Агония

Кори решительно идёт вперёд. Как же ему это не нравится. Как мало было приятных событий в его жизни. Ёбнутая мамаша, которая запирала его дома, хотя он уже закончил школу и работал у отца в мастерской. Ёбнутые малолетки, травившие его, стоило только выйти за порог. Ёбнутый город, мало отличавшийся от них и доводивший его до самоубийства. Разве его вина, что тот мелкий идиот слетел с лестницы и размозжил себе череп? Последняя мысль греет его лишь по одной причине — случайный полёт запустил цепь событий, благодаря которым он наконец-то нашёл своё призвание. Странным образом он отсёк всё лишнее и всех лишних. Началось всё с парковки. Во всех смыслах. Без неё он не познакомился бы с Элисон. С ножом. И что ещё важнее — с бабкой Элисон, которая открыла для него и то, и другое. Кори помнит то чувство, то восхитительное чувство превосходства и удовлетворения, когда он протыкал шины унизивших его утырков предложенным ею ножом. Что было бы, если бы он отказался? Наверное, всё было бы по-другому, о чём он позднее сожалел бы всю свою жалкую жизнь. Вовсе не то, что Лори заступилась за него, так повлияло на его мироощущение, а именно тот прекрасный нож и прекрасное злое чувство внутри. Лори и Кори. Фрик и псих. Псих и фрик. Команда мечты. Кори смеётся потому, что это так. Эта старая сумасшедшая злая шлюха открыла ему дивный новый мир. Не мир книжек и материнских пощёчин, а настоящий, живой мир. В том, что Лори была сумасшедшей и злой, он не сомневался, а в том, что старой — не сомневался никто. О том, была ли она шлюхой, стоило спросить Майерса, но Кори этого не сделал, да и хер с ним. С ними. Кори приближается к входной двери и думает, что это забавно. Лори ввела его в этот чудный мир крови и убийств, а Майерс повел дальше, словно ребёнка за руку. Мамочка и папочка. Только мамочек не трахают. Кори помнит, как что-то читал об этом, готовясь к экзамену по психологии сто лет назад. Вроде бы к подобным извращениям склонны те, у кого в жизни присутствует сильная подавляющая фигура матери, и вся такая херня. Кори определённо рад, что Лори не его мать. Его мамаша была полным неадекватом, орала, запирала, била и в то же время душила своей заботой. Слава богу, он избавил их обоих от страданий и размозжил ей тупую башку. Только когда сделал это, он подумал, что мечтал о таком с рождения. Может, он для того и родился. Избавить мир от долбаной психички и подобных ей. Короче, мамаша была виновата даже в данном искажении его незавидной судьбы. Порой Лори всё-таки напоминала ему её. Например, когда первое время настойчиво пыталась свести со своей внучкой. Что вообще должно быть в мозгах, чтобы прямо на месте подумать свести раненого и истекающего кровью подростка со своей внучкой-медсестрой? Не зря когда-то её лишили родительских прав. Элисон чудесна, этого не отнять, но как будто это не он выбрал её. Он никогда не выбирал. — Почему бы вам с Элисон не сходить куда-то? — в сто пятидесятый раз спросила Лори, пригласив его к себе якобы починить машину. Он прекрасно знал, что она так же прекрасно сама в состоянии разобраться со своей развалюхой, но всё равно пришёл. Может, из чувства долга, а может, и из какого другого. В любом случае Лори не умела заботиться о людях, потому что её искренняя забота о внучке сводилась к тому, чтобы найти ей трахаля. Впрочем, та была не особо против. Возможно, бабка и правда знала её лучше, и это тоже почему-то бесило Кори. Первые несколько раз он пытался лавировать между ними, пытался понять обеих, пытался жить так, как жил раньше — вежливо, услужливо и тихо. Ему нравилось ухаживать за Элисон, но раздражало делать это под присмотром её бабки. Это даже звучало мерзко, и уже давно он чувствовал только раздражение, когда Лори давала ему непрошенные советы пикапа. — Да ладно тебе, чего нахмурился, — махнула рукой Лори, созерцая его кислую физиономию. — Как будто вам по пятнадцать лет. Просто сходите куда-нибудь, развлечётесь, и баиньки. — А может, — сам не ожидая того, как зло прозвучал его голос, заговорил Кори, — мы просто сейчас зайдём в твой дом, просто поднимемся на второй этаж, просто пройдём в твою спальню, и я просто наконец-то тебя трахну? — закончив, он и сам удивился столь неожиданной мысли и поспешил добавить: — Ты знаешь, что у тебя какая-то нездоровая фиксация на половой жизни твоей внучки? Лори изменилась в лице, как будто окаменев, и можно было подумать, что её оскорбило предложение, или обидело замечание, но она всё-таки являлась совершенно искалеченной психически бабкой и только спросила, сощурившись: — Откуда ты знаешь, на каком этаже моя спальня? Кори не ответил и сразу ушёл, захватив сумку с инструментами. Почему-то он не перестал об этом думать. О том, где спальня Лори и что он мог бы с ней там сделать. Он думал об этом и с Элисон, и без Элисон, и в мастерской, и в магазине и вообще везде. Только убийство могло отвлечь его. Иногда это походило на наваждение, а иногда представляло собой совершенно рациональные и ясные мысли. И он понятия не имел, какой вариант его устраивал больше. Тёмная, непроходимая пучина, как та канализация, где они с Майерсом обитали. Однажды Элисон пригласила его к себе, а когда он пришёл, её неожиданно вызвали в больницу. — Чёрт! — Элисон быстро кидала вещи в сумку и одновременно пыталась застегнуть ботинок. — Можешь подождать меня здесь. Не думаю, что я надолго. Ну или встретимся завтра, если ты занят, — она чмокнула его в щеку, взмахнула длинными темными волосами и выскочила за дверь. Кори хотел было уйти, но потом вдруг ноги сами понесли его на лестницу. В кармане он нащупал рукоять ножа. Внутри сладко сжалось в предвкушении крови. Он не знал, дома ли Лори, но чувствовал, что точно доберётся до неё сегодня. Она сидела за столом, наверное, писала свою книжонку (Элисон рассказывала о грядущих мемуарах своей бабки), но, сразу же уловив движение, резво встала и спасибо, что не схватилась за пистолет. Мгновение они смотрели друг на друга, а потом он вынул руку из кармана, шагнул к Лори и в одно движение стянул с неё очки, чтобы отбросить их в сторону. Он ненавидел очки — и на себе, и на ней. Глаза Лори будто расфокусировались от неожиданности, но по-прежнему смотрели прямо на него. Она знала, знала, чего он от неё хочет... и просто стояла. И он взял. Взял то, что ему предлагали. Как и в прошлой раз на парковке. Он поцеловал Лори сразу взасос — без всех этих нежностей и неловкостей, которых ему так не хватало с её внучкой. Лори не оттолкнула — наоборот, ответила и обхватила его руками за плечи. На ней всегда была куча тряпья, и ему пришлось стягивать всё это с неё долго и упорно. В тот момент Кори пожалел, что она теперь разыгрывала из себя примерную бабушку в древних кардиганах — намного удобнее было бы в её старом образе, который она явно спиздила у Сары Коннор с её штанами и топами в обтяжку. Но под всеми своими тряпками Лори была всё такой же. Больше всего в её теле выделялось то, что ебучий парковочный Терри назвал бы классными сиськами. Они у неё правда были классные — большие и упругие, особенно по сравнению с остальным тщедушным, хоть и натренированным годами подготовки ко встрече с Майерсом телом. Поэтому Кори просто поставил её раком, против чего она явно не возражала, и долбился в неё сзади снова и снова, взявшись за эти охерительные сиськи. Одна рука у него постоянно норовила сползти ей на живот, но тот был плоским, отчего прикосновение к отчаянно напрягавшимся мышцам на нём тоже приносило удовольствие, яркое и сильное. Лори стонала, как течная сука, умудряясь при этом ей не выглядеть, даже прогибаясь в спине и стремясь бедрами к нему навстречу, и он схватил её за волосы, жалея, что не может намотать их посильнее. С Элисон он долго не мог кончить, а с её бабкой изо всех сил сдерживал подступающее удовольствие. Всё это извращение, её морщины, дряблость кожи, седина волос и поехавшая крыша — неминуемое следствие возраста, в сочетании с силой мышц и упругостью груди, просто сводили его с ума. «Хочу тебя, хочу, хочу, дай мне, дай, хочу», — стучало у него в висках, пока он вколачивался в неё так, что спинка кровати билась о стенку, а локти и колени Лори, наверное, уже стёрлись в кровь. Он даже не знал, чего хочет сильнее — трахать её во все щели или перерезать горло, чтобы тёплая и выдержанная годами кровь залила всё вокруг. Или и то, и другое одновременно. Лишь бы только это не заканчивалось никогда. Но её нутро стягивало его так сильно, что больше сдержаться он не мог, и кончив, просто рухнул на неё сверху, радуясь, что не видит её лица. Кори редко видел его и позже, в другие разы, когда они занимались сексом. У неё дома, у него, в мастерской, даже на задворках той самой парковки один раз. Иногда Кори казалось, что, когда он видит её лицо, ему становится плохо, а иногда — что слишком хорошо. Грёбаная старая психичка. Он возненавидел её в тот момент, когда понял, что ревнует — к тому старому копу, неизвестному деду Элисон и даже Майерсу. Как вещь, которая должна была быть только его, но имела слишком острые когти и зубы. Ревность сводила с ума так же, как раньше влечение. Он не сомневался, что у неё никого нет, но всегда оставалось одно но: она ждала. Ждала Майерса. Ждала, чтобы убить. Он занимал все её мысли, как бы она ни притворялась. Она бросила тренироваться, писала книжки и пекла печенье. Но в её глазах Кори видел горящую огнём жажду крови. Рыбак рыбака... Старая больная сука, устроившая полигон в собственном доме, научившая стрелять родных дочь и внучку. Если бы у Лори была собака, она, без сомнения, заряжала бы револьвер за десять секунд. Кори одновременно хотелось вылизать шрам у неё на животе, оставленный ножом Майерса, и расковырять его, чтобы вытащить ей все внутренности и промыть их. Майерс учил его убивать, и она тоже. Всепоглощающая ненависть пылала в них обоих, и даже за неё он их ненавидел. Вечная парочка. Инь и ян. — Скажи, — прохрипел Кори ей в ухо и схватив за волосы, когда она в очередной раз лежала на животе, с готовностью подставив зад, — Майерс всё-таки трахал тебя или нет? — его собственная ненависть вылилась наружу вместе с ревностью, как кровь, которую он щедро выпускал всем другим. Только не ей. И не Майерсу. Они были созданы друг для друга. И ему хотелось с этим покончить: убить её сейчас и убить его, вернувшись в канализацию. Майерс слаб — бледная тень самого себя. Жаль, она этого не видела. Не понимала, что тот, кого она ждала, уже давно умер. Он, Кори, вместо него. Его полный и законный наследник во всём. Даже в ней. Поэтому ему нужно было знать. С каждым днём всё сильнее. Но узнать наверняка он так и не смог: Лори не ответила и больше никогда не спала с ним. В ней теперь горело только отвращение — когда он приходил к ней, когда они пересекались на улице, когда он заезжал за Элисон. Да, с Элисон они сейчас встречались ещё более успешно, даже идеально. Прогулки, кафе, музыка в машине и всё такое прочее. Но Лори почему-то теперь это не нравилось. Не из ревности, нет. Она поняла. — Моя внучка не подходит для таких отношений, — заявила она Кори, сидя на старом расшатанном стуле, как на троне, когда он проснулся в доме того разбившегося пацана. Она могла бы расколоть ему череп во сне, но не стала. И он сосредочился на Элисон. Ей на зло. Он ведь зло, всегда был. Кори следил за домом Элисон, караулил её, встречал и провожал. Бабка злилась и даже начала волноваться. Всё было чудесно. Всё было бы чудесно. Если бы ему не нравилось гораздо больше следить за Лори, встречать и провожать её, карауля под окнами и появляясь из-за угла. Почему она была недовольна? От Майерса ей это даже нравилось. Ёбаная сладкая парочка. С этим надо было кончать. Кори решительно шёл вперёд. Как же ему это не нравилось. Осталось место только для одного из всех них. И пусть это будет он сам. Кори толкнул дверь, и она оказалась не заперта. Он поднялся на второй этаж, давно зная, какие ступени скрипят, а какие нет. Ловя каждый шорох, он услышал выстрел. Неужели Лори наконец-то вышибла себе мозги? Это было бы даже обидно. Как будто подвели к оргазму и дали по яйцам. Но за дверью спальни его встретила разлетевшаяся на куски тыква и направленный в него револьвер. — Ты думал, я покончу с собой? И она выстрелила. Дважды. В него. Кори скатился с лестницы. Сумасшедшая старая сука. Она вещает что-то про отсутствие смысла в сострадании и милосердии, и он полностью с ней согласен. Это не по их части и не по части Хэддонфилда. Её лицо светится таким самодовольством, какого он не видел ни у себя, ни у Майерса. У бабки выражение настоящего маньяка, до которого им всем ещё очень далеко. Очень. Она может говорить что угодно, как она сожалеет о том, что познакомила их с Элисон, о том, что Элисон никогда не будет с ним, но в глубине души она точно рада этой мерзкой и мелкой игре, которой она свела их вместе, а потом героически развела. Она радуется своей победе чуть меньше, чем если бы наконец пришила Майерса. Кори уверен. Лори предлагает ему убить её, но это не то, уже не то. Он не даст ей режиссировать этот спектакль и дальше. Он слышит, как машина Элисон паркуется перед домом, и сам становится режиссёром, радостно смеясь. Всё, что он может сделать, чтобы не проиграть Лори окончательно, — это перерезать собственное горло и позволить Элисон увидеть. Когда он втыкает нож себе в глотку, в глазах Лори мелькает ужас. Впервые. И он гордится этим. Ужас и удивление в глазах Лори видел только Майерс. Кори падает на спину и прощается с жизнью. Он слышит, как хлопает дверь, как кричит Элисон, как Лори умоляет поверить ей, но Элисон всё равно убегает, обвиняя уже давно поехавшую бабку в убийстве. Удивительно, но Кори ещё жив. Было бы просто отлично дотянуться до ножа и всё-таки прикончить её. Теперь можно — Элисон ушла, он победил. Прикончить Лори, и тогда остался бы только Майерс — вечная любовь и одержимость Лори, единственный смысл её жизни, этого жалкого одинокого существования. Интересно, Майерс будет по ней скучать? Наверное, да. К старости даже маньяки становятся сентиментальными. Надо всё же добраться до ножа и воспользоваться им, но... Но Кори вдруг слышит тяжёлые шаги Майерса и его такое же тяжёлое дыхание где-то сверху. Маньяк пришёл за маской и за Лори. Предсказуем, неисправим, вечен — благодаря и ему самому и их убийствам. Кори тянется к ножу, чтобы покончить хотя бы с этим старым уродом, очень жаль, что не с Лори — Майерс не простил бы ему этого и сам бы сдох от зависти и злобы, но тот замечает движение и кидается на него. Только он, Бугимен, может зарезать старую потаскуху. «Ёбаная сладкая парочка», — думает Кори, прежде чем Майерс сворачивает ему шею.