Последний вагон

«Человек может стать тебе близок за три дня. А тот, кто живёт рядом с тобой годами, может так и не узнать, какой твой любимый цвет»

Эрих Мария Ремарк

✱

Очень не вовремя телефон решил сдохнуть. Минхо ещё 10 станций ехать, а без музыки или чтения это настоящий ад. Приходится ловить размытые скоростью рекламные баннеры и развлекать себя посторонними разговорами. Он далеко не любитель подглядывать за чужой жизнью, его даже личная жизнь лучшего друга мало интересует. Чан даже сегодня успел между лекциями ему весь мозг выесть маленькой ложечкой по поводу нового парня, который почему-то его игнорирует, и он даже спросить не может, в чём причина, потому что висит в чёрном списке. Минхо, конечно, поулыбался грустно, повздыхал и даже сочувствие проявил, но на деле ему было всё равно. Его интересует только своя жизнь, свои проблемы и своё будущее. Люди толпой выходят, и Минхо знает, что на этой станции последний вагон, в котором он привык возвращаться домой, резко становится пустым. Несколько человек, конечно, остаются, но и они выйдут на следующей или через 3 станции. Минхо привык, что в итоге он останется наедине лишь с одним парнем, который тоже по каким-то фантастическим причинам выбирает именно последний вагон вот уже несколько месяцев. Раньше он разглядывал и изучал парня издалека. Сам он любил сидеть в хвосте, а вот незнакомцу было мёдом намазано на противоположном конце. Минхо часто подбирал музыку к его образам, шутки придумывал про «саундтреки этого дня», но никогда их не озвучивал. Ему комфортно с самим собой — он и пошутить может сам, и посмеяться. Иногда приходится и разговаривать с самим собой или с котом, которого недавно подобрал на улице, просто чтобы с ума не сойти. Взрослая жизнь вдали от родного дома оказалась не сказкой, как он полагал, а настоящим кошмаром. Сам покупай продукты, планируй бюджет, вещи убирай и стирать их не забывай. Это только начало списка дел, в которых Минхо проигрывал. В его тесной двухуровневой студии на отшибе прямо сейчас пустует холодильник, вещи так и лежат кучей по разным углам, и не разберёшь, какая куча чистого белья, а какую смело можно выбрасывать, потому что стиральный порошок многолетние пятна точно не отстирает. Про бюджет тоже можно промолчать и грустно вздохнуть. «Было бы что планировать, так я бы с радостью запланировал». А вот и станция, на которой никогда никто не заходит. Двери открываются, приятный женский голос из динамиков объявляет название станции, и практически сразу двери захлопываются. Без музыки выглядит это всё вдвойне печальней. Минхо снова приклеивается к окну, за которым ничего не разобрать. «И зачем вообще окна под землёй?» Он слышит, как кряхтит и кашляет старушка, которая с великим трудом, но поднялась и теперь стоит у двери, обхватив поручень двумя руками, и тоже смотрит в окно. Люди странные, думает Минхо, а вот тот парень странным не кажется на первый взгляд. Вполне себе обычный подросток, может, и ровесник самого Ли. Волосы естественного тёмного оттенка, на носу очки, которые то появляются, то исчезают следующим вечером, и Минхо до сих пор голову ломает — он плохо видит или следует за непонятными трендами. Хотя парень всегда читает всю дорогу, может, у него и правда плохое зрение. Наверное, только испорченное зрение и мешает ему увидеть, как Минхо который месяц нагло разглядывает его и не боится быть пойманным. Сам Ли Минхо — личность яркая, его трудно не заметить. Даже издалека его всегда можно опознать по привычной крашеной шевелюре, которая на солнце синим пламенем горит, а в ночи напоминает беспокойное море. Пусть одежда у него и не бросается в глаза, как у Бан Чана, например, любителя ярких футболок и брюк с несуразными, даже детскими принтами, но походкой он своей отличается — хромает на одну ногу. Минхо любит шутить над своим изъяном, но ещё больше он любит ночами возвращаться в тот день, когда согласился прыгнуть с крыши гаража «на слабо», и проклинать всех, кто его на это самое слабо брал. Парень-то прыгнул и заработал первый в жизни перелом. С кем не бывает? Только трещина в кости смогла затянуться, а ходить ровно всё равно не получается. За старушкой и двумя девушками закрываются двери, и Минхо выдыхает. Всё. Больше никто не зайдёт и не выйдет. Этого момента он ждал, пусть и не всю жизнь, но минут 15 точно. Парень встаёт и, чуть покачиваясь, уверенно двигается в сторону последнего пассажира. Тот глаз от книги не отрывает, и Минхо, стоя совсем рядом, мнётся, выбирая место. Сесть рядом или напротив? — Вы что-то хотели? — Эм… И да, и нет, — у Минхо было время, чтобы подумать, с чего начать разговор. Он приготовил очередную шутку, но, когда глаза цвета прожжённого кофейного зерна приклеились к нему, все шутки выпорхнули вместе с обычными словами. Он тупо растерялся, ведь представлял себе начало разговора немного иначе. — Эм… Я подумал… У меня телефон сел, а ехать ещё прилично, и… Я подумал, может, поболтаем? Мы же… Эм… Мы уже не первый месяц вместе катаемся, и я… — О, можешь почитать со мной, если хочешь, — парень уже лезет в свой шоппер с изображением белок, который Минхо видел, и не раз, и вытаскивает небольшую книгу. — Держи. Минхо опускается рядом, забирает книгу и сдерживает вздох разочарования. «Ремарк… Ну конечно…» Он сам по себе книжный червь и удивился бы, если бы этот парень вытащил из знакомой ему сумки то, что он не читал, а читал он, наверное, всё известное и малоизвестное. Полки мировой литературы были первыми, потом Минхо добрался до ряда детективов и триллеров, познакомился с фэнтези, но, увы, это чтиво с тривиальным сюжетом и банальными сценами эльфийского порно его не зацепило. Он искал, читал, изучал и перечитывал любимые произведения. Выделить он мог только Паланика с его неповторимым слогом, который заставлял слюнки литься рекой от каждой главы. Болезненная романтика Ремарка его не впечатляла, но Минхо учтиво промолчал и открыл книгу. Обложка мягкая, местами потёртая и сбитая в уголках, страницы не хрустят — эту книгу читали и перечитывали, наверное, десятки раз. «Одиночество ищет спутников и не спрашивает, кто они», тут же вспомнилась цитата из этого романа, и Минхо принимается за первую главу. Он читал «Ночь в Лиссабоне» дважды, и ему правда нравилось, пока он не познакомился с другими работами писателя и попросту не разочаровался в скудности его фантазии: эмигранты, болезни, алкоголь и безответные чувства… Мда, так себе наборчик, но для подростков в самый раз. А Минхо уже не подросток, ему в этом году 20, и он уже считается взрослым человеком. — А ты что читаешь? — Минхо видел боковым зрением, что «сосед» уже долго не переворачивает страницу и водит указательным пальцем по верхним строчкам вновь. Видимо, он так увлечён поисками потерянного глубокого смысла, что не может отвлечься и ответить. Минхо это немного расстроило, но не критично. До конечной станции осталось 2 остановки, и незнакомец хлопает книгой, быстро кутает её в хлопковую ткань сумки, поправляет сползшие очки, и за всем этим Минхо наблюдает. — Можешь вернуть книгу, когда дочитаешь, — мягкая улыбка вырисовывается на лице и поднимает пухлые, наверняка мягкие щёки вверх. Минхо повторяет эту улыбку и кивает. Вот и повод нашёлся ещё раз подсесть к нему, например, завтра. — Я Хан Джисон, — и теперь Минхо, улыбаясь, отвечает кивком на приветственный кивок. — Ли Минхо. — Приятно познакомиться, Ли Минхо. — И мне, Хан Джисон, — парня забавляет такая манера общения, и он теперь улыбается очередной порции тупых шуток в голове, которые он не расскажет, боится обидеть нового знакомого. Хотя… Он не похож на обидчивого или типичного «тихоню» ни капельки — сидит и нагло пялится на его губы, прямо глаз оторвать не может, и Минхо смекает, к чему это. Он и сам часто любил незнакомцев в неловкое положение ставить на студенческих вечеринках, например, подсаживался к парням или девушкам и слишком открыто флиртовал, разглядывал и, можно сказать, соблазнял, но вовремя останавливался, «покормив» своё эго их вздохами. Этот Хан Джисон сейчас проделывает тот же трюк? Или Минхо настолько устал от скучных лекций, что его мозг искажает действительность? Умственный труд всегда тяжелее физического, и, кто бы что ни говорил, мозг не мышцы — он не поболит и перестанет, а будет измываться над остальными органами. Да, наверное, зрение его подводит, вот он и не понимает, куда на самом деле смотрит Джисон. — У тебя тут… — Ли тоже рассматривает губы парня и замечает в уголке едва, но всё же заметное, пятно. — Прилипло что-то… — Ой, — Хан поворачивается к окну и в тусклом отражении пальцем старается привести себя в порядок. «Так вот, для чего тут окна». — Я чизкейк ел, а это… Это соус шоколадный, ты не подумай… А Минхо уже подумал и придумал очередную шутку, которая дальше пределов его головы не выйдет. Над ней он сейчас глупо хихикает, и Хан Джисон, который вообще не «тихоня», тоже начинает громко смеяться. — Это правда шоколад. — Я верю тебе, верю, — Минхо открыл было рот, чтобы под весёлое настроение задать очередной глупый вопрос, который на языке вертится, но не успевает. — Наша станция, — парень поднимается, расправляя собравшиеся на бёдрах штаны, и шагает к дверям. Минхо встаёт следом и всё же осмеливается выдать первую шутку за вечер. Ну настроение у него такое, что поделать? — Знаешь, Хан Джисон, я, конечно, не гадалка, но будущее вижу, — Минхо останавливается у дверей и ждёт, пока Джисон задаст какой-нибудь вопрос или… Или просто посмотрит в его сторону. — Кхм… Так вот… Я вижу, что завтра ты будешь без очков. Приходится сжимать не только поручень, но и потрёпанную книгу, приходится пальцы на ногах поджать, потому что Джисон так и не повернул головы, даже из банальной вежливости не улыбнулся, и это кусает Минхо. Он делает мысленную пометку больше не шутить, всё равно не получается, или Джисону просто на него всё равно, и лишь хорошее воспитание молодого человека не послало Минхо куда подальше. Поезд останавливается, и оба почти синхронно выходят из вагона. Минхо налево, Джисон всегда идёт направо. Оба стоят с некой неловкостью в позах и смотрят каждый в свою сторону. — Ну, пока? — Пока, Хан Джисон…

✱

Этот пасмурный июньский день можно описать тремя словами: гнев, торг, принятие. Утром Минхо яро себя распинал за то, что полночи просидел за книгой, которая ему даже не нравится, вместо того, чтобы переводить заданные на дом тексты. В университете он торговался с преподавателем и выпрашивал ещё день, чтобы всё закончить, а вот зайдя в привычный последний вагон и сев на любимое место в уголке, он выдохнул, понял и принял, что этот день и его ночная ошибка послужат впредь уроком. Сначала думай о себе, а потом о книгах и о том парне, который красотой своей интересовал, а манерами отталкивал. Да, Минхо думал о Джисоне и ночью, и утром, и весь сегодняшний день. Он показался ему странным, но приятным в общении. Лишь одно портило все мысли — Хан при всей своей улыбчивости и показной открытости очень замкнутый, говорит, только когда сам того желает, и шутки игнорирует. За это Минхо его мысленно обматерил, но вот снова они в одном вагоне, и, рассматривая сегодняшнего Джисона, хочется его почему-то обнять. Парень выглядит нежным зефиром, настоящим сладким безе, от которого зубы непременно сведёт. Минхо наушники не достаёт, изучает в тишине, если можно всю суету вокруг обозвать тишиной. Нежного мятного цвета худи, белые широкие шорты, носки по щиколотку с овечками или барашками, белые кеды, побитые временем и дорогами, и всё тот же шоппер с бельчатами. Ах да, сегодня лицо свободно от очков, как и предсказывал Минхо. Джисон сидит, склонив голову к книге, и медленно вчитывается. Минхо неосознанно сравнивает себя с парнем. У него скорость чтения запредельная — и минуты не проходит, как он «глотает» страницу и переходит к следующей. Остановка за остановкой, и вот они снова вдвоём в пустом вагоне. Минхо пару минут выжидает, может, на этот раз Джисон сам к нему подсядет, но тот и головы не поднимает в его сторону. Обидно. Достав книгу, Ли сам перебирается в начало вагона и без вопросов садится рядом. — Привет, Минхо, — Джисон широко улыбается и опять, представьте себе, опять смотрит не в глаза, а прямо на губы. «Ну кто так делает?» — Привет, Джисон, — что говорить дальше, Минхо снова не придумал, и теперь материт себя. — Как книга? — Ну, я ещё не закончил… — «и не знаю вообще, зачем я читаю эту бредятину в третий раз, но…» — Но вроде неплохо. Минхо старается свои настоящие мысли скрыть за тупой улыбкой, и вроде получается, потому что Джисон улыбается ему в ответ и закрывает свою книгу. — А я всё решиться не могу, — парень кивает на книгу, которую Минхо прижал к коленям, и длинная чёлка его забавно подпрыгивает, оголяя ровный лоб. Минхо снова улыбается, и теперь он уверен, что вышло красиво, а не криво. — А что тебя останавливает? Минхо кричать хочется по двум причинам: этот забавный парень наконец-то повернулся к нему полубоком и, значит, не против поболтать, а вторая причина — он снова смотрит прямо на губы, которые Минхо старается не облизывать слишком часто. Джисон действительно забавный и странный. Он чуть склонил голову набок и принялся расслабленно крутить свои пряди в районе затылка, говорил, что наслушался умников, которые Ремарка не понимают, вот и засомневался, стоит ли эту книгу вообще открывать. Минхо тоже расслабился и признался, что ему Ремарк не нравится, потому что он скучен до невозможности, да ещё и однообразен, на что Хан лишь губы сжал и бровь выгнул. Повисло неловкое молчание, которое нарушал только негромкий посторонний шум колёс. — У тебя есть любимый автор? Джисон заворожённо смотрит в окно и молчит. Долго молчит и Минхо, тяжело вздохнув и обматерив себя и Джисона заодно, тоже принялся следить за бетонными «пейзажами» напротив. — Нам скоро выходить, — Хан опять поворачивается лицом к собеседнику, который похоронил уже последнюю надежду на нормальный диалог. — Ты, кстати, живёшь в том районе? Минхо хотелось уподобиться Джисону и тоже проигнорировать вопрос, но он парень не такой. Если нужно, он и второй, и третий шанс даст кому угодно, а ещё он любитель на грабли наступать. — Ага. Далековато от универа, зато не так дорого, — Минхо видит в оконном отражении, что Джисон чуть склонился. «Нет, он точно нарывается на поцелуй». — А ты? Хан подпрыгивает и отклоняется, когда Минхо резко поворачивает голову и хитро щурится, поймав очередной взгляд на своих губах. Теперь и его тёмные брови танцуют на бледном лице, вальсируя вверх-вниз. — Живёшь там? — А, да. Примерно год, как я туда переехал. Осталась одна станция, а вопросов у Минхо появилось станций так на 15-20. — Учишься где-то? — Да, — Джисон скромно улыбается и опять отворачивается, заталкивая книгу в переполненный на первый взгляд шоппер. — Буду учителем литературы, наверное, и вот, — бежевая сумка с яркими огненными белками падает на колени, а Джисон снова приклеивается к прекрасным (о да, Минхо теперь в этом уверен) розоватым губам. — Пока подрабатываю в библиотеке, беру книги бесплатно. Если хочешь, могу тебе что-нибудь взять. Это была явно вежливая шутка ради шутки, но Минхо ухватился за это предложение, как за возможность и завтра, и послезавтра снова подсесть к этому парню. — Конечно, хочу, — Минхо уже не стесняется, вытягивает ноги и крутит книгу, которую читать не очень-то хочется, но он дочитает, освежит в памяти то, что ему не понравилось когда-то давно. — А кто тебе нравится? Есть любимый писатель? И тут Минхо снова хочет пошутить, но уже про свои задетые чувства. «Он издевается? Нет, он явно издевается». — Я тебе не скажу. — Почему? — Потому что я задал тебе тот же вопрос, а ты проигнорировал, — Минхо старается выглядеть самым обиженным и оскорблённым, но всё равно улыбается, потому что Джисон щёки надул и теперь сам напоминал милую белку. — П-прости, я просто задумался, и… Очень много по учёбе навалилось, а это только второй курс… — Я понимаю, — Минхо уже рукой дёрнул в сторону парня. Просто привычка. Когда Чан жалуется на что-либо или на кого-либо, Минхо всегда его за руку держит, оказывая немую поддержку. Вот и выработался рефлекс, ведь кроме Чана он ни с кем практически не контактирует — никакого разнообразия и опыта. — У меня тоже завалы. Из динамика слышится тихое: «конечная станция, всех пассажиров просим выйти из вагонов, дальше поезд не идёт», и парни снова синхронно поднимаются и с одной правой ноги выходят на просторный перрон. Только Джисон больше не смотрит в свою сторону, где эскалатор поднимет его наверх, он мнётся, поправляя потрёпанные лямки шоппера и трещины в плитке изучает, как будто сказать что-то хочет, но не знает что. — А ты на кого учишься? — Хан решился, наконец, и спросить, и глаза поднять. — Переводчиком буду. — Круто… Редкие люди снуют туда-сюда, уснувших пассажиров выпроваживают работники метрополитена, а Хан Джисон и Ли Минхо стоят у открытых дверей и с места не двигаются. Как будто один хочет предложить проводить второго, а второй не против и очень даже за, но не хочет доставлять лишних неудобств. — Ты далеко от станции живёшь? — Минхо не только старше, но и смелее, видимо. Он не знает, куда заведёт его эта авантюра, но если будет весело и интересно, то он не против. Вот захотелось ему разнообразить круг своего общения, а тут такой экспонат непонятный, человек-загадка, что грех не попробовать. — Минут 10, если через дворы… А ты? — И я недалеко, — ладно, скажем иначе — Минхо видит, что интересен Джисону, особенно его губы интересуют младшего, и это льстит. Ему хочется «поиграть» и «выиграть» эту игру, где никто чётких правил не устанавливал. — Хочешь, провожу? — Нет, спасибо… Тебе же… Поздно уже… И действительно поздно. Скоро 11 вечера, а Минхо нужно перевести вчерашние листы на английский, выучить новый довольно длинный список фразеологизмов на китайском и ещё прописать новые иероглифы. «А ещё надо найти время книгу дочитать и поспать хоть час…» — Тогда до завтра? — Ли машет книгой и ждёт какого-то ответа, чтобы развернуться и уйти, а уходить, если честно, не хочется. — До завтра, — кивает Джисон и тоже мило и быстро-быстро машет свободной рукой.

✱

День сменяет ночь, утро — вечер, вот и Минхо сменил свой привычный уголок на место возле Джисона. Они никогда не разговаривали, пока в вагоне был кто-то ещё. Джисон занимал себя чтением, а Минхо упивался музыкой. Пару раз он тоже глядел в книгу, потому что либо наушники забывались дома, либо телефон героически держал последний процент. Сегодня Минхо снова с книгой в руках, но ему не до чтения — он тайно подглядывает за Джисоном. Тот наконец-то решился окунуться в мир скучных строк Ремарка, только начал он с книги, которую посоветовал ему Минхо, типа «это произведение достойное, с него начни и им закончи». — Минхо, послушай, — Джисон зачем-то начал читать вслух. — Ты только никого не подпускай к себе близко, говаривал Кестер, а подпустишь — захочешь удержать. А удержать ничего нельзя… — парень читал медленно и с нужной интонацией, а, когда остановился и поднял голову, Минхо захотелось попросить его продолжить, ведь его голос… Джисон был рождён, чтобы читать. Не столь важно что, но Минхо вдруг понял, что с удовольствием послушал бы все бредни Ремарка из уст Джисона, и ему бы точно понравилось. — Как думаешь, что Кестер имел в виду? — Кхм… — Минхо перестал обращать внимание на эти кофейные глаза, которые всегда либо в рот, либо в душу заглядывают, и сам старался на милое личико Джисона меньше засматриваться. — Ну… Ничто не вечно? Никто не вечен? Наверное, об этом речь? — Ты мыслишь материально. Им ещё 4 станции до конечной, и Минхо очень надеется, что Хан опять не зависнет посреди их увлекательной беседы, как вчера, например, когда Минхо пришлось дважды спросить одно и то же, и дважды ответом ему была тишина. — Я рассуждаю, как человек, однажды подпустивший другого, — Ли старался все свои грубые мысли упаковать в мягкую форму. Он даже пальцы незаметно скрестил на удачу, чтобы точно получилось. — И мне, наверное, действительно хотелось удержать его возле себя, но… Насильно мил не будешь, так? Вот я и довольствуюсь воспоминаниями. — Хочешь об этом поговорить? — Да не о чем, если честно, говорить… Я… — Минхо замялся и шею в плечи вдавил. Они хоть и классно проводят время с Джисоном, но можно ли называть их друзьями, чтобы делиться личным без страха и сомнений? Можно ли стать друзьями за неделю с небольшим? — Я был влюблён, как и все подростки, и верил, что это настоящая любовь до гроба, а… — тут тоже пришлось хорошенько подумать, прежде чем открываться. Как Джисон относится к «не таким, как все»? Вдруг его отпугнёт признание, что Минхо не только к девушкам неровно дышит, но ещё и на парней заглядывается, и всё, никто больше на него не будет смотреть с такой нежностью, не будет больше этих внимательных глаз, которые каждое слово с губ срывают и всегда, всегда, чёрт возьми, улыбаются ему. — Бросили меня, короче говоря, а я, как ты можешь догадаться, убивался по своей идиотской любви и… Глупости всякие делал, следил… Хотел понять, почему от меня отказались… — Я понимаю. — Правда? — Ну, следить я ни за кем не следил, но влюблён был… Хотя сейчас я думаю, что это была другая привязанность, не влюблённость, — Хан поправил очки, приблизив их к глазам, а Минхо захотелось сорвать эту прозрачную преграду. Ему нравились глаза Джисона, и не нужна была неделя, чтобы это понять. Хватило первых минут. — И я открыл этому человеку кое-что личное, а он просто рассмеялся мне в лицо. Теперь у Минхо чесались руки изобрести машину времени, вернуться на несколько лет назад и морду этому человеку набить. Как можно смеяться над таким милым созданием? Что мог Хан такого сказать? Что? Лезть Минхо не будет, хоть и язык у него тоже зачесался спросить. — Ничто не вечно и никто не вечен, — заключил старший и глянул на мигающие красные лампочки над дверьми, которые сигнализировали о скорой разлуке. — Ага, — Хан поправил шнурки на поношенных кроссовках, смахнул невидимую пыль с рукавов чёрного худи и капюшон накинул, а потом, странно хихикнув, скинул с головы. Минхо был просто зрителем, и его эта «пантомима» позабавила. — Знаешь, а ты странный, — всё же не удержался Ли. — Странный, но классный. — Ты мне тоже нравишься, Ли Минхо. — Ой, давай без этих полных имён? Чувствую себя как-то… — Прости, — Хан невинно улыбнулся и встал, как только остановился поезд. Приехали. — Можешь звать меня Мин или Хо, как тебе больше нравится, — Минхо вышел вслед за парнем и сразу же жадно глотнул воздух. Пахло озоном и надвигающимся ливнем, а может, он уже и прошёл. — Так как я могу тебя звать? Внутри у Минхо во всю бушевала буря чувств и эмоций, и далеко не приятных. Он старался не обращать внимания на эти «ой, извини, я задумался», но у всего есть предел. — Тебе бы отдохнуть хорошенько, а то слишком уж ты часто в облаках витаешь, — Минхо говорил мягко, правда, без злобы или сжатых зубов, но Джисона его тон всё равно расстроил. — Прости, я снова… — Ага, задумался, знаю. — Минхо, правда, извини, что я такой рассеянный, — и снова эти глаза выискивают прощения и лезут в самую душу. Снова Джисон близко и опять пялится на губы, и Минхо приходится сделать шаг назад, ведь… Не готов он к спонтанным поцелуям на людном перроне, да ещё и под камерами, тем более с Джисоном, который то влюбляет в себя, сам того не замечая, то жутко бесит. — Проехали. Зови, как хочешь. — Тогда… Мин? Тебе нравится? — Джисон был одного роста с Минхо, но сейчас выглядел меньше, тоньше, совсем как несуразный ребёнок. Видимо, дело в улыбке и его простоте. А может быть, это искорки в глазах, которые прозрачные стёкла только ярче подсвечивали, привели Минхо к этому образу. — Или Хо? «Он точно издевается» — Мне и Мин, и Хо нравится. — Понял, — Джисон колупает носком сбитую плитку и длинные лямки на руку наматывает. Минхо молчит, потому что имеет право. Дайте ему хоть несколько минут поиграть в обиженного. — А мне нравится, когда меня зовут Ханни. — Ханни? — Минхо фыркнул, но это тоже была не грубость. Его явно позабавило созвучие с английским словом, которое переводится, как медовый или… Или милый, дорогой, сладкий, и ещё куча приятных для ушей синонимов. — Звучишь, как мёд. — Что? — Ты… Ты не знаешь английский? — Минхо слышит раскаты грома, которые под землёй ощущаются в разы громче. — Н-нет, — Джисон смотрит в сторону своего выхода и поворачивается с глазами, которые можно назвать оленьими: большие, мокрые и безумно красивые. — Мин, а у тебя есть зонт? — Конечно. Я же в Корее живу, тут без зонта никуда, — очередная тупая шутка до ушей Джисона не дошла. Зато до ушей Минхо кое-что добралось, и лицо его засияло от неописуемой радости. — Проводишь меня? Если… Если не трудно… — А может, ко мне? — Зачем? — непонятно от чего трясётся Джисон: от очередного громкого «взрыва» наверху или от этого вопроса. — Ну, чаем угощу, фильм посмотрим, — Минхо уже пожалеть успел о своём предложении. Чаем он, конечно, угостит, потому что ничего больше и нет, фильм сам выберет и включит, а дальше что? Вся уверенность, что он нравится Джисону, куда-то уходит. — Если не хочешь, то пойдём, доведу до дома и… — Спасибо, Мин, ты… Ты хороший друг.

✱

«Хороший друг» Ли Минхо теперь совсем внимания на «заигрывания» Джисона не обращал. Пусть смотрит, пусть пристально разглядывает, да пусть хоть приклеится к его губам — плевать. Они так же ехали плечо к плечу, листали страницы, пока вагон не опустеет. Минхо больше первый диалог не начинал, и не думайте, что он обиделся. Ему не нравятся эти недосказанности и уловки, но при этом он не хочет как-то грубить парню, который звучит, как мёд. Рано или поздно он определённо сорвётся и обрушит все свои недовольства на бедного Джисона. Осталось дождаться этой последней капли. Поэтому Минхо и молчит, чтобы себя ещё больше не заводить и не приближать конец их дружеских бесед. — Ты грустный какой-то, — Джисон заговорил первым, спрятав почти законченную книгу под бедром. — Случилось что-то? Они уже месяц вот так проводят друг с другом каждый вечер, и, пожалуй, Минхо признал в парне друга, но это всё равно не Чан, которому можно высказать всё и не бояться быть непонятым. — У друга моего случилось, — Минхо разглядывает себя и Хана в отражении, пока Джисон снова пялится на него, наверное, не моргая. — Представляешь, ему нравится один парень, а тот его игнорит. — Оу… — Действительно, оу. — А почему он… — Джисон ненадолго замолкает, и Минхо видит, как он опускает голову. Мысль, что Джисон всё воспринял на свой счёт, пробежала чёрной кошкой. — Ханни, я… Это правда про друга. Я не про себя говорю. — Я и не думал, — Джисон видит, что Минхо не до улыбок, и сам поэтому старается сохранять каменное выражение лица. «А мог бы и подумать» — А скажи… А у тебя кто-то есть? Кто-то нравится тебе? Минхо лишь головой мотает, и снова отражение показывает ему опущенную голову. — Ты… Ты не мог бы смотреть на меня, когда мы говорим? Мне некомфортно, когда ты… Когда отворачиваешься… Прости… «А мне некомфортно, когда ты всё мимо ушей пропускаешь» — Извини, — Минхо сдаётся, не хочется даже в мыслях ругаться на Джисона. В последнее время парень сам часто в своих размышлениях застревает, за что получает от Чана заслуженные тычки в бок. — А у тебя есть кто-нибудь? — Нет, — ответ совсем тихий, и у Минхо сердце кровью обливается, как будто его «нет» не про возлюбленного или возлюбленную, а вообще про всех. — Скажи, а ты… Какие планы у тебя на вечер? — Так уже вечер, Хо, — Джисон заметно приободряется, спину выпрямляет и привычно пристально смотрит. — Приду домой, сделаю задания и спать, наверное. — Завтра же суббота. — У мамы День рождения в воскресенье, поэтому я хочу сделать всю домашку сразу. Остаётся одна станция, а они только-только разговорились, и Минхо снова сверлит мысль, что ему не хочется расходиться вот так. — Значит, ты с мамой живёшь? — дышать легче — всё-таки он ошибся, и Джисон не тотальный одиночка. — Живу один, а родители за городом, — снова Хан сжимается в комочек. — Пойдём? Он встаёт и протягивает руку. Впервые. И Минхо не думая хватается и молится погоде, чтобы она снова пролилась дождём, чтобы дала им ещё несколько минут или часов побыть вместе. У Джисона рука приятная и мягкая, как будто тёплый пряник в руку берёшь — вот такое было ощущение от недолгого прикосновения. — Проводить тебя? — Не думаю, что… Поздно же и… — Ханни, скажи честно, ты меня боишься? — наверное, это секундное соприкосновение ладоней так зарядило Минхо смелостью. Он долго размышлял о причинах, почему Джисон отказался тогда пойти к нему и почему не позволяет провожать себя, хотя Минхо сам напрашивается. Вывод один — Ханни боится. Есть запасной вывод, но Минхо его отодвигает в дальний угол — Минхо ему интересен лишь как собеседник в метро, не более. Друзьями они никогда так и не станут. — Нет, а что? — Хан делает маленький, едва заметный шаг чуть ближе к собеседнику и гипнотизирует губы взглядом. — Просто… Ты как будто мне не доверяешь, и я могу понять… Но… Я не понимаю. — Что ты не понимаешь? Минхо вот это и бесит в Джисоне — отсутсвие мышления. Может, Ли сам слишком много лишнего думает и придумывает? — Если ты не боишься, то почему бы нам не зависать где-то ещё, кроме этого вагона? — Опять в гости приглашаешь? — Хан хихикает и губу закусывает, и непонятная злость вперемешку с бешенством вновь бьёт Минхо под рёбра. — Пригласил бы, да отказа слышать не хочу. — Мин… Я просто… Я не люблю фильмы смотреть, а так я не против, я… Хочешь, пойдём сейчас? — Минхо ждёт, когда из-за колонны выпрыгнет оператор и выйдет ведущий программы «Розыгрыш», но всё тихо и спокойно, а Джисон продолжает. — Только если ты меня потом проводишь до дома… И без фильмов… Идёт? Он снова тянет свою ладонь, и Минхо жмёт, давая молчаливое согласие. Путь до квартирки занял меньше 5-ти минут, и вот Минхо открывает дверь и себя проклинает за беспорядок. — Извини, у меня гости не часто бывают, — «вообще никогда». — Я приберусь быстро. — Не надо, — Джисон тянет парня за предплечье, когда тот уже к куче носков наклонился. — Всё нормально. — Ладно, — Ли жмёт плечами и ведёт гостя к кухонному уголку, расположенному под вторым ярусом. — Есть зелёный чай и чёрный, но он с шиповником, так что не рекомендую. Хан в ответ на эту кривую мордашку тоже кривится и заливисто смеётся, соглашается на зелёный, устраивается на высоком стуле и рассматривает голые стены и бардак на полу. — Можем дораму посмотреть или аниме… — Минхо ставит дымящиеся кружки в центр и тоже устраивается на барном стуле, подобрав одну ногу к груди. Он старался меньше наступать на неё, не хотел перед Джисоном выглядеть калекой, но она всё равно ноет, словно он на ней одной километровый марафон пропрыгал. Неловкую затянувшуюся паузу нарушает ещё один непрошенный и незваный обитатель квартиры, который решил прыгнуть со второго яруса и прямо на узкую барную стойку. «Хоть не на голову…» — Дори, твою мать… — Минхо не знает, куда смотреть: на испуганного кота или на перепуганного до смерти Джисона, который горячий чай на себя вылил. — Снимай, я дам сухое. Минхо пулей взбирается по лестнице и снова молится всем богам, чтобы у Джисона не осталось ожога. Он вытаскивает из старенького комода чистую футболку и такой же быстрой пулей летит к парню. Тот улыбается, уверяет, что плотная ткань всё впитала и до кожи не добралось. Снова он пристально наблюдает за мимикой Минхо, и хозяин квартирки готов поклясться, что это самый интимный момент в его жизни. Никакой флирт с пьяными ровесниками на диване не сравнится с Джисоном, который руками прикрывает оголённую грудь. Ли протягивает футболку, отворачивается учтиво, чтобы не смущать, и ещё раз извиняется за усатое-полосатое недоразумение. — Прости его, ладно? Он и про меня редко вспоминает, — Минхо снова наполняет кружку горячей водой и устраивается напротив гостя. — Я его поэтому и назвал Дори — память, как у рыбки. Каждый вечер он меня не узнаёт и кошмарит, а утром забывает, что мы с ним познакомились за ночь, вот и кидается на меня. — Всё нормально, — Джисон скрывает улыбку за огромной кружкой и сам тонет в огромной растянутой футболке Минхо. — У меня тоже был кот, и он… Был не такой пушистый, а лысый, но такой же дурной. — Тоже любил попрыгать? Минхо в тайне радуется, что Джисон отказался от просмотра фильма. Приятно сидеть вот так и болтать ни о чём. Этот момент хотелось бы продлить и улыбку на лицо Джисона хотелось бы вернуть, потому что тот как-то резко сник и больше на Минхо не смотрит, а руки свои разглядывает или ноги, не понятно. — Ты чего, Ханни? — молчание — страшная пытка, и, чем Минхо это заслужил, он не понимает. — Я что-то не то сказал? Ханни? Эй, посмотри на меня? — Минхо тянет руки и привлекает внимание. Когда Джисон протягивает тёплую ладонь и цепляется за раскрытую руку, Минхо замечает несколько слезинок. — Что такое? Ну? — М-могу я рассказать тебе кое-что? — Хан громко хлюпает носом, и Минхо снова дёргается, кивает и жестом просит дать вторую руку. — Год назад, когда я переехал сюда, я… У меня был кот, и это моя вина, и я… — Джисон вовсю рыдает, забирая своё «тепло» и утирая им горячие слёзы. — Я просто не услышал, как он… Он не знал, что мы высоко, потому что раньше жили на втором этаже… А… А эта к-квартира на 14-м, и… И он вылез на к-карниз и… Минхо уже сам слёз в себе не держит, подходит и, не спрашивая разрешения, обнимает парня со спины. Он был уверен, что Ханни его не оттолкнёт, и оказался прав. Тот развернулся и уткнулся лицом в грудь. — Я готовил вроде и почувствовал, как стучат в дверь, и очень громко… Прям выбивают как будто, и… И я побежал открывать, и… — Джисон тянул кулачками футболку Минхо, притягивая его грудь ещё ближе. Он сам сейчас напоминал кота, который льнёт и просит заботы. — Соседи кричали, что там кот висит, и… И я побежал на балкон, но не успел, Мин… Я не успел его схватить… — громкий вой доносился до самого сердца старшего. Всё его тело окаменело. Он не сможет понять эту боль, даже представить сейчас трудно, что можно чувствовать в такой момент и после, но Минхо рядом, и он может просто слушать, позволить выплакать всё. — Я до сих пор виню себя. — Ханни… — несколько слёз падает на макушку Джисона. — Ханни, мне очень жаль. — Это я виноват, что он… Знаешь, он ведь мне был… — Как ребёнок? У Минхо были схожие чувства к двум другим его питомцам, которые росли с ним. Они были его жизнью, и по этой старой жизни он скучает. Спасибо, что мама научилась делать нормальные фото и иногда радует сына изображениями рыжих близнецов, которые спят на его подушке, и только там. — Он был всем для меня. У меня больше не осталось друзей, только он один был, и… Я никогда себя не прощу… Он… Он ведь кричал, понимаешь, а я не услышал… Он долго висел и кричал… Я на секунду не успел, и… Прости, что я тут… Минхо чуть наклоняется, ведь Ханни просил говорить с ним глаза в глаза. Большими пальцами, не такими мягкими, как у Хана, но всё же не шершавыми, он осторожно стирает серебряные капли. А Джисон тянется и вытирает его слёзы чуть трясущимися руками. — Прости, что я… Я никому не говорил, мне стыдно, и я… Я… — Ханни, послушай, — Минхо глотает сухой и тяжёлый ком. Никакие слова поддержки и уж тем более жалости тут не помогут. — Я рядом, и ты можешь высказать мне всё, ладно? Я… Я разделю с тобой боль, Ханни, — парень трясёт головой, кивает, что принимает такие условия. — Я с тобой, слышишь? — Слышу. — Мы друзья, Ханни, — Минхо сам не верит, что говорит это, находясь так близко к мокрому лицу. Их носы едва соприкасаются, и Джисон точно должен ощущать на своих губах шёпот. — Можешь рассказать мне всё. Не бойся, я… Я не отвернусь от тебя, Ханни. — Я не могу. Минхо остаётся только принять этот ответ, но он этого не хочет. Ему важно донести до парня, что он не обманывает, что он не тот, кто посмеётся и уйдёт в закат. Хан Джисон примагнитил к себе так же сильно, как губы Минхо магнитят его глаза из раза в раз. Это необъяснимая связь, невидимая, но прочная. Именно такая, которую чувствуешь изо всех сил, даже не замечая этого. — Я рядом, Ханни, не бойся, — Минхо снова шепчет парню в губы. — Я не такой, как другие, и ты… Ты тоже особенный, я чувствую. Джисон резко отстраняется, видимо, почувствовал, но что-то не то, что-то другое. — Что ты сказал? — его растерянность на лице легко можно было бы перепутать со страхом, но Минхо отчего-то уверен, что это ни что иное, как лёгкий испуг, стресс или что-то в этом роде. — Что я рядом и я пойму тебя, Ханни. Главное — не бойся рассказывать, хорошо? — ещё один ком приходится протолкнуть, потому что по лицу Джисона непонятно, соображает он хоть что-то в эту минуту или нет. — Друзья всем делятся, Ханни… — Спасибо, — Джисон просто смотрит и стирает остатки пролитого горя, а потом возвращает руки Минхо, протягивает их и коротко улыбается. — Мой любимый цвет — синий, как море… А твой? — А мне нравится медовый цвет, Ханни. Джисон глупо хихикает, а потом откидывает голову назад и заливает громким смехом всю небольшую комнату. — Что смешного? — Минхо снова прикидывается обиженным. На этот раз это была вовсе не глупая шутка, а самая настоящая правда. — Я погуглил, и… И я правда звучу, как мёд, и мне нравится, Мин. А «Мин» звучит грубо, но из уст Ханни всё слышится в сто раз мягче и приятней.

✱

— Джисон, — Минхо пихает друга локтём и тот поворачивается. — Это тебе. Минхо достаёт из рюкзака небольшую оранжевую коробочку, перевязанную белой лентой. Парень тут же трясёт полученное, но Минхо приходится забрать подарок назад и в очередной раз удивиться странному поведению Джисона. Люди вокруг косятся на парней, а мужчина, сидящий напротив, вообще, можно подумать, испепеляет их взглядом, но им всё равно. Они смотрят только друг на друга. Минхо — в глаза, Джисон — на губы. — Можно было просто открыть… Ты всю красоту испортил, наверное. И Джисон медленно тянет за край ленты, аккуратно приоткрывает коробку и ахает. — Чизкейк? — парень даже ногами затопал, всем видом показывая, что рад такому вниманию. — Я и правда крем размазал… Блин… Спасибо, Мин. — Джисон бы обнял друга, но люди вокруг. Придётся подождать ещё несколько станций. — С праздником, Ханни, — Минхо сладко улыбается, словно только что сам съел десерт. — С каким? — Мы уже дружим 100 дней, — Минхо старается держаться обычно, но руки то и дело ерошат волосы, пальцы мнут мочки ушей, а глупая улыбка с лица не сползает. Для Минхо это не просто 100 дней. Это действительно праздник. За это время они стали ближе, Джисон стал чаще заходить в гости и иногда сам просить проводить его. Они всегда только разговаривали, и нельзя сказать, что Минхо это беспокоило. Посмотреть фильмы он может и один, и с Чаном, например, а вот поговорить… Разговаривать получалось только с Джисоном, и это, знаете, странно. Бан Чан — тоже любитель языком потрепать, но на минуте 20-й Минхо хотелось бежать, а с Джисоном не хватает и ночи, чтобы наговориться. 100 дней дружбы. Минхо за эти дни уже привык к странностям медового парня и теперь его не бесит внезапная тишина вместо ответа. Он просто ждёт, когда Джисон опять очнётся, посмотрит на него своими глазами-бусинками и задаст свой вопрос снова. Минхо стал счастливее за эти 100 дней, а Джисон более открытым. — Правда? Оу… — Джисон мнёт концы ленточки, грустно, слишком печально глядит на любимую сладость, которая минуту назад вызвала восторг, и Минхо теряется. Что он опять сделал не так? За все их долгие разговоры они говорили о настоящем и будущем, но никогда о прошлом. Может, у Джисона очередное дурное воспоминание? — Ты чего? — Минхо тоже с печалью и тоской глядит на друга. Ему так больно видеть эти влажные глаза, прямо-таки физически ощущает дискомфорт, когда Джисон опять приклеивается к его губам. Может, он не хочет быть другом? Может, он с первого дня хотел быть кем-то другим для Минхо, а он, твердолобый, заладил со своей дружбой… — Я… У меня нет для тебя подарка, Мин. Очередная остановка, и вагон становится пустым. Только Ли Минхо и Хан Джисон остаются на любимых местах и даже взглядом толпу не провожают. — Ты сам, как подарок, Ханни, и мне не нужно ничего, правда. — А давай… Давай сегодня пойдём к тебе и… Посмотрим фильм? От такого предложения нельзя отказываться, тем более Джисон сам предложил, и… И у Минхо на сердце тяжело, словно друг ему одолжение делает, но он всё-таки ведёт его в квартиру, которая теперь содержится в порядке. Не потому что стыдно, нет, Минхо редко это чувство задевало, а потому что хочется, чтобы Джисону тут нравилось. Он даже гирлянду на окно повесил, потому что младший однажды сказал, что его мерцание огоньков расслабляет. — Чай или кофе? — Минхо наклоняется к маленькому холодильнику и достаёт пачку сока. — Есть ещё апельсиновый сок. — Чай, пожалуйста, зелёный. — Окей. Дори не видно, видимо, прячется и выжидает подходящий момент для атаки. Минхо привык, и Джисон вроде тоже. Он не злится на пушистого за царапины и не причитает о дурном характере. Иногда Хан зовёт его поласкаться, но Дори, упрямец полосатый, не идёт и лишь глаза по-кошачьи закатывает, возвращаясь в свой уголок. — Что посмотрим? — Минхо протягивает кружку и вилку для чизкейка, а затем возвращается к барной стойке со стареньким ноутбуком. — Что будем смотреть? Минхо снова улыбается и ерошит волосы младшего. Он странный, но до жути забавный со своими провалами. Плевать уже на фильм, лучше снова поговорить, и Минхо вместо ответа задаёт другой вопрос. — Ханни, а расскажи о своей семье? — А что ты хочешь узнать? — ноги Джисона, которые временами трясутся, резко замирают, а на лице расцветает улыбка. Расслабился, видимо, и даже гирлянду включать не пришлось. — Кто они? — Ну да… Кем работают и как живут? Мама Джисона иногда передавала для Минхо невероятно вкусное кимчи. Почти каждую неделю Джисон притаскивал контейнер, вручал с фразой «это тебе от мамы привет», а потом они вместе ужинали и болтали до рассвета. Минхо хотелось узнать эту чудесную женщину поближе и, может, когда-нибудь познакомиться с ней. — Папа у меня — полицейский, а мама всю жизнь работала химиком-лаборантом на заводе, — Джисон уже без стеснения сам берёт друга за руки, когда чем-то делится — привычка, а у Минхо другая привычка появилась — он теперь тоже часто смотрит на губы Джисона, которые плавно двигаются и тянутся в усмешке. — Живут в своём доме, и у них есть сад. Мама любит яблоки и часто готовит варенье и пироги сладкие… Я привезу тебе как-нибудь. — Буду ждать. — А… А твои родители? — А мои живут на острове, и тоже в своём доме, — Минхо играется с пальцами друга и не видит, как тот мечтательно смотрит на него. Джисон никогда не видел моря, и Минхо хотелось бы его взять с собой на остров Чеджу и показать все любимые места детства. Когда-нибудь… — Мама работает учителем английского в школе, а вот папа… Он дома сидит, — Минхо слышит непонятный вздох и изучает лицо Джисона. Тот опять зачем-то грустную маску надел. — Он спасателем работал и травму получил, поэтому он в инвалидном кресле, но всё хорошо, Ханни, он… Он в порядке, просто ходить не может. Джисон мрачнее тучи, и Минхо опять надумывает лишнего. — Мы в детстве с ним наперегонки катались. Он на коляске, а я на велосипеде, — Минхо тихо смеётся, возвращаясь в своё прошлое. Ему не стыдно говорить о таком, ведь отец для него — герой, и пусть он по меркам врачей и других людей неполноценный, но для Минхо он самый полноценный, и даже больше. — И ты выигрывал? — Не-а, всегда выигрывал папа. — А как… Как он… Ну… — Джисон силится что-то выдавить из себя, и Минхо хорошо успел его изучить. Видимо, эта тема тоже как-то перекликается с его прошлым. Надо бы сгладить этот рассказ и вспомнить ещё забавную историю, чтобы друг расслабился, но тут Джисон выдаёт то, от чего Минхо зависает и сам превращается в тучу. — А у меня мама ребёнка потеряла… У меня могла бы быть старшая сестра, представляешь? — Хан не моргает, боится, видимо, пропустить любую эмоцию, а лицо Минхо превратилось в камень. — Это всё из-за работы… — Мне жаль, Ханни. Снова Джисон не намеренно загоняет Минхо в клетку, где он может просто сидеть и переживать. Помочь, увы, тут нечем. — Всё нормально. У неё ведь есть я, и… Хотя я… Джисон замыкается, забирает свои пряничные ладони и хватается за кружку, как за щит. Минхо остаётся снова терпеливо ждать, пока друг отвиснет и вернётся к разговору. — Мин, можно я… Я хочу рассказать… Признаться тебе… Ну вот и всё. У Минхо в голове вихрь идей, и все они такие разные. Если сегодня тот самый вечер откровений, то сейчас Джисон скажет, что очки он иногда носит, чтобы выглядеть умнее. Или признается, что не боится темноты, а просто искал предлог остаться на ночь у него. А может, он ему скажет то, что Минхо давно видит и ждёт? «Ли Минхо, ты мне нравишься… Я влюблён в тебя… Поцелуй меня, наконец… » От этих мыслей и тайных желаний уже скулы сводит, потому что лицо растекается в идиотской улыбке. — Только ты послушай, ладно? И если… Если ты больше не захочешь со мной дружить, то… Скажи мне лучше сразу, хорошо? Весь восторг от предвкушения услышать заветное стирается. В голову ничего не приходит. Что может заставить Минхо отказаться от дружбы с этим светлым и мягким человеком, который и пахнет, как самый настоящий медовый пряник? Может, Джисон реально влюблён и так завуалированно намекает на отношения? Но по грустным глазам можно понять — никаких отношений, Минхо, даже не мечтай. — Говори… — Минхо тянет открытые ладони ближе к другу, и тот накрывает их своими бархатными и тёплыми. — Когда я был маленьким, я… Я на улице, видимо, что-то съел или… Я не знаю… Я отравился, и мама рассказывала, что я был почти при смерти. Когда меня доставили в больницу, врачи не знали, что со мной и почему я горю… Мама говорила, что я без сознания был и она умоляла что-нибудь сделать… Она боялась, что я тоже умру, и… И мне вкололи очень много антибиотиков и других лекарств… Ещё мне промывали желудок, и… В общем я тогда натерпелся, — Джисон впервые за время рассказа поднимает уголок рта. — Потом я помню, что было всё хорошо, меня выписали… А потом я… Я стал плохо слышать. Не сразу и лишь одним ухом, но… Год за годом становилось хуже, и врачи говорили, что это не пройдёт… Это от каких-то антибиотиков меня так… — Джисон не плакал, просто губы терзал маленькими зубками и продолжал вяло улыбаться. — Я инвалид, Минхо. У меня полная глухота на левое ухо, и… — И ты читаешь по губам? — старшего как по голове ударило. — Поэтому на губы смотришь? — Д-да… Вот всё и встало на свои места. Джисону явно легче, ведь он признался, наконец, а Минхо сейчас тяжело, реально тяжело переварить и усвоить это всё. Его дурная голова всё это время думала, что Хан просто озабоченный скромняга, а оказалось… Оказалось, что это он сам придурок, который во всём видит иной подтекст. Как же стыдно. — Ладно… Но… Я понимаю, что тебе, наверное, трудно, но почему я должен перестать с тобой… — Минхо не хотелось говорить слово «дружить», и «общаться» тут тоже не к месту. — Почему ты решил, что я откажусь от тебя? — Я же больной и… Инвалид. — Боже, Ханни, да ты самый нормальный из всех моих знакомых… Ты… Да какая разница, что ты не слышишь, плевать… Я ведь тоже не идеальный. Я хромаю и… — Минхо так хотелось все мысли высыпать, поэтому он торопился, сбивался и запинался, а Джисон слушал, приоткрыв рот, и иногда мотал головой. — Я считал тебя странным, но… Но ты оказался более чем нормальным, а если ты беспокоишься или тебе трудно, то есть же слуховой аппарат, и… — Он не помогает, Мин, и я не хочу, чтобы другие видели, какой я. — Ладно, — Минхо отпускает руки парня, и ему хватает нескольких секунд, чтобы обогнуть столешницу и снова прижаться к полюбившемуся теплу, по которому он иногда скучает в холодной постели. Джисон устраивается в объятиях и благодарит за то, что он такой… — Ты хороший, Мин, очень хороший. На слёзы время никто не тратит, потому что внутри необъяснимая лёгкость. Они просто жмутся друг к другу, и им хорошо. Один понимает другого, а второй радуется, что его не оттолкнули. — А ты дурак, Ханни, — Минхо шепчет куда-то в макушку, пока младший трётся виском о грудь друга. — И я дурак, да… Мог бы и раньше сказать, я же… — Что? — Джисон отрывается и задирает подбородок. — Тоже хочешь мне в чём-то признаться? Кофейные глаза изучают губы, смотрят и ждут, когда они произнесут хоть что-нибудь. Волнение поутихло, но Джисон всё ещё ждёт подвоха, вот-вот Минхо его обидит, посмеётся… Он хороший друг, но и хорошие иногда оказываются плохими, лишь надевая костюм всепонимающего и доброго человека. — Хочу, — Минхо сделал серьёзное выражение лица, специально решил над другом подшутить. — За что люблю Ремарка, так это за цитаты… Пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы. Не помню, из какой это книги, но это точно он написал, и… Ханни, не сдавайся, ладно? И я не сдамся, пока ты… Пока ты меня не поцелуешь, в конце концов… Вот теперь смеялись оба. Глаза в глаза, губа к губе. Минхо склонил голову и застыл, ожидая, что Джисон всё услышал, понял и вот-вот поцелует его по-настоящему. Пришлось даже глаза закрыть, чтобы в ином случае не видеть, как младший испугается и отстранится. Секунда, две, три — и Джисон осторожно пробует подцепить верхнюю, чуть выпирающую губу парня, и Минхо убирает все тормоза, жадно припадая к розовым губам, которые успел выучить за 100 дней. Он торопится зачем-то, боясь, что Джисон оттолкнёт, но Хан лишь ближе двигается и ногами обвивает его бёдра. Высокий стул чуть поскрипывает, когда Минхо в прямом смысле слова наваливается на Джисона, потому что ему мало, ему хочется больше мёда на своих губах. — Мин, ты… — Ханни, я… Я, наверное, люблю тебя. Минхо не помнит цитат Ремарка о любви, да и это не важно. Пока Джисон трогает его шею, пальчиками лаская чувствительные места, Минхо тоже чувствует, что Джисон без слов показывает свои чувства. Он не просто сладко выдыхает, он воздухом признаётся ему. Он тоже, видимо, любит. Больше у них не осталось секретов. Они как 2 раскрытые страницы книги, которые всегда рядом, знают содержание друг друга вдоль и поперёк, и, пока рука судьбы не разорвёт их, они будут вместе. Они рядом и сейчас, и завтра, и через неделю. — И когда ты понял? Ну… Что… — Когда ты дал мне последний пазл, и всё… Картинка сложилась, Ханни. — Тогда я должен ещё кое в чём признаться… Ты… Ты понравился мне очень давно, Мин. Я заметил твои синие волосы, и ты так напоминал мне море, о котором я мечтаю, — Джисон пару раз чмокнул парня в нос и глупо хихикнул. — А когда ты подошёл, я подумал, что ты будешь ругаться за то, что… Что я смотрел на тебя многие месяцы… Я испугался тогда. — Ты дурак, Хан Джисон. — А ты самый прекрасный человек, Ли Минхо, и… И это я первый влюбился в тебя, — Хан пальчиком ткнул Минхо в грудь, как бы ставя точку. — И спасибо тебе, что принял меня таким. — Таким? — в голове стучали банальные шутки, но рот надёжно захлопнулся на замок. Не время сейчас портить момент своей клоунадой. — Ага, таким. — Таким, значит? Ты… — Минхо смотрел прямо в глаза, обхватив мило личико двумя руками. — Ты для меня такой медовый, нежный, чуткий и ужасно странный, но… Я не вижу твоих изъянов, для меня это ничего не значит, Ханни. Ты обычный, нормальный, но в то же время самый-самый странный и… Волшебный ты, понял? — Ли не удержался и снова поцеловал на удачу перед тем, как спросить самое главное. — Просто позволь мне любить тебя и быть рядом, ладно? — Ладно… — Джисон тоже вытянул губы, чтобы «подписать» этот договор поцелуем. — Тогда… Тогда я подарю тебе своё сердце, ладно? А ты обещай, что не разобьёшь его, Мин. — Обещаю, Ханни.

«Если к кому-то потянулась душа, не сопротивляйтесь. Она единственная точно знает, что нам надо»

Эрих Мария Ремарк