Новый любимчик

Гуллтоппра Хеймдалль редко чешет за ушком, потому что, во-первых, их трудно найти среди немытой шерсти и острых рогов; во-вторых, асгардец это не умел, и под умением значилось то, что он либо трогал не там, то чесал неправильно, то совсем от невнимательности за рога ухватится и чешет с победной ухмылкой. Ну, это, конечно, не единственная мелочь хозяина, которую Градунгр не любил, но тем не менее самая обидная. И даже друзья Вестника Рагнарёка, которые часто из садистского любопытства трогают незажившие раны и древние шрамы, близко не стоят с желанием питомца прочувствовать ласку и заботу. Хотя заботятся о нём всё-таки бережно, если кто-то так называет подачу больших и свежих кусков мяса, своевременных похвал и активных змеино-кошачьих игр — всё это имеется в большом достатке. Проблема только в том, что достаток этот у всех в Асгарде, но для Хеймдалля Гуллтоппр хотел бы казаться особенным. Тем самым питомцем, которого можно было бы зни за что взять и погладить одной рукой, второй положить голову на колени и чесать до усталости. В ответ питомец бы тёрся и рычал от удовольствия. Делалось бы всё при этом не из громкого чувства долга, а естественного желания, которые смертные называют любовью. Неожиданностью для него стал незнакомец, пахнущий совсем не так, как люди в Асгарде. Так же, как и хозяин, он заподозрил в парне неладное в первую встречу. И вот как это было. Полудень оказался тогда жарким донельзя. Стена, ограничивающая смертных от мира Асгарда, разогрелась настолько от солнца, что в сандалях с хорошей подошвой по ней пройтись было болезненно. Но если надеть сандалии, от которых ты становишься на три-четыре сантиметра выше, то в них не то что ходить трудно, они сами растирают тебе кожу ног. Других решений такой проблемы нет в городе Озиров, разве что с неленивой регулярностью ходить купаться в озёрах. О, да, в этом сегодняшняя мечта Хеймдалля, чтобы наконец спуститься до приемлемого уровня и с подъёмника сигануть в прохладную воду. Нырнуть глубоко-глубоко, да так, чтобы образовался кристальный надводный пузырик, который через секунды волнами добрался до рыбаков и отдыхающих у берега. Ага, чтобы потом на никудышного сторожа стены нажаловались жители Асгарда и Всеотец отчитал его, как малыша; вдобавок заставил бы отбывать наказание. Но Хеймдалль имеет слишком много мозгов и предостаточно хитёр, чтобы не рисковать подобным образом, а посему сейчас он объезжает стену взад и вперёд на своём верном Гуллтоппре. Ноги не жжёт, чего ещё желать? Яркий солнечный придурок в небе не забывал упоминать себя, отгоняя от своего прекрасного личика полупрозрачные облака. В особенности заметно его самолюбование, когда шерсть Гуллтоппра начинает отдавать лёгеньким ощущением огонька как на ощупь, так и на запах. Но хозяину было вдвойне хуже: в его глазах огонь на питомце двоился, а в небе летал голый Один. Объёзжая стену со стороны Асгарда, даже послышалось слева падение камней. Хеймдалля это уже не волнует, мало ли, вдруг Гуллтоппр решил позвать на свидание новую пассию с недавнего боя. Уже не щенок, или не котёнок, или не телёнок, или да хрен его знает. Так или иначе асгардец в это время должен где-нибудь спрятаться, не мешая молодым влюблённым. Желательно где-нибудь засесть, удобно уложиться и заснуть. Сон. Очень хорошее слово, приятное. Так и тянет за собой в бездну темноты и мир какого-то там Бога Снов. Закрыл глаза — и ты в нескончаемом мире беспросветной и неизведанной части такого же таинственного органа под названием мозг. И уснул. Прямо на коне. Правда и минуты на нём не продержался, свалившись с прямо на перегретый материал. Гуллтоппр не глядел на него, продолжая идти. Пропажу ноши он заметил только когда очутился рядом с построением подъёмника. Там, где хоть немного имелась толстая прохладная тень, которая избавила бы его от объятий солнца и дала бы вздремнуть как можно скорее. Впрочем, очухался Градунгр куда как быстрее. Точнее сказать, что в непредсказуемые моменты времени он поочерёдно пытался открывать глаза, как бы находясь между явью и собственным воображением, но в конце-концов сон одолевал опять и глаза закрывались не по воле разума. В таком состоянии сначала краем заспанного глаза он увидел, как никудышного сторожа стены несёт некто с луком за спиной. Кряхтит, жалуется на вес, а потом, видя животное, замолкает в изумлении. В другой момент, когда мозг потихоньку одолевал сон и глаза держались открытыми на доли секунды дольше, аноним опасливо позволял владельцу выпить неизвестное из кувшинчика, а после тихого рыка недоживотного позволил и Гуллтоппру отхлебнуть, придерживая морду куда боязливее. Получалось менее аккуратно, но прохладная водица как-никак попадала в глотку и утоляла жажду. В последний раз его разбудило уже не кряхтенье спасителя, а его испуганные вздохи и громкие восклицания кого-то ещё. Набравшись с силами, Градунгр с недовольным рыком поднялся на чешуйчатые лапы и, скребя когтями землю, заставил обратить на себя внимание как хозяина, так и некого с блестящими наплечниками. Первый посмотрел с укором, говоря бесслышно: «Наконец-то ты проснулся». Второй с удивлением рассматривал телосложение проснувшегося. — Знаешь ли ты что будет с тобой, если этот котёнок на тебя нападёт? — вопрос явно являлся угрозой. — Я гость Одина! Я же сказал! — что бы полукровка не вякал практически на ухо богу Порядка, тот лишь ближе подносил нож. В отчаянии йотун вскрикнул, — Представь, как он разозлится, если увидит меня, разорванными на куски! На восклицание Ас задумался. Блеснув глазами, он сжал в руке оружие, потом сощурился, нахмурил брови и заскрипел зубами. Такую последовательность действий он делал всегда, когда принимал наихудшие свои решения. Убрав нож от горла, он силой повернул лицо жертвы и вынудил присмотреться ледяного цвета глаза к своим горячо-фиолетовым. Мидгардец обмер и сглотнул ком в горле. Настолько громко, что Гуллтоппру послышалось эхо. Хотя возможно он ещё не отошел от полусонного состояния и ему чудилось. — Ха-а, — Хеймдалль оттолкнул лицо гостя и закатил глаза. Уговоры всё-таки сработали, но не все было так просто. Цокнув языком, он призадумался на секунды. Глянув на верную лошадь, он спросил, — А ты? Что бы ты с ним сделал? Внимание стало обращено к Гуллтоппру. Спросивший поднял голову при вопросе, как бы оценивая свысока. Вопрос по интонации совсем не звучал как вопрос, и ответ обоим был ясен, но мальчишка с каштановыми волосами смотрел с мольбой и надеждой, как зверёк, уже проигравший в бою, но не теряющий надежду на милость победителя. Таких взглядов в жизни Гуллтоппра было предостаточно, да и он сам был когда-то таким, когда увидел впервые на хозяина. Тоже был загнан в клетку как моральную, когда ты вот-вот уже победил, но неожиданное препятствие разрушает все твои мечтания о свободе; так и вполне реальную, в которую после удачный боёв притаскивали мелкую тушку убитого. А пристальное созерцание хозяина делало мысленный выбор, взять ли зверя в родной Асгард или кинуть его туда, в пропасть нескончаемых боёв и в конце-концов болезненной смерти? Теперь подобный выбор стоял за повзрослевшим питомцем. И решение его не стало неожиданностью для него самого: он обратил голову в сторону города Озиров. От шока Хеймдалль не смог ничего выдавить. — Что ж… — после недолгого молчания первым голос поднял гость, — Мы идём, наверное. — Не зазнавайся, — старший рявкнул сразу же после слов и зыркнул на зверя, — когда мы обратимся к Всеотцу, Гуллтоппр уже не будет иметь выбора. Отвернувшись, он пошёл к подъёмнику. За ним следом направились остальные оба, при чём лучник посматривал на животное не то что бы с благодарностью, нет, в его взгляде читалась нежность и даже какая-то жалость.

***

— Значит, Хеймдалль выбрал тебе имя… Гуллтоппр? — с весёлым духом к персональной конюшне жеребца подошёл спасённый незнакомец. На вопрос тот лишь тихо рыкнул, от чего улыбка на лице пришедшего растянулась шире. За всё время он, конечно, привык к повадкам зверя, отдельно в моменты знатной кормежки и опасных игр. И пытался чему-то научить Хеймдалля, потому что, как оказалось, просто сваленное на пыльную землю мясо и самостоятельная игра питомца с мертвыми тушками — вот, что обозначалось заботой у Хеймдалля. Отвыкал он от такого «ухода» около трёх дней с перерывами на миссии, обед и сон. Заставлял его при чем не только Локи, но и Всеотец, находивший времяпровождение с животным чем-то полезным для сына. От совместной заботы о животном между ним и Хеймом изредка случались коротенькие разговоры о том или ином событии, зато ещё чаще случались ссоры из-за лени старшего и придирок младшего и, естественно, чтение мыслей давало высокий шанс опровергнуть заранее любой аргумент. Благо конфликтов становилось их всё меньше по мере большего количества проведённого времени, больше возникало внимание и молчаливое понимание нужных действий. Между тем, Локи всецело не нравилась кличка скакуна, правда говорить об этом и без того раздраженному всаднику было жестоко. — Знаешь, мой отец также мычит, когда соглашается. Снова рык, и теперь парнишка негромко хохочет. Тянется руками к мохнатой морде животного и заводит их чуть ниже рогов. Там он находит странного положения уши, распознаёт что-то типа выпирающей ямочки у маленьких ушей и начинает водить по ним пальцами. Ощущения у животного сначала странные, как раз те, когда пытается чесать Хеймдалль, но стоит опустить руку чуть ниже, и становится невообразимо щекотно, от того и приятно. Будто лёгенький ток блуждает по частям тела и специально останавливается там, где мышцы тихонько начинают трястись и дрожать. До того стало приятно особенно в правом ухе, что зверь наклонился в эту сторону. Йотун на опыте понял намёк и стал чесать настойчивее. Настолько настойчивее, что рык удовольствия пронёсся наверняка по всему Асгарду. От этого появился ещё один у конюшни в лице Хеймдалля. — Ты-то что тут забыл? — голос находился между издевкой и удивлением. Хейм оценил взглядом как лучника, так и не отошедшего от блаженства скакуна. Он оттолкнул Локи и взялся за рога, присматриваясь к всему телу недоживотного, а затем попытался прочитать что-то в мыслях Гуллтоппра, но ему они понятны были менее четко, чем мысли существ куда сознательнее. — Я… Чесал его, — парень пожал плечами, словно думал, что чесать чужих коней в Асгарде — само собой разумеющееся, — Ты его совсем не ласкаешь! Вот я и…решил, как бы… — Я не ласкаю его? — блондин опешил от слов младшего. Он начал угрожающе подходить и чуть ли не воскликнул на первом слове, — Знаешь, ты возомнил себя таким заботливым в последнее время, что меня, наверняка, считаешь живодёром, кровавым убийцей невинных. — Я такого не говорил! — Ты так думаешь, Локи, — палец утыкается в грудь, — поверь, за все несколько дней, проведённые здесь, с тобой, я понял окончательно, зачем ты находишься. А то, что отец соглашается с тобой на неразумные авантюры, тем более связанные со мной, лишь ход выжившего с ума деда. — наступила тишина, но по лицу говорившего он желал выплеснуть уже нечто более оскорбительное, но остановился из-за чего-то. Слышно учащенное дыхание лучника Локи. Проходят секунды… Хеймдалль понимающе кивает, победно ухмыляясь, и поворачивается к коню. Руки тянутся к левому уху. — Он ведь не обидел тебя, любимец мой. Но на этот раз Градунгр не удивляется неумелости хозяина. А на его восклицание о том, что питомец очень даже радуется, неохотно порыкивает. В сравнение Локи подходит с другой стороны и тоже начинает чесать. Справа уже более ощутимое чувство, животное аж наклоняет голову неосознанно. Брови вестника Рагнарёка в удивлении подняты. — Ты не там трогаешь, — младший констатирует факт безэмоционально, словно того, что ему наговорил Хеймдалль не существовало. Свободной рукой он аккуратно обхватывает тыльную сторону ладони недруга и ставит в нужное положение, — Теперь можешь чесать. — Ты опять будешь меня учить? — язвит парень, ладонь же послушалась и легла туда, где было указано. — Я знаю, тебе трудно признать, но я правда могу научить тебя большему, чем можешь ты сам. Как всегда, Хейм пытался бросить напоследок бог знает что, но затянул с ответом. — Ладно… Спасибо. Ас чешет, пытаясь игнорировать довольный взгляд йотуна. Чешет мохнатое ушко, спрятанное среди шерсти и защищённое рогами. Оно маленькое, бежево-белое, совсем не сочетается с практически золотой шерсткой. Животное в ответ рявкнуло сильнее, и его голос был слышен точно по всему Асгарду. Парни завороженно продолжали гладить, даже устроили что-то типа немого соревнования, но пуще всего разошёлся Хеймдалль. Он в целом находился сейчас в каком-то левом пространстве. Стоял и изредка передвигался в сторону Локи, чтобы тот давал ему больше площади для полного контроля над поведением животного. Однако тот не давал ему и промежутка, так как сам был заворожён процессом. В конце-концов они встали так близко, что касались плечами друг друга, более того, почти касались чужой ладони. Только когда кончики пальцев стали совсем рядом, мягкий безболезненный ток прошёлся по ним. Быстрый, практически неощутимый, но заметный настолько, что парни отвлеклись и посмотрели друг на друга. Хозяин животного стоял без чувств, зато в голове проносились комки мыслей. Локи же наоборот открыл рот от изумления, в голове простиралась пустота. Нос Хейма дышал в кончик носа гостя, а тот, двигаемый, наверное, подростковыми гормонами, попытался нежно тронуть чужую руку. Затянувшееся молчание стало гнетущим и неловким. Однако Бог Предвидения резко отшатнулся назад, почувствовав, как чужие пальцы уже растирали кожу на кисти, а собственные веки начали полузакрываться. После этого сощурил глаза, заскрипел зубами и нахмурил брови, руки перед этим он угрожающе сжал. Застыв, затем повернувшись в сторону дома, ушёл, не пожелав Гуллтоппру спокойной ночи (что обычно Всеотец заставлял делать). Лучник поступил также, только потом заметив, что одинокая слезинка образовалась в уголке глаза.

***

— Сын! — грубый голос отца слышится по всему древу. Чувства Атрея от одного только слова растут и перемешиваются комом, начиная с гнева и заканчивая обидой. Взяв первый попавший в руки камень, он прикладывает его к двери, с яростной нетерпеливостью ожидая, когда откроется чёртов портал. Наконец-то яркий луч проявился маленькой точкой, затем расширился до нормального размера и Атрей кинулся на него, попадая в неизвестную местность. Судя по расстилающимся зелёным равнинам и множеств озёр повсюду — Асгард. А по разместившейся позади огромной стены — граница. Как раз туда, куда ему было нужно. Осталось только перебраться и сразу же пойти к Одину, расспросить обо всём самостоятельно и втереться в доверие. Стрела чуть ли не до треска и разлома впивается в камень. Ярость Атрея сломала ему пять штук стрел таким же образом, но при любой попытке успокоиться в мысли всё равно лезли навязчивые и унизительные воспоминания ссоры. Залезать ему было нетрудно, но и не сказать, что легко, учитывая, что подниматься парню приходиться до темноты. На опыте, да, он знал весь путь, но, взбираясь, сверху на него летели несуразной формы камни, а когда захваченный мелкий камушек сваливался, становилось в глубине сердца страшновато. И в самый конец, когда остается только протянуть руку к краю огромнейшего сооружения, камень опоры срывается и остаётся брать тот, что пониже, но он ненадёжно шатается и вот-вот слетит. Стараясь как можно сильнее дотянуться, Атрей слишком сильно давит на опору, смертельный звук треска и падение булыжника будто оглушает его. Он жмурится от страха, чувствует, как ноги уже шатаются на воздухе, легонько развеваясь по ветру. Удивительно, но падения мучительной боли от падения не случалось. Точнее сказать, что он вовсе не падал, а растянутую до максимума руку кто-то держал. Подняв голову, на него глядела пара сверкающих в темноте горячих фиолетовых глаз. Чужие брови были не то в удивлении подняты, внимательный взор выражал испуг. Без слов Страж Озиров поднял его, в конце даже помог подняться с земли. — Снова к Одину? — Хеймдалль не издевается, не говорит сарказмом, а спрашивает вполне себе серьёзно. Настроение что ли поднятое? — Знаешь, не тебе думать о моём расположении духа. — Да, — Атрей не знает, на какое именно предложение спасителя отвечает, но тот всё равно понятливо кивает. Впечатлительно, но страж молчаливо ведёт его по пути к подъёмнику. Локи на это незначительно реагирует, понимая, что с другом что-то было не так, но ему и самому есть над чем задуматься. Правда, сложившаяся ситуация настоль странна, что ярость уходит на третий план, её заменяют подозрение и необычайного рода печаль из-за чего-то. — Локи? — когда они уже стоят у сооружения подъёмника, старший задаёт обеспокоенный вопрос, — Что произошло? — Звучит так, будто ты уже всё знаешь, — ответ произнесён медленно и тоскливым голосом. — Значит, что-то всё-таки произошло, — Хеймдалль стоит, оперевшись на деревянный стол. Поворачиваясь, он смотрит в глаза, прочитывая сознание. Атрей и не сопротивляется, выкладывая полные картинки того, что произошло. Телепат отводит глаза в сторону, будто над чем-то задумавшись. Мальчик не собирается ждать и быстрым встаёт на платформу, — Не спеши. — Почему это? — Увидишь, — Хейм улыбается, отрывается от столба и поворачивается в противоположную сторону. Он заводит ладони ко рту и гласно кричит, — Гуллтоппр! Улавливается звук рыка. Потом справа, разнося большие каменные валы, выходит окликанный чешуйчатолапый. Завидев хозяина в купе с гостем, он радостно порыкивает, размахивая рогами из стороны в сторону. Окликающий с потехой встречает любимца и говорит: — Хотел бы прокатиться на нём? — Разве прокатишься тут через груды камней? — хотя, вспоминая, как пришедший с грохотом развалил валы, может, они расчистят наконец эту заваленную непонятно как стену. — Нет, дурак, — вряд ли за то, как произнеслось последнее слово, можно назвать это оскорблением. Взобравшись на второе сиденье седла, он протянул вежливо руку, — я предлагаю кое-что получше. Сердце Атрея забилось чаще не сколько от волнения, сколько от предложенной интриге. Подросток смело подошёл к блондину, но всё же нерешительно протянул руку. Сразу он был резко переброшен на первое сиденье и предупреждён: — Не буду спрашивать, готов ли ты. Выбор уже сделан, — в ответ Атрей с расширенными глазами на него обернулся, — Но! Гуллтоппр рванул прямо на кучу практически скал. Раздалось падение массы камней и резкий толчок задних лап. Впереди сидящий в перепуге закричал, зажмуривая глаза. Вот зачем Хеймдалль позвал его! Чтобы, прочитав все мысли о Рагнарёке и о планах, мгновенно убить его, ни о чем не заподозрившего. Мальчишка уперся в грудь второго всадника головой, отворачивая голову и чувствуя запах каких-то масел. Сзади ещё ощущались толчки, впереди чувствовался холодный воздух. Предсмертные галлюцинации? Чтобы убедиться хотя бы в чем-то он открывает глаза. Перед носом оказывается перекрытая тканью рука Хеймдалля. А за ней виднеются белые точки посреди черного полотна ночи. Отворачиваясь вперёд, он видит перед собой острые рога жеребца, но мягкую и на вид пушистую поверхность облаков. Сзади немножко поддувает ветер, а, посмотрев наверх можно увидеть девственный вид на солнце и по-настоящему тёмное небо с мелкими крапинками, именуемыми звездами. Раскрыв от восторга рот, он тихо произносит: «Вау», которое всё равно не утаивается от блондина: — Нравится? — вопрос буквально журчит в маленькое ушко подростка. Ответом послужила широкая улыбка и скромный удивления хохот, — Сам недавно для себя открыл… Но! — Гуллтоппр ринулся пуще прежнего. Без крыльев, лапами, он передвигался по воздуху, как по открытому травянистому полю. При чем с такой скоростью, что у обоих, особенно у Атрея, слезились глаза. Привыкнув, парень потянулся к луку со стрелами, — Что это ты задумал? — Увидишь! Удобно расположив в ладонях лук, так, чтобы ветер не мешал ему, он нацелил стрелу на выпирающий комок облака, похожий на кролика, и стрельнул в него. Но, естественно, не то облако успело убежать, не то от скорости питомца он попал в смесь больших облаков. Потом, завидев здоровую пухлую тучу, напоминавшую медведя, запульнул раньше и попал прямо в что-то похожее на голову. — Знаешь, сейчас ты не очень похож на йотуна-любителя-животных! — рассмеялся Хейм. — Знаю! Но надо же себе когда-нибудь позволять запрещённое! Лицо выразило изумление, но Локи этого, конечно, не увидел, стараясь завидеть ещё какую-нибудь зверушку. А, попадая, весело хохотал, вместе с ним и Хеймдалль, с чего-то радуясь счастью такого взрослого ребёнка, как Атрей. Ещё в моменты, когда мальчишка невзначай проводил рукой по его лицу, ухватываясь за стрелы, или когда длительно трогал чужую ладонь, сердце замедляло удары, затем в спешке билось с таким стуком, что иногда забывалось, как управлять животным. Не обращать на это внимание было невозможно, преимущественно от частоты случаев. Устав стрелять, мальчик стал наслаждаться. Ветерок хоть и дул сзади, но темп Гуллтоппра создавал тоже что-то типа ветренного порыва, которого было достаточно для развеивания волос и появления мурашек. Окончательно расслабившись, он опирался о седло, но через какое-то время руки начали затекать, а иного положения не было. Прикинув умом, он кое-что наконец-таки выдумал. Воспользовавшись тем, что старший сзади, так ещё и может читать мысли, он безмолвно повернулся к чужому лицу. В ответ на него вопросительно посмотрели и, судя по саркастично поднятым бровям, спрашивая: «Серьёзно?». Умоляющая улыбка заставила Хейма молча закатить глаза и создать такое положение ног и рук, чтобы мальчишка смог улечься. Рассматривая звезды, замечаешь большую часть силуэтов животинок. Сразу этого не видишь, но, подолгу глядя, постепенно выводя линии и соединяя их, получается что-то типа либо кривоватой птицы, либо узкого медведя или, наоборот, очень широкого карасика. Так или иначе, не обращая внимания на скорое изменение расположения их в небе, всё же просматривалось да что-то. Даже хотелось завести разговор об этом с носителем Гьяллархорна. Взглянув на его лицо, не меняя положения, он вот-вот произнес первое слово, но в последний момент мысль ушла куда-то в другое русло: — Имя Гуллтоппра… Ты желал когда-нибудь поменять его? — Что же не так с его именем? — Знаешь, ты очень любишь отвечать вопросом на вопрос, — пробурчал обиженно Атрей, — Я имею ввиду, называть его по-другому. Не так, как раньше. Хейм молчал. Словно в этот момент копошился не в своей, а в чужой голове. — У тебя имеются идеи. — Нет. Вроде как, — снова саркастичный взгляд, — ладно… Драг. — Не уж-то настолько воображение было исчерпано облачками-зверятами и звездочками-карасиками? — Ещё можно… — Стой! Эти ещё хуже! Оставим лучше Драг, — Наклонившись вправо, он обратился к скакуну, — Тебе нравится, Драг? Издался злобный рык. — Ему нравится… — довольно протянул Атрей. В ответ Хейм фыркнул, — Без меня ты бы это не понял. — Не зазнавайся, сколько тебе повторять. Тебе всё нравится? — Да. И ты уже спрашивал, верно? Даже лёжа так, чтобы не видеть лица управляющего зверем, всё равно заметна была лёгкая улыбка после слов Локи. Описывать то, что произошло далее, думаю, не надо. Итак ясно, что, развлекшись, парни предостаточно отдохнули во время полёта. В особенности Атрей, улёгшись на бедрах старшего. Вернувшись к стене и скатившись по булыжникам, они остановились. Только Атрей не желал слезать со своей, фактически, подушки, на что второй всадник лишь начал смиренно стал поглаживать казавшимися рыжими волосы, а, запрокинув голову, пытаясь разглядеть что-то в темноте, но за облаками уже невозможно что-либо увидеть. — Когда я был там, в небе, я размышлял над кое чем. — Расскажешь? Я-то не могу читать твои хитрые мозги. Вопрос опять остался неотвеченным, но опять одарённый заметной ухмылкой. Прошло время, чтобы парни наконец поняли, что животному тяжело не только бегать с грузом, но и стоять; парни нехотя слезли. Гуллтоппр наконец мог отдохнуть и без разбора завалился на неудобную кучу каменного материала. Вестник Рагнарёка и Бог Коварства на это синхронно прыснули. Вернувшись в исходное положение у столба, Хеймдалль, ухмыльнувшись, снова спрашивает: — Понравилось? Это стало чем-то похожим на игру, в которой Хейм дожидался какого-то особого хода со стороны Атрея. Сколько бы раз он не задавал вопрос, видимо, все предыдущие ответы мальчишки автоматически не считались за правильный. Может структура ответа была неверной? Так или иначе, чем лучше ответ, тем удовлетвореннее старший, так? — Абсолютно верно, — Хейм чуть отходит. И вправду, игра. А приз, понятное дело, уже был дан в виде их небольшого приключения. Оставалось, однако, сделать то, за что его можно было заслужить. Ясность пришла неожиданно. При чем нужный ответ не кажется чем-то отвратительным, наоборот, учитывая сложившиеся отношения, самим собой разумеющимся для обеих сторон. — Наконец-то. Младший резко оказывается рядом с Богом Порядка. Ещё резче он протягивает руку к его аккуратно заплетённой макушке. Тот бездействует, полностью доверив контроль над ситуацией. При надобности поддаётся, приближаясь ближе и ближе к чужому лбу. Дышать носом становится тяжелее по мере большего соприкосновения губ. Маленький миллиметр остается между этими двумя, но и он за долю секунды исчезает, дав сухим губам молодых влюблённых тронуться на несколько секунд. Затем разойтись, чтобы снова сплестись уже в более трепетном танце. Драг безмятежно посапывал. Ему было всё равно, что происходило между лучником-незнакомцем и хозяином. Главное — теперь о нём действительно заботились, а возникшая любовь к нему и к его существованию, как бы это похвально не звучало, развила новую, настоящую. Всем все довольны. Даже имя новое по душе. _________________ Сын — в оригинальной игре на русском Кратос говорит «МАЛЬЧИК!», как в английском «BOY». Но! В четвертой части из-за кривого перевода он говорит все время «Сын», вместо того же «Boy». Короче говоря, переводчики накосячили.