***
Соби рисовал. Отдушина в его жизни, способ выразить мысли, выплеснуть эмоции в ярких красках и отточенных движениях кисти. Учитель говорил, что его мать тоже рисовала. Он не помнил. Мать умерла, когда ему было всего пять лет. Но запах красок успокаивал, придавал сил. Своей мыслью, своей волей он оживлял холст, вдыхая в него душу, словно Творец. Цветы, словно живые, с каплями росы, стекавшими с только раскрытых лепестков, дышали, впитывая солнечный свет. Огромное поле с разноцветием трав еще только просыпалось, только-только покрываемое первыми лучами выходящего из-за гор солнца. Изящные пальцы, слегка задетые охрой, держали кисть ровно, уверенно, Соби знал, что он хочет видеть, как он хочет это сделать. Он знал, что будет с картиной, как только ее закончит. Она потеряет свою силу, перестанет быть живой, как только учитель заберет ее. Цветы перестанут быть прекрасными и яркими, вода станет мертвой, а горы навсегда подернет пеленой промозглого тумана. Уносимые ветром зонтики одуванчиков опадут, и в его мире воцарится уныние и холод. Все, что попадало в руки Рицу-сенсея, становилось таким же, как и бабочки на его стенах. Даже он сам. Он Боец. Он должен служить своей Жертве. Так учит сенсей. В нем не должно быть жизни, потому что в жизни есть смысл, а смысл жизни Бойца может дать только Жертва. Сенсей учил его терпеть боль. Он вынимал из Соби яркий горячий свет, заменяя холодной кожей кнута и льдистым взглядом. С каждым ударом, с каждой каплей крови, стекающей на пол, Соби понимал. Он становится таким же, как эти бабочки. Как его картины, попавшие в руки учителя. Просто мазки красок, которые должны радовать своего хозяина. Как мог он, жалкий Боец, брошеный мальчишка, считать себя хозяином чего-то? Даже мысли уже не принадлежат ему. Быть послушным. Быть сильным. Ничего не бояться. Сражаться. Никогда ничего не просить и исполнять то, что приказано. Насколько бы абсурдным оно ни было. Уметь держать себя. Не позорить свою Жертву. Наверное, это одна из причин, почему Соби было позволено заниматься рисованием. Изобразительным искусством. Рисовать не для себя, а для Жертвы. И он уже правда ждал, когда его отдадут. Когда один хозяин сменится другим. Рицу дал понять, что не сделает его своим Бойцом. Он ему не нужен. Чужая игрушка, которую потом не жалко отдать. Картина закончена и Соби уже без каких-либо ожиданий передает ее сенсею. Он знает, что сейчас будет. Льдисто-серый взгляд проходится вдоль по пейзажу, навеки замораживая его. Цветы кажутся мертвыми, какими бывают, когда постоят несколько дней в вазе. Удовлетворительный кивок, и холст отправляется к другим, таким же мертвым полотнам. По-другому не бывает. Если таково веление Жертвы, он тоже станет таким. Холодным. Мертвым. Только по-настоящему. — За тобой пришла твоя Жертва. — Да, сенсей.***
Соби рисовал. Потому что это было единственным занятием, которое никак не трогало его Жертву. Сеймею не были интересны ни его картины, ни он сам. Чтобы он не надоедал своей Жертве, Соби было разрешено учиться в университете. Конечно, по велению Жертвы он должен был явиться к нему. Неважно, лекция, практика или экзамен в этот момент. И Соби учился. И рисовал. Преподаватели отмечали невероятный талант, который вместе с усердием и старанием прочили ему хорошее будущее. Но Соби знал, что его будущее предопределено желаниями Жертвы. Он — никто, Сеймей — всё. Холодные пустые холсты больше не полнились жизнью и светом. Они просто были, и это даже бередило что-то в его душе. Что-то далекое, безнадежно утерянное в памяти. Темные краски ночи заполняют белое пространство, потому что заданием был ночной пейзаж. Голова «переварила» полученные знания и усвоила их. Это все, что от него требуется. Показать технику. Дать понять, что небо достаточно «дышащее», а песку достаточно «комфортно». Горло стягивает, давая понять, что Жертва хочет его видеть. Небо дышит. А он — нет. — Скоро я умру, Соби, — молодой человек странно улыбается, глядя куда-то в ночное небо. Соби не задумывается над словами Жертвы. Если Сеймей так сказал, значит, так будет, — ты должен будешь прийти к моему брату. Ты должен полюбить его, — Соби склоняет голову. Приказ входит в его суть, заполняя пространство мыслей. Его брата зовут Рицка. И он его любит. Уже любит, потому что так сказала Жертва, хотя он и не знает, как это — любить. Путы Имени сияют, запечатывая его душу. Неважно, что он чувствует. Ему не страшно, ему не горько. Он получил приказ и может убираться восвояси. Лак подсыхает на картине, а в приоткрытый балкон уносится горький дым. Соби курит, вслушиваясь в шум машин. Сенсей заразил его холодом, а Сеймей — удушливостью. Картина не дышит. Это увидят преподаватели, это видит он сам. Деревья гнутся под тяжестью своей же кроны, листья неподвижны, словно кто-то огородил пространство и залил его густой смолой. Сенсей протыкал бабочек иглой, убивая медленно. Сеймей заливает их смолой, мгновенно перекрывая доступ к кислороду. Он должен будет прийти к младшему брату Хозяина. Беречь его от сенсея. От боевых пар. Любить. Как он может любить, если даже не помнит, как вообще испытывать чувства? Не эмоции. Эмоции мимолетны, а чувства идут откуда-то глубже. Но дан приказ, и он читает книги, чтобы понять, что это такое. Авторы готовы многое рассказать. Но все сходится на том, что символ любви — это поцелуй. Волшебный поцелуй любви, способный разрушить любую магию. Ему, повелителю слов, известно, что ничто не способно сломать печати Силы, кроме того, кто сильнее.***
Соби рисует. Бабочки перелетают с цветка на цветок. Ищут самый сладкий, чтобы выпить его нектар. Чтобы были силы прожить еще один день. Рицка спит. Из приоткрытых губ вырывается горячий воздух. А Соби продолжает рисовать, лишь изредка поглядывая на маленькую Жертву, которую он не может назвать своей. Сеймей умер, оставив его своему брату. Как вещь. Рицка потерял память и усиленно пытается вернуть «того» Рицку, который нужен всем. Соби не знает, каким он был до этого. Но сейчас Рицка спит, и от этого как-то… спокойнее. О нем нужно заботиться, поэтому на плите уже стоит готовый ужин. Из того, что Рицке нравится. Он мог бы приготовить что угодно из того, что есть в доме. Но зачем-то пошел в магазин. Зачем? Он и сам не знает. Просто решил, что так будет лучше. Правильнее. Это ведь укладывается в понятие любви? Соби не до конца понимает самого себя. Он выполняет приказ, он лучший, поэтому стремится сделать все максимально. Максимально защитить — от всего. От Боевых пар, которые так усердно подсылаются Рицу-сенсеем с одной понятной ему целью. От правды, которая причинит юноше боль. От себя, потому что любовь по приказу — это больно. Но Рицке неважно, чего хочет Соби. Он прорывается сквозь возведенные барьеры. Требует ответов на вопросы, злится, когда Боец сражается один. Зачем-то заботится. Вместо того, чтобы постоянно вызывать его, хочет, чтобы Соби исправно посещал занятия в университете. Заставляет надевать шарф в холодную погоду и постоянно выбрасывает его сигареты. Не хочет приказывать, не умеет. Осторожно подходит к спящему юноше и оставляет на щеке легкий поцелуй. Когда любят — целуют. А он должен его любить. Но Рицке не нужны его слова о любви, он в них не верит. Он вообще мало верит словам. Поэтому Соби целует его, но Рицка все еще не верит. Называет «лживым Взрослым». Что ж, он прав. Соби правда лжет, ведь любовь — это сильное чувство. Глубокое, горячее, от которого душа теплеет, а жизнь кажется ярче. Или это влюбленность? Соби не видит разницы. Иногда Рицка присылает ему смс-ки с поцелуйчиками, и дыхание на мгновение замирает, просто от факта, что ему пришло сообщение. Не зов, не приказ, просто сообщение с пожеланием спокойной ночи. И Соби мечется, не понимая его мотивов. Его не учили этому. Поэтому он рисует, пытаясь в работе найти ответы на свои вопросы. Чего хочет от него Рицка на самом деле? Что ему делать с этой дерзкой, но такой заботливой Жертвой? Поэтому он рисует. Рицке нравятся его картины, но он не забрал ни одной. Постоянно говорит, что они его и не может просто взять их себе. Поэтому он рисует маленькую бабочку, порхающую среди цветов. Он подарит ее Рицке на ближайший праздник. Ведь на праздник принято делать подарки?***
Соби больше не рисует. Вернувшийся из небытия Сеймей не терпит запаха красок. Не терпит того, что Боец делает что-либо без приказа. Поэтому Боец бесцельно проводит свое время на одном месте, часами забываясь во снах перед очередными Битвами. И думает. Много думает о Рицке. Ему запрещено, но не думать не получается. Он причинил ему боль, оставив, уйдя в удушливую пустоту за Сеймеем. И от этого так мерзко и… больно. Он должен был защитить его от этого. Да, должен был любить. Но он неосторожно влюбил Рицку в себя. В вещь. В чужую вещь. Соби не рисует, но впервые за долгое время очень хочет. Выплеснуть эти непонятные ему чувства, которые разрывают мозги. Приказ отменен, почему он все еще думает о Рицке? Зачем? Он же вещь, которая не должна думать, не должна хотеть, пока на то не будет воля Хозяина. Прикажет — и Соби полюбит снова, кого угодно, кого захочет Жертва. Соби хочет рисовать. Складывать красками вопросы, ответы, мысли и желания, чтобы они жили на холсте, а не в нем. Но ему запрещено. Поэтому он бездумно водит пальцем по стеклу. Через мгновение крошечный рисунок на запотевшем от дыхания стекле исчезает. Маленькая бабочка исчезает во мраке комнаты. Соби не рисует. Но впервые за долгое время очень хочет рисовать. Зачем Рицка вернул ему это желание? Он не знает ответа. И спросить не у кого. Сеймей хочет власти. Управлять двумя Бойцами ему уже неинтересно. Соби не понимает, зачем ему власть? Чего он хочет добиться, что сделать? Он не знает. Ему не положено. Мысленный набросок Величайшей Жертвы пропадает в глубине сознания, вновь сменный образом Рицки. Ему плохо, он знает. Конечно, его защитят. Нули прикипели к юноше, даже учатся в той же школе. Каким-то образом Рицка, вопреки своему истинному Имени, влюблял в себя людей. Его школьные друзья, Нули, Кио… Он сам. Влюбился. Страшно подумать, насколько это страшно — влюбиться. В Жертву, которой не нужен мир Бойцов и Жертв, в брата своего Хозяина. В юношу, который хочет видеть в нем человека, хочет оживить, как деревянную куклу, превратить в настоящего мальчика. И даже от одной мысли об этом становится до ужаса тошно. Нет. Он не посмеет. Не сейчас. Или это все еще приказ Возлюбленного действует? Соби с ужасом понимает, что нет. И рисовать хочется все сильнее.***
Соби не рисует. Он вглядывается во мрак Системы, ожидая противника, против которого его поставил Сеймей. Противника, который никак не явится. Только сердце неприятно сжимается, ожидая чего-то страшного. Жертва не стоит рядом, готовая поддержать своего Бойца. Рицка так не делал. Он держал его за руку, готовый отдать всего себя ради безопасности Бойца. Не понимающий, как, не знающий, почему, просто делал. И он готов сейчас продать душу Дьяволу, если бы она принадлежала ему, лишь бы еще раз почувствовать это. Вспышка знаменует появление другой Пары. Не пары. Соби не рисует, но ненавидит себя за слишком яркую память. Тьма прорывается, являя ему нежный образ. Рицка упрямо стоит напротив, глядя за спину Бойца. Глядя на своего брата, предавшего. Обманувшего. Заставившего страдать. И Соби хочет сказать ему, чтобы он уходил. Чтобы спасал свою жизнь, убежал как можно дальше. Но слова застывают на губах, как и он сам. Рицка упрям, но Сеймей упрямее. Если брат станет помехой, он уберет его со своего пути, даже если для этого потребуется смерть. Соби смотрит, и сердце сжимается от страха за Рицку. За такого нежного, такого ласкового юношу, за Жертву, которая единственная среди всех остальных потянулась к нему. Которая подарила новые чувства. Неуместные, неуемные, совершенно ошеломляющие. Оживляющие. Рицка делает плавный взмах рукой, словно подзывая, и сердце сжимается еще сильнее. Он ведь наверняка захочет отомстить ему за все, что происходило и продолжает происходить. За обман и предательство, за любовь по приказу. И за любовь уже не по приказу. Но Рицка говорил, что за любовь не наказывают. Жест озаряет Систему светом. Чернота вспыхивает, она яркая, обжигающе горячая, словно восходящее солнце, заслоняет собой любой другой свет. Горячо где-то там, под веками, глубоко в голове, Соби падает на колени. Он не будет бороться с Рицкой. Ни за что. Очнувшаяся душа беснуется, требует действовать спустя столько лет повиновения, и это страшно. Сила Рицки везде, рвет и мечет, требует свободы для него, опоясывает тонкой нитью в кокон, словно бабочку. Сеймей в ярости бросает свою Силу ответным ураганом. Схватка Бойцов не может быть даже на сотую долю такой же всепоглощающей. Сути Жертв схлестываются, удушающей лавой плавя воздух вокруг. Соби стоит на коленях, истекая кровью, но упрямо тянется к Рицке душой, мыслями, даже застывшим телом. Его черное солнышко взошло и выжигает все, что считает опасным для выбранного им самим Бойца, но все равно продолжает защищать. Невозможно двинуться в этом коконе, который плотно прижал все конечности к телу. Но Боец вбирает в себя толику упрямства Рицки, бросает все свои силы на то, чтобы вырваться из-под этой защиты. Кокон рвется, выпуская его в самый центр Системы. Жертвы почти обессилены, но продолжают давить своей волей своего противника. Соби встает перед Рицкой на одно колено, беря за руку. Жертва сконцентрирована, но взгляд на мгновение перемещается на его глаза. Да, он выбрал. Он выбрал бороться до самого конца за глупого Взрослого, который полюбил его по приказу, но по-настоящему. Соби посылает ему свою суть добровольно, впервые в жизни. Рицка принимает. Вбирает всю Бойцовскую волю, соединяя их крепкой светящейся нитью. Соби не знает, откуда и как пришли Рицке знания и понимание, как это сделать. Или это было просто его желание, которое в системе обрело вес и значимость. Воля Сеймея сломлена и он падает. В живых его удерживает только его Боец. Молчаливое обреченное согласие. Рицка победил. Для Возлюбленного это станет величайшим позором во всей его жизни. Соби смотрит на бывшую Жертву и больше не видит ее величия. Видимо, его взгляд замыливался чужой Силой. Он видит молодого парня, который буквально прожег часть своей юности в погоне за очень нужной, но непонимаемой им самим властью. Соби прощается. *** Соби рисует. Цветы, словно живые, с каплями росы, стекающими с только раскрытых лепестков, дышат, впитывая солнечный свет. Огромное поле тюльпанов заполнено кровью, болью, которая растворяется и уходит рекой прозрачной горной воды. Черное Солнце высится над всем, готовое заслонить другое, ставшее таким маленьким, солнце, которое несет боль и смерть. Оно превратит кровь в воду, обернет вспять раны, защитит. Изящные пальцы, слегка задетые охрой, держат кисть ровно, уверенно, Соби знает, что он хочет видеть, как он хочет это сделать. Его Черное Солнышко еще спит, уставшее, буквально вымотанное до последней капли произошедшим. Даже во сне потоки энергии все еще окружают Бойца, утверждая свое право. Соби не знает, какое у них Имя. Он не смотрел, слишком обеспокоенный жизнью своей новой и отныне единственной Жертвы. Рицке нужен отдых и спокойствие. Не время бередить раны и задавать вопросы, это можно сделать, когда он проснется и у него будут силы на новые подвиги. Но даже сейчас Соби чувствует, что его… любят. Как когда-то давно любили — глубоко, сильно, совершенно безвозмездно. Не требуя взамен ни повиновения, ни страха. Рицка спит, и Соби рисует, стараясь запечатлеть последний день жизни Бойца Возлюбленного, чтобы запечатать эту жизнь на холсте. Больше холсты не станут безжизненными, они будут дышать красками и силой одной юной Жертвы. Соби осторожно подходит к спящему и оставляет на его губах легкий, почти невесомый поцелуй, который колышет весь разум. Потому что хочется еще, но нельзя, никак нельзя разбудить такого милого Рицку. Соби рисует. И ждет, когда проснется его любимый человек.