Однажды…
Ох, как много сказаний начиналось с этих слов, — произнесла женщина тихим голосом, склоняясь над костром. Подкинув хвороста, она продолжила. Одинокий странник брёл по лесу в поисках крова на ночь. Уставший он упрямо продолжал свой путь. Из-за кустов диких ягод, кислых однако, как заморский фрукт, что довелось попробовать однажды, вдалеке виднелась голая земля, при ближайшем рассмотрении, замыленным взглядом. Это оказались чьи-то грядки с посевами. За раскидистыми кронами деревьев мелькали белые пятна. «Надеюсь, это не очередное видение от недосыпа.» Но, идя вслед за белыми пятнами в листве молодых деревьев, путник чувствовал прилив надежды с каждым шагом. Сизый дымок пробивался через сумерки, а слабый свет свечи так и вовсе не заметен в окне.Дай погреться мне у своего костра миг,
Я идущий через вечность странник,
Я благодарен за еду и крышу,
Взамен я расскажу что вижу.
Перед глазами все плывёт, пляшут белые мушки, в ушах звон, а потом… Тьма. Человек был один в этой тьме. Заплутавшая душа. Тишина порождала тревогу. Смог ли добраться до цели странник иль уже поздно? Чела коснулось что-то холодное и влажное. И вновь прикосновение. И опять тьма. Когда же странник очнулся, за окном светало. Иль вечерело? На челе, как оказалось, была влажная ткань, рядом с периной, набитой соломой, был стол, где виднелось скромное яство, а в воздухе витал специфичный запах настойки. Путник попытался встать, но слабость тела помешала. — Лежи, сейчас дам отвар, станет легче. После него, сразу поешь, — произнёс звонкий голос где-то сбоку. В голове невольно всплывает строгий голос наставницы: — «Опять всю ночь бродил? Я что же без тебя лекарственные травы не соберу? Ты хоть бы о себе подумал, отдохнул, от усталости с ног валишься, иди поспи часок дитя, сушкой я займусь.» — А после, просыпаясь, в воздухе витал запах свежезаваренногонастоя от усталости, из диковинного «Корня Жизни», выторгованного у узкоглазых купцов, с хитрыми товарами. Человек перевёл взгляд на говорившую. Чернявая коса едва ли доставала до пят, покрытая цветастым платком, одежда расшитая яркими нитями, где в вышивке угадывались очертания защитных рун. К слову, на сарафане было больше всего узоров, сплетающиеся в обереги. Глаза лучились зеленью, будто летний сад в княжестве, ресницы были длинны и пушисты, как мех на барской накидке, щеки красны, словно кровь с молоком, а кожа бела как снег, что было странно учитывая, где она живёт. «Неужто подкидыш?» мелькнуло в проясняющейся голове. Невольно вспомнился вещий сон, где голос наставницы эхом раздавался по пустому горящему граду: — Иди за сердцем, иди в то место, что звал когда-то домом, спаси дитя, иль злые языки, погубят её как «ведьму». Не успев возразить иль добавить что-либо деве, путник ощутил на губах живительную влагу, но вот язык его уловил лёгкую сладость перерастающую в горечь. Испив напиток до дна, странник хотел было рассказать об опасности, но спасительница перевела суровый взгляд на человека. — Поешь, потом расскажешь, — в руки отдали глубокую тарелку с бульоном, что, по сути, была простой похлёбкой из засушенного мяса, наверняка выменянного на травы и настойки. Насытившись, путник начал сказание:Забытыми тропами, рысью галопами
Вне времени иду по миру.
Тело имя позабыло
Благом и злобами
В лохмотьях без обуви,
Но ясно видит ясновидец
— Ходил я много где, много чего повидал: от высоких гор до морей, от полей до лесов, разных людей видывал, за плату свои видения сказывал, кому что предстоит. Тебе же дитя, испытание Божье предстоит: искупить свои грехи за поход на шабаш, где молодцов сгубила ты, ежели ты согласна искупить свой грех, пойдём со мной. — От чего же ты милый путник думаешь, что я была на шабаше? — удивилась девица. — Иль сказал кто? — Вижу я судьбу твою. Лихая она у тебя: как сиротой стала, так и в колдовство пошла, забыла ты матушкины предупреждения. Дева побледнела. Откуда проходимцу было это известно? Неужель и вправду ясновидец? Но странно, что в лохмотьях, да и без обуви, бледный и худой, ясновидцем зовёт себя, хоть они обычно все лукавые: то боярину, что-то нагадают, то опоят людей чем-то, и хворь какая приключается.Что мне предрешено, тело как решето или богатый дар?
Звери замолчали вдруг, духи собирают малый круг.
— Ладно, яко же и вправду ясновидец то поведай: что меня ждёт. Названная ведьмой незнакомка протянула обе руки и с опаской ждала предсказания. Странник протянул руки к ней, едва касаясь их: — Сожгут тебя на костре, рядом с рекой. Коль не уйдёшь сейчас — не уйти тебе никогда. Младая ведьма вздрогнула, она вспомнила предупреждения матери: — Не связывайся с ведьмами да колдунами, а коли ослушаешься — беги, беги за ясновидцем, он убережёт от лиха. Тогда юной девчушке было забавно от слов матери, мол: «В женихи ясновидца пророчишь?», да не о замужестве речь тогда была. — Куда бежать-то, коль до ближайшего села семь дней и ночей пути пеша да с поклажей? — с недоверием промолвила дева. Путник тяжко вздохнул и промолвил: — Яко же остаёшься, твоё решение, но знай смерть от огня будет долгой и мучительной.И я буду гореть, забывая про боль,
Как будто руны на мне выжигает огонь.
И что приносит судьба мы узнаем потом,
Что мы можем летать
Воздух жадно глотать, окровавленным ртом.
Дева с сомнением взглянула на странника и произнесла: — Ладно ясновидец, твоя взяла. Дева, отошла от лежанки, на которой ютился гость. Пока дева собиралась, гость внимательнее осматривался в доме: столько лет прошло, а дом все тот же: девчонка пытается держать дом в порядке, но всё же соломенная крыша даёт о себе знать, где-нибудь да стоит подлатать. Трещины хоть и проступали местами и разрослись, как паутина, но стены были белёные, узор из рун и цветов красовался на положенном месте. Перина, на которой собственно и лежал странник, могла вместить лишь дитя иль деву с тонким станом. Дубовый стол, тёсанный не один век назад, даже не думал прогибаться, как и лавка, что стояла поодаль, добротная печь пышущая жаром, как у кузнеца, что жил в конце улицы и чинил многое люду, расписана была тем же цветочно-защитным узором. Веретено стояло в углу, дающую жуткую тень, а на стене, со стороны восходящего солнца, висел рушник Собрав свои малые пожитки, отдав ясновидцу отцовские лапти да рубаху, единственное что от него осталось, дева последовала за странником в густые кусты малины. — Неужель нельзя было пойти по-людски — по тропе? — начала возмущаться юная ведьма, ободрав свою нежную руку. — У меня ладони все в царапинах! — Ты была ведьмой или княжной? — в голосе ясновидца было недоверие: мало ли, сбежавшую княжну ведёт за собой через малинник. — К сожалению, я не княжна, — пробубнила дева, отталкивая очередную ветку с ароматной малиной. — Отчего же ты жалеешь, что не княжна? — странник почти выбрался из малинника, как услышал гомон со стороны хаты. В людском шуме мало мальски можно было различить слова вроде «ведьма», «дрянная девчонка» и «огонь». Ясновидец попятился назад. На возмущение девы, он вскинул палец перед устами, призывая к молчанию и устроился удобнее в зарослях. Ведьме пришлось поступить так, как хотел странник — затаиться. Дыхание мужчины еле достигало её ушей, но это вызывало мурашки не меньше, чем первый прыжок через костер на Купалову ночь.