***
Он не помнил, когда в последний раз улыбался. Не помнил, когда в последний раз его сердце сжималось не из-за боли, а счастья и любви. Он тонул. Медленно уходил на дно своего молчания и одиночества. Сидел долгими ночами на подоконнике, смотря на Луну и считая звезды. В его руках стабильно находилась кружка с дымящимся кофе, которая согревала его вечно холодные пальцы. Шоколадные глаза часто смотрели в одну точку, куда-то сквозь мутное стекло, на улицу. Туда, где жизнь планеты продолжала свой ход, в то время как внутри одинокой и холодной квартиры время будто замерло. Старый, потрепанный жизнью, диванчик стоял одиноко в углу, заваленный пледом и подушками. Напротив него стоял небольшой кофейный столик, погребенный под многочисленными фантиками и упаковками из-под чего-то съедобного. Где-то слева на стене висели полочки, на которых давно засохли цветы, не выдержавшие длительного «отсутствия» хозяина квартиры. Стены квартиры-студии были серыми, столь холодными и одинокими, как и сам жилец. Всё в помещении буквально кричало о его состоянии. За окном уже который день шел дождь. Молодой, но уже столь уставший, парень в очередной раз забрался на подоконник, укутавшись в теплый плед, одолженный у дивана. В ушах были наушники, музыка в которых не могла перекрыть звуки небесного плача, который эхом отражался от стекла. Капли в смертельной гонке разбивались, попадая на прозрачную поверхность. Он тоже разбивался. Из раза в раз, смотря на фото в телефоне и сдерживая собственный крик, часть его умирала, не выдерживая боли и вины, которые падали на его плечи, прибивая тяжелым грузом к земле. — Если бы я мог… Если бы я только смог увидеть всю твою боль… Он шептал эту фразу изо дня в день, пытаясь хотя бы в мыслях понять, когда все пошло не так. Когда его младшенький брат сошел с правильной дороги. Но из раза в раз он терпел неудачу. Ответ так и не появлялся в его голове, а вот пустой взгляд восемнадцатилетнего мальчишки, преследовал его даже во снах, заставляя просыпаться в слезах и со сбившимся дыханием. Он не успел. Он не увидел боль, которую нес в себе тот, кто последние пять лет был смыслом его существования после смерти родителей. Но в итоге, он остался один. Совершенно один. Запертый в квартире и собственной голове. Он метался словно загнанный в клетку зверь. Царапал стены и рвал на голове волосы, выл словно волк, потерявший свою стаю. Он кричал. Молил о пощаде. Молил об успокоении. Каждый раз, смотря на себя в зеркало, он мечтал об утешении, а ложась в холодную кровать, хотел лишь воссоединиться с теми, кого не смог уберечь. Он хотел почувствовать хоть что-то, кроме разложения собственного сердца, которое покрылось оболочкой ненависти к себе и собственной жизни.***
— Чимин-а, как твои успехи? — раздался теплый голос наставника, который только вошел в небольшое помещение, где потихоньку собирались потрепанные жизнью люди. Небольшое помещение было укутано теплой атмосферой. В углах стояли композиции из растений. Возле стен располагались столы с различными десертами, которые, по идее, должны были поднимать настроение присутствующих. В середине же был образован круг из стульев, на которых уже расположились восемь человек, взгляды многих из которых были погасшими и безжизненными. Кто-то переговаривался между собой, обсуждая последние новости. Кто-то же вовсе сидел в стороне, угрюмо смотря перед собой и, очевидно, вороша пережитки прошлого и собственные душевные раны. Парень устало вздохнул, глядя на подошедшего мужчину, который добродушно улыбнулся ему и протянул руку для рукопожатия. Чимин протянул свою в ответ, ощутимо вздрагивая из-за прикосновения. Слегка неуверенно и скованно он кивнул, улыбаясь одним уголком губ. — Тебе сказать честно, Намджун-ши? Или улыбнуться пошире и сказать, что жизнь прекрасна? Чимину не хотелось лукавить. Не хотелось скрывать свое настроение. Ему, если честно, вовсе не хотелось находиться на этом гребаном тренинге, который прописал ему его психотерапевт. Ему бы закрыться в своей комнате, включить музыку погромче и спрятаться в собственном мире, переносимом на льняные самодельные холсты, покрывая их серыми и красными цветами. Пачкая их в собственной саже, вытянутой из души, и кровью, стекающей с запястий. Мужчина, стоящий напротив, всё понял без слов. Молчаливо склонив голову на бок, он лишь кивнул, натягивая слабую улыбку на лицо. Его сердце в очередной раз болезненно сжалось, когда взгляд столкнулся с потухшими огнями напротив. Парень перед ним был юн, только вот сердце его давно покрылось болью и пропиталось ненавистью. Ненавистью к этому миру и к самому себе. — Так, дорогие мои, — произнес Ким, проходя к своему стулу в кругу, — Готовы начать свое исцеление? Да-да, конечно, не стоит поднимать шум и гам. Я знаю, что «все этого хотят». И мы скоро начнем, — сарказм отчетливо слышался в словах старшего, поэтому Чимин усмехнулся, — Но для начала, давайте поприветствуем нового члена нашей небольшой семьи. Чимин, до этого момента дырявящий взглядом собственные кроссовки, поднял уставший взгляд и устремил его по направлению вытянутой руки Намджуна. Он слегка сощурил глаза, чтобы разглядеть силуэт, появившийся в дверях, а после задержал дыхание, когда человек, словно привидение, проскользнул в помещение и серой тенью опустился на соседний стул. Парень никогда ранее не видел настолько мертвых людей. Этот человек буквально был олицетворением боли: серое лицо было испещрено морщинами страданий; взгляд был пустым, смотрел будто сквозь окружение; черные синяки под глазами выдавали все его душевные ужасы; движения были сломленными, будто кукольными; одежда была местами потрепанная и испачканная; волосы в беспорядке спадали сальными прядями на лицо, скрывая острые, словно скальп, скулы; губы были бледными, почти белыми, с кровавыми ранами и следами терзаний и криков, рвущихся из самого сердца, которые он пытался сдерживать. Чимин никогда раньше не испытывал столько боли, глядя на человека. И еще… Он никогда столь сильно не хотел написать что-то, помимо его собственной боли и внутренних демонов. Этого призрака ему хотелось запечатлеть не только в памяти, но и на собственном холсте, покрытом кровавыми разводами. — Чон Чонгук, — будто через вакуум услышал Пак, и развернулся в сторону говорящего наставника. — Давайте поприветствуем его. Чимин рвано вздохнул и вспотевшей, слегка трясущейся ладошкой, зачесал свои черные пряди волос. Он нервничал. Кто-то внутри него начал кричать. Душераздирающий крик рвался из самой души, а после затихал, когда взгляд вновь устремлялся на, потерявшего себя, мужчину. Сердце двадцатилетнего парня вновь болезненно сжалось, а дыхание застряло в горле, когда он услышал его. — Прошу, позаботьтесь обо мне. Голос его был совершенно тихим, слегка кряхтящим из-за долгого молчания. Каждая нотка произнесенного им предложения была пропитана болью. Каждое неловкое движение и аккуратный поклон его головы выдавали все его страхи и страдания. Чимин видел, как он дрожал. Его взгляд был будто прикован к Чонгуку. А его душа будто слышала чужую душу. Вернее то, что от нее осталось. И его слова… Они молниеносно пронзили сердце юноши и нашли потаенное место в самом углу. Притаились в надежде, что смогут найти то, что так долго искали. Пак почти ничего не помнит из того, что говорил Намджун. Он вновь погрузился в собственный мир и свои ощущения. Его взгляд все время падал на, сидящего подле него, мужчину. И каждый раз он вздрагивал. Пропитывался исходящей от Чона болью и пытался сдерживать слезы, рвущиеся наружу. — Сегодня вам нужно выбрать себе пару для совместного задания. Разделитесь, пожалуйста. После расскажу, в чем будет состоять его суть, — эти слова вырвали парня из собственных мыслей и заставили вернуться в реальность. Пак нервно облизнул губы и сжался. За неделю прохождения тренинга он так и не сблизился ни с кем, как советовал ему наставник. Он просто не мог никого к себе подпустить. Боялся. И этот страх сжирал его каждый день. Он преследовал его везде, где бы он ни был. И это мешало ему жить. Это не давало ему выдохнуть и полной грудью втянуть в себя кислород. Его легкие горели, как и его сердце. — М-м-м, — раздалось слева от него, — Извини, — этот самый кряхтящий, но столь завораживающий, голос, будто обратился к нему. Чимин повернул голову и столкнулся с пугающей бездной напротив, — Как твое имя? Было видно, что слова Чонгуку даются тяжело. А еще тяжелее ему дается держать спину ровно. Чимин это тоже заметил. Он видел напряжение в широких плечах. Видел, как те подрагивают. Парню хотелось забрать часть груза себе, лишь бы облегчить жизнь этому человеку, о котором он знал, ровным счетом, ничего. — Чимин. Пак Чимин, — прошептал брюнет, глядя на собеседника и надеясь, что тот его услышал. — Мудрость, достигающая небес, — словно гром среди ясного неба, прозвучали слова Чона, который неотрывно глядел в янтарные глаза, — Ты… Мог бы ты быть моим партнером? Пак молчал. Неотрывно смотрел на Чонгука и пытался заглушить крик в своей голове, который призывал его отогнать этого человека от себя подальше. Опять этот страх. Чимин гулко сглотнул вязкую слюну и отвел взгляд в сторону. Попытался восстановить сбившееся дыхание и успокоить раненное сердце. Его нога нервно дергалась, а ладони сжимались в кулаки. — Извини, если это приносит тебе дискомфорт… — Всё хорошо. Я… я мог бы стать твоим партнером. Да… В этот момент что-то в груди Пака оборвалось. Он перевел напуганный взгляд на Чонгука, который выдохнул будто с облегчением, а в его глазах загорелся огонек благодарности. Чимин устало прикрыл глаза и вновь отвернулся, закидывая голову назад и запуская пальцы в волосы. Его снова сковал комок неуверенности и фантомной боли. Разряды тока пронзили всё его тело, а глаза наполнились влагой. Он боролся сам с собой. Пытался заглушить внутренних демонов, которые рвались из него. Он перешагивал через стены, которые выстроил за много лет своего одиночества. И всё это ради призрака, захватившего его голову и душу.***
Холодно. Больно. Одиноко. Страшно. Темнота полностью окутала его, спрятала в своих объятиях и приказала не дергаться. Голоса в голове в очередной раз что-то неразборчиво кричали. Они сводили с ума. Сжимали всё его тело и не давали возможности пошевелить конечностями. — Не уберег. Каждый раз эта фраза, вырисовываемая собственным разумом, возводила его на гильотину. Заставляла страдать и кричать в пустоту. Чонгук пытался бороться. Отчаянно, с малой вероятностью на успех… Но пытался. Глушил свою боль в алкоголе. Успокаивал свою душу сигаретами. Безрезультатно. Его руки опускались. Поэтому, он решил дать себе последний шанс. Переступив через себя, прислушавшись к советам психотерапевта, он всё-таки пошел туда, где душевных страданий больше, чем метражей в комнате. Он хотел узнать, что больно не только ему. Хотел пропитаться и чужой болью, лишь бы собственную заглушить. Он хотел помочь не только себе, но и тому, кто страдает столь же сильно, как и он сам. Мальчишка. На вид ему не дашь и восемнадцати. Однако глаза… Они выдавали всю его многовековую боль и отчаяние. Весь страх отражался в янтарной глубине. И интерес. Этот парнишка не сводил с него глаз. Его дыхание моментами замирало, а слезы катились тонкими ниточками по впавшим щекам. Он был красив. Не похож ни на кого другого. Возможно, всё дело в скрытой надежде, которая рвалась из него с каждым рваным выдохом. Или, может, дело в его костлявых запястьях, покрытых ниточками вен и не скрытой боли, отраженной на полупрозрачной коже. Среди всех собравшихся, он выглядел словно побитый котик. Сидел в стороне, поджав под себя ноги. Смотрел в пол, сжимая тонкими, короткими пальчиками свои колени. Пытался держать себя в реальности, не погружаться туда, где воспоминания окутывают с ног до головы, прижимают лицом к земле и делают контрольный выстрел в затылок. Он был столь же молчалив, как и прекрасен в своей боли, которая приходила с рассветом. Его шелковистые волосы были аккуратно подстрижены и лежали в легком беспорядке, осанка почти всегда оставалась ровной. И лишь еле заметные покачивания и передергивания плечами выдавали всю боль и ненависть, которые таились в нём. Чимин. Пак Чимин. Так звали мальчишку, который испугано смотрел на него в процессе группового задания, когда им нужно было обсудить свой «дневник настроения» и то, о чем они думали вчера перед сном. Чимин молчал. Чонгук тоже. И это молчание было громче всех слов, которые звучали вокруг них. Они оба тонули в боли. Оба пытались держать себя на поверхности, но в итоге проигрывали битву за жизнь с океаном разрушенных мечтаний и счастливых дней. Их выдавали слезы, скатывающиеся в одиноком молчании. Слезы, окрашивающие их впавшие щеки красным цветом. Их кровавые, но столь чистые, слёзы…***
Ему было десять, когда жизнь преподнесла ему кастрюлю с болью. Он был совсем мальчишкой, когда его тело и душа стали покрываться сажей насилия. Его руки окрашивались кровью, а ногти ломались под натиском страданий и смирения. Он кричал о помощи, в ответ получая болезненные удары и призрение во взгляде. Ему было десять, когда предложение: «Это мой дом», перестало иметь значение в его жизни. Это уже не был его дом. А его комната стала темницей, в которой страшный монстр окрашивал его тело оттенками синего и красного. Ему было страшно. Не только возвращаться в квартиру. Ему было страшно существовать. Существовать в этом океане насилия и ненависти. Он был один в этом мире. Брошенный всеми на растерзание тому, кто подарил ему жизнь. Отец. Четыре буквы, пропитанные унижением и страхом. Каждый раз, когда мальчишка возвращался домой, он мечтал лишь о том, что там его не встретит крепкая рука, сжимающая его тонкую шею. Мечтал о том, что всё, что с ним происходит — прекратится по щелчку пальцев. Но он точно не мечтал о том, что его тело и душа будут страдать вплоть до восемнадцати лет. Он всё еще вздрагивает, при воспоминаниях о том, как мужчина сжимал его руки, связанные веревкой. Как его голос срывался в безудержном крике до тех пор, пока ненавистная рука не сжимала его шею, перекрывая доступ к кислороду. — Прошу, отпусти… Он молил о пощаде сквозь океаны слез и ураган болезненных эмоций и ощущений. Пытался вырываться и бежать. Однако ночной кошмар настигал его. Болезненно скручивал на полу и бил до тех пор, пока голова безвольно не упиралась в пол, а молчаливое озеро слез не иссыхало. До тех пор, пока на место агрессии не приходило смирение и опустошение. Всё закончилось, когда мальчишка стал совершеннолетним и сбежал. Собрал немногочисленные вещи и любимые холсты и исчез. Только вот боль не прошла, сколько бы он не пытался ее заглушить в многочисленном количестве рабочих часов. Она не прошла, когда врач назначил ему антидепрессанты. Но она исчезала на мгновения, когда пальцы окрашивались в красный и водили по белому, кристально чистому, холсту. Когда в нос забивался металлический запах, а голова начинала кружиться, он наконец-то чувствовал успокоение и отчужденность. Он понимал неизбежность своего конца. И ему не было страшно. Не из-за этого он решил проходить эти гребаные тренинги. Ему просто захотелось хотя бы на секунду почувствовать себя не одиноким. Ощутить на собственной шкуре не только боль, но и заботу. Врач обещал ему, что он сможет это почувствовать тут. Однако прошел месяц. И единственное, чего он добился — молчаливый взгляд его загадочного, искалеченного жизнью, призрака. — Сегодня вам предстоит поделиться болью со своим партнером. Эта новость оглушила Чимина. Он перевел настороженный взгляд влево и столкнулся им с глазами цвета кофейных зёрен. Чонгук был напряжен. Его желваки агрессивно двигались под тонкой кожей, а дыхание замедлилось. Мужчина лишь молча кивнул ему и поднялся с места. В полном молчании они добрались до мягких кресел, которые стояли рядом друг с другом в самом углу помещения. Туда почти не попадал свет, поэтому полумрак заставлял расслабиться обоих. Их никто не видит и не слышит. — Чонгук? — подал неуверенно голос Пак, усаживаясь на кресло в позе лотоса. — Да? — Чон был невозмутим. С его лица ушло напряжение, а глаза потеплели. — Сколько тебе лет? Чимину действительно было это интересно. Из раза в раз, смотря на мужчину, он гадал. Только вот однозначного ответа дать не мог. Его партнер не выглядел сильно взрослым, однако морщины, покрывающие молодое лицо предполагали, что ему почти тридцать. — Мне двадцать пять, Чимин-ши. А тебе? — Чонгук склонил голову к плечу и заинтересовано приподнял бровь. — Двадцать, хён. Одинокая слеза скатилась по его щеке. Чимин сам не понял, что вызвало это явление. Какая-то резкая боль пронзила его грудь. Хрип застрял где-то в горле, пока парень пытался стереть крупные капли со своего лица. Но он замер, когда щеки едва ощутимо коснулись ледяные пальцы. Чимин застыл. Так же, как и Чон, смотрящий на него с не скрытой болью и пониманием. Он аккуратно стер последнюю слезу и отнял свою руку от нежной кожи, а после заговорил. Лучше бы молчал. Лучше бы этого задания вовсе не было. Потому что ни Чимин ни Чонгук не были готовы услышать то, что привело их оппонента сюда. Обоих трясло. Сердца вдруг сжались до размера атома, а дыхание вовсе перестало поступать в легкие. Горячие слезы обжигали покрасневшие из-за трения щёки. И лишь две руки, крепко сжатые в замок, заставляли держаться на плаву. Заставляли окончательно не погрузиться в болезненные воспоминание и отчаяние.***
Уже месяц идут дожди. Они каждый день скрывают за своей завесой солнце и краски города. Ежесекундно смывают следы прохожих, которые даже в такую погоду куда-то спешат. Не боясь намочить ноги и заболеть, они выбегают из своих укромных мест и бегут в мир, укутанный серостью и болью. Для чего? Что ими движет? Почему им так хочется оказаться в зацикленной веренице времени? Почему они забывают про боль? Как это делают? Столько вопросов. И лишь на пару из них он смог найти ответы за несколько месяцев терапии. Чимин не может сказать, что его совсем отпустило. Что страшные воспоминания отступили, позволяя делать болезненные, но столь желанные глубокие вдохи. Что солнце вновь начало светить для него, согревая изнутри. Нет. Но ему легче. Легче из-за призрака, который несколько раз в неделю дарит ему слабые улыбки и успокаивающие объятия. Из-за призрака, который стал ярче любого другого человека и теплее, чем солнце. Они не очень много говорят. В основном, прорабатывают травмы друг друга и молча пускают слезы. Но те моменты, когда они действительно говорят, заставляют Чимина судорожно вздрагивать и тихо поскуливать. Будь у него хвостик, он, очевидно, дергался бы из стороны в сторону. Ну, потому что Чонгука интересно слушать. Чонгуку можно рассказать. С Чонгуком больше не страшно. Сегодня фантомная боль не пронзает все тело. Чимин даже может спокойно передвигаться по небольшой квартирке, которую снимает у одной доброй бабушки. Ему сегодня уютно. Нет мыслей, отягощающих существование. Нет мыслей, которые заставили бы его сесть за холсты. Чимин медленно встает с кровати, потирая свои опухшие после сна глаза. Тело немного ломит из-за длительного лежания. Он аккуратно похрустывает позвонками, впервые за долгое время облегченно выдыхая. Парень потягивается и, ссутулившись, обводит взглядом свою студию. Спокойно. Тепло. Под Паком поскрипывает матрац большой двухспальной кровати, заправленной лавандовым постельным бельем. Где-то слева, в окно, стучится дождь, крупными каплями скатывается по стеклу, оставляя свои влажные разводы, пропитанные сыростью и запахом мокрого асфальта. Перед кроватью, в метрах двух, стоит небольшой диван, заваленный подушками и одеждой, которую паренек не уложил в шкаф, стоящий по правую сторону кровати. Не смог. Он слишком сильно вымотался в кафетерии, в котором работает двойные смены, чтобы протянуть до следующего месяца. Чимин не жалуется. Ну, может совсем чуть-чуть. Ему тяжело. Но еще тяжелее будет, если не будет средств на существование. Парень быстро принимает душ, а после заваривает кофе, который тягучей дымкой окутывает небольшое помещение и самого Пака. Он сидит на диване, в очередной раз пролистывая социальные сети в телефоне. Ему откровенно скучно, хочется нарисовать что-то легкое, почти невесомое. Но как только руки тянутся к кистям, а глаза скользят по краскам, он останавливается. Сил, если честно, у него на это нет. Какой-то болезненный вой неожиданно раздается в голове, а тревога накрывает с головой. Необъяснимое явление. Он хмурится, пытаясь глубоко дышать. Пытается описывать в голове окружающие его предметы. Немного успокаивается. Телефон вновь оказывается в руках, оповещающий об одном непрочитанном сообщении. Чимин читает. А после, словно ураган, натягивает первые попавшиеся под руку вещи и вылетает из квартиры. — Хоть бы он ничего не натворил…***
Чонгук гулко сглатывает вязкую слюну, ладонями утирая влажное из-за дождя лицо. Его тело мелко подрагивает, а болезненные спазмы скручивают живот. Он опускает взгляд на сырую землю, ведет им выше, цепляясь за камень, на котором выгравированы лица близких людей и их имена. Новая волна боли проходит по позвоночнику, заставляя скорчиться над надгробной плитой. В голове полнейшая вакханалия, сердце болезненно бьется о ребра, желая покинуть обладателя кровавого органа. — Я так скучаю по Вам, — шепчут, в очередной раз, искусанные губы. Сознание вновь подкидывает воспоминания о лучезарной улыбке брата, ярком смехе мамы и хриплом голосе отца, который рассказывает какую-то очередную историю из молодости. Слезы бесконечным потоком перемешиваются с каплями ледяного дождя. Тело содрогается в душераздирающих рыданиях. Больно. Невыносимо. Хочется кричать. Только вот голос давно был сорван, а голос природы оглушает, заставляя руки тянутся к ушам в попытке спасти их от завывания ветра и крика дождя. Чонгук всхлипывает, поднимаясь с колен, измазанных в грязи. Голова кружится, а грудная клетка отдается скулящей болью, пронизывающей всё тело. Мысли сбиваются в кучу, заставляя морщиться. Страх окутывает всё тело. Чон не знает что делать. Пытается дышать глубже, прикрыв глаза. Не выходит. Длинные пальцы выуживают телефон из кармана промокшей куртки почти автоматически. Мужчина медленно двигается среди надгробий, попутно ища заветное имя в списке контактов. Сердце пропускает очередной удар. Когда он стал искать спасение в лице темноволосого мальчишки, глаза которого отражали его самого? «Мне страшно, Чимин. Пожалуйста, помоги.» Трясущаяся рука впутывается в отросшие влажные волосы. Истерический смешок срывается с губ, а глаза безостановочно скользят по напечатанным буквам. Он никчемен. Просит помощи у человека, душа которого истерзана ничуть не меньше его. Однако, когда ответ приходит спустя несколько минут, слабая улыбка отражается на, испещренном бессонными ночами, лице. «Ты где?» В голове Чонгука эти слова выглядят как спасательный круг.***
Они сидят в полной тишине уже двадцать минут. В попытке согреться, обхватывают ладонями горячие кружки с какао, любезно приготовленное старшим. Чимин молча разглядывает квартиру, отмечая про себя, что она полностью олицетворяет Чонгука. Такая же пустая и одинокая. Они встретились возле дома минут тридцать назад. Чимин примчался, как только смог, проклиная пробки на дорогах и толкучку в автобусе. Чонгук же проклинал лишь свою слабость и нужду. Трясясь из-за переполняющих душу эмоций, стоял и ждал возле подъезда мальчишку, который при встрече чуть не сбил его с ног. — Ты меня так напугал, — всхлипывал он, отчаянно сжимая куртку на широкой спине своего партнера по тренингу, — Что произошло? Чонгук молчал. Лишь широко распахнутыми глазами смотрел куда-то перед собой, боясь лишний раз вздохнуть. Его руки неловко приподнялись, а после обхватили худые плечи. Очередная слеза прочертила дорожку на щетинистой щеке, тут же утопая в, мокрых из-за дождя, волосах младшего. Чон лишь крепче прижал к себе Чимина, уткнувшись тому носом в макушку, пахнущую мятой. Уже сидя на диване, Чонгук не мог вымолвить ни слова. Молча следил за любопытным взглядом Чимина и вздрагивал каждый раз, когда янтарные глаза сталкивались с его собственными. — Сегодня полгода, как моего брата не стало, — прошептал Чон, переводя взор на кружку в руках, — Я ходил на кладбище. В этот момент сердце Чимина болезненно сжалось, а руки убрали кружку на столик и потянулись к сгорбленному мужчине. Он в очередной раз обнял его, не обращая внимания на крики собственных страхов в голове. Чонгук дрожал, это было важнее всего. Мужчина всхлипнул, носом утыкаясь в теплую шею парня, и прикрыл глаза. Всё ещё больно, но уже не так, как было раньше. Сейчас тепло, исходящее от Пака, не позволяло полностью погрузиться в себя. — Я так скучаю, Чимин, ты бы знал, — хрипло проговорил он, не отрываясь от кожи, — Я думал, что со временем будет легче. Но нет… Всё так же невыносимо. Черноволосый молча слушал монолог мужчины, поглаживая того по слегка грязным волосам. Он знает. Чимин тоже скучает. Скучает по маме, которая оставила его в возрасте семи лет, не выдержав издевательств отца. И он её не винит. Лишь жалеет, что она не забрала его с собой. — Мой брат, — продолжил Чонгук, отставляя собственную кружку на стол и обратно возвращаясь в теплые объятия мальчишки, — Я не уследил. — Ты не виноват! — тут же запротестовал Чимин, крепче прижимая к себе содрогающееся в истерике тело, — Никто в этом не виноват. — Я должен был оберегать его. Должен был быть его поддержкой и опорой. Но из-за бесконечной работы я упустил тот момент, когда на завтрак он начал употреблять наркотики. Чимин, я был так слеп. — Это. Не. Твоя. Вина, — шипел Пак, несильно сжимая в кулаке волосы старшего, — Ему было восемнадцать, Чонгук. Голова на плечах была, — Чимин понимал, что его слова звучат грубо, но не мог остановиться, — Каждый переживает боль по-своему. Мне жаль, что он выбрал не тебя, а эту грязь. Ты сделал всё возможное. Просто он — не ты. Он был слабее тебя. И это определенно точно не твоя вина. Ты не мог влезть в его голову. Не мог понять его, только из-за того, что он молчал. Лишь молчание с его стороны всему виной. Не ты. Чон не мог больше сдерживаться. Хватаясь пальцами за кофту в районе груди парня, он надрывно плакал, понимая, что младший был прав. Однако принять это было в разы сложнее и больнее. — Чш-ш-ш, — пухлые губы коснулись взмокшего лба, — Ты большой молодец, Чонгук. Так хорошо справляешься. — Не справляюсь, — хрипел мужчина, прикрывая глаза из-за теплого прикосновения. — Я ни черта не справляюсь! — Ты всё ещё тут, Чонгук, — произнес очевидное Пак, раскачиваясь из стороны в сторону, — Всё ещё дышишь, — кристальные слезы потекли из глаз, — Всё ещё ходишь по земле, — он начинал тихо всхлипывать, — Ты всё ещё позволяешь себе улыбаться. Всё ещё обнимаешь меня, — Чимин откинул голову назад, болезненно прикусывая нижнюю губу, — Ты всё ещё живой, Чонгук!***
Чимин лежал головой на коленях старшего, внимательно следя за картинкой на экране, пока длинные пальцы аккуратно перебирали его волосы. — Я говорю, хён, за кулисами Гарри и Драко покуривали что-то. Ты видел их мимику? — Чимин в очередной раз хихикнул, комментируя фильм. — Да ну, — скептически произнес Чон, усмехаясь с домыслов младшего. Обстановка вокруг была приятная, расслабляющая. Прошло несколько часов с момента срыва Чонгука, после которого Чимин предложил устроить «марафон Гарри Потера». Чон не стал отказывать. И сейчас он рад этому как никогда прежде. Голова младшего приятной тяжестью ощущалась на бедре, а его мелодичный голос разливался нугой в ушах. Он мысленно возвращался во времена, когда вот так же сидел с мамой на диване и обсуждал какой-нибудь фильм. И сейчас, думая об этом, он впервые не испытывает боли в районе сердца. Лишь легкая тоска скребется где-то внутри, не позволяя забыть прошлое. Чонгук безостановочно теребил темные пряди волос, иногда извиняясь, видя, что в некоторых моментах Чимин вздрагивает. Но не останавливает. Просит продолжать, желая перебороть страх. Желая продлить момент, когда кожи головы нежно касается теплая рука. Он желает навсегда избавиться от страха, не позволяющего ему принимать нежные прикосновения и ласку. И уверенность в том, что с Чоном ему это удастся — дает ему силы вытерпеть болезненные ощущения под кожей. — Что насчет Гермионы? — подал голос Чон, впервые за долгое время чувствуя себя на своем месте. — Бесит, если честно, — пожимает плечами Чимин, — Реально выскочка. — Да ты Слизеринец, — добродушно усмехнулся мужчина, щипнув Пака за щечку. — Хм, — парень задумался, — Ну, зеленый цвет мне определенно точно идет, — он перевернулся на спину и посмотрел на Чона, — А вот ты, определенно точно, Пуффендуец. — Почему? — Чонгук заинтересованно посмотрел на Чимина, щелкнув того по носу. Дорвался, тактильный зверь. — Ты честный, трудолюбивый, терпеливый, — нежная улыбка озарила молодое лицо, — Ты как Седрик. Только красивее и отважнее. — Седрик погиб. — Потому что у него не было Пак Чимина! — возмутился брюнет, видя грустные нотки в глазах напротив, — Черта с два ты погибнешь. Я, гребаный Северус Снейп, защищу тебя от любого дементора и болячки. Такое зелье тебе наварю, что жить будешь тысячу лет! Чимин был настолько искренен в своих словах, что дыхание невольно перехватило, а руки мелко задрожали. Глаза хаотично бегали по лицу напротив, пытаясь понять всю степень серьезности слов младшего. Чонгук утонул. Столкнувшись с янтарными глазами напротив, погрузился в пучину, из которой выход — только смерть. И это осознание так сильно ударило по голове. Чонгук не понял, когда успел склониться над напряженным парнем. И уж точно не понял, когда плюшевые губы двинулись ему навстречу. Поцелуй сложно было назвать таковым. Лишь прикосновение губ и сбитое дыхание, приправленное одинокими слезами, скатывающимися из двух пар глаз. Электрический разряд будто передался от одного другому. Оба вздрогнули, но не отстранились. Прикрыли глаза и синхронно двинули губами в надежде запечатлеть этот момент не только в сознании, но и на коже. Чимин отстранился первым, вернее, впутав пальчики в длинные волосы, потянул те наверх, тем самым отстраняя от себя старшего. Его сердце бешено стучало в груди, а демоны громче завопили в голове. Взгляд судорожно бегал по напряженному осунувшемуся лицу. Он попытался успокоиться, глубоко дыша. — Прости, Чимин, — сломлено произнес Чон, окончательно отстраняясь и откидывая голову на спинку дивана. Чонгук до крови прикусил собственную губу, стараясь сдержать крик. Длинные пальцы с силой сжали волосы у корней, а тихий скулеж всё-таки сорвался с покрасневших губ. Он начал винить себя за столь необдуманный поступок. В голове моментально всплыли слова младшего о его прошлом, и ему стало страшно. Он не хотел навредить Чимину. Не хотел, чтобы тот вновь возвращался к мыслям о той боли, что ему пришлось пережить. Он боялся стать катализатором его срыва. Но дошло до него это, черт возьми, только сейчас. — Чонгук, — мужчина не мог открыть глаза и посмотреть на младшего, не хотел в очередной раз видеть слезы в его прекрасных глазах, — Гук-и, — шепот раздался почти возле собственных губ. — Мне жаль, Чимин, я не… Маленькая ладошка не дала договорить. Она болезненно опустилась на широкую грудь, сжимая футболку в кулаке. Чонгук всё-таки открыл глаза и замер. Испуганный взгляд вперился будто в душу. Чон был на грани панической атаки. — Мне не больно, — прошептал Пак, понимая, что происходит в голове старшего, — Я просто… Чонгук, насколько это искренне? — Чимин был на грани истерики. Единственное, что его волновало — взаимны ли его чувства? Понимание происходящего больно ударило по парню, когда холодные, но невыносимо нежные, губы коснулись его собственных. Все мысли будто собрались в кучу, выдавая целостное осознание. Чимин утонул. Окончательно и бесповоротно опустился на дно Марианской впадины чувств к этому мужчине, который после первой встречи оказался запечатленным на холсте, а в дальнейшем и в сердце. Вот почему Чимину не страшно. Вот почему не больно рядом с Чонгуком. Просто он по уши. Поэтому он, каждый раз, открывая глаза, вставал с кровати только с мыслью о том, что совсем скоро сможет вновь заглянуть в глубокие темные глаза, излучающие горе и потаенное тепло, обращенное к нему самому. — Просто, скажи, — уже две ладошки сжимают футболку на груди старшего, а после Пак опускается на его бедра, не в силах удерживать собственный вес. Большая ладонь невесомо коснулась гладкой щеки. Черные глаза пристально смотрели в янтарные. Свободная рука опустилась на узкую талию и сжала футболку в попытке сдержать все эмоции и желания, рвущиеся из Чонгука. — Ничего более искреннего я никогда не делал, — честно отвечает Чон, а после нежно улыбается, когда парнишка лбом упирается ему в ключицу, тихо всхлипывая. — Научи меня не бояться, — прошептал Пак, обвивая шею мужчины руками, — Научи доверять тебе. Чонгук в ответ обвил руками талию младшего и сильнее прижал к себе. Он дышал рвано и глубоко, пытаясь наполнить свои легкие запахом Чимина. Он пах цветами. Полевыми цветами. Запах моментально окутал сознание Чона, заставляя расслабиться. Мужчина нежно начал поглаживать спину парня, тихо напевая колыбель, которую в детстве пела мама. Впервые за долгое время ему было не больно вспоминать её.***
Чимин не знает, сколько прошло времени с момента в квартире старшего. Возможно неделя, а может и месяц. Он потерял счет времени, загибаясь на работе. Неожиданная нагрузка из-за ухода сотрудника свалилась на его плечи, заставляя впахивать больше обычного. Он стал пропускать тренинги, и почти перестал поддерживать связь с человеком, который стал ему дороже воздуха. Чонгук писал ему сообщения почти каждый день. Пару раз даже встречал его с работы, провожая до дома и рассказывая, что было в дни отсутствия младшего «за круглым столом». — Намджун переживает, — как-то произнес Чон, сжимая своими холодными пальцами небольшую ладошку, — Приходи завтра. — Я не могу, — устало ответил Чимин, стараясь держать глаза открытыми, — У меня смена. И так было из раза в раз, пока Пак окончательно не провалился. Провалился в свою хроническую усталость и болезненные воспоминания, которые волной накрывали его и утягивали на дно. Он перестал отвечать старшему где-то неделю назад из-за банальной усталости и нежелания вываливать всё дерьмо из своей головы на его плечи. Он не хочет быть обузой. Парень в очередной раз обводит взглядом полупустое кафе и тяжело вздыхает. Голова кружится из-за переутомления, а желудок болезненно воет из-за отсутствия еды в нем. Он начинает пересчитывать деньги в кассе, иногда поглядывая на часы. Ещё несколько минут и он сможет оказаться дома, в теплой кровати. Хотелось бы, чтобы Чонгук был рядом, но тревожить его после долгого игнора Чимин не осмелился бы. Звук колокольчиков над дверью вырывает его из мыслей. Он медленно поворачивает голову и смотрит на группу парней, которые что-то шумно обсуждали, идя в его сторону. — Добрый вечер, — произносит он с натянутой улыбкой, — Извините, но мы уже закрываемся. Чимин гулко сглатывает, когда четыре пары глаз пристально начинают смотреть на него. Неприятный червячок начинает шевелиться в груди, а панический ком застревает в горле. — Ещё пять минут до закрытия, — произносит высокий парень с развязной ухмылкой на лице, — Нам нужны лишь четыре эспрессо. — Хорошо, — не желая спорить, Чимин кивает и вбивает сумму за заказ в компьютере, — Картой или наличным? — Картой, — произносит всё тот же парень, подходя к кассе. Он пристально смотрит на Чимина и усмехается своим мыслям, — Можно добавить в заказ? — Да, конечно. Что вы хотели бы добавить? — Вас, пожалуйста. Сердце Пака болезненно сжимается из-за предчувствия чего-то ужасного. Он старается ровно дышать, переводя взгляд на посетителя с приподнятой бровью. — Извините, такого в наличии нет, — сухо отвечает он, а после просит оплатить заказ. Парень в ответ лишь хмыкает, но прикладывает карту, а после отходит к столику, за которым уже разместились его друзья. Чимин принимается за приготовление. Страх липкой нитью продолжает покрывать его тело. Руки мелко подрагивают. Он не придумывает ничего лучше, чем взять телефон и открыть контакты. Сразу же отыскивает нужный в списке важных, пишет ему сообщение, а после убирает телефон обратно. На приготовление заказа уходит десять минут, пять из которых он боковым зрением улавливал пристальные взгляды от шумного столика. В помещении более никого не было, поэтому это напрягало еще сильнее. — Ваш заказ готов, — произносит Чимин, ставя последний стакан перед подошедшим к нему светловолосым парнем, который казался менее опасным, чем предыдущий, — Доброго вам вечера. Ночные посетители забирают стаканчики и выходят из помещения. Все, кроме одного. — Чимин, — читает он имя на бейджике, — Не желаете составить мне компанию? Пак в компьютере закрывает смену и переводит уставший взгляд на говорящего. Тревога все отчетливее отпечатывается на его лице. — Извините, я занят. Пожалуйста, покиньте помещение, мне нужно его закрыть, — он сжимает руки в кулаки за спиной, надеясь, что собеседник не заметит его нервозности. Парень лишь улыбается и, попрощавшись, выходит из кафе. Чимин тут же закрывает дверь на замок и переворачивает табличку. Он шумно выдыхает и прикрывает глаза, отчетливо ощущая каплю пота, стекающую по его позвоночнику. На сборы и проверку помещения уходит минут пятнадцать. Когда Пак заканчивает, то берет в руки телефон и нежно улыбается. «Я бегу. Подожди у кафе.» Тепло разливается в груди, затмевая собой страх, пережитый минутами ранее. Парень выходит с черного входа, радуясь, что никого вокруг не обнаруживается. Он закрывает дверь и направляется в сторону тротуара. — Чимин-ши, может вас проводить? — неожиданно раздается голос последнего посетителя откуда-то справа. Пак испуганно переводит на него взгляд и вздрагивает, когда тот подходит к нему практически вплотную. Парень один, однако, от этого не менее боязно. — Меня встретят, спасибо, — старается звучать непринужденно, но в голове молит Чонгука поторопиться. Русоволосый парнишка со стаканчиком в руках лишь угукает, но с места не сдвигается, обводя взглядом ближайшие дома. — Меня Тэхён зовут, — произносит он, протягивая руку. Чимин в очередной раз сглатывает неприятный ком в горле, но на рукопожатие отвечает. — Я только приехал из Тэгу, — говорит тот, осматривая улицу, — В Пусане такой чистый запах… Я восхищен. Брюнет старается не смотреть на говорящего. Он пытается отогнать от себя непрошенные параноидальные мысли и гребаный страх. Он опять начинает тяжело дышать, боясь даже пошевелиться. — Я напугал Вас, да? — неожиданно произносит Тэхён, видя напряженное состояние парня рядом с собой, — Извините за мои слова в кафе и мое поведение. Это все привычка. В Тэгу, можно сказать, так принято. Поэтому я и переехал. Хочу стать хорошим человеком, — парень неожиданно шмыгнул носом. Чимин только сейчас заметил потухший взгляд собеседника. — Прости, я параноик, — честно отвечает Пак, невесело усмехаясь. — Вы всё правильно делаете, Чимин-ши, — округлив глаза, произнес парнишка, — Это инстинкт самосохранения. Жаль, что у меня его нет, — он хихикает, после отпивая свой кофе, — Божественный эспрессо, спасибо! — Рад, что тебе понравилось, — черноволосый слабо улыбается, кивая на благодарность Тэхёна. Они стоят в тишине минут пять. Оба думают о чем-то своем, впитывая в себя ночную тишину засыпающего города. — Извините, что надоедаю, — произносит русоволосый, — Я уйду, как только за вами придут. — Зачем ты стоишь со мной? — интересуется Пак, успевший немного расслабиться. Тэхён более не вызывал неприятных чувств, лишь легкое напряжение. — Те парни… С которыми я пришел, — он сковано потирает макушку, — Я с ними недавно познакомился. Мы одногруппники. Они не очень хорошие люди. Больше не могу ничего сказать. А Чимину больше и не нужно слов. Он и так все понимает и в удивлении смотрит на парня рядом с собой. В голове ворох мыслей, а по телу бегут мурашки. — Почему? — всё, что удается произнести. — Потому что Вы хороший человек, — незамедлительно произносит Тэхён, пожимая плечами, — Это, видимо, за вами! Чимин оборачивается по направлению кивка парня и окончательно выдыхает, заметив подходившего к ним Чонгука. Он опять похудел. Скулы отчетливо выделялись под фонарным светом, а синяки под глазами, залегли темными кругами, несмываемыми ничем, помимо сна. Видимо, опять не спит. — Привет, — шепчет Пак, когда старший подходит и нежно треплет младшего по голове. — Привет, — слабо улыбается Чон, переводя взгляд на собеседника своего мальчишки, и хмурится. — Извините, я хотел убедиться, что Чимин-ши доберется до дома в полной безопасности. Сейчас достаточно неспокойное время суток, — Тэхён кланяется мужчине. — Спасибо, — отвечает Пак, посылая слабую улыбку новому знакомому, — Доброй ночи, Тэхён. — Ещё раз спасибо за эспрессо. Доброй Вам ночи, — парень в очередной раз кланяется и уходит в сторону, откуда пришел пятнадцатью минутами ранее. Чонгук переводит взгляд на парня возле себя и протягивает руку к его щеке. Нежно проводит пальцами по впавшим щекам, а после прислоняется к одной из них губами. Он так скучал по этому мальчишке. И был так напуган, когда тот перестал выходить на связь. Ему приходилось лишь со стороны наблюдать за ним, не желая тревожить его лишний раз и давая ему время. — Ты был напуган? — шепчет, отстраняясь, а после прижимая к себе уже родное тельце. — Скорее да, чем нет, — честно отвечает Пак, обхватывая старшего за талию и прижимаясь носом к его щеке, — Я насторожился, когда четверо парней зашли перед самым закрытием. Извини, что побеспокоил, хён. — Тебе не за что извиняться. Я рад, что ты написал мне, — мужчина говорит еле слышно, слегка похрипывая, а после шмыгает носом. — Ты заболел? — Чимин моментально отстраняется от старшего и заглядывает тому в глаза. — Немного, ага, — Чон ущипнул парня за щеку, а после переплел свои пальцы с его и направился в сторону дома младшего, до которого идти минут десять от силы. Теперь было понятно откуда эта усталость и недосып на лице старшего. Он начал винить себя в том, что вытащил того из дома в таком состоянии, но решил, что искупит это теплым чаем с медом и горячими объятиями, когда затащит Чонгука к себе домой.***
Мужчина устало прикрывает глаза, укладывая голову на подушку, от которой так уютно пахло мятным шампунем младшего. Голова была готова взорваться, как и все тело, пульсирующее из-за поднявшейся температуры. Чон отчаянно пытался собрать все мысли в кучу, но жар упрямо противился этому, пригвождая к кровати. — Прости, хён, от меня одни проблемы, — в очередной раз за прошедший час Чимин просил прощение, бегая вокруг него, как курочка-наседка, — Подожди немного, сейчас бульон будет готов. — Всё хорошо, — прохрипел мужчина, после заходясь диким кашлем, — Перестань извиняться! Чон приоткрыл покрасневшие глаза и посмотрел на мальчишку, сидящего по правую сторону от него. Чимин похудел. Опять. Синяки проступали на его посеревшем лице, а переплетения вен просачивались сквозь тонкую кожу. — Как ты? — прошептал Чонгук, благодарно принимая стакан теплого молока с медом из подрагивающих рук. Чимин молчал. Упорно избегал взгляд старшего, позорно скрывая все свои страхи за стальными дверями души. Он нервно перебирал пальцы и похрустывал шейными позвонками, сдерживая болезненный скулеж отчаяния. — Только не молчи вновь, — почти умоляюще раздалось в тишине квартиры, погруженной в мягкий свет настольной лампы. — Пожалуйста, Чимин… Пак перевел свой потухший взгляд на мужчину и тяжело вздохнул, поднимаясь со своего места. Он скрылся на кухне, а спустя пару минут вернулся с тарелкой, наполненной почти до краев, бульоном. Помог принять тому сидячее положение и принялся кормить, ослабшего из-за болезни, Чонгука. Его температура достигла почти сорока градусов, поэтому сил у того не было даже на то, чтобы самостоятельно держать ложку. — Я много работаю в последнее время, хён, — парнишка подул на горячую жидкость, а после протянул ту ко рту старшего, — Прости, что пропал вот так. Чонгук молча принимал заботу младшего, а на его слова лишь кивал, безмолвно прося продолжать. Он не мог отвести взгляд от Чимина, продолжал впитывать в себя каждое его движение, каждую эмоцию, каждый блеск в глазах. — Сотрудников теперь не хватает. Мне приходится брать дополнительные смены. К тому же, скоро платить за квартиру, — Пак тяжело вздыхает, протягивая очередную порцию старшему, — Мне нужно заплатить за два месяца, иначе меня выселят. — Переезжай ко мне, — неожиданно произнес Чон, в упор смотря на парня. Мужчина давно размышлял над этим. Они с Чимином вместе уже около полугода, поэтому пригласить его в свое жилье Чону не страшно. Более того — желанно. Чонгуку хочется видеть Чимина постоянно. Хочется ощущать тепло. Хочется видеть улыбку младшего, которая всегда вытягивает его из пучины отчаянья и безнадеги. — Хён… — Я серьезно, Чимин, — Чон вновь закашлялся, — Кх… В моей квартире достаточно места для нас двоих. — Я не могу, Чонгук, — Пак гулко сглотнул, стараясь скрыть свою нервозность, — Не хочу быть обузой. — Чимин, что именно тебя смущает в моем предложении? Черноволосый перевел взгляд на стену перед собой и всхлипнул. Ничего. Его не смущает ничего. Лишь страх быть отвергнутым и выброшенным на улицу сковывает его сердце. Это недоверие мешает ему нормально жить. — Что такое? — прошептал Чон, видя слезы, скатывающиеся по впалым щекам младшего. Он аккуратно протянул к ним руку и стер влажные дорожки большим пальцем, — Чего ты боишься? — Я боюсь, что когда-то стану не нужен тебе, — так же тихо произнес в ответ Чимин, прижимая горячую ладонь старшего к своей щеке и прикрывая глаза. Чонгук замер. Медленно переварил озвученные слова и прикрыл глаза, стараясь сдерживать агрессию. Агрессию на людей, которые заставили его мальчика бояться быть отвергнутым и непринятым. Агрессию на человека, который заставил его мальчика страдать. — Я не буду говорить громких слов, Чимин. Я терпеть это не могу, — длинные пальцы запутались в черных прядях и потянули на себя. Пак уткнулся носом в тяжело-вздымающуюся грудь и прикрыл глаза, — Но я могу пообещать тебе открытость и честность. Мы будем говорить. Всегда. Чтобы между нами не было недомолвок. Чтобы не было тишины. Просто позволь мне спасти тебя в этот раз.***
Первые лучи рассветного солнца пробились сквозь занавешенные окна. В комнате был легкий сквозняк, гоняющий запах свежесваренного кофе. Янтарные глаза медленно открылись, слезясь из-за долгого сна. Тело отзывалось ноющей болью из-за длительного пребывания в одной позе. Однако утро, впервые на памяти Чимина, было действительно добрым, а сон был довольно теплым и спокойным. Парень медленно поднялся с кровати и обвел взглядом просторную спальню в темных тонах. В очередной раз глаза пробежались по рабочему столу в углу комнаты возле широкого окна. Там был беспорядок, полнейшая вакханалия из смятых листов и папок с документами. Чуть поодаль от стола стояли коробки с неразобранными вещами. На небольшом кресле возле кофейного столика лежала одежда Чимина, к которой он подошел и сложил в стопочку, аккуратно укладывая в ящик комода, который Чонгук ему выделил. Прошел почти месяц с момента предложения старшего. И только вчера парень нашел в себе силы и согласился, понимая, что сопротивляться откровенному желанию быть ближе к мужчине бесполезно. Да, и чего таить, срок оплаты был безвозвратно упущен из-за отсутствия Чимина на работе по причине болезни. Он всё-таки заразился от Чонгука, которого выхаживал практически неделю. Пак все так же медленно передвигался по комнате ещё какое-то время, пальчиками проводя по каждой, доступной ему, поверхности, впитывая в себя присутствие старшего. Он вышел в гостиную спустя пять минут, когда успешно посетил ванную комнату и привел себя в порядок после долгого сна. Войдя в комнату, он сразу же заметил старшего на диване с ноутбуком на коленях и кружкой кофе в руках. — Привет, — прохрипел Пак, не до конца отошедший от сна. — Доброе утро, — Чонгук перевел свой сияющий взгляд на младшего, отвлекаясь от работы. И, черт возьми, сердце Чимина пропустило несколько ударов из-за взгляда и легкой улыбки Чона, который безотрывно смотрел на него, будто пытался запечатлеть в своей памяти навечно этот момент. Чимин тоже не мог отвести взгляд. Чонгук был прекрасен. Прекрасен с этими растрепанными волосами, в растянутой домашней одежде, с кружкой кофе в руках и, конечно же, в этих очках для зрения, которые придавали его образу хоть какой-то серьезности. Пак аккуратной поступью подошел к старшему и склонился над ним, опираясь рукой о спинку дивана позади мужчины. В нос сразу забился запах крепкого кофе. Без сахара. Чимин помнит, что тот не любит сладкое. И уж тем более может отличить содержание кофе, проработав в кофейне добрые три года. — Ты храпишь ночью, хён, — усмехнулся он, а после коснулся родных губ своими. Мурашки тут же пробежались по всему телу, а желудок свело от воспоминаний прошедшего вечера, когда старший перед сном прижимал его к себе, мягко перебирая спутанные волосы и без устали целуя плюшевые уста. — Сильно мешал? — хмыкнул мужчина, отстраняясь от младшего. — Нет. Я, наоборот, быстрее заснул под твои размеренные тарахтения, — хихикнул Чимин, проходя на кухню, отделенную от гостиной барной стойкой. — Много работы сегодня? — Подобрать пару домов и несколько квартир, — ответил Чонгук, наслаждаясь присутствием Пака под боком. — Успею закончить до тренинга. Чимин лишь угукнул в ответ, принимаясь за приготовление завтрака. Он на скорую руку приготовил две порции омлета с сосисками и заставил Чона съесть все до единой крошки. Этот мужик никогда нормально не питается по утрам. Теперь Чимин будет следить за этим.***
Чимин шумно выдыхает, когда в лицо ударяют холодные иглы ветра, поднявшегося за какие-то два часа, которые они с Чоном провели на тренинге. Пак переводит свой уставший взгляд на мужчину, который переплетает свои пальцы с его пальчиками, и слабо улыбается. Бабочки в животе в очередной раз просыпаются, заставляя испытывать неведомый ранее трепет при виде человека, давшего ему возможность вновь вдохнуть полной грудью и ощутить небывалую легкость и счастье, которые окутывают с ног до головы, заставляя забыть всю ту боль, которую ранее он пережил. — Спасибо тебе, — шепчет парень, прижимаясь к Чонгуку всем телом, — Спасибо, что позволил мне жить. Чонгук молча обвивает свободной рукой узкие плечи и утыкается носом в черные локоны. Он прикрывает глаза и глубоко вдыхает успокаивающий запах ментола. В голове впервые не циркулируют болезненные воспоминание, а сердце не заходится бешеным ритмом из-за подступающей панической атаки. С Чимином больше не больно. С Чимином хорошо. Ему кажется, что с Чимином он сможет пережить любую боль.***
— Боже, я не могу поверить, — шепчет Пак, сильнее сжимая большую ладонь в своей. Его взгляд хаотично мечется по окружающему его пейзажу. Воздух застревает где-то в горле, — Мы правда тут? Чонгук тихо хмыкает себе под нос, утягивая парня за собой. Где-то позади раздаются голоса грузчиков, которые вытаскивают коробки с вещами. Чон достает новую связку ключей из рюкзака и отпирает ей дверь небольшого двухэтажного домика. Чимин всё ещё вертит головой из стороны в сторону, широко раскрыв рот. Лучи летнего солнца отражаются в его янтарной радужке, подсвечивают веснушки на загоревшем лице, освещают весь его радостный вид. Его сердце бешено бьется в груди, а дыхание вовсе спирает, когда, пройдя по небольшой гостиной, он выходит на заднюю террасу и окунается взором в бесконечные просторы Атлантического океана. Шум прибоя оглушает, а в ноздри забивается невероятный запах свободы и безграничной любви к этому месту. К человеку, обнимающему со спины. — Мы долго трудились ради этого, — шепчет на ухо Чонгук, сильнее обвивая тонкий стан своего мальчика руками, — Мы заслужили всё это. Пак моментально улавливает нотки печали в голосе Чона, поэтому оборачивается в его объятиях и руками касается скул. Аккуратно оглаживает гладкую кожу большими пальцами, а после прижимается своим лбом ко лбу старшего, вставая на носочки. Он всё ещё тяжело дышит из-за обилия эмоций и красок, наполняющих его душу. — Прошло полтора года, Чонгук. Конечно, мы заслужили. Теперь всё изменится. Заведем собаку и двух котов. Помнишь? — его голос подрагивает, а в глазах собирается влага. — Конечно, милый, — мужчина широко улыбается, после касается любимых губ своими в коротком поцелуе, — Ты уже полтора года со мной. Мой маяк. Моя тихая гавань. — Опять тебя прорвало на эти нюни. Тэхён бы тут же запищал от восхищения, — хихикает Чимин, утыкаясь носом в родное плечо. Пак вспоминает своего друга с невероятной теплотой в душе. Этот парень, после первой их встречи, начал посещать кафетерий почти каждый день. И ему потребовалось каких-то пару недель, чтобы полностью расположить к себе Чимина и стать его первым, настоящим другом. Сейчас Тэхён, наверное, заваливает его сообщениями и просьбами устроить рум-тур по скайпу, сидя на, очередной ненужной ему, паре. — Я люблю тебя, старик, — хихикает Чимин, благодаря мысленно старшего за возможность начать жизнь с чистого листа. Благодаря за его любовь и поддержку. Чонгук лишь наигранно возмущается в ответ, отталкивая от себя смеющегося парня. Он пристально смотрит в глаза напротив и отчетливо понимает — никого дороже больше у него нет, и никогда более не будет. С Чимином тепло. С Чимином больше не больно. С Чимином — навсегда. — И я люблю тебя, мой кровавый ангел, — шепчет в самые уста, после закрепляя слова целомудренным, но самым искренним и ярким поцелуем.***
Чонгук аккуратно приоткрывает дверь и заходит в комнату. Он опирается о стену и молча наблюдает за прекрасным: Чимин восседает на высоком стуле, подогнув под себя одну ногу; весь его вид кричит о его сосредоточенности; он нервно покусывает нижнюю губу, делая быстрые и хаотичные взмахи кистью, оставляя после себя разноцветные следы на белом полотне. Он все так же прекрасен, даже спустя столько времени, прожитого вместе. Его глаза всё ещё сияют, а руки умело выводят линии, которые соединяются в единый образ. Их образ. — Долго будешь стоять? — усмехается Чимин, откладывая кисть в сторону и оборачиваясь на вошедшего мужчину. — С твоим двадцатисемилетием, дорогой, — Чонгук подходит к своему мальчику. Руками обхватывает его нежные щечки, что так любит трогать каждое мгновение своих прожитых лет. Глубоко вдыхает в себя запах клубничного йогурта, который Чимин выпил ранее, и яркий запах акриловых красок. Губы дорогого человека оказываются влажными, когда он к ним прикасается. Влажными и всё такими же сладкими и желанными. Чимин подается вперед, цепляется пальчиками за руки мужчины и прикрывает глаза в сладостной неге. Бабочки в животе просыпаются вновь, заставляя судорожно выдохнуть в родные губы. Яркие воспоминания проносятся перед закрытыми глазами, заставляя улыбаться сквозь поцелуй. Чонгук отстраняется первым. Пристально смотрит в глаза напротив и вновь тонет в этих янтарных океанах. Сердце загнанной ланью бьется в груди, а губы растягиваются в легкой улыбке. — Ты весь измазался в краске, — почти шепчет он, пальцами стирая красную полосу с щеки Чимина, — Такой красивый… Пак вовсе не дышит. Молча впитывает в себя всё тепло и нежность, исходящие от мужчины. Он всё ещё продолжает улыбаться, утопая в шоколадном взгляде и млея от ласковых прикосновений к своей коже. — Пойдем, — спустя какое-то время произносит Пак, вставая со стула. Чонгук безоговорочно повинуется своему мужчине. Обхватывает нежную ладонь своей, немного сухой и грубоватой. А когда оказывается в спальне, то вовсе впивается в худой стан своими руками и впечатывается в плюшевые уста страстным поцелуем. И каждый раз, сгорая в огненной страсти, разбавленной любовью и признаниями, оба тонут. Они хватаются друг за друга, как за спасательный круг. Они тонут в друг друге, как в океане боли и страдания. Но так было раньше. Сейчас же их воды спокойны. Наполнены яркими эмоциями, заботой, теплыми прикосновениями и нежности. — Я так счастлив, — шепчет Чимин, впиваясь в широкие плечи ногтями. Он откидывает голову на подушку, когда горячие губы касаются его шеи, и вздрагивает, — Так счастлив из-за тебя. Чонгук ничего не отвечает. Он прекрасно знает, что мальчишка, которого он повстречал почти семь лет назад, и так понимает, что без него не было бы и Чона. Эти слова давно были отпечатаны в их сознании. Они были отпечатаны на кольцах, украшающих их безымянные пальцы. Чон продолжает покрывать всё тело под собой нежными прикосновениями. Он млеет от тихих стонов младшего и в очередной раз клянется себе, что прекраснее Чимина — никого нет. Он полностью окутывает его жаром своего тела, пальцами скользит по подрагивающему животу, попутно оставляя поцелуи-бабочки. Его голова идет кругом лишь от осознания того, что человек, который уже столько лет находится под его боком — его драгоценный мальчик. Чимин же задыхается. Задыхается в океане эмоций и вихре чувств, которые покрывают его от стоп до головы. Он задыхается из-за Чонгука, который при первой встрече заставил его замереть, словно статуя. Прошло столько времени… А их первая встреча всё так же ярко вырисовывается в его сознании. Так же ярко, как и картина, висящая напротив кровати, отражающая всю ту боль, которую они пережили вместе. Боль не проходит быстро и бесследно. Она преследует тебя всю твою жизнь. Заставляет сгибаться из-за болезненных спазмов в районе груди. Она медленно поглощает тебя. Дарует одиночество. И только человек может тебя спасти. Единственный человек, знающий и принимающий твою боль, как собственную. Они были серьезно ранены, когда впервые встретились. Оба потеряли себя. Но вновь обрели, когда их пальцы переплелись, а сердца слились воедино. Они прошли многое, чтобы в итоге быть там, где они есть. И быть с тем, кто полностью вручил свое сердце другому. — Навсегда, Чимин, — шепчет Чон в опухшие уста, не останавливая движения и принося небывалые эмоции и ощущения своему мужчине. — Навсегда, Чонгук, — раздается в ответ шепот, словно шелест листьев и ангельская молва.Глаза в глаза. Рука в руке. Одно сердце на двоих. Одна судьба, окутавшая их любовью и умиротворением. Судьба, которая позволила выжить им и стерла их слезы. Их кровавые слезы…
The end