Солнце вновь зайдет.

Я помню её. И всегда буду её помнить. Да как она может быть мною забыта, если каждый раз, засыпая, я вижу эти глаза цвета холодного чая? Ее звали Лун. Лун и Лин — схожие имена, как доказательство нашей связи, скрепленной самими богами; так мы сами придумали ещё в детстве и гордились этим фактом. Она была самым настоящим чудом, светилом для всех, кто окружал её. Она ведь и в мою жизнь зашла как солнышко — внезапно, бурно, переменив мне восприятие мира в эту же минуту, когда на нашей первой школьной линейке, взяла меня за руку, заявив своим резвым детским голосом, что отныне мы подруги. И растерянная маленькая я, потерявшая в толпе маму, да и просто через чур взволнованная буйством красок первого школьного дня, сразу же ей поверила, как только коснулась теплой ладони и взглянула в её искрящиеся глаза. Так и повелось. Совместная парта, совместные игры, долгие звонки по домашнему телефону, пока мама не начнет ругаться, что мы тратим деньги, хотя могли бы наговориться в школе. Но когда тебе семь лет, темы для разговора никогда не исчерпываются, а времени все обсудить никогда не хватает. Линлун — так мы начали себя называть, когда подросли, нам нравилось думать о судьбе что нас свела, таких разных на первый взгляд. Она — длинноволосая шатенка, зелёно-карие глаза, необычного цвета, которому мы придумали много имён. Высокая и худая ещё с детства. Я — русоволосая, подстриженная по подбородок, низкая по природе. Ей нравится солёное, а мне сладкое. Я люблю солнце, а она дождь, ей нравится вставать с первыми лучами, а мне было по душе засиживаться до рассвета. Я прячу свои мысли, а она их всегда высказывает. Такие мы были. Всегда вместе. Та самая парочка в классе, что не расставалась ни на миг, куда одна, туда и другая, куда она, туда и я. И ведь мы и сами не знали почему. Что же так сильно нас связало с первого дня? Может, на самом деле, мы родились сестрами, которых разлучили при рождении? Каждый раз мы выдумывали новые теории. Но однажды, Лун все таки нашла нужный нам ответ. – Ты обалдеешь! Вчера мы вместе с бабушкой прочитали в газете, что некоторые люди рождаются лишь с половинкой души, потому что в прошлой жизни они преподнесли вторую частичку любимому, с которым хотят в следующей жизни встретиться! Там ещё были какие-то проценты совместимостей, но я не стала это читать. Вот как получилось, оказывается, мы половинки, которые нашли друг друга! Вот так просто это и было на самом деле. О таких, как были мы, обычно говорят "не разлей вода". Те самые, что растут бок о бок, идут в один университет, вместе перебиваются с жизненными неурядицами — подруги, которые могу не делить вещи на "твоё" или "моё", для которых не проблема снимать комнату и спать в одной кровати, если это поможет им сэкономить. И мы так думали. Как много летних вечеров мы провели, качаясь на качелях и составляя планы о совместной жизни! Кто будет убираться? Кто готовить? Что делать, если придет в гости один из наших парней на ночь? Думая об этом мы обычно краснели и смеялись, приходя к решению, что будет лучше, если у нас и вовсе не будет парней. Да и зачем нам парни, если есть мы друг у друга? Я видела, как она врёт маме, когда не хотела нравоучений и споров, пусть и стыдилась этого большего. Лун же видела, как я плачу, зареваясь горьким слезами из-за глупостей, хотя для меня было хуже всего, когда кто-то меня видел в этом состоянии. Куда ещё ближе? Мы знали все друг о друге. А ещё, у нас была тайная игра. Лун придумала её как раз, когда я в очередной раз, с уже красным лицом продолжала всхлипывать над тройкой по математике, зная, как дома будет ругать мама. Игра состояла вот в чём: придумать сказку, рассказ или небылицу, но с особенными условиями: одна из нас вслух говорила первую мысль, пришедшую ей в голову в момент игры, а вторая должна была сочинить что-нибудь связанное с высказанной ранней фразой. Мы стали использовать этот трюк, чтобы поддержать друг друга, а потом игра и просто стала нашей вечной спутницей, которой мы любили часто развлекаться, пока стояли в очереди, ждали автобуса и так далее. Мы настолько натренировались выдумывать истории, которые каждый раз становились все интереснее и запутаннее, что даже стали записывать их все в специальную тетрадку. Наверняка у Лун где-то лежит и пылится. Если тетрадь, конечно, давно не выбросили прямиком в мусорный бак. Однако, между шутками, мечтаниями и шутками было ещё кое-что. Однажды до меня дошло, что для других мы не были Линлун, а скорее просто Лун и её тихая подружка, которая вечно плетется где-то сзади. Повзрослев, я начала замечать, что даже когда мы входили в класс, её любовь ко всему живому, страсть к жизни и духовное превосходство сразу же заполняли помещение и приковывали к себе взгляды — она входила каждого одаривая улыбкой, каждому готовая помочь. Когда подруга где-либо появлялась, будто солнышко, все вокруг расцветало; я всегда подшучивала над ней за это, хотя и сама не могла не восхищаться этой ее способностью. И только потом взгляды толпы натыкались на меня, бесшумную тень, обычного ребенка, подобного другим одноклассникам, разве что слишком тихая. Я всё это видела, знала, почему так, и, признаю, это жалило меня. Тем старше мы становились, тем больше подчеркивалась эта разница между нами, тем неприятнее меня это задевало, как соринка в глазу - знаешь, что мелочь, но неприятно все равно, да и со временем становится лишь хуже, если не избавиться. А я пробовала, запрещала себе завидовать, ведь разве это не преступление против подруги? Почему я просто не могу за неё радоваться? На корню давила злые чувства, но будто сорняки они прорастали в моем сердце вновь, бурля в груди с ещё пущей силой! Мне было стыдно, и из-за этого я делалась замкнутой. - Ты на что-то злишься? — спросила она как-то меня. Мы стояли в очереди в столовке, надеясь урвать булочки. — я же вижу, что ты дуешься! — подруга улыбнулась, наклонив голову к плечу. - Я не дуюсь, просто есть хочу. - Не увиливай, и ежу понятно, что что-то не так. Я прикрыла на минуту глаза, не зная, что ответить. Вряд ли правду, мне не хотелось ссориться, да и она была не причем в моих переживаниях. - С чего ты взяла? - Ты постоянно отводить взгляд, ...— в её ореховых глазах читался незаданный вопрос, и я едва удержалась под этим натиском, чтобы снова не отвести взора. —...будто не хочешь смотреть на такую недостойную как я. - Может, это я недостойна смотреть на такую, как ты? Ляпнула с горяча, не подумав, но вопрос, сорвавшийся с губ, как нельзя кстати отображал то, что было у меня на уме последние время. Лун тут же нахмурилась, поджав губы — всегда так делала, когда злилась. Какое-то время мы молчали, и мне даже показалось, что она сделает вид, что не услышала моих слов. Из-за того, что, может быть, в глубине души она соглашались с ними. - Так ты поэтому последние время такая тихая? Потому что какой-то напыщенный индюк посчитал нужным тебе сказать, что ты чего-то недостойна? Что за глупости! — наконец ответила она мне. "Она сама так не думает. Слава богу!" — сразу же выдохнула я. Её реакция принесла мне долгожданное облегчение: мне сразу стало спокойнее, что сама она не считает меня обузой. - Так кто этот некорректный недотёпа? Быстро с ним разберемся! Я в шутку быстро чмокнула её в щеку, ответив: - Уже никто. Видишь, теперь я повеселела и больше не отвожу взгляда. И я не соврала. Пока мне действительно было достаточно знать, что я ей не в тягость и не обременяю её идеальность своей простотой и низменностью. Будь иначе, этого я бы действительно не вынесла. Такой она была — развевающей по ветру все мои сомнения и страхи. И, пускай, взрыв не был полностью обезврежен, мы отложили его на потом, давая себе больше времени. *** Время шло. Школьные годы сменяли друг друга так быстро, что я и моргнуть не успела, как поняла, что мы уже не дети. Что наши тела наливаются, а разум пытается установить границы всего дозволенного, что мы хорошеем, и начинаем это осознавать. И пользоваться этим. И, в конце концов, окажется, что не такие уж мы и взрослые, какими себя воображали. Раз мы пересекли черту, до конца полагая, что нам этой сойдет с рук. Но это будет потом. А сейчас, перед последним учебным годом в стенах школы, нас ждало долгое лето. Самое прекрасное лето перед одиннадцатым классом, которое мы, конечно,провели вместе. Все разлады и недоговорки, обиды друг на дружку, накопленные из-за усталости в течении учебного года, прыснули и и высохли также быстро, как первый июньский дождик, быстро уступивший желанию проводить друг с другом как можно больше времени; мы чувствовали грозовую тучу выпускного года и экзаменов и не хотели терять такие драгоценные дни, данные нам, в пустую. Мы отдыхали. Чувствуя на коже теплый ветер, мы развлекали себя книгами, долгими прогулками, разговорами, после которых заплетались языки от усталости. У нас был вагон и целая тележка планов, и пускай мы догадывались, что даже половины из них не выполним, это нас не расстраивало, ведь всегда будет следующие лето, и последующие, да вообще, вся жизнь впереди. Юные и полные желания жить. Так как мы могли беспокоиться том, что нам может на что-то не хватить времени? Мы, будто сумасшедшие, постоянно улыбались, загадочно переглядываясь — от удовольствия, от осознания близости, от мысли, что до конца лета ещё много времени, и мы успеем насладиться всем вдоволь. Радовались как утренней прохладе, так и жаркому полудню, во время которого мы не брезговали устроить себе сон-час. В шутку называя себе лесными феями, мы вставали с рассветом и не ложились в постель до глубокой ночи. А бродя по улицам, вдыхали душный вечерний, такой пьянящий воздух, пугая прохожих своими счастливыми лицами. Из миллиона фотографий, сделанных в то лето, у меня сохранилась лишь одна, моя любимая, долгое висевшая на моем холодильнике — снимок с поездки на море в августе. Когда Лун приходила ко мне, и, отправившись на поиски еды в моем доме, видела фотографию, она всегда останавливалась перед холодильником. Минут пять стояла, разглядывая распечатанную карточку из раза в раз, дотрагивалась кончиками пальцев до шершавой поверхности дешевой бумаги. На снимке мы стояли по колено в море, в купальниках. Я, с мокрыми солёными волосами, едва достающими до плеч, одной рукой театральным жестом держу закуренную самокрутку, а второй приподнимаю подбородок Лун, игриво целуя её в щёку, пока та, будто русалка с темными косами, спадающими по спине, краснеет и глупо улыбается в камеру, обнимая меня за талию одной рукой. На её макушке — цветастая панамка, на груди блестит кольцо подаренное мной накануне, которое Лун носила как кулон. Фотографировал наш новый знакомый Лёша, воскликнув на весь пляж, что он обязан запечатлеть нас в этой позе. Увидев впервые фотографию, я долго не могла выпустить ее из рук, проводя пальцами по нашим хрупким очертаниям. Не могла поверить, что это красивые, храбрые,пышущие молодостью девушки — мы. Сейчас же я лишь помню, какими же беззаботными мы все таки были. Даже наивные, может даже скорее еще девочки, пытающиеся поскорее вырасти. Поэтому, наверное, мы и заслужили то, что сделал с нами одиннадцатый класс, что оставил после себя сожжённые руины. Руины, всадником апокалипсиса которых стал Выпускной. Эти глаза цвета спелого каштана сняться мне до сих пор. Каждый день, каждую ночь, каждый раз, когда я прикрываю веки, чтобы вздремнуть. Её глаза. Которые смотрят на меня с такой болью, невыносимой тоской. Тот день. Это был единственный раз, когда в них мелькнула побитость раненого животного; я видела, как она сжигает все мосты между нами, наблюдала, как все выстроенное нами годами сейчас рушилось и летело к чертям. А я лишь смотрела, ни в силах ни заплакать, ни рассмеяться тебе в лицо. Мы пытались пойти по нормальной дороге. Пусть у нас и не вышло. Но что же поделать, если ты была моим солнцем, а я твоим нет?