И даже немного больше, чем майонез...

— Хиджиката-кууун…. — Отвянь, Йорозуя, мне через два часа на службу, а ты все никак не успокоишься! — Хиджиката перевернулся на бок, поворачиваясь к Гинтоки спиной, и попытался уснуть, но видимо в эту ночь сон сказал ему «обойдешься, замком» и поспешно капитулировал с поля боя. — Ну Хиджикааатаа-куууун, всего один маленький вопрос… — Гинтоки продолжал ныть на своей волне, прекрасно зная, что Хиджиката сдастся, лишь бы немного поспать. — Ну, чего тебе? — Ты меня любишь? — Ненавижу, а теперь отвали и дай поспать! Хиджиката закрыл глаза и попытался отключить все мысли, чтобы погрузиться в долгожданный сон, но мысли не отключились. Они завозились шумным роем в голове и мешали хоть как-то сосредоточится на том, чтобы снова уснуть. Гинтоки тяжело вздохнул, но продолжать атаку не стал, лишь повернулся к Хиджикате, мягко положил свою руку ему на грудь, немного приобняв, и через пять минут мирно засопел на ухо. А Хиджиката думал… Думал, когда все это началось? Когда отношения из вечных драк, споров и ругани переросло вот в это? Когда он понял, что стал нуждаться не только в том, чтобы выпускать пар на этом кучерявом засранце, но и просто видеть его на улицах Эдо? Когда понял, что пить в компании этого сладкоежки намного приятнее, чем одному? Когда он понял, что может доверить ему свою собственную жизнь и быть уверенным, что тот его не подведет и сделает все, чтобы эту самую жизнь сохранить? Когда он понял, что влюбился в этого несносного, бесполезного, ленивого оболтуса, который 90% своей жизни только и делает что жрет сладости и читает Джамп? Хиджиката не знал, когда это случилось. Сколько бы времени он не провел в раздумьях над этим, ответ не приходил. Да и стоило ли вообще об этом думать, если ему было хорошо? Если рядом с Гинтоки ему было спокойно, уютно и комфортно? Если серые будни, после знакомства с ним, стали ярче, чем светит солнце на небе в один из самых жарких дней. Если присутствие Йорозуи в его жизни стало настолько же важным, как и наличие майонеза в холодильнике или запасной пачки сигарет в кармане? Хиджиката повернулся лицом к Гинтоки, приобнял его, запустив руку в мягкие и пушистые, словно облако, волосы и немного потрепал их. Засранец мирно посапывал, пуская слюнку на подушку. Лунный свет освещал его спокойное и от того такое красивое лицо, что Хиджиката невольно потянулся к нему и, поцеловав в макушку, тихо произнес: — Люблю, и даже немного больше, чем майонез. Солнце светило в глаза, но открывать их не хотелось. Да и зачем? Было так тепло и уютно. Гинтоки прижимался сбоку, обнимая Хиджикату и закинув одну ногу на него. Где-то издалека журчал ручей… Это успокаивало… Стоп. Что? Ручей? Откуда здесь ручей? — Вав! Хиджиката подорвался, и взглянул в сторону. Над ним возвышался Садахару. А то, что он принял за ручей, было не чем иным, как звуки умирающего кита в его желудке. Пёс был голодным и пускал слюни, подобно своему хозяину, который все так же мирно спал, укутавшись по самую макушку одеялом. Только светлые кучеряшки торчали. Хиджиката посмотрел на время и вдруг осознал, что… — Твою мать! Во всем виноват Йорузуя с его тупыми вопросами! Хиджиката никогда в жизни не просыпал на работу. Это было непозволительно! Не по уставу! Впопыхах собираясь, он уже думал, что как только прибежит в штаб, то немедленно совершит сэппуку, а еще лучше, заставит это сделать Ямазаки! А еще лучше, все сделают сэппуку! Он бежал по улицам, злой, раздраженный, но при этом почему-то со счастливой улыбкой влюбленного идиота. Создавалось впечатление, что он летел на крыльях любви… Вот только волна взрыва, которая его снесла с пути, была вовсе не волной любви… — Сого! Мелкий гадёныш! Ты че творишь?! — Яре-яре, Хиджикатааа-сааан. У вас было такое довольное лицо. Я не сдержался. Как жаль, что вы остались в живых. День обещал быть тяжелым. *** В это время, Гинтоки перевернулся во сне и пробормотал: — Я не отдам тебе Хиджикату, Майорин! Сражайся! Или твоя крышечка полетит с горлышка долой!