Молоко, печенье и объятия

Рэй поворочался немного в кровати, тщетно пытаясь отыскать удобное положение, и с усталым вздохом перевернулся на спину. Запрокинул голову назад, бездумно уставился в потолок. Сон никак не желал к нему идти, и, сколько бы усилий он ни прилагал, у него совсем не получалось уснуть. Он перепробовал все известные ему способы: и считал про себя этих дурацких овец, и лежал какое-то время с закрытыми глазами, стараясь не вставать и даже не шевелиться, и даже мысленно напевал колыбельную, знакомую с детства, но ничего из этого, как назло, не помогало. Он уже и не знал, что ему делать и как теперь быть. Ситуацию ухудшало ещё то, что он сейчас находился не в приюте, а дома у Эммы, и потому не мог просто взять и сбежать на улицу, как всегда это делал. Он понимал, что если поступит так, то она наверняка будет переживать за него или, что ещё хуже, и вовсе обидится, а потому просто не имел права куда-то убежать, не предупредив её. Всё же ему не хотелось портить с ней отношения, ведь она была его единственным и самым лучшим другом. Вот ему и приходилось лежать в постели, разглядывая потолок, и думать, как решить проблему. Правда, на ум, как назло, ничего не приходило, и единственное, что он получил от всех этих размышлений, — это головная боль. Она пришла не сразу, лишь через какое-то время, и сейчас неприятно пульсировала в висках, не давая ему сосредоточиться. С каждой секундой она лишь усиливалась, и это уже начинало порядком раздражать. В конце концов, устав и от надоедливой мигрени, и от бесконечной бессонницы, которая совершенно не собиралась проходить, Рэй не выдержал и, отбросив одеяло, встал с кровати. Осторожно, стараясь никого не разбудить, выскользнул из комнаты в коридор, осмотрелся в надежде, что там никого нет. Ему повезло: коридор оказался пуст, и потому он смог беспрепятственно пройти к нужной двери. Подойдя к ней, он замер на месте на пару секунд, а после нерешительно постучался. В ответ ему последовала лишь ночная тишина. Глубоко вдохнув, он чуть приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Как и ожидалось, Эмма тихонько сопела, отвернувшись к стене и прижимая к груди плюшевую игрушку в виде улыбающегося оранжевого жирафа. Она выглядела настолько милой и красивой одновременно, что он даже невольно застыл в дверном проёме, залюбовавшись ею. Он стоял так какое-то время, просто разглядывая её хрупкий силуэт в полумраке комнаты. Ненадолго он даже забыл, зачем вообще сюда шёл, однако в конце концов вспомнил и, мотнув головой, дабы отогнать ненужные сейчас мысли, направился к её кровати, намереваясь разбудить её. Ему совсем не хотелось будить её, особенно, когда она так сладко и безмятежно спала, однако он понимал, что без её помощи не справится, так что ничего другого ему попросту не оставалось. Эмма всегда знала, что делать в подобных ситуациях, как эта, и именно поэтому он пришёл к ней. Она — его последняя надежда. — Эмма, — робко коснувшись её плеча, тихо позвал он, когда наконец подошёл к кровати. Эмма почти никак не среагировала, лишь недовольно поморщилась, и он повторил, но в этот раз уже настойчивее: — Эмма, проснись. Она ещё немного поворчалась, но в конце концов повернулась к нему и неохотно разлепила веки. Когда её глаза привыкли к темноте и она смогла рассмотреть его лицо, с её губ сорвался вздох удивления. — Рэй?.. — сонно пробормотала она, чуть приподнявшись на локтях. — Ты чего тут делаешь?.. Поздно ведь уже… — Я… — Рэй уже было собрался ответить, почему пришёл к ней посреди ночи и разбудил её, однако вдруг остановился. К нему пришло осознание того, что причина его ночного визита к ней максимально глупая и нелепая, и оттого ему стало невероятно стыдно. В конце концов, он ведь демон, а не мог уснуть. Как глупо. Впрочем, ему и не потребовалось ничего говорить: Эмма и без слов всё прекрасно поняла. Ему это стало ясно по тому, как изменилось выражение её лица. Оно вмиг сделалось непривычно серьёзным, и вся сонливость куда-то пропала. — Ты не можешь уснуть? — прямо спросила Эмма. Получив в ответ неуверенный кивок, она тяжело вздохнула и, отложив игрушку в сторону, сползла с кровати. — Ладно, пойдём со мной. Есть у меня одно средство, которое тебе поможет, — сказала она и, крепко взяв его за руку, потянула за собой. Ему ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Осторожно, крадучись, словно две кошки во время охоты, они миновали коридор и прошли на кухню. Там Эмма усадила его за стол, а сама начала искать что-то в холодильнике. Рэй поудобнее устроился на стуле и стал с неприкрытым интересом наблюдать за ней, подперев одну щёку кулаком. Ему было любопытно, что же такое она хотела сделать. Провозилась она недолго, и потому уже совсем скоро поставила перед ним пачку печенья и стакан с молоком. Он непонимающе моргнул, посмотрел сначала на молоко с печеньем, а потом на Эмму, как бы спрашивая, зачем это. Она поспешила объяснить: — Когда я долго не могу уснуть, мама даёт мне тёплое молоко с печеньем. Это помогает расслабиться. — Вот как. Но, Эмма, оно же холодное, — сказал он и демонстративно дотронулся до стакана. Кожу обжёг холод, и он неприятно поморщился. — Это сейчас оно холодное, но совсем скоро станет тёплым. Давай, обхвати стакан руками и согрей его. Рэй уже было хотел возмутиться и сказать, чтобы она сама этим занималась, однако, вспомнив, что она, как полукровка, не имела такой возможности, лишь покорно обхватил ладонями прохладный стакан. По телу пробежались неприятные мурашки, и он закусил губу. Переборов желание отдёрнуть от стакана руки, он закрыл глаза и максимально сосредоточился. Чуть нахмурился, легонько сжал пальцами тонкое стекло. Ещё пара мгновений, и стакан в его руках начал постепенно нагреваться вместе с молоком. А вскоре он стал достаточно тёплым, чтобы молоко можно было пить, и Рэй наконец отпустил его, после чего перевёл взгляд на Эмму. Та лишь молча кивнула, довольно улыбаясь, и он с тяжёлым вздохом вновь посмотрел на уже ставшее тёплым молоко. Помедлил немного, затем взял стакан и поднёс к губам. Сделал пару глотков, зажмурился. По горлу разлилось приятное тепло, стремительно спускаясь вниз, к желудку. По телу вновь пробежались мурашки, но уже от удовольствия. Он сделал ещё пару глотков, а затем, оставив стакан и вытащив из пачки одно печенье, откусил кусочек. Поначалу ничего необычного не происходило. Рэю казалось, будто в нём не поменялось ничего, абсолютно. Он даже открыл рот, чтобы пожаловаться Эмме, что её способ ни черта не работает, однако в самый последний момент передумал, поскольку наконец ощутил перемены. Постепенно его тело действительно начало расслабляться, необыкновенное, но в то же время такое родное тепло окутало его со всех сторон приятной пеленой, укутала пушистым пледом. Голова медленно, но верно пустела, и бесконечный поток мыслей, лихорадочно метающихся из стороны в сторону, стал редеть. А вместе с тем Рэй почувствовал, как к нему начала подкрадываться дрёма. Сладкая и тягучая, она неспешно затягивала разум молочным туманом, не оставляя после себя ничего, кроме блаженного умиротворения. А Рэй, в свою очередь, не сопротивлялся ей, а, наоборот, лишь поддавался, сам с удовольствием падал в её объятия. В какой-то момент он закрыл глаза и прижался к стоявшей рядом Эмме, обнял её за руку и положил голову ей на плечо. Она нежно погладила его по волосам, иногда пропуская тёмные пряди сквозь пальцы, и обняла его в ответ. От неё исходил приторный запах ромашек, который лишь ещё больше убаюкивал его. И именно так, прижимаясь к Эмме и вдыхая аромат её волос, Рэй и уснул. — Сладких снов, лучик, — это были последние слова, что он услышал прежде, чем окончательно погрузился в долгий и безмятежный сон.