со всеми остальными самоцветами, что приносит ей сильную боль. Для неё подобная новость будет радостной вестью. — Обязательно. Конго закончил убирать инструменты и закрыл крышку ящика. — Скажи, как себя сейчас чувствуешь после установки временного протеза? — решил узнать Конго. — Неплохо. Уже привык, — я пожал плечами. — Хорошо. Будем теперь наблюдать за всеми происходящими изменениями, — медленно кивнул Конго, после чего перевёл взгляд куда-то мне за спину. — Эвклаз, можешь подойти сюда. Дева с необычной внешностью, которая стояла где-то неподалёку за колоннами, мигом подошла к нам с невозмутимым видом, будто и не пряталась вовсе. — Вы меня звали, учитель? — скромно поинтересовалась дева, с интересом рассматривая меня. Я бы тоже на себя глянул с шаром в голове, но зеркала у Конго рядом не имелось. — Эвклаз, будь добра, проведи Ребиса в его новую комнату, — попросил монах, неподвижно стоя возле своего стола. — Хорошо. Мы как раз подготовили одну из пустующих комнат, — по-доброму улыбнулась она, после чего посмотрела на меня. — Идём, Ребис. Я провожу тебя до твоей комнаты. — До завтра, — кивнул я Конго. — До завтра, — прозвучало мне в ответ. Как ни странно, за время нашего пути в общежитие к нам никто не присоединился. Но, возможно, это к лучшему. Этот день оказался насыщенным, и я чувствовал внутреннюю усталость, но был до безумия доволен всеми случившимися событиями. Приятным окончанием дня стал короткий и непринужденный разговор с Эвклаз, одной из старост самоцветов и секретаря Конго. Она проводила меня до пустой комнаты с занавеской у двери и пожелала спокойной ночи, после чего неспешно отправилась к себе, стуча каблуками по полу. Я до последнего ожидал какого-то подвоха. Вокруг было подозрительно тихо и безлюдно, хотя моё появление сегодня наделало немало шума. Но никто не выходил ко мне. После их слежки за мной во время операции, было сложно поверить в то, что самоцветы решили дать мне отдохнуть. Однако, так и не увидев никого спустя какое-то время, пришлось признать, что гостей не будет. Внутри просторной комнаты меня ждала исключительная пустота, где лишь в правой стенке от входа было выдолблено одно спальное место, а также несколько пустых полочек неподалеку. Минимализм. Открывшийся вид напомнил мне мою собственную комнату в Александрии, только столика в углу не хватало. — Интересно, от станций хоть что-нибудь осталось? — тихо проговорил я, занавешивая штору на двери.