Мечтатели хреновы

- Антош, поставь сумки на табуретку на кухне, пожалуйста, - попросила Елизавета Викторовна, когда они с внуком зашли в дом. - Хорошо, - сняв обувь, ответил парень, затем поставил не такие уж и лёгкие, как он сказал бабушке, покупки. А женщина села на соседний от сумок табурет, начиная процесс снятия обуви. Это не так просто когда болят после долгой ходьбы ноги, а голова забита совсем другим. Если быть точным, то тело Елизаветы просто кричит о том что ей нужно срочно прилечь на ближайший хотя бы час. Голова скоро откажется воспринимать и перерабатывать информацию. Антон смотрит на бабушку, которая медленно и осторожно берёт рядом висящую на гвоздике ложку, вытягивает ногу и впихивает взятый предмет за пятку, чтобы проще было вынуть стопу из туфли. Парень порывается помочь ей, когда она начинает вытаскивать ногу, потому что он видит на лице родной бабушки очень много ни то радости, ни то боли. Но свободная от ложки рука женщины легко взметается вверх, давая понять, что помощь внука ей не нужна. Пару секунд висящая ладонь со скукоженной кожей будто показывала: "Я ещё не так стара, дабы мне внук разуваться помогал!". Антон кивнул и ушёл в соседнюю комнату. Ему больно видеть данную картину. В голову бьёт мысль, что она уже не молода, что в любой момент может произойти... необратимое. - Дурак, - прошептал себе под нос парень, когда зашёл в свою комнату. Он тут же взял свой блокнот. Помимо Димки это был его основной друг. Блокнот хранил в себе все его рисунки, некоторые мысли. Но картинок в нём было во много крат больше, потому что для Антона именно им нарисованные картинки - основа мыслей. Тот привык выражаться пейзажами, натюрмортами, просто рандомными эскизами, к примеру, людей из метро или проходящих мимо. Между прочим, именно из-за своего увлечения Антон познакомился с Димой до того, как это сделали родители. Десятилетний маленький художник сидел на качелях в своём дворе и рисовал, никого не трогая. Изображал в новом альбоме многоэтажку, которая возвышалась перед ним. В какой-то момент из его же подъезда вышел мальчик. Такой же ростом как Антон, он казался сбежавшим от сказки колобком. Он перекатывался сначала по двору, в поисках людей, которые с ним захотят поиграть, а потом и просто в одиночку, ведь никто из трёх или четырёх компашек-из-полторашек не хотел его принимать. И тогда он поткатился к качелям, где, то поднимая на дом, то опуская в лист взгляд, сидел Антон. Они зацепились банальными темами, а потом чуть не подрались из-за неразделённой любви к своим любимым футбольным командам. На следующий день они встретились снова на тех же качелях, в этот раз обсуждая не футбол. С тех пор Антон начал возвышаться над Димкой, а тот возмужал и из футбольного мяча превратился в довольно красивого парня. Теперь он не был шариком, он был котом-ученым в узких кругах. Ведь столько знать как он, многим казалось, мало кто мог. И Шастун рад, что они друзья. Потому что ему кажется, что другого такого он бы никогда не нашёл, если бы оттолкнул тогда Димку-колобка. Очкарику можно доверить любую свою историю и, если она несёт в себе что-то негативное или постыдное, он унесёт это с собой в могилу. Он гораздо лучше всех использованных Антоном за всё время альбомов и блокнотов. Потому что каждый из них кто-то из взрослых находил и у них появилялась масса вопросов. Первым из которых был: почему ты не показываешь нам такую красоту? Он рисовал. Антон ужасно любит рисовать, писать, работать над картинами. Несколько картонных холстов, огромное множество бумаги, краски, кисточки, карандаши - говорят об этом. Если быть более конкретным - кричат. Паренёк привык большую часть себя выкладывать в рисунках. Он когда рисует, чувствует себя настоящим человеком. Да, помимо рисования есть, конечно, вещи которые заставляют его быть счастливым, но они настолько редкое явление, что Антон привык рисовать. Одно из таких явлений - разговоры. Парень ужасно разговорчивый, ему не нужен список тем, чтобы долго и плодотворно поговорить с кем-либо. Он тот, кто найдёт общий язык с кем угодно. А ещё он очень любит слушать истории. Не важно чьи, интересные они или заставляют закрыть веки и погрузиться в дремоту - он будет слушать. Во-первых из-за воспитания, во-вторых, потому что ему интересно абсолютно всё, и неважно какую умственную ценность и тяжесть для её понимания она имеет. И любовь к слушанью у него немного больше нежели к повествованию. Поэтому он мало говорил когда они шли с рынка. Он слушал истории бабушки, Димки (кстати, эти истории он слышал даже неоднократно, но всякий раз слушал как впервые), новых знакомых. В последнем случае он хотел узнать кто с ним и его родственными душами идёт рядом. Ведь человек - это многое из того, что говорит в беспечной беседе. Не всё, но некоторое. И Антон сделал для себя какие-то выводы. По крайней мере теперь он примерно знает о чем будут заведены разговоры, за что эти люди переживают в какой-то степени. - Ох, устала, - громко проговорила она, проходя по коридору в дальнюю комнату-зал. Изначальна, комната, в которой сейчас живёт Антон, принадлежала Елизавете Викторовне, но в первую же ночь была передана внуку, а бабушка переселилась в зал. Парень всячески следующую неделю чуть ли не уговаривал бабушку поменяться обратно, но та была непреклонна. При том она даже не говорила причины данного поступка. Всякий раз, как внук начинал говорить по поводу этого, она переводила тему на какую-то совершенно противоположную. Антон смирился и спустя несколько недель уже не пытался завести по этому поводу разговор. Зал, между прочим был скорее широкий, чем большой. Он, можно сказать, был приплюснутым. Если его поделить на равные части - получиться две вполне просторные и полноценные комнаты. А так, из-за трех окон, складывается ощущение будто каждый прохожий смотрит на тебя, даже если видно только макушку. Помимо раскладывающегося стола, туалетного столика, большого комода с телевизором, шкафчика со всякой всячиной, чуть ли не доисторического дивана, здесь есть вход в подвальчик. Он не такой уж и большой, но чтобы хранить там старые сани, закатки и другое "ненужное" барахло - места вполне предостаточно. Для Антона низковато, конечно, но ничего не поделаешь, остаётся только голову пригибать и целовать колени. Стены в домике тонкие, поэтому парню прекрасно было слышно продавливание дивана и удовлетворённый старческий вздох. Ему одновременно и радостно, то что Елизавета, наконец-то, передохнет, но и также есть махонькое чувство вины. Она могла бы сейчас лежать у себя на кровати, а не на старом раскладывающемся диване. Антон покачал из стороны в сторону головой, прикрыв глаза. Затем посмотрел на будильник, стоящий на тумбочке возле кровати. Три часа дня. До встречи ещё примерно четыре часа - чем занять голову и руки - интересный и самый актуальный сейчас вопрос. Ответ на него находиться довольно быстро - воспоминания с прогулки ненавязчиво греют душу. Путь на рынок, когда они болтали с Елизаветой обо всем, что только могли придумать, ходьба по рынку, как по музею с тематикой "Ужасы современного мира", встреча с двумя парнями, которые в итоге оказались приятными собеседниками, а не ворами, которые хотят обокрасть и ещё что-нибудь сделать с его родной бабушкой. И пейзажи. В общем и целом, скорее всего, блокнот не будет выпущен из рук все эти пару часов. ***** За разными, дорогими людям увлечениями, эти же люди могут просидеть несколько часов и не заметить, что прошло даже больше, чем было запланировано. Это обыкновенная практика у огромной массы творческих личностей, и она редко проходит мимо. Часто, если появляется ужасно сильное желание что-либо делать - либо не хочется обрывать этот порыв, либо нельзя этого не сделать. Из-за этого Антон не заметил пролетающего со свистом времени; отказался через час после прихода домой пообедать, полностью погрузившись в процесс. Из своеобразного транса его вывели сильные удары в окно. Это было настолько резко и неожиданно, что парень, рисующий на полу, дёрнулся и опрокинул стакан с водой на тёмно-зелёные шорты, в которых собирался идти гулять. Быстро поднявшись он подлетел к окну, расположенному над кроватью. Отодвинув тюль, он увидел макушку, а затем и недовольное лицо низкого друга. Он стоял и пилил взглядом появившегося Антона. - Пиздюк, а ну вылезай! - выкрикнул Димка так, чтобы было слышно и без открытой форточки. Антон сразу обернулся, дабы убедиться что несдержанный ругательства друга не были услышаны Елизаветой Викторовной. - Сейчас выйду, подожди минутку. - ответил Антон, приоткрыв форточку. Он взял небольшой рюкзак, положил туда блокнот и походный пенал с самым необходимым, а затем рванул к входной двери. - Бабуль, я побежал. Уберусь в комнате, как вернусь! - выкрикнул он, чтобы Елизавета услышала, даже если она находиться в зале. - Хорошо, иди, - послышался тихий ответ, а за ним захлопнувшаяся дверь. По четырём ступенькам Антон на своих длинных ногах спустился, как вылетевшая пуля. Подойдя к забору, он увидел высматривающего его Диму, за спиной которого висел футляр с родненькой гитарой. А когда вышел за калитку, то поравнялся с ним. Неизменная белая футболка с плачущим со смеху смайликом над сердцем идеально подходило под насмешливый и важный взгляд Димки. Его лицо выражало эмоцию победителя, что не убежало от зоркого взгляда художника. - Всегда знал, что это работает, - сказал он ничего не понимающему Антону. - Опять рисовал? - Ну да, - озадаченно ответил блондин и почесал затылок. - А что? Мы опаздываем? - он покрепче схватился за лямку рюкзака. - Если бы я сейчас не пришёл - опоздали бы, - улыбнулся в ответ очкарик. - Ты не отвечал на звонки, я тебе звонил трижды. Я подумал что ты рисуешь - оказался прав. А, если судить по нашему опыту, пришёл бы на десять минут позже, то есть вовремя - мы бы не успели. А так у нас ещё пятнадцать минут, чтобы дойти до развилки. - Вот же ты... - Антон пытался выбрать более-менее цензурное прозвище другу, так чтобы оно и подходило под ситуацию, и не было матерным. Они ещё не вышли с улицы, где живёт Елизавета Викторовна Шастун, и здесь больше всего шансов встретить соседей с длинным языком. - Козлина. Продумал всё и меня ещё перепугал! Диман, ну кто так делает? Я думал мы реально опаздываем! - А чтобы не надумывать себе всякого - на часы смотри. Я помню, они висят у вас в каждой комнате, - расплылся парень в "Чеширской улыбке". - Что ты там хоть рисовал? Теперь улыбнулся Антон. Ему всё время дружбы с Димой, казалось, что только этого человека интересует его творчество. Ну, последний месяц ещё и бабушку. Родители в постоянных разъездах по рабочим делам, а других друзей Антона интересуют совсем другие дела. Парень достал из рюкзака блокнот и протянул его ему. Димка одно рукой выхватил "книгу работ" и, продолжая идти в одном направлении, начал смотреть рисунки. Большинство из них он уже видел, поэтому если попадались страницы с ему уже знакомыми картинками - он пролистываю дальше, чтобы по-быстрее добраться до новизны. В итоге он добрался до последних изрисованных страниц. Приемущественно они все были выполнены в карандаше и обобщенно, но пару картинок уже были сделаны горячо любимой Антоном акварелью. В одном из них Дима узнал своё лицо, он что-то вещал и мимика полностью отражала воодушевденность и легкую любовь к рассказываемому. Если пареньку не изменяет память - он тогда рассказывал одну из многочисленных историй из своего дества. На ещё одной картинке была запечетлина Елизавета и сам Антон. Он нарисовал себя заинтересованно смотрящим в сторону родной бабушки, а та тоже что-то говорила и с неменьшим упоение, чем Димка. Рассказывала о своей молодости. А на следующей два лица новых знакомых. Они стоят на фоне прилавка с яблоками, где они и познакомились. Высокий брюнет - Арсений изображён с поднятой на уровень груди ладонью и вселяющей спокойствие улыбкой, а его низкорослый друг Серёжа смотрел непонииающе и взглядом будто заползал в самую душу. Когда Дима стоял возле этого места он ощущал точно такой же взгляд как сейчас, а брюнет не вселял ему никакого доверия. Всё это он чувствовал и сейчас, когда смотрел на них со страницы блокнота. - Дружище, - только это смог сказать слегка ошарашенный очкарик. - Тебе просто необходимо стать художником, такое нельзя прятать. - Ты сейчас краску снюхаешь, - как между прочим ответил Антон, увидев насколько сильно Дима приблизился к листам, чтобы рассмотреть изображения. - И ты мне об этом говоришь просто постоянно. А также ты прекрасно знаешь, что моё развитие как художника маловероятно. Вспомни чего придерживаются мои родители. - Ничего не может быть интересней окружающей тебя природы, я помню, - оторвавшись от более подробного изучения рисунков друга, ответил Дима. Очкарик закрыл блокнот и отдал его владельцу. - Шаст, я ж тебя прекрасно знаю. В какой-то день ты обязательно пойдёшь к родителям и будешь стоять на своём, пока они не согласятся с твоим желанием. Твоя упертость ровно такая же как их только суммарно. - Дим, давай закроем эту тему. Ты прав, да, по стопам родителей я не пойду, я буду рисовать. Но пока что я не готов ещё сказать им об этом. - Смотри не опоздай, тебе два года учиться осталось. А потом универ, взрослая жизнь - красота, - мечтательно поднял глаза в небо Дима. - Ага, - буркнул себе нос высокий парень. - И море проблем. Они уже вышли на перекрёсток, где стояли им две знакомые фигуры. Видимо, парни тоже решили прийти пораньше. Сейчас новые знакомые что-то активно обсуждали: низенький Серёжа махал правой рукой, тыкал другу в лоб или переносицу пальцем, а Арсений с лицом выражающим небывалое спокойствие и умиротворение, скрестив руки на груди, продолжал, видимо, стоять на своём. Антон с Димой, увидев эту ситуацию, переглянулись и улыбнулись друг другу. В этой сцене они узнали себя в такие же моменты. Ругающиеся парни даже не сразу заметили как к ним подошли. - Да я же говорю тебе она сейчас прийдет. - Арсений вздохнул, посильнее скручивая прямой узел из сових рук. - А вдруг она не то купит? Может Катерина твоя не то услышала? - полностью отзеркалив позу друга, продолжал Серёжа. - Да если и так, тебе то какая разница? - Ну не знаю, Арсик-пидорасик, не знаю. Если она купит какую-то хуйню - я это готовить и есть не буду. - Ну не будешь ты, будет она. Ей то что, она на костре готовить любит. - Мы, видимо, подслушали личные разговоры, - специально громко, но на ухо Димке сказал Антон, продолжая смотреть на сцену. - Походу. - ответил таким же тоном очкарик. - Вообще-то мы всё слышим. - повернул к ним голову Арсений, не изменяя спокойного лица. - Ну и славно. Пойдёмте? - Тох, ты плохо слушал? - спросил Дима. - Они же некую Катерину ждут, думаю нам её тоже ждать нужно. - Почему сразу некую? Я вовсе не некая, а Екатерина Попова. - послышался женский голос за спиной подошедших парней.