Demolition lovers

Его пальцы с каждым новым толчком всё сильнее сжимают подушку. Тёмный цветок любви, — нет, липкий океан, и он тонет в нём всё быстрее. Нестерпимая боль, разрывающая изнутри, слёзы и зубы, которые, кажется, вот-вот раскрошатся в пыль, стоит надавить немного сильнее. Ещё пару толчков, и океан всё погубит, роняя в него зловонное семя новой жизни. *** Эл кричал, рвал пальцами подушку, и никак не мог остановиться, однако с каждым новым толчком его обильно сочащаяся влажная дырка всё лучше открывалась навстречу изогнутому члену альфы. Болезненный, кислотный калейдоскоп в глазах граничил с духотой и лёгким удушьем, будоражащим ощущением волн внизу живота. — Пожалуйста...я прошу... Ему не пришлось долго просить, Кира сам вцепился зубами в его горло, и вдавил всем весом в кровать. Да, он любил это. Эл действительно хотел, чтобы Ягами сейчас сломал каждую косточку в его маленьком теле не только из-за преобладающего физического возбуждения, но ещё потому, что только так он мог почувствовать себя хорошо. Это происходило раз за разом, и, признаться, он давно уже выбросил подавители, однако... Первый раз без таблеток. Он прекрасно знал, что будет, и даже не мог сказать, что не хотел. Его пугала и будоражила сама мысль о том, как злейший враг путём изнасилования поселит в нём новую жизнь. Взбухшая простата болезненно ныла, и вскоре Эл взорвался новым оргазмом. Пятым уже, кажется, по счёту. Свет. Яркий свет. Кажется, его перевернули на спину. Тёмные каштановые волосы и его собственная пятка, упирающаяся в чужую грудь. Не прошло и минуты, как худые колени оказались почти за ушами, и Эл тихо вскрикнул, когда ему показалось, будто член сейчас выйдет откуда-то внизу живота. Кажется, Ягами давно уже этого хотел. Нет... Плывущее сознание величайшего детектива никак не могло уловить единственную важную мысль — почему. Почему его заклятый враг так поступает? Он прикрыл глаза и свесил голову вниз от бессилия. Он ненавидел себя, ненавидел Ватари, ненавидел родителей и всех ёбанных сыщиков, собранных в этой до одури дорогущей помойке. Эл не видел лица партнёра. Тёмная голова была опущена вниз, а движения — резкими и беспощадными. Рюдзаки стонал без продыху, ощущая, как набухает внутри него тёплая плоть в преддверии оргазма. — Замолчи. — Звонкий удар по лицу. Кажется, его снова перевернули. На этот раз Ягами грубо впился зубами где-то у основания шеи. На постель потекла алая кровь, но и на это было плевать, как вдруг.. Внезапно, всё закончилось. Образовавшаяся внутри пустота, пожалуй, даже немного испугала Рюдзаки. Сквозь слезы и кучу цветных пятен он даже не мог разобрать, где находится, но осколком сознания понял — всё та же комната. — Щенок. — Тёплое тело нависло сверху, закрывая собой слепящее диодное солнце. Тяжело вдыхая потный воздух, Эл почувствовал, как мягкая череда поцелуев ручьём стекает вниз по спине, а затем его задница получила очередной звонкий удар, и не дав детективу согнуться от боли, Ягами снова крепко прижал его к койке. — Ты сам знаешь. Шансы омеги забеременеть повышаются, если он кончит раньше. — Тихо прорычал над ухом его голос, а затем два прохладных пальца резко вторглись в него. Сам того не осознавая, Эл подался им навстречу. Рывком, без труда его вернули в положение на спину, и мир снаружи погас. Рука, тёплая, словно майский день, накрыла его глаза, и очередная вспышка пронзила тело, когда эти пальцы нашли нужную точку. Ягами нравилось вертеть в руках худощавое тело, демонстрируя превосходство. На грани стона удовольствия и крика боли, рука детектива машинально обхватила член, и мозг умоляюще взвыл, требуя вручную приблизить оргазм. Тело, слабое, но натянутое сейчас, как тетива, ныло и искрились жаром и феромонами. — Нельзя. — Эл получил ещё один удар по лицу, и вынужден был руку убрать. Тяжёлый, вынужденный оргазм пробил его, когда пальцы внутри изогнулись сильнее, и тело на кровати снова сделало переворот. Эл, не отошедший ещё от оргазма, стал пленником нового жестокого танца. Тело внутри раскрылось, и Лайт не позволил ему уйти, напротив, он всей силой притянул детектива к себе. Эл никогда не знал, что это за боль. Ощущение, будто кишки цепляет металлический крюк, а всё нутро заполняет липкая, вязкая жидкость. Закончилось... наконец-то всё закончилось. Эл обессиленно прикрыл глаза, как вдруг тело пронзил новый импульс. А затем ещё один, и ещё один. Безумная волна болезненного удовольствия росла, пока Рюдзаки наконец не дёрнул свой ноющий член, и не выпустил её наружу. Кира игриво двигал бёдрами туда-обратно, дёргая тем самым крайне болезненные нити, но стоило детективу кончить, как движения прекратились. Он не видел, но мог поклясться, что Ягами сейчас хищно улыбается. — Я не смогу уйти отсюда ближайшие пару часов, иначе мы оба не получим то, что хотим. Тогда... Но это уже не имело значения. Рюдзаки моментально уснул, осев на мокрые от естественной влаги и похоти простыни. Он напрочь забыл. И о таблетках, и о том, зачем вообще открыл дверь этому чертовому засранцу. Течка естественным образом ослабевает, когда её биологическое предназначение выполнено, — и это единственное, что сейчас имело значение, а вместе с этим приходит спокойствие и крепкий сон. **** Проснувшись, Рюдзаки не ощутил ничего, кроме пустоты. Рука мерзко увязла в белой остывшей лужице рядом с ним. И странно, как за ночь всё это не впиталось в матрац. Скривившись от отвращения, детектив предпринял попытку встать. Ноги его практически не держали, — худые колени сотрясались всё сильнее с каждой новой попыткой опереться на них, и всё же кое-как ему удалось добраться до ванной. Лоулайт глянул на отражение. Синяки под глазами, кажется, ещё более чёрные, и глубокая царапина на щеке. Его вид говорил сам за себя. Он глухо опустил глаза в пол. Немыслимо, как вот уже несколько месяцев им удаётся скрывать от остальных такую мерзость. Даже он сам чувствовал смард пропитанной феромонами комнаты. Взгляд сам собой упал на пузырьки, стоящие на тумбе у раковины, и, приглядевшись, Рюдзаки замер от страха. Те самые таблетки. Все на месте. А значит... Значит, он действительно сделал это. Точнее, не сделал то, что было нужно. Проклятые гормоны. Эл прислонился к стене, и словно в фильмах медленно по ней сполз на холодный кафель, что было весьма приятно для уставших за ночь бёдер. Какой же дурак... Боже, какой же дурак. Смесь ужаса, тревоги, отвращения и холодного спокойствия начала медленно стекать по рёбрам в нутро. Он был сам не свой, когда поддался чувствам. Он был сам не свой, когда полусознательно решил резко отказаться от подавителей, чем спровоцировал неадекватный выброс веществ в организме, сдерживаемых столько лет сильнейшими препаратами передовых фармацевтических фирм. Какой же дурак, и только теперь, когда сраным естественным образом всё было кончено, до него начало доходить. Выпрямившись у раковины, Лайт устало повесил голову. Несомненно, Ягами был Кирой. И уповать сейчас можно было только на то, что за семь с лишним лет концентрация блокаторов в его крови достигла настолько немыслимой величины, что их хватило бы ещё на пару жалких месяцев. По крайней мере, это не должно было мешать работе. Всё в порядке, пару жалких тысяч на аборт в хорошей клинике... Чем дальше думал об этом Эл, тем сильнее дрожали сдавившие белую керамику пальцы, и в конце-концов из его глаз хлынули слёзы. За что, Господи, за что. Лайт действительно наслаждался этим, и только сейчас, стоя у блядской холодной раковины на блядском холодном белом кафеле, Эл начинал вспоминать, и сущая беда была в том, что даже сейчас на воспоминания об избиениях и жестоких толчках в самое нутро, низ его живота отзывался теплом. И это было, пожалуй, единственное тепло в его холодном, безразличном сознании. Единственное живо начало, кроме тёмного омута боли, который поглотил всё остальное. *** — Доброе утро Рюдзаки-сан! — Доброе утро, Мацуда. — Холодно отозвался Эл, следуя на саоё рабочее место. Этот идиот никак не мог понять, что никому нет дела до его жалких приветствий. На лице — ни следа, — слишком уж профессионально он владел женской косметикой. Открыв папку Киры и разложив перед собой все бумаги, детектив начал понемногу вспоминать ту деваху, которой они были заняты последние несколько недель. Месяцы — как в тумане, и сейчас ему казалось, будто бы он вообще не знает, кто это, однако в отчётах говорилось, что она вот уже несколько дней как сидит под стражей в здании. Что же, это весьма и весьма хорошо, и... Да, Лайт тоже находился под стражей. Рюдзаки сглотнул, ощутив лёгкий холодок волнения внутри. Вот, что стало провокатором. Блядской точкой невозврата, после чего он начал терять всё. Опрометчивое решение сковаться наручниками, а затем кто-то из них неосторожно их дёрнул, и... Эл не мог вспомнить, с чего всё началось, и поспешно отогнал эту мысль. Сейчас ему действительно нужно было понять, как вывести Лайта на чистую воду. — С момента твоего заключения количество смертей значительно снизилось — Глубокий спокойный голос с лёгким британским акцентом разлился по залу. — Это ничего не доказывает. — Отозвался едва пришедший Ягами. Он, как ни в чём ни бывало, сел рядом, и детектива передёрнуло. Он сглотнул. И хотя всё должно было закончиться, присутствие альфы тянуло его ко дну. Присутствие его альфы. Эл не знал, но предполагал, что где-то под волосами давно уже красуется его метка, и тут же по круглосуточной трансляции в ящике объявили о новой смерти от сердечного приступа. Лайт поднял бестрассный янтарный взгляд на детектива. Рюдзаки сидел, глядя прищуренными лунными глазами сквозь текст на бумаге, и задумчиво прикусил свой палец.