Ромео так не смог бы

      Грифельный карандаш украдкой, тихо и незаметно, словно шпион в ночи, докатился до края стола и, ударившись с глухим стуком об пол, поспешил спрятаться под кроватью. Рэки лениво проводил его взглядом и даже не пошевелил пальцем, чтобы предотвратить этот побег. Чёрт бы с ним, с этим карандашом. Всё равно Кян вряд ли за него возьмётся в ближайшее время.       Голова невыносимо болела. Парень чувствовал себя так, словно кто-то колошматил его мозг изнутри последние несколько часов. Хотя в каком-то роде это так и было: Рэки весь день сидел за учебниками, нагоняя тот материал, что ему было лень учить за эти месяцы. Близился к концу первый семестр нового учебного года, итоговые контрольные были не за горами, а Кян как всегда профилонил и теперь отдувался.       Баллы юноши по части дисциплин были не ахти, — впрочем, они всегда были средними, — но Масаэ Кян потребовала от сына взяться за ум: последний год старшей школы, как-никак.       Вот Рэки и пичкал свою светлую голову всякими ненужными знаниями из области биологии, матанализа, современного языка и прочих предметов, — что на самом деле ощущалось, как самое настоящее моральное насилие.       Типичная июльская жара, стоявшая за окном, абсолютно не помогала в обучении. Наоборот, из-за неё Кяну было тяжело сосредоточиться, да и силы уходили быстрее. Кондиционер, как назло, сломался, а вентилятор еле двигал лопастями, будто сам помирал от высокой температуры. Даже ветер, поддувавший с улицы через открытое окно, лишь едва-едва колыхал шторы. Казалось, всё в этом мире — и сама природа в том числе — обленилось, и лишь один Рэки почему-то трудился — буквально — в поте лица.       Но и он после усердной зубрёжки уже тоже отказывался функционировать. Казалось, вот-вот из его головы пойдёт пар. Рэки откинулся назад, облокотившись спиной о кровать, и вытянул ноги под котацу, поверхность которого была завалена тетрадками, учебниками и пишущими принадлежностями (не забыть бы потом достать этот чёртов карандаш). Кян окинул эту картину взглядом обречённого и тяжело вздохнул.       Самым обидным было то, что мать запретила Рэки видеться с Лангой. Ей и так не нравилось, что сын где-то гуляет допоздна (и это она ещё не знает, что они с Хасегавой часто возвращаются домой под утро). Но Масаэ Кян всегда была хорошей и понимающей матерью; она практически никогда не ругала Рэки и ничего не запрещала, потому что всецело доверяла сыну. Она вполне лояльно относилась к увлечению парня скейтом, которое частенько не оставляло на Кяне живого места; к его посредственным оценкам; к его ночным похождениям. Поэтому, когда женщина попросила приложить больше усилий в этом учебном году, Кян не стал ей перечить. В период контрольных это предполагало некоторые ограничения на свободу рыжего — но лишь до тех пор, пока он не улучшит оценки. И если временную разлуку со скейтом и «S» Рэки ещё мог пережить, то, когда он услышал, что под запрет попадают и встречи с Лангой, юноша почувствовал, будто его ударили ножом в самое сердце.       Безусловно, парни виделись каждый будний день в школе, на смене в DopeSketch, гуляли вместе после уроков. Вообще это были первые выходные, когда рыжего посадили под негласный учебный домашний арест, но они уже давались с трудом. Рэки хотел бы сейчас рассекать по городу на скейтах с Лангой, а не вот это вот всё, и чем быстрее юноша нагонит материал, тем быстрее он сможет воплотить это желание в реальность. Потому у Кяна не было иного выбора, кроме как грызть, и грызть, и грызть гранит науки, хотя под конец воскресенья он, скорее, грыз уже свои локти.       «Интересно, чем там сейчас Ланга занимается? — с тоской подумал Рэки. — Вот бы он сейчас был здесь...»       Рыжий вперил пустой взгляд в потолок.       — Но я в неволе, мне кричать нельзя, // А то б я эхо довела до хрипа // Немолчным повтореньем этих слов: // Ромео, где ты? Где же ты, Ромео? — Кян зачем-то вдруг процитировал вслух Шекспира. Так, само собой в памяти всплыло. Скейтер сначала усмехнулся — иронично вышло, учитывая ситуацию, — а потом устало провёл рукой по лицу. — М-да, видимо, я перегрелся. Или перетрудился. Или всё сразу.       Перед глазами непроизвольно встал образ Хасегавы. Длинные снежные волосы; молочного цвета кожа; бездонные глаза, голубые, как ясное летнее небо... Да, Рэки очень сильно хотел увидеть своего парня.       Телефон завибрировал, оповещая своего владельца о входящем звонке. Рэки пришлось выпрямиться, чтобы взять его со стола в руки, и скейтер со вздохом подтянулся, проклиная мир за то, что ему снова приходится двигаться. Но приложенные усилия того стоили: звонил Ланга. «Вспомни солнце — вот и лучик», — пошутил про себя Кян, хотя по телу его разлилось приятное тепло. Парень принял звонок и приложил телефон к уху.       — Здравствуй, любовь моя! — тут же раздался в динамике голос Хасегавы. Рэки улыбнулся, чувствуя, как его щёки постепенно наливаются краской: с тех пор, как юноши начали встречаться, Ланга часто обращался к рыжему со всякими милыми прозвищами, а Рэки всегда смущался — каждый раз словно в первый.       — Привет, — тихо проговорил Кян, всё ещё глупо улыбаясь. Услышать голос любимого человека — как раз то, что ему было нужно сейчас, и Рэки почувствовал, как усталость отступила.       — Чем занимаешься? — поинтересовался Ланга.       — Переживаю самый жестокий абьюз в своей жизни, — буркнул Кян. — За учебниками сижу и медленно помираю. Обещал же маме. — Скейтер вздохнул.       — Бедный, – хмыкнул Хасегава. — Помощь нужна?       — Очень, — признался Кян, — но ты же сам знаешь, тебе ко мне нельзя, — грустно добавил он.       — Жаль, — спокойным тоном ответил сноубордист. Расстроенным он совсем не казался. — Ведь я уже тут.       — Что?! — воскликнул Рэки, подрываясь с места, да так резко, что ударился коленкой о дно котацу, и зашипел от боли.       С другого конца провода раздался мягкий приглушённый смех:       — Выгляни в окно.       Рэки встал на ноги, потирая ушибленное место, и направился к окну, прихрамывая — скорее из вредности и недовольства, нежели от боли. Ланга действительно стоял снаружи, в метре от дома, и, завидев Кяна, помахал рукой, не отнимая от уха телефон. У его ног лежал скейтборд, который Хасегава придерживал носком стопы, чтобы тот не укатился.       — Но что за блеск я вижу на балконе? // Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! — вдруг продекламировал Ланга, вытягивая руку вперёд и вверх — к своей «Джульетте»; и при том прочитал выразительно, с интонацией, словно на сцене выступал.       Рэки прыснул в кулак:       — Да ты, наверное, издеваешься надо мной.       «Нет, ну надо же такому случиться, — подумал он, вспоминая, как сам ещё пару минут назад цитировал известного драматурга. — Вот ведь совпадение».       Ланга сначала вопросительно посмотрел на Рэки, но потом улыбнулся:       — Что не так?       — Почему это я Джульетта? — в шутку возмутился Кян и, не дожидаясь ответа, добавил: — Ладно, давай, залезай.       Хасегава довольно кивнул, завершил вызов и убрал телефон в карман. Кян когда-то давно пристроил к дому деревянную рампу, которая начиналась прямо от окна его комнаты и закруглялась к концу в подобие трамплина. Рэки использовал её, чтобы сбегать из дома по ночам, съезжая по конструкции прямо на скейте.       Ланга взял доску в руки и залез на рампу. Роста юноши вполне хватало, чтобы достать до окна, и он сначала просунул в него свой скейт, который Рэки тут же взял в руки и отнёс в угол комнаты. Затем блондин ухватился за оконную раму и, помогая себе ногами, приподнялся, залезая в комнату. Благо, прямо у окна стоял письменный стол Кяна, и Хасегава использовал его для дополнительного хвата и пролез внутрь.       Усевшись на столе и свесив с него ноги, Ланга сначала снял с плеч рюкзак и передал Кяну, который поставил его на пол у изголовья кровати, а потом снял обувь. Затем Хасегава слез со стола и развёл руки в стороны в приглашающем жесте. Рэки, который до этого мялся в паре шагов от парня в ожидании, тут же вытянул руки вперёд и приблизился к нему. Ланга заключил Кяна в объятия, прижимаясь щекой к рыжей макушке, и тот обвил руками его талию, сцепляя руки в замок за спиной сноубордиста и вдыхая знакомый аромат. Как же он скучал по нему.       Парни простояли так около минуты. Кян отстранился первый и чмокнул Хасегаву в губы, улыбнувшись, и Ланга тепло улыбнулся ему в ответ.       — Ну, как ты тут? Держишься? Как успехи? — спросил Хасегава, выпуская Рэки из рук.       — Едва справляюсь. Уж было направился на поиски верёвки и мыла, — ответил Кян с шутливой улыбкой на губах. — Так что ты очень кстати.       Скейтер сел обратно на пол, снова прислонившись спиной к кровати, и Ланга сел рядом с ним.       — В любом случае, что ты тут забыл? — спросил Рэки.       — Подумал, что тебе не помешает компания, — пожал плечами сноубордист. — Кстати, я принёс мороженое и воды.       — Серьёзно?! — Кян тут же оживился. Ланга кивнул и пальцем указал на свой рюкзак. Рэки подобрал его, открыл, и лицо его озарила улыбка: действительно, на дне лежали четыре вафельных стаканчика с ванильным мороженым и бутылка минералки. — Ты мой спаситель!       Рэки достал пачку мороженого, вскрыл упаковку одним резким движением, откусил часть пломбира и блаженно застонал:       — М-м-м. Ты самый лучший парень, Ланга, ты знал об этом?       Ланга лишь снисходительно улыбнулся в ответ и окинул взглядом лежащую на столе гору учебников и тетрадок.       — Совсем тяжело? — сочувственно поинтересовался он.       — А ты как думаешь, — хмыкнул Рэки, языком слизывая пломбир с губ. Ланга непроизвольно проводил взглядом это движение и сглотнул. — Мне кажется, у меня сейчас голова взорвётся.       — Если бы вовремя занимался, то не оказался бы в этой ситуации, — почти нравоучительно, но справедливо заметил Хасегава. Рэки закатил глаза.       — Ой, а сам-то! Я вообще не понимаю, как ты ещё держишься на плаву. Ты ж ни хрена не учишь, — парировал рыжий.       — Это всё мой природный талант, — отшутился Ланга. Но Кян был слишком увлечён поеданием угощения и, казалось, пропустил его шутку мимо ушей. Тогда Хасегава наклонился к парню и прошептал: — На самом деле, я сплю с учителями за хорошие оценки.       Рэки поперхнулся мороженым и рассмеялся, и Ланга тоже довольно улыбнулся: рад был порадовать любимого и услышать его замечательный смех.       — Может, твоя мама втайне ненавидит меня? — предположил канадец, когда рыжий успокоился. — И учёба — это просто предлог, чтобы запретить нам видеться и разлучить?       — Да она любит тебя больше, чем меня, родного сына! — возразил Кян, хихикнув. — Нет, это она скорее меня наказывает.       Скейтер вздохнул.       — Но серьёзно, помощь нужна? — спросил канадец.       Рэки отрицательно покачал головой:       — Ты что, не помнишь, чем это обернулось в последний раз?       Несколько секунд Ланга действительно хлопал глазами в искреннем недоумении.       — Две недели назад. Тест по английскому, — видя ступор парня, подсказал Рэки. — Припоминаешь?       И Ланга вспомнил. Две недели назад у них был проверочный тест по английскому языку по лексике из последнего пройденного юнита. С этим предметом у Хасегавы, который бóльшую часть своей жизни прожил в Канаде, проблем не было, и парень вызвался помочь Кяну. Поднатаскать, так сказать.       Малое за малым, и в юношеские, опьянённые гормонами, в несколько раз усиленными чувством влюблённости, головы пришла глупая и потому привлекательная идея. Сейчас так и не вспомнить, чья она была, но суть заключалась в следующем: участники по очереди пишут на любой части тела партнёра слово на английском. Тот, на чьём теле пишут, должен с закрытыми глазами, ориентируясь на одни лишь ощущения, назвать и перевести загаданное слово. За каждый правильный ответ участник получает поцелуй в то самое место, где записано слово.       Естественно, сначала в ход пошли руки, и какое-то время всё было довольно безобидно и даже забавно. Потом места стало не хватать, и пришлось оголять другие участки тела, спрятанные под одеждой. Слова плавно перекочевали с рук на плечи, с плеч — на шею, с шеи — на мышцы груди, с груди — на рёбра и бока, оттуда — к мышцам пресса, а там и ниже. Чем дальше, тем более горячими и чувствительными становились выигрышные поцелуи и менее невинной становилась игра, пока про неё совсем не забыли. Стоит ли говорить о том, что в итоге подготовка к тесту стала самой последней вещью у парней на уме?       Впрочем, оба скейтера изначально отдавали себе отчёт в том, что это было лишь предлогом для интимной близости. Но метод оказался вполне эффективным: слова действительно запоминались, но лишь первые пятнадцать — потом было не до этого. Проблема возникла там, где меньше всего ждали: маркер, которым юноши пользовались, оказался трудно смываемым. Вот ведь ору и смеха было-то! Надписи окончательно стёрлись лишь после целого дня тщательного мытья, половины бутылки геля для душа и одной убитой мочалки.       Детали того вечера против воли всплыли в памяти Ланги. Он вспомнил рваные стоны Рэки; пошлый румянец на щеках; ощущение его упругого и хорошо слаженного тела под собой; мягкие и припухшие губы Кяна, приоткрытые в полу-вздохе, в ожидании очередного поцелуя; с какой охотой рыжий реагировал на ласки Хасегавы, и как послушно его тело отзывалось на любое касание канадца, такое податливое, будто разомлевшее в его руках.       Хасегава почувствовал, как щёки его начали гореть, и посмотрел на Кяна. Тот, поймав взгляд парня, поспешил стыдливо отвести свой и прикрыть лицо ладонью, но Ланга уже успел заметить, что рыжий тоже был смущён. Скорее всего, они сейчас думали об одном и том же, и от этого осознания канадца бросило в жар. В горле пересохло, а в глазах на мгновение потемнело от внезапно накрывшего желания взять рыжего прямо здесь и сейчас. В паху предательски заныло. Хасегава сделал глубокий вдох в попытке успокоиться и непроизвольно скользнул взглядом по паху Кяна, с удовольствием отмечая припухлость в его шортах.       Рэки продолжил неловко жевать мороженое, а Ланга неотрывно наблюдал за ним, жадно провожая взглядом каждое движение его рук, губ и языка. Так они и сидели в тишине. Хасегава был рад, что он никогда не был особо разговорчивым человеком, ведь это означало, что и сейчас от него не ждут, что он будет разбавлять повисшее молчание болтовнёй — это было прерогативой Кяна. И Ланга не смог бы, даже если бы попытался; у него элементарно не получилось бы связать слова в предложения, потому что сейчас его мысли заняты отнюдь не разговорами.       Тем временем Рэки доел мороженое и теперь слизывал его подтаявшие остатки со своих пальцев. Ланга заворожённо наблюдает, как пухлые губы мягко смыкаются вокруг кончиков пальцев. Сначала большого, затем указательного, среднего... Рэки вытаскивает каждый палец изо рта с неприличным влажным причмокивающим звуком, и Хасегава непроизвольно облизывает губы.       Юноша не выдерживает и перехватывает руку Кяна.       — Ты пропустил, — на выдохе проговаривает Ланга. Затем наклоняется и берёт указательный палец в рот. Сначала парень несильно прикусывает кончик, тут же облизывая его, чем вызывает мурашки у Рэки, а затем берёт ещё глубже, до средней фаланги, и медленно ведёт языком по всей длине пальца. И всё это — неотрывно смотря в глаза Кяна. Поэтому Ланга чётко видит момент, когда Рэки нервно сглатывает. «Неплохо для начала». Плотно обхватив палец губами, Хасегава нарочито медленно вытаскивает его изо рта.       — С-спасибо, — выдаёт Рэки с бешено стучащим сердцем. Ланга слишком сексуален, но когда он пытается соблазнить Кяна, его привлекательность превосходит все мыслимые и немыслимые границы. В штанах уже очень тесно. Честности ради, Хасегаве можно просто посмотреть на Кяна с желанием в глазах, чтобы тот завёлся с пол-оборота.       Рэки скользит взглядом по губам Ланги, неровно дыша.       — Ещё где-нибудь осталось? — низким голосом спрашивает он и ухмыляется, почти моментально поддаваясь игривому настроению.       — Угу. Вот здесь, — кивает Хасегава и проводит пальцем по нижней губе Кяна. — Ай-яй-яй, как же неаккуратно ты ешь, Рэки, — усмехается блондин.       Рэки наклоняется ближе, и Ланга тянется вперёд ему навстречу.       — Поможешь? — выдыхает рыжий прямо в губы парню, кладя ладонь тому на затылок и притягивая ближе к себе.       — С радостью, — шепчет Ланга, кладя руки на талию Рэки, и накрывает его губы своими.       Ощущение тёплых, влажных губ любимого человека ни с чем не сравнить, и Рэки полностью растворяется в этом приятном чувстве, с охотой отвечая на поцелуй. Уже через несколько секунд Кян лежит на полу, а Хасегава нависает над ним, и всё это не отрываясь друг от друга. Ланга располагается между бёдер Рэки, и рыжий закидывает свои ноги ему за спину, сводя пятки и прижимая крепче к себе. Хасегава задирает футболку Кяна и проводит рукой от рёбер вниз, до пояса шорт, и Кян прогибается в спине, на мгновение прерывая поцелуй, чтобы прерывисто вздохнуть. Он как будто становился в разы чувствительнее, и каждое касание словно посылало по его телу разряд тока. Ланга снова ловит губы Рэки и на этот раз целует уже более настойчиво, периодически покусывая. Затем он ведёт рукой обратно вверх, едва касаясь смуглой кожи, чем заставляет рыжего то и дело вздрагивать, пока не добирается до груди. Хасегава кончиками пальцев сжимает сосок Кяна, и тот откровенно стонет в поцелуй. Рэки непроизвольно трётся о пах Ланги, чувствуя возбуждение в штанах парня. Теперь уже Хасегава стонет в поцелуй.       Канадец отстраняется, тяжело дыша, и рыжий чувствует, что ему тоже не хватает дыхания.       — Рэки, я хочу тебя, — на одном дыхании выдаёт Хасегава, и у Кяна, как всегда в такие моменты, замирает сердце от обезоруживающей прямолинейности парня.       Рэки с лёгкостью читает мольбу во взгляде канадца, да и от собственного возбуждения в шортах тесно, и рыжему приходится по крупицам собрать остатки самообладания и рассудительности. Кян приподнимается на локтях с широкой ухмылкой на лице и хихикает:       — Ты ведь знаешь, что одним разом мы не ограничимся?       Подумав, юноша кивнул.       — Не вижу проблемы, — пожал он плечами. — Это звучит для меня не как повод остановиться, а скорее, наоборот, лишь распаляет желание продолжать.       Рэки устало вздохнул. Ланга всегда так.       — У меня жопа и живот будут болеть потом как не знай, что! А нам завтра в школу, вообще-то, — возразил рыжий.       — Я понесу тебя на руках, — тут же отозвался Хасегава с твёрдой решимостью во взгляде и голосе.       Кян снова покачал головой, на этот раз со снисходительной улыбкой на лице, и мягко погладил Лангу по щеке:       — Мне нужно заниматься, милый. Мне тошно от этого запрета, и я хочу вновь видеться с тобой, как раньше, и посвящать тебе всё своё время, но для этого мне нужно постараться сейчас.       Звучало искренне и убедительно. Хасегава печально вздохнул, сдаваясь, и отпустил Кяна. Парни вновь приняли сидячее положение, и Рэки пододвинулся к котацу, чтобы вернуться к учебникам.       — Но я могу хотя бы остаться здесь с тобой? — с надеждой спросил Ланга. Глаза его были большие, как у брошенного щенка, и Кян, не сдержавшись, хихикнул.       — Конечно, — кивнул рыжий. — Если обещаешь не отвлекать.       — Я не буду мешать! — пообещал Хасегава.       Рэки вновь взялся за учёбу. Первые пятнадцать минут блондин своё обещание честно сдерживал. Он лёг на кровать Кяна и молча наблюдал за рыжей макушкой. Затем он стал со скуки перебирать короткие огненные пряди, ласково и нежно. Не встретив сопротивления, Хасегава стал уже несильно дёргать за волосы, но Рэки продолжал и это игнорировать. Тогда Ланга драматично вздохнул, привлекая внимание и всем своим видом показывая, как ему скучно и одиноко. Кян к нему не повернулся.       Хасегава совсем сник. Любимый человек совсем рядом — стоит лишь руку протянуть, — но они не могут провести время вместе. Да ещё и чувство неудовлетворённости портило настроение.       Рэки не мог сосредоточиться на конспектах. Он пробегал взглядом по словам, но совершенно не улавливал смысл прочитанного. Все мысли его занимал лишь Ланга. Вот он, лежит прямо позади него, в кровати Кяна — бери не хочу. Но нельзя было. А сознание как назло подкидывало пикантные картинки более интересных вещей, которыми можно было бы заняться помимо домашки. Ещё и Хасегава отвлекать начал... Рэки изо всех сил делал вид, что ничего не замечает.       Тогда Ланга слез с постели и сел прямо позади Кяна, расставив ноги по обе стороны от рыжего. Получилось так, что скейтер сидел прямо между его ног, и Хасегава придвинулся ближе, обнимая своего парня со спины и положив голову тому на плечо. Рэки едва заметно улыбнулся. Было жарко, но объятия Ланги стоили того, чтобы попариться. Кян на мгновение повернул голову, чтобы чмокнуть блондина в щёку, и продолжил делать записи в тетради.       Поцелуй угомонил Хасегаву, но ненадолго. Сначала он лениво смотрел через плечо Кяна, как тот переписывает текст с учебника, но потом и это ему наскучило. Ланга просунул руки под футболку Рэки и принялся водить кончиками пальцев по его прессу. Кян вздрогнул и на мгновение забыл, как дышать. Его самообладание давало трещину. Словно почувствовав, что рыжий готов уступить, Ланга приступил к следующему этапу соблазнения. Он поцеловал Кяна за мочкой уха, перед этим обдав его горячим дыханием. Не дожидаясь протестной реакции, Хасегава стал неторопливо прокладывать дорожку из влажных поцелуев. Сначала он медленно целовал шею, чувствуя, как учащается сердцебиение Кяна, потом оттянул ворот футболки и перешёл на плечо. Ручка с тихим звуком выпала из пальцев Рэки, когда тот прикрыл глаза от удовольствия и слегка наклонил голову в сторону, давая больше пространства для ласки. Ланга победно ухмыльнулся, но не остановился. Кян дышал громко и поверхностно. С его губ сорвался тихий, едва слышимый стон, когда Хасегава провёл горячим влажным языком по его шее, и рыжий вздрогнул, когда блондин его внезапно укусил.       Рэки резко отодвинул от себя стол, чуть не свалив всё, что лежало на нём, и вскочил на ноги. Ланга не успел среагировать и задержать его, и руки юноши так и остались висеть в воздухе.       — Что такое? — недоумённо спросил Хасегава, опомнившись.       Кян стоял в двух шагах от него, весь пунцовый от смущения, и неловко потирал шею. Глаза его бегали туда-сюда по комнате, избегая смотреть на канадца.       «Чёрт, чёрт, чёрт, — мысленно чертыхнулся Рэки. — Если всё так и продолжится, я не выдержу и накинусь на Лангу сам. Блять, я так его хочу, так хочу... Но нельзя! Вся семья дома: мама, сестрёнки... Если услышат, нам пизда. Мало того, что Ланге здесь быть нельзя, так если ещё и за сексом спалят, столько шуму будет! Нужно срочно что-то придумать».       — Я... Эм... — Кян судорожно искал повод уйти из комнаты, чтобы дать им обоим время остыть. Может, стóит передёрнуть разок-другой, чтобы уж наверняка. Скейтер продолжал бегло осматривать комнату, и тут его взгляд зацепился за рюкзак Ланги. Юношу осенило. — Точно! Я... я пойду положу мороженое в морозилку, чтобы не растаяло.       Скейтер нервно улыбнулся и, не дожидаясь разрешения Ланги, подошёл к изголовью кровати, поднял с пола рюкзак и направился к двери.       Не успел Рэки коснуться ручки, как тут в дверь, прямо на уровне его глаз, упёрлась рука. Кян от неожиданности задержал дыхание. Хасегава стоял слева и чуть позади него, преграждая путь. Рэки выпустил рюкзак из рук, и тот с глухим звуком упал на пол.       — Не так быстро, Рэки, милый, — низко и томно проговорил Ланга, наклоняясь к уху Кяна и обдавая его горячим дыханием. По спине у Рэки пробежали мурашки. Если бы он не знал Хасегаву, то решил бы, что ему сейчас угрожают.       Кян обернулся. Губы Ланги были растянуты в полуухмылке, глаза прищурены. Будь то проделки света или воображение рыжего, но, казалось, светло-голубые глаза Хасегавы теперь потемнели. Не от злости — от желания. Ещё не осевшее возбуждение Рэки вспыхнуло новой силой. Ланга редко когда был таким — доминантным и грубым; чаще всего он был нежным и заботливым, и Рэки нравилось это, правда нравилось; с Хасегавой любой секс был сродни божьему благословению. Но когда подобное случалось, и Ланга включал другую свою сторону, это всегда заводило Рэки не меньше.       Хасегава коснулся шеи Кяна, в том месте, где особенно сильно выступал шейный позвонок, и медленно провёл указательным пальцем линию вниз, вдоль позвоночника, останавливаясь в ложбинке между ягодицами рыжего. Рэки отчётливо ощущал каждое прикосновение даже сквозь одежду и рефлекторно поддался назад, когда Ланга дотронулся до интимного места, на что Хасегава лишь улыбнулся.       Ланга перестал опираться о дверь и выпрямился. Одной рукой он придерживал Кяна за талию. Второй рукой юноша накрыл ладонь Рэки и направил вниз, к паху рыжего. Кян почувствовал, как, направляемый Лангой, своей же ладонью касается собственного члена через ткань шорт. Затем Хасегава надавил, заставляя скейтера сжать своё достоинство в руках.       Канадец тоже чувствовал возбуждение в шортах парня, хоть и не касался напрямую, и оно отзывалось в его собственном паху. Член пульсировал, стесняемый тканью (чёрт его надоумил надеть джинсы летом).       Рэки шумно втянул воздух через нос и запрокинул голову. Колени задрожали от резкой ласки. Хасегава стал медленно водить ладонью Кяна вверх-вниз, поглаживая возбуждённый орган через ткань:       — Ай-яй-яй, — цокнул блондин. — Посмотри на себя. И ты ещё собирался выйти из комнаты в таком виде? Не стыдно вам, молодой человек? — насмешливо и игриво проговорил он.       Рэки что-то невнятно промычал. Сознание уже уплывало далеко-далеко; рыжий терял последние остатки самообладания. Хотелось пойти на поводу у желаний и отдаться Ланге прямо тут и сейчас.       Словно читая мысли своего парня, Хасегава перестал поглаживать его член и отпустил ладонь, на что рыжий протестно дёрнулся. Вместо этого Ланга упёрся пахом в зад Кяна, нежно взял того за подбородок, разворачивая лицом к себе, встречаясь с уже затуманенным взглядом медовых глаз.       — Кажется, у нас обоих проблемка, — проговорил он, намекая на собственное возбуждение, которое Кян отчётливо ощущал даже сквозь ткань джинс. — Ты не можешь выйти в таком виде, Рэки. Вдруг тебя увидят? Давай поможем друг другу, — эту фразу Ланга прошептал прямо Кяну в губы. — Ну что, согласен?       Рэки, не в силах сопротивляться, тут же согласно закивал. Где-то на задворках сознания возникла мысль, что это плохая идея, что они с лёгкостью могут сейчас попасться за непотребными вещами. Но Кян тут же прогнал её. Перед Лангой было невозможно устоять, и Рэки готов сделать всё, что тот только пожелает.       — Умница, — низким голосом довольно проговорил Хасегава и наградил своего нетерпеливого парня поцелуем, сразу проталкивая язык в горячий рот Кяна.       Когда воздух в лёгких закончился, Ланга прервал поцелуй:       — Упрись обеими руками в дверь и расставь ноги чуть шире, — велел Хасегава, и Рэки тут же подчинился, в процессе невольно прогибаясь в спине. Ланга одобрительно хмыкнул и наклонился к уху Кяна. — Держи дверь крепче. Ты же не хочешь, чтобы кто-то открыл её и увидел, чем ты тут занимаешься вместо учёбы.       Ланга нежно провёл ладонью по правой ягодице парня, поглаживая, и Рэки мысленно поблагодарил его за то, что тот велел упереться в дверь: рыжему точно нужно было хоть за что-то держаться.       — И ни за что — слышишь? — ни за что не убирай рук и не своди ноги вместе. Что бы я ни делал, не двигайся и не меняй позу. Хорошо? — дал последние указания сноубордист.       — Что ты задумал? — не мог не задать вопрос Кян, недоверчиво покосившись через плечо назад.       — О-о, тебе понравится, — протянул Ланга и запустил руки скейтеру под футболку.       Хасегава оставил поцелуй на левом плече Кяна, затем ещё один — у основания шеи, везде, где мог достать, продолжая гладить бока скейтера. Затем он задрал футболку парня и провёл дорожку из поцелуев вдоль линии позвоночника, постепенно опускаясь всё ниже на колени, пока не достиг линии шорт.       Секунда — и одним резким движением Ланга стаскивает с Рэки шорты вместе с трусами. Более не скованный одеждой, член Кяна дёрнулся, пачкая футболку предэякулятом. Ноги парня предательски задрожали.       Взгляду канадца предстаёт шикарная картина: аппетитная задница Кяна, уже немного раскрытая из-за позы, в которой тот стоял. Юноше нравится то, что он видит. Ланга оглаживает ягодицы скейтера обеими руками, то сводя, то разводя их, и с наслаждением наблюдает, как сжимается и разжимается дырочка Кяна. Он оставляет поцелуй сначала на одной, затем на второй ягодице, а затем лижет промеж них. Рэки, почувствовав, как язык прошёлся по его анальному отверстию, совсем этого не ожидавший, непроизвольно качнулся вперёд, но Ланга предупреждающе укусил Кяна в ягодицу и положил руки на бёдра, удерживая парня.       — Кому сказал не двигаться, — сурово напомнил блондин.       — Я не специально! Я ж не знал, что ты сразу жопу лизать полезешь, — покосившись назад через плечо, возмутился рыжий громким шёпотом — вот сейчас уж точно нельзя повышать голос и привлекать внимание семьи.       — Будешь рыпаться или возмущаться — войду без растяжки, — пригрозил Ланга.       Естественно, он бы так никогда не сделал — ни с одним своим партнёром, тем более с Рэки, — но наблюдать за реакцией скейтера было забавно. От негодования Кян возмущённо то открывал, то закрывал рот, но перечить не стал и лишь обиженно отвернулся.       Все обиды позабылись, когда Ланга вновь провёл языком по ложбинке. Удерживая Кяна за ягодицы на месте и немного разведя их в стороны, Хасегава толкнулся кончиком языка внутрь Рэки. Скейтер охнул. Стенки ануса рефлекторно сжались, и Хасегава помассировал яички парня, чтобы тот немного расслабился. Когда это сработало и напряжение в мышцах ослабло, Ланга толкнулся языком дальше. Кян тихо застонал. Это было так приятно. Хасегава тут же стал двигать языком, смачивая всё внутри слюной: вверх, вниз, в стороны — насколько позволяло узкое пространство.       Через несколько минут подобных махинаций, почувствовав, что устаёт, канадец с хлюпающим звуком вынул язык, облизнулся и стёр стекавшую с подбородка слюну. Рэки облегчённо выдохнул, получив передышку от сводящих с ума ощущений. Ланга, прикола ради, слегка подул на смоченный проход и с ухмылкой наблюдал, как он сжался, когда Кян вздрогнул, и как по коже его пошли мурашки. «Ну как ребёнок малый, ей богу», — подумал про себя рыжий скейтер, но вслух ничего не сказал, помня об обещании парня.       Тем временем Ланга встал в полный рост, расстегнул джинсы и снял их, не глядя откидывая куда-то на кровать. Парень остался в одних боксерах, и с приходом долгожданной свободы накопившееся за всё это время возбуждение стало чуть более терпимым. Член стоял колом, а нижнее бельё слегка намокло в районе его головки, но Хасегава ещё не мог позволить себе думать о собственном удовлетворении. Сперва нужно было позаботиться о комфорте и здоровье Кяна.       Он приблизился к парню, кладя ладони на талию, и наклонился, поцеловав в плечо.       — Теперь, мой хороший, — горячо прошептал он на ухо рыжему, — мы с тобой совместим приятное с полезным.       Ланга опустил руку вниз, слегка касаясь дырочки Кяна, и нежно обвёл круг мышц подушечкой пальца, слегка надавливая, вводя самый кончик внутрь.       — Я задам тебе парочку вопросов. За каждый правильный ответ, — Хасегава вытащил палец из ануса, и Рэки протестно замычал, — буду добавлять по пальцу внутрь. Понятно?       — Что за извращённая викторина? — хмыкнул Кян.       Ланга несильно шлёпнул скейтера по заднице. Тот вздрогнул, едва не подпрыгнув, и закусил губу.       — Всё понятно? — повторил свой вопрос Хасегава, уже на тон серьёзнее.       Рэки судорожно кивнул.       — Молодец, — похвалил Ланга. — Только помни: никаких громких звуков. Мы же не хотим, чтобы сюда сбежалась вся твоя семья? — Парень провёл рукой по рыжим волосам на голове, поглаживая. — Но ты же у меня умница и постараешься вести себя тихо, ведь так? Я ведь прав?       Ласковый и одновременно властный тон блондина сводил с ума. Кян снова судорожно закивал и нетерпеливо толкнулся задом назад, прогибаясь в спине чуть больше.       — Вот и славно, — кивнул Хасегава. — А теперь побудь хорошим мальчиком. Оближи мои пальцы.       Ланга поднёс к лицу Рэки руку, и тот с готовностью исполнил волю парня. Он провёл языком от середины ладони Хасегавы до кончика среднего пальца, а потом взял его весь в рот. Кян плотно сжал губы, прижал язык к пальцу и принялся активно вести головой вверх-вниз. Во рту скейтера было так влажно и горячо, что у канадца сбилось дыхание. Да ещё и рыжий облизывал и сосал его пальцы так, словно делал минет, и стоило Ланге представить это, как член болезненно дёрнулся. Хасегава с трудом подавил желание поставить Рэки перед собой на колени и выебать в рот. Он заставил Кяна взять указательный палец, а затем и безымянный, и таким образом рыжий усердно смачивал уже три пальца. Картина маслом.       Решив, что с него достаточно, Ланга вынул пальцы изо рта Рэки. Между всеми тремя тянулась вязкая ниточка слюны, и была в этом своя эстетика. «Идеально», — подумал сноубордист, ухмыльнувшись, и снова опустил руку, водя влажным от слюны пальцем по колечку мышц, но не проникая внутрь, будто дразня рыжего.       — Итак, первый вопрос. — Ланга задумался. — Символ солнца и любимый цветок Аматэрасу?       — Хризантема, — Кян усмехнулся. — У тебя все вопросы такими идиотскими будут?       — Нет, — пожал плечами Ланга. — Мне просто не терпелось поскорее сделать это.       Хасегава одним резким движением ввёл первый палец. Внутри Рэки было так горячо, что парень на мгновение аж обомлел. Кян слегка поддался вперёд, но лишь от неожиданности. Растяжка в принципе поначалу не особо приятный процесс, но один палец парень мог вытерпеть: всё-таки скейт приучил его к боли.       Ланга решил не терять время и сразу же стал двигать пальцем, то почти вытаскивая его весь, то загоняя до упора, но делая это медленно, чтобы не добавлять дискомфорта драгоценной заднице своего парня. Рэки, казалось, был в порядке, поэтому Хасегава, недолго думая, задал следующий вопрос:       — В каком году началась «реставрация Мэйдзи»?       — Э-э-э... — Тут уже пришлось поразмыслить. Кян задумался, а Ланга терпеливо ждал ответ, продолжая растягивать своего парня одним пальцем. — Тысяча восемьсот... шестьдесят седьмой? — предположил рыжий. — Нет, нет! Шестьдесят восьмой! — тут же исправился он.       — Молодец, — похвалил Хасегава и в награду добавил второй палец. Тут уже Рэки зашипел: зуд в районе ануса заметно усилился, и внутри всё горело. — Дыши, — посоветовал блондин.       Рэки послушно сделал глубокий вдох, а затем такой же глубокий выдох, и Ланга перестал двигаться, в ожидании, когда парень привыкнет. Через минуту Кян поёрзал, проверяя ощущения, и стал потихоньку сам насаживаться на пальцы, со временем увеличивая длину.       — Хороший мальчик, — вновь похвалил Хасегава. — Умный, — и без предупреждения вогнал оба пальца до упора, чем выбил весь воздух из лёгких Кяна. Отдышавшись и придя в себя, рыжий обернулся и угрюмо посмотрел на Лангу. — Ладно, ладно. Извини. Не удержался, — попросил прощения канадец, хоть и не выглядел так, будто раскаивается в чём-то.       Ланга потратил несколько минут на то, чтобы достаточно растянуть Рэки, то вводя, то выводя пальцы, то раздвигая их на манер ножниц, то вновь соединяя. Кян тяжело дышал, но даже по его лицу вскоре было видно, что он готов продолжить.       — Тяжеловато думать становится, не так ли? — довольно улыбнулся Хасегава. — Я упрощу тебе задачу. Хм... Назови трёх любых японских классиков.       Рэки вздохнул, подключая все имеющиеся из школьной программы и собственного кругозора знания. «В жизни бы не подумал, что буду вспоминать курс японской литературы, пока мой парень долбит меня пальцами в жопу, — пронеслось у скейтера в голове. — Вот вообще сейчас не до этого». Всё, о чём Кян мог думать, — Ланга и то, что он вытворял с ним. Рэки чувствовал, что пальцев ему становится недостаточно.       — Акутагава Рюноске... — прохрипел скейтер первое имя. Ланга кивнул. — Абэ Кобо... — Хасегава укусил плечо парня, а затем принялся посасывать кожу в том же месте, оставляя засос. Рэки запрокинул голову назад. Думать было уже просто нереально. — Кёка... Кёка Идзуми.       Кян едва успел прикрыть рот рукой, сдерживая стон, когда вошёл третий палец. Глаза защипало от слёз. Дышать становилось всё труднее и труднее. Ланга постепенно проталкивал все три пальца вперёд, а Рэки тихо скрёб ногтями дверь.       — Блять, блять, блять, блять, блять... — судорожно шептал он на каждый сантиметр, который принимал в себя. Хасегава вновь остановился, давая время привыкнуть к ощущениям, и принялся покрывать поцелуями шею и спину парня — всюду, где мог достать, — чтобы снизить дискомфорт.       — Ты молодец, Рэки, ты просто умничка, — приговаривал блондин.       Кян закусил губу и, тихо шипя, начал двигаться. На секунду Ланга испугался, что перегнул палку и что это всё — слишком для Рэки. Но рыжему, наоборот, не терпелось перейти к более серьёзным вещам.       — Давай, что там дальше? — поторопил скейтер, словно бросая вызов.       Это будто вывело Хасегаву из оцепенения.       — Ты замечательно справляешься, Рэки. Остался последний вопрос. — Кян что-то невнятно промычал в ответ. — Как насчёт лёгкой математики?       — Ты, блять, издеваешься... — выдохнул рыжий, зажмурившись, насаживаясь особенно сильно.       — Ну, ну, — Ланга погладил парня по спине. — Замри. Тебе сейчас потребуется сосредоточиться на числах. Так что не двигайся, я сделаю всё за тебя.       Рэки послушно остановился. Ланга начал двигать пальцами вперёд-назад, постепенно наращивая ритм. У Кяна всё поплыло под глазами.       — Сколько будет, — блондин понемногу ускорял движения, — триста шестьдесят семь… — ещё быстрее, — плюс… сто двадцать девять?       К тому моменту, как юноша озвучил свой вопрос, он уже двигал пальцами так быстро, насколько позволяла дырочка Кяна. Рэки было не до вычислений. Казалось, Хасегава прямо-таки вытрахивал из него способность адекватно размышлять. Складывать десятки, сотни... Сейчас это казалось непосильной задачей. Рэки хотел Лангу, хотел всего и без остатка.       — Четыреста... восемьдесят... шесть... — едва проговорил юноша, произнося каждое слово на выдохе. Он даже не понял, как сумел решить пример, и тут же забыл, что сказал в качестве ответа. Ноги подкашивались, неприятные ощущения давно стихли — осталось лишь желание, — и тот факт, что Кян ещё не чувствовал в себе Лангу, заставлял жалобно хныкать в ожидании большего. — Блять, Ланга, я так больше не могу. Пожалуйста...       Заканчивать фразу не пришлось. Хасегава сразу понял, что его парень имел ввиду, о чём просил. Он любил видеть Рэки таким. Любил, когда тот умолял войти в него; когда стонал и жалобно скулил, прося разрядки. Ему нравилось, что удовольствие Кяна было в его руках, и он бережно и добропорядочно относился к возложенной на него ответственности. «Ну как я могу тебе отказать?» — подумал скейтер с ухмылкой на лице.       Ланга вынул пальцы. Рэки, которого уже периодически пробивала дрожь, опустил голову вниз в попытке отдышаться. Стенки ануса то сжимались, то разжимались; всё нутро требовало, чтобы образовавшуюся пустоту немедленно чем-нибудь заполнили. Хасегава сделал шаг назад, секунду любуясь на открывшуюся картину, а потом поспешил снять боксеры. Он слишком поздно вспомнил про презерватив и мысленно чертыхнулся, но сейчас уже было не до его поисков.       Рэки вздрогнул, когда Ланга наклонился и в который раз за последнюю четверть часа лизнул его дырочку. Затем Хасегава выпрямился, и обхватил ладонью головку собственного члена, и несколько раз провёл рукой по всей его длине, распределяя выделившуюся естественную смазку. Затем слегка надавил на поясницу рыжего, заставляя больше прогнуться в спине. Придерживая Кяна за ягодицу и немного раскрывая его, Ланга приставил головку ко входу. Рэки с озорной ухмылкой оглянулся назад:       — Что, без смазки?       — Щас достану растаявшее мороженое — будет тебе смазка, — буркнул блондин. Хрена с два он сейчас остановится!       — Не надо, — отказался Кян, хихикнув. — А то у меня жопа слипнется. Буквально.       — У нас что, есть силы шутки шутить? — наклонившись к Рэки, грозно прошептал — почти прошипел — Ланга. Рыжий сглотнул. — Ты у меня сейчас собственное имя забудешь. И помни: веди себя тихо.       Канадец стал медленно водить членом меж ягодиц Кяна, но не входил, тем самым дразня его, и юноша, то и дело поддаваясь назад, сам нетерпеливо тёрся о достоинство Хасегавы.       — И вообще-то, — Ланга грубо схватился за волосы на затылке Рэки и резко потянул за них юношу на себя, — ты ошибся в вычислениях. — Он отпустил Кяна, и тот тяжело вздохнул, принимая исходное положение. — Правильный ответ... — Хасегава пристроился прямо ко входу, — четыреста девяносто шесть!       Рэки не смог сдержать громкого стона, когда Ланга резко толкнулся в него, входя сразу наполовину. Рыжий запрокинул голову назад, судорожно глотая ртом воздух; слёзы навернулись на глаза. Хасегава тоже тихо застонал, прикрыв глаза от удовольствия, наслаждаясь долгожданными ощущениями. Внутри Кяна было так узко и так горячо, и стенки внутри так сильно сжимали его член, привыкая, что блондин был готов кончить уже только от этого. Он невероятным усилием воли заставил себя замереть и не начать сразу же вдалбливаться в скейтера, давая тому время прийти в себя.       Рэки, поняв, что он только что случайно сделал, тут же прикрыл рот рукой. Да его ж сейчас, скорее всего, вся семья слышала! Парень в ужасе распахнул глаза. Сердце забилось пуще прежнего.       От испуга Кян непроизвольно сжал член Хасегавы особенно сильно, и тот тихо зашипел. Он стал целовать спину Рэки, одной рукой проскальзывая под футболку скейтера и сжимая подушечками указательного и среднего пальцев его набухший сосок; ладонью второй руки сноубордист обхватил твёрдый член Кяна и принялся водить по нему вверх-вниз, надрачивая. Ласки сработали, и совсем скоро Рэки расслабился, прикрывая глаза и отдаваясь приятным ощущениям.       Внезапно в коридоре послышались шаги, и уже через несколько секунд раздался стук в дверь:       — Рэки, милый, у тебя там всё хорошо?       Мама. Кян от испуга чуть не отскочил от двери, едва не свалившись вместе с Хасегавой на пол. Он застыл на месте и задержал дыхание. Сердце ушло в пятки. «Если она сейчас зайдёт в комнату, нам пизда», — одна единственная мысль набатом стучала в голове, и стоило рыжему представить это, как желудок скрутило. Парень ещё крепче вцепился в дверь, удерживая её, и подушечки его пальцев побелели, холодея.       — Д-да, всё хорошо! — отозвался Рэки, надеясь, что через дверь не будет слышно, как сильно дрожит его голос.       — Точно? — обеспокоенно переспросила Масаэ Кян. — Мне кажется, я что-то слышала. Ты не поранился?       — Умф, — едва успел подавить очередной стон Рэки, вовремя прикусив ребро ладони, потому что Ланга, мать его, начал двигаться.       Хасегава, не прекращая ласкать тело и член Кяна, стал медленными, размеренными движениями толкаться в него. Скейтер тихо застонал, глуша звуки прижатой ко рту ладонью, и зажмурился. Ему было так страшно, но так хорошо внизу, что Рэки, сам того не осознавая, двигал бёдрами навстречу.       — Рэки? — позвала женщина, и рыжий вспомнил, что она всё ещё ждёт от него ответа.       — Да, точно, не переживай! Я, эм... — Скейтер судорожно соображал, а Ланга, лизнувший мочку его уха, совершенно не помогал в этом. — Я ударился мизинцем о ножку стола. Но всё нормальн-ах! — В этот момент Хасегава одним резким движением вошёл во всю длину. Рэки тихо всхлипнул.       Прошла секунда, другая. Кян с замиранием сердца ждал, что будет дальше.       — Ну как скажешь, сынок, — послышалось по ту сторону двери. Раздался звук удаляющихся шагов. Парни замерли. Даже Ланга, который только что чуть не спалил их, выкидывая такие неожиданные и очень рискованные штуки, остановился.       Они простояли минуту в полной тишине, чуть ли не дыша, внимательно прислушиваясь. Вроде за дверью никого не было.       Убедившись, что опасность миновала, Кян рассерженно взглянул на Хасегаву через плечо.       — Ты еблан?! — зашипел юноша. — Ты что творишь?! А если бы нас спалили?!       Ланга толкнулся ещё раз, резко и сильно, почти полностью выходя, а затем до упора насаживая Кяна на свой член, тем самым заставляя того замолчать. Рыжий тихо взвыл.       — Ну не спалили же, — пожал плечами Хасегава. Казалось, вся эта ситуация его забавляла — и в какой-то степени это и было так. Адреналин, подскочивший в крови Ланги ещё в тот момент, когда он раздел Рэки, опьянял и заставлял забыть о всяком здравом смысле. Сноубордист снова стал медленно двигаться.       — И к тому же, — Хасегава наклонился к Кяну, — если тебе так не нравится то, чем мы сейчас занимаемся, то почему ты не остановил меня, Рэки? Почему без лишних раздумий беспрекословно последовал моим указаниям? — Ланга понизил голос до едва различимого шёпота: — Я скажу тебе, Рэки. Потому что ты такой же извращенец, как и я. Посмотри на себя: стонешь подо мной, охотно подставляя свой зад, пока в доме находится вся твоя семья. И тебе это нравится. Тебя это возбудило так же сильно, как и меня.       Кяну нечем было возразить, ведь Ланга оказался абсолютно прав. Он так сильно хотел своего парня, что наплевал на все рамки приличия и пошёл на риск.       Хасегава сжал член Кяна у самого основания, и рыжий шумно втянул воздух через нос.       — Скажи это, — велел канадец, переставая двигаться. — Признай, что ты настолько сильно меня любишь, и умоляй позволить тебе кончить.       — Блять, Ланга-ах, — жалобно протянул Рэки. Член болезненно пульсировал. Скейтеру казалось, что он умрёт, если Хасегава сейчас же не возьмёт его, как только хочет, и не закончит начатое до конца. — Я люблю тебя, я пиздец как тебя люблю. Согласился бы я на эту авантюру, если бы не сходил по тебе с ума и не хотел тебя до дрожи в коленях? Чёрта с два! — Рэки попытался сам насадиться на член Ланги, но тот не позволил ему даже двинуть бёдрами, твёрдо держа их своими руками. — Пожалуйста. Прошу, Ланга, выеби меня.       Хасегава довольно улыбнулся:       — То, что я хотел услышать. — Юноша переступил с ноги на ногу и взялся за бёдра Кяна поудобнее. — Обещаешь быть тихим?       Рэки активно закивал. Без лишних слов, Ланга задал медленный темп, с упоением наблюдая, как его член исчезает в дырке Кяна. Рыжий прикрыл глаза и слегка приподнял голову, поверхностно дыша через нос, и прогнулся в спине, приподнимая зад.       Через несколько таких толчков Хасегава чуть ускорился, и на этот раз Кян стал двигать бёдрами навстречу, с лёгкостью подстраиваясь под ритм канадца.       Ланга наклонился и припал губами к шее и спине скейтера, целуя, кусая, оставляя отметины, чтобы каждому было понятно: Рэки принадлежит ему. Засосы очаровательно алели на нежной смуглой коже скейтера. Позже он будет возмущаться, что ему придётся носить тёплую закрытую одежду в жару, чтобы скрыть их, — но это будет потом. Пока что Кян лишь тяжело дышал, слабо постанывая, позволяя удовольствию взять верх.       Ланга продолжал наращивать темп, пока не достиг предельной скорости. Рэки до боли закусил губу, чтобы громко не стонать и уж тем более не выкрикивать имя Хасегавы. Скейтер по очереди то ахал, то стонал, то хныкал от удовольствия, и каждый звук ласкал слух Ланги, позволяя понять, что тот делает всё правильно. Парню самому было тяжело сдерживать стоны, и он очень тяжело дышал, чувствуя, как пот каплями стекает по шее и торсу, впитываясь в футболку. Спасибо выдержке спортсмена, иначе он уже свалился бы замертво от такой кардио-нагрузки.       Внезапно Ланга отнял руки Кяна от двери и завёл их себе за спину. Это позволило изменить угол вхождения, и толчки стали ещё глубже. От внезапно накатившей волны удовольствия Кян разинул рот и распахнул глаза; весь воздух словно вышибло из лёгких; колени настолько дрожали, что, если бы не поддержка Хасегавы, скейтер точно рухнул бы на пол.       А Ланга всё продолжал вдалбливаться быстрыми и грубыми толчками, глубоко внутрь Кяна, чувствуя, что он уже на пределе. Тишина комнаты нарушалась лишь их рваным дыханием и приглушёнными шлепками.       — Ланга-а-ах... Я... Я уже скоро... — бессвязно лепетал Рэки с придыханием. Чувство экстаза уже почти накрыло его с головой, и то, как ему до сих пор удавалось вести себя относительно тихо, было просто неким чудом.       Не сбавляя скорости фрикций, Хасегава нежно взял Кяна пальцами за подбородок и развернул к себе лицом. Лицо Рэки было пунцовым, горели даже мочки ушей; медовые глаза глядят из-под прикрытых век с вожделением и любовью; рот приоткрыт, с губ срываются сладкие стоны, и рыжий, сам того не осознавая, от наслаждения даже немного высунул язык.       От вида такого раскрепощённого, похотливого и одновременно милого скейтера и осознания, что это заслуга его, Ланги, и что только он может видеть Рэки таким, сердце канадца сжалось от любви и нежности. Он поспешил коснуться языка Кяна своим, увлекая в поцелуй, на который рыжий тут же ответил, звонко причмокивая.       Это стало последней каплей. Совершив три последних, резких, самых глубоких толчка, Ланга излился вглубь Рэки и тут же накрыл член Кяна ладонью, доводя того до предела. Рыжий кончил следом за своим парнем, довольно громко простонав в поцелуй.       Несколько секунд они стояли в этой позе, продолжая целоваться, дожидаясь, пока стихнет оргазм. Затем Хасегава с хлюпающим звуком вышел из Кяна, и тот тут же осел на пол, поджимая под себя дрожащие ноги, восстанавливая дыхание. Ланга сел рядом, заведя руки за спину и опёршись о ладони, тяжело дыша, и вытер пот со лба.       — М-да уж, — протянул Хасегава, задумчиво глядя в потолок. — Ромео так бы не смог.       Рэки обернулся и удивлённо посмотрел на Лангу, а потом зашёлся смехом, прикрывая рот рукой, чтобы не привлечь лишнее внимание семьи.       — Что? — Хасегава непонимающе глядел на Кяна, хотя сам непроизвольно улыбнулся: от вида радостного Рэки на душе у канадца всегда становилось тепло. — Что я такого сказал?       — Нет, — рыжий продолжил хохотать, схватившись рукой за живот, — ничего.       Кян трясся от смеха всем телом, и сам не заметил, как из него начала вытекать сперма, постепенно оседая на коже ягодиц тёплым, вязким доказательством их любви. Зато заметил Ланга. Глаза его хищно сверкнули.       Рэки прекратил смеяться, когда заметил, что Хасегава медленно, но неумолимо ползёт к нему на четвереньках. Небесно-голубые глаза потемнели из-за расширившихся от возбуждения зрачков.       — Что ты... — начал было Кян, но осёкся, заметив, что Хасегава-младший уже стоял по стойке «смирно». Осознание промелькнуло в карамельных глазах, и они тут же в ужасе расширились. — Нет. — Рэки повернулся к Ланге лицом и попятился спиной к двери. — Нет. Ланга, сто...       Но Хасегава уже навалился на скейтера сверху, устраиваясь у того между ног, прижимая всем телом к полу и целуя.       Стоит ли говорить, что в тот вечер Рэки к учёбе так и не вернулся, ведь они занялись сексом ещё два раза?