and she is her fathers' little girl

Миён было всего пять лет, когда она поняла, что её семья другая. Вместо Мамы и Папы у неё были Папочка и Отец, Аппа и Па, Папуля и Папа, Дада и То-сан. Восемь мужчин, которые любили и обожали её до луны и обратно. Многие люди думали, что это было странно и отвратительно, но Миён знала лучше. Ей было пять лет, когда она поняла, что не променяет восемь своих отцов ни на что другое в мире. Ей нравилось, как Папа и Отец обменивались нежными поцелуями после того, как Папа пел. Она обожала, когда Па и То-сан щекотали её, пока она не начинала кричать чтобы они остановились (То-сан всегда после этого бормотал что-то по-японски, прижимая мягкие поцелуи к ее голове). Она хлопала в ладоши, когда Отец и Па играли для неё на пианино, светлая улыбка появилась на её маленьком лице, прежде чем повернуться к Аппе и Дада, которые безупречно читали рэп, тыкая её в живот. Она беззаботно любила своих родителей и всегда будет их любить. Даже когда ей было семь и её впервые толкнули. К её ободранным коленям и красной оправе глаза были прижаты поцелуи Папы и Па. Её волосы гладил То-сан, пока Папочка с Отцом пошли в школу и потребовали извинений от ученицы, которая обидела их драгоценного ангела. Несмотря на то, что Дада, Папуля и Аппа в это время были на работе, они позвонили ей, их слова были полными сладких обещаний и гигантских плюшевых мишек, когда они вернулись. Она продолжала любить их, когда ей было девять лет, и скрывала от родителей, что толкание и пихание перешло в обзывание и дергание её за косички. Она скучала по взглядам Па и То-сана и избегала нежных прикосновений, исходивших от Папы. Она не хотела, чтобы они беспокоились о ней. Она была крупной девочкой и могла позаботиться о себе. Когда Папа, Папуля и Отец забирали её из школы. Они строили форты из одеял, о которых мог мечтать каждый, и перекусывали едой, которую присылали родители Папы и Папочки. Её Папа однажды ночью поцеловал ее в голову и сказал слова, которыми она жила. Если кто-то ударит тебя, не бей его в ответ. Игнорируй их и жди, пока они нанесут первый удар. Но ты, Ли Миён, тебе лучше нанести последний удар. Тогда она так и не поняла его слов. Может быть, параллельно всему, что происходило в школе, она начала сомневаться что родители любят её. Когда Миён было двенадцать, она поняла, что это физически невозможно чтобы всё восемь были её родителями. Юридически (ей пришлось поискать, что означает это слово) только Па её отец. Она заплакала, когда услышала это, слова её сверстников звенели в её ушах. Несколько месяцев она считала, что никто по-настоящему не любит её, кроме её Па, но всё изменилось, когда однажды она услышала, как Отец и Папа разговаривают на кухне. — Ликс она, — сказал Папа, его голос был тише, чем Миён когда-либо слышала. «Она думает, что мы не любим её.» — Бинни-хён, — сказал Отец тихим голосом. «Почему она так думает? Мы любим её, — сказал Папа голосом, полным слез. Он схватил за подол рубашки пока его пальцы не начали белеть. Тело начало трястись когда его голос надломился: «Кого волнует, что по закону она не наш ребенок, а всего лишь ребенок Минхо-хёна, она всё ещё моя малышка. Я всё ещё люблю её и не знаю, как доказать ей это». Папа Миён ничего не говорит, только обнимает дрожащего Отца. Это больно для Миён, слушать плач своего Папы, но это был толчок, который ей был нужен, чтобы решить, что ей будет всё равно, если кто-то скажет что-то плохое о ней. Однако она будет противостоять любым, кто как-то навредит её родителям. Двенадцатилетняя Миён нарисовала свой первый рисунок после того, как услышала разговор двух своих родителей. Она нарисовала себя посередине, с улыбкой на лице. Её окружали восемь людей, всё они улыбаются и держатся за руки. Это выглядело так, как будто рисунок нарисовал маленький ребенок, но Миён гордилась этим. Она представила его им за ужином в тот же вечер, и Папа заплакал первым. Она знала, что слезы от счастья катились по его щекам, она не двигалась, когда он опустился на колени и обнял её.Она тоже плакала, говоря им, что ей очень жаль, и она знает, как сильно они её любят. Теперь ей шестнадцать, когда ей было двенадцать, она дала себе молчаливое обещание, что не позволит кричать ей в лицо. Сейчас её руки дрожат на бедрах, а губы сжимаются в полоску, чем больше она слушает, как эта сука называет её родителей. «Какими шлюхами должны быть твои родители, Ким Миён?» девушка смеется, рукой прикрывая рот.   — Держу пари, они все изменяют друг другу и притворяются, что любят тебя. Миён видит красный цвет, всё предостережения и учения Отца и Папы, которым её учили, покидают её разум мгновенно. Она не слышит криков лежащей под ней девушки и не слышит вопли учителя, чтобы прекратить драку. Она приходит в себя только тогда, когда видит ярко-красный цвет на своих бледных руках. На мгновение она впадает в панику, потому что собирается получить от своих родителей выговор, но паника стихает, когда она вспоминает, почему она это сделала. — Мои родители не изменяют друг другу, — выплевывает она, и толпа вокруг нее замолкает. — Мне тебя жаль, потому, что ты не видишь, чего стоит любовь. Я бы сделала всё на свете, чтобы любить так, как это делают мои родители. Хулиганка только смотрит на неё испуганными глазами и окровавленным носом. Миён уходит от хулиганов, учитель идет за ней, бормоча вещи, которые она не может разобрать. Она ведет их двоих в учительскую, где терпеливо сидит, дёргает лодыжками, скрестив руки и сложив на коленях, пока слушает своего учителя и директора которые кричат на неё. Ей говорят, что позвонят родителям, о чем она уже знала, она просто не хочет видеть разочарование на их лицах. В школу приходят Аппа, Папа и Дада. Она не поднимает глаз, и её сложенные руки медленно сжимаются в кулаки, когда директор пересказывает то, что произошло. В ней вспыхивает гнев, но она ничего не говорит. Даже когда рука Аппы накрывает её собственную и слегка сжимает. Они отправляют её домой с четырехдневным отстранением. Она выходит из школы с высоко поднятой головой, в руках Аппы и Папы. Но они молчат и не разговаривают.Руки ее Папы лежат у неё на плечах, когда они вошли в дом, и шесть пар глаз остановились на ней. Избегая их взгляда, она отпускает руки и тихо идёт в свою комнату. Она не хлопает дверью и не фыркает от разочарования. Вместо этого её глаза останавливаются на рисунке, который она сделала, когда ей было двенадцать, подвергая сомнению любовь родителей. Волна печали затопляет её систему, когда ноги отказывают ей. Обхватив их руками, она рыдает в не понимая, почему никто не мог видеть любовь её родителей к ней и друг к другу. Она не понимает, почему она так плачет из-за этого. Руки обвивают её дрожащее тело, и кто-то целует её в макушку. — Я не понимаю! — кричит она. — Я просто не понимаю! — Мими, — раздается нежный голос То-сана. «В течение многих лет я никогда не понимала, почему людям так трудно понять, что вы всё любите друг-друга, и мне больно, когда они обзывают вас, и что я не могу защитить вас от их слов. Я просто не понимаю.» — О, Мими, — раздается голос Папы.  «Моя милая, милая Миён, ты не можешь изменить мнение людей   и то, во что они верят. Ничего страшного, если они не понимают, потому что для нас они не имеют значения. Главное — это ты и мы». Миён встает с колен и бросается в объятия своего Папы, плача о вещах, которые она не может контролировать. Она закрывает глаза, и следующее, что она знает или чувствует, это как пальцы прочесывая её через темные замки сознания. — Добрый вечер, ангел, — говорит Папа ей в макушку, нежно целуя. "Хорошо ли спалось?". —  Да, — тихо говорит она. "Хм." Он делает паузу.   — Хёнджинни, я думаю, это требует времени. Миён пару раз моргает. — Ты так думаешь, Инни? — раздается голос То-сана. "Может быть, ты прав." Она слишком поздно понимает, что происходит, пока пальцы ныряют рядом с ней, из неё вырывается громкий визг и смех. Она извивается, пытаясь вырваться из их хватки, когда понимает, что всё будет хорошо, и они сделают всё, чтобы быть в порядке. Пока она любит своих родителей, а родители любят её, она не будет  заботится о том, что о них подумают другие. (Когда Миён исполняется двадцать пять, рука ее девушки лежит у неё на бедре, а подбородок её парня упирается ей в плечо, она с особой нежностью наблюдает, как её родители взаимодействуют друг с другом. Папа, Аппа и Отец вместе сидят на табурете у пианино, Аппа лежит на своих старших любовниках, нажимая на клавиши пианино, когда пришло время. То-сан, Папуля и Папочка пытаются танцевать, как когда-то, когда были моложе, но их суставы заставляют двигаться медленнее. Па и Дада распевают какую-то песню которая не имеет смысла, но ей достаточно улыбок на их лицах. В конце концов, они действительно оказались в порядке. )