(Не) по-дружески

      Если бы Аято знал или помнил заранее, что такое быть в смятении, то он бы подумал тысячу раз прежде, чем решился на это. В документациях, что лежали перед ним, не было не единого понятного ему слова, а в голове бушевал шторм сравнимый с непогодой на острове Ясиори. Камисато игнорирует вошедшего Тому с подносом в руках, и даже когда тот спрашивает, нужно ли еще что-нибудь, Аято только моргает, слепо уставившись в листы. Когда до носа доходит приятный теплый запах травяного чая, глава комиссии растерянно поднимает голову, но в кабинете уже никого нет. Он обязательно поблагодарит Тому попозже.       Пробежавшись глазами еще раз по документам и заставив себя выкинуть из головы все лишнее — хотя то, что случилось, вряд ли можно назвать лишним. Аято еще не придумал обозначение для этого —, он оставляет несколько пометок, и, выцепив на столе разбросанные записки слуг, совершенно не находит в себе сил продолжать сидеть и думать. Он оставляет все как есть, поражаясь терпению Томы каждый раз наводить порядок у него на столе, и уходит к себе в покои. Кровать встречает его прохладными простынями. Как бы Аято ни пытался закрыть глаза и заснуть, в попытках спастись хотя бы на несколько часов от проблем, случившееся вчера не оставляет его ни на минуту, а темный непонятный взгляд Óни заставляет вздрагивать и размышлять о своей глупости. Было ли это конец их дружбы? Аято не знал.       И, если так подумать, Камисато повел себя даже абсурдней, чем сам Аратаки, в котором адекватного начала оказалось больше, чем он показывал за все их знакомство. Ситуация была бестолковой: до Итто только-только дошло, кто такой Аято, и какое он место занимает во всей общественной деятельности Инадзумы. Рассказали ли ему, или сам догадался — не зря же каждый раз спрашивал про слишком уж богатую и качественную одежду —, ляпнул про то, что теперь даже не знает как стоять рядом с таким высокопоставленным человеком. И много чего еще выдал, нервно посмеиваясь. На фразе про то, что Итто испортит ему репутацию, если их часто будут видеть вместе, Аято не выдержал. Он правда, положа руку на сердце, пытался донести до неугомонного и слишком болтливого Óни, что это ничего не меняет, и он с радостью продолжит общаться с Итто на равных. Но, как бы сильно Аято ни применял свои навыки красноречия, нелепые речи Аратаки совсем вывели его из равновесия.       Он шагнул ближе, схватив Итто за кисть, хотя никогда не допускал подобного отношения ни к кому до этого, и другой рукой закрыл ему рот, прямо уставившись в удивленные алые глаза. Ветер над их головами шептался в листве. Разница в росте только сейчас показалась ему ощутимой, и это его совсем не задело. От Óни пахло терпко-сладким ароматом выпивки заведения, из которого они недавно вышли, морским бризом и чем-то совершенно не похожим на другие запахи — своим собственным. Аято старался не вдыхать слишком сильно, пока спокойно, но твердо, объяснял свою позицию. Он чувствовал, как чужие мышцы у него под пальцами напрягались, но Аратаки не вырывал руку. Послушно прослушал всю речь, не попытавшись перебить (хотя он скорее боялся праведного гнева Аято, если сдвинется даже на миллиметр), но все равно недовольно выдыхал на некоторых моментах. Кажется, даже пытался закатить глаза пару раз. — Что же мне еще тебе сказать, Итто? — тихо проговорил Аято. Вечер совсем утонул в сумерках, и холодный свет превратил красные полосы на теле Аратаки в черные. В минутном помутнении, перестав прикрывать чужой рот, пальцы, скрытые перчаткой, прошлись по коже, очертив скулу ровно по полосе. Самому себе Аято объяснил этот жест полным доверием, хотя для Итто, судя по его расширившимся зрачкам, это значило совсем другое, и надо было бы разъяснить, но туман в голове не исчез, и Камисато продолжал поглаживать скулу. По всем приличиям он уже давно провалился, когда без спроса влез в чужое личное пространство (для Итто этого пространства в принципе не существовало, но Аято почему-то обычно не был против). Покойный отец не обрадовался бы его поведению. Камисато понимал, что если продолжит, то сделает все еще хуже, но вопреки всем запретам подался еще ближе и прикоснулся к чужим губам, ощутив удивленный горячий выдох. Ему не ответили, хотя он, конечно, и не надеялся. Его эгоистичные желания совсем стерли из памяти знание, что Итто — не обычный взрослый, и подобный жест может воспринять не так, как надо. Хотя Аято и сам не был до конца уверен — а правильно ли он сам понял свои действия. Губы у Аратаки были теплыми, влажными и напряженными, поэтому Аято почти сразу же отстранился, открывая глаза. Итто смотрел на него со смесью ужаса и непонимания. Это длилось всего мгновение, но потом губы его искривились в подобии усмешки, он аккуратно выдернул руку и, сделав шаг назад, пробормотал про забытые поручения, что на него повесила Куки. Аято было все равно, под каким выдуманным предлогом Итто решил отступить. Он бы и сам хотел в эту самую минуту сбежать от себя подальше.       Было ли это конец их дружбы? Может быть. ***       После недели молчания волнение уходит, но приходит печаль. Незримая и почти бесцветная; ее не замечают ни Тома, ни Аяка. Дела комиссии забирают все время, но в редкие свободные минуты Аято продолжает думать об Óни. И о том, что ему стоило все-таки объясниться. И не делать всех этих странных вещей. Но что сказать человеку, который развлекает себя тем, что ворует у детей конфеты? Камисато никогда не считал Итто бездарем, в определённых моментах этот рогатый хитрец слишком уж умело уворачивался от ответственности, если она касалась его самого, но почти всегда с готовностью помогал чуть ли не каждому в городе. Под всей напускной бравадой за этими рогами и дерзкой ухмылкой скрывался добрый и наивный парень, что просто хочет быть полезным и нужным. Итто был собой, а Аято ценил это в людях больше всего.       Желая хоть немного вернуть спокойствия в свои мысли, Аято раздумывает над тем, чтобы пригласить Итто поиграть в его излюбленные бои жуков. Может, это хоть немного поможет вернуть те отношения, что были.       Шум за дверью прерывает его мыслительный процесс, и Аято чисто из любопытства выходит из кабинета. — Тома, что тут происх…? Итто? — выдыхает Аято, непроизвольно сжимая стенку сёдзи. — Братан, он твоя уборщица? Охранник? Не думал, что на меня накинутся со шваброй. — Аратаки сглатывает, следя за мокрой щеткой, что Тома держал у его горла. — Вообще-то, я управляющий клана Камисато! А нечего пугать людей и влезать в чужие окна. — Тома, пожалуйста, перестань угрожать шваброй гостю. — Аято сдерживает улыбку. — Гости обычно предупреждают, что придут заранее, и пользуются дверью, — бурчит парень, убирая несостоявшееся оружие. — Раз это Ваш гость, Господин, то, к сожалению, прогнать его уже не получится. Могу предложить вам подать ужин? — Да не хотел я тебя пугать, управляющий. Перепутал окна, — пожимает плечами Óни, совершенно потеряв интерес к Томе, отойдя от него и осматриваясь. — Классно живешь, братан. — Братан? — озадаченно выдает Тома, приподняв брови. — Да! Ужин. Было бы прекрасно, Тома, спасибо. — Дав понять другу, что больше его помощь здесь не нужна, Аято приглашает Итто в свой кабинет. Тома провожает их странным взглядом, но больше ничего не говорит.       Когда Камисато закрывает сёдзи, в его голове до этого момента были заготовлены десятки предложений, но стоило оказаться с Аратаки наедине, как пустота все эти фразы и поглотила. Можно было бы довериться случаю, но Аято не любит оставлять ситуации без контроля, поэтому быстро возвращает себе самообладание, пока его внезапный гость проходится по кабинету. Итто останавливается у живописи с волнами на стене, трогает статуэтку, проходится когтями по корешкам книг. Тянет время. Аято отходит к окну, складывая руки. Дзимбаори было снято и висело в шкафу в покоях, поэтому Аято был сейчас только в легком косодэ . Оно не спасает от легкого холода, что тянется от приоткрытого окна. — Ты в меня влюбился? — Итто внезапно смотрит серьезно, сощурив немного глаза. Если бы Аято что-то сейчас пил, то обязательно бы подавился, но он лишь хлопает пару раз глазами в недоумении. — И ты пришел к этому выводу, потому что… — Ну, не совсем я. Мне подсказали. Бабушка, она... Эээ, сказала, что только люди, которые любят друг друга, занимаются этими штуками. Ну, вот я и подумал. — Даже не пытаясь скрыть свое волнение, Итто мерит шагами комнату, почесывая затылок. — Интересно. Твоя бабушка сказала правду, но я не… Я не влюблен в тебя, Итто. И был бы рад вернуть наши отношения к тому, что было. — А зачем тогда поцеловал? — Аратаки хмурит брови. — А ты мастер задавать вопросы в лоб, да? — Аято трет шею. — Я не знаю. Мне захотелось тебя подбодрить. — Подбодрить? — Ты тогда выглядел расстроенным и, наверно, думал, что теперь между нами не будет того общения, к которому ты привык. Хотя я пытался тебе сказать, что знание того, кто я, не должно менять твоего ко мне отношения. — Какие же все-таки странные у людей обычаи. — Итто прикладывает к подбородку руку и задумывается. — Это не совсем обычай. Просто иногда близкому человеку хочется сделать приятное. — Я понял. — Итто кивает, решив что-то для себя, и достает карты. — Сыграем в Священный призыв семерых? — Сыграем. — Аято все-таки улыбается. ***       И Аято рад был бы сказать, что на этом все закончилось, но, кажется, он неосознанно сделал все только хуже. После того разговора Итто начал приходить в поместье чуть ли не каждый день. Томе, правда, сразу же пришлось смирится с каждодневным грязным полом, но не прошло и нескольких дней, как он приучил рогатое чудовище разуваться перед входом. И Аято, впрочем, был не против этих дружеских посиделок, если бы на этом все и ограничивалось.       В первый раз это случилось, когда Аято вернулся после встречи с одним из ушлых чиновников, совершенно выжатый и без настроения. Некоторые пункты договора не устраивали ни одну из сторон, и было принято решение перенести встречу на другое время. Камисато с радостью никогда больше не встречался бы с этим человеком, будь на то его воля. Он прошел мимо сидевшего на татами Итто, даже не обратив на него внимания, глубоко уйдя в себя. Тома принял его одежду, спросив только про ужин, и удалился на кухню. — Представляешь, твой уборщик почему-то решил, что мои руки прекрасно подойдут для того, чтобы очищать посуду! В жизни более дурацкой работой еще не занимался. — Итто бесцеремонно заходит за ним в его спальню. — А мне даже не заплатят. — Итто, ты не мог бы пока оставить меня одного? — И не потому, что иногда Аратаки ему надоедает. — А, оу. Ты не в настроении, я понял.       Итто делает шаг ближе, оказываясь с Камисато нос к носу. Аято не успевает даже придумать возмущение, как Аратаки наклоняется и прикасается губами к его губам. Пытается шевелить ими, хотя совершенно не знает, как целоваться, но Аято неосознанно отвечает. Он успевает прихватить нижнюю губу Аратаки, как тот отстраняется с самым невинным выражением лица, улыбаясь во все тридцать два. Он совершенно не выглядит смущенным, а Аято чувствует, как покалывает собственные скулы. — Надеюсь, тебе лучше, братан. — Он хлопает его по плечу и выходит за дверь, недовольно бурча что-то про уборщиков, которые слишком много о себе возомнили. — Кхм, спасибо, Итто.       Нет, лучше ему не стало, потому что теперь все мысли были заняты только этим моментом. Аято трет переносицу и проклинает себя. Кажется, Итто неправильно понял его слова, или понял слишком буквально. В следующий раз Камисато сразу же остановит его и объяснит получше. Или постарается не попадаться Óни на глаза, когда будет не в настроении. Потому что Камисато чувствует, что отказать рогатому будет довольно сложно. Потому что на губах все еще горело уверенное прикосновение и это было приятно.       Конечно же, с чего это Аято решил, что сможет пресечь попытки этого удивительного существа всеми силами желавшего, чтобы его друг был в хорошем настроении. Даже сестра была очарована им. Не заинтересовавшись боями жуков, считая это слишком жестоким, она с радостью сыграла с ним в карты, и давно уже Аято не слышал, чтобы сестра так громко смеялась. Итто искренне недоумевал, когда в третий раз проиграл, и с какой-то надеждой смотрел на Аято, но тот только качал головой. Против своей сестры даже он не играл.       Второй и третий разы, когда Итто бесцеремонно врывался в его личное пространство, а Аято не мог его остановить — или не хотел —, были такими же удивительно приятными. Потому что у Итто получалось лучше двигать губами (не то, чтобы Аято хотел это подмечать, но он подмечал), он правильно наклонял голову и, кажется, в третий раз это длится дольше положенного, потому что чужие клыки задевают нежную кожу на губах Камисато, и это нравится главе клана до судорожного вздоха. — Ой, я не хотел, — искренне выдает Итто, заломив чуть брови. — Прости, братан. — Ниче… ничего, все хорошо. — Аято переводит дыхание, продолжая смотреть на чужие влажные губы. Архонты, пусть он продолжит.       Но Аратаки будто специально отходит подальше, садится на пол и начинает рассказывать про свой день. Аято не остается ничего другого, как сесть за стол и, не особо вчитываясь в документы, иногда отвечать другу, стараясь унять сердце.       Собственно, почему Итто решил, что сегодня Аято был расстроенным? Камисато пытается вспомнить этот день и не находит ничего, что вывело бы его из равновесия, и это толкает его на подозрительные догадки. Не может же быть такого, что Итто захотел поцеловать его просто так? Он украдкой смотрит на экспрессивную мимику друга, но не находит и тени какого-либо желания. Аратаки полностью погружен в свой рассказ. Либо Óни научился мастерски скрывать свои чувства, либо Аято просто хочет видеть то, чего нет.       Следующий раз не настает очень долго, потому что Итто куда-то исчез на пару недель. И если первую неделю Тома радуется, что наконец-то рогатый перестал ходить к ним, как к себе домой, то на вторую даже он начинает беспокоится, и по молчаливой просьбе Аято ищет по всему острову неугомонного Óни, расспрашивая каждого встречного. Аяка помогает ему по своим связям, и то, что Аратаки обнаруживается в полицейском участке за неудавшуюся кражу, заставляет одновременно и выдохнуть от облегчения всему клану, и напрячься из-за действий Итто. Тома вносит залог, и Аратаки отпускают, но не просто так. Ему назначают общественные работы сроком на два месяца. В участке Тома и узнает, что именно хотел своровать Óни и зачем. Лекарства для заболевшей бабушки.       Аято кивает, когда Тома заканчивает свой рассказ, стоя в кабинете, и спрашивает, где сейчас Аратаки. Тот ушел к себе домой, сказав, что ему слишком стыдно попадаться сейчас на глаза Камисато, и что он обязательно выплатит все деньги, которые Аято потратил на его бессмысленное освобождение. Глава комиссии тяжело вздыхает и отпускает Тому. Неугомонный, дурной Óни. Аято заканчивает с делами и спрашивает Тому, где живет Аратаки. Парень порывается проводить, но Аято лишь просит рассказать, куда идти. После недолгого объяснения он оставляет Томе еще несколько поручений и выходит в вечерние сумерки.       В бедных районах Ханамизаки Аято никогда не бывал. Во время указа Сакоку и после его отмены дел прибавилось, и всеми делами общественности занялась Аяка, тогда как он взял на себя дела политические. Хотя бы издалека, но он пытался помогать этим людям. Дела у них явно улучшились, как Аято понял из рассказов-докладов сестры. Дома больше не выглядели ветхими и заброшенными, наладилась коммуникация между другими районами, более зажиточными, в гору пошла торговля, о чем говорили повышенные запросы на проведение мероприятий. Аято гордится делами сестры, и тем, чего она смогла добиться для этих людей. Прогуливаясь под фонарями, он спрашивает у играющих детей про дом Итто, и ему указывают на дальнюю постройку. Подходя ближе, Аято замечает небольшой заборчик и огород. Очевидно, это был дом бабушки Итто, хотя ему легко представляется Аратаки, копающийся в земле. Но для выращивания овощей нужно терпение, а этого у Аратаки, не смотря на все его плюсы, не наблюдалось.       Дверь ему открывает старая хозяйка. — Добрый вечер. Прошу прощения за беспокойство в столько поздний час, но могу я поговорить с Итто? — Ох, он опять что-то натворил? Бедный мой мальчик. Только-только вернулся, отказался от ужина, зашел к себе в комнату, но сразу же вышел. Держал в руках мешочек, сказал, что должен кое-что сделать. — Мешочек с морой?       Хозяйка кивает: — А так долго копил. — Он не сказал, куда отправился? — Один вариант сразу же возникает у Камисато в голове. Стоит ли поскорее вернутся в поместье?       Бабушка Óни лишь качает головой. — Благодарю Вас. Скоро к Вам придёт мой слуга и принесет лекарства. — Лекарства? Итто заболел? — А разве не В… Хм. — Аято задумывается. Хозяйка и правда не выглядит больной; тогда, если лекарства не нужны были ей, то кому? — Хотите чаю, господин…? — Просто Аято. Спасибо, с радостью приму Ваше приглашение.       Это хороший шанс не быть навязчивым и дождаться Аратаки здесь. Если он все-таки отправился в поместье, то не задержится там надолго, а Тома скажет, что господин слишком занят и не принимает никого. Конечно, не исключен вариант того, что Итто может не вернуться домой сегодня, но долго прятаться от Аято у него все равно не получится.       За чаем и приятной беседой, где Аято узнает об Итто еще немного интересного, проходит некоторое время. Было видно, как старушка беспокоится за Аратаки, и хочет, чтобы он, наконец, перестал влипать в неприятности, хотя и понимает, что это неотъемлемая часть его характера и его сути. Аято может лишь согласиться. Вечер подходит к концу, и Камисато решает покинуть приятную компанию, хотя он всегда очень рад послушать старшее поколение и перенять у них некоторый опыт. Когда он уже встает, помогая убрать кружки, входная дверь открывается. — Ты еще не спишь, бабушка? Я тут принес… Аято? — Итто держит в руках коробочку с чем-то сладким, судя по запаху. Без вечной приставки «братан» имя кажется каким-то другим. И Аято это нравится. — Итто, к тебе друг пришел и беспокоился, куда ты пропал. И я тоже. Совершенно ничего не говоришь бабушке. — Хозяйка не выглядит расстроенной, и голос ее был весь пропитан заботой. — Прости, я, кхе, мне очень стыдно! Я не хотел тебя расстраивать, честное слово. В качестве извинений я принес данго. — Он выставляет вперед коробочку. — Может меня ты и задобрил, но перед молодым господином извинись по-человечески! — Ему не за что передо мной извинятся, я лишь пришел поговорить и узнать, все ли хорошо. Благодарю за чай. — Аято неловко, но открыто улыбается и кивает старушке, но кидает взгляд на друга. — Я подожду тебя на улице, Итто.       Судя по виду Аратаки, тот бы с радостью не выходил из дома добрую сотню лет. Через несколько минут приглушенных разговоров за дверью, та открывается и Итто выходит. Аято ждет его чуть в отдалении. — Чувак, я и так принес тебе слишком много проблем! Тебе не нужно было сюда приходить. — Думаю, я сам могу решить, к кому я хочу приходить, а к кому нет. И почему ты решил, что игнорировать меня будет твоей самой лучшей идеей? — А я, кажется, не просил вытаскивать меня из участка. — Итто складывает руки на груди. — Сам бы разобрался. — Так же, как и с лекарствами? Кому они были нужны, Итто? Почему ты не пришел ко мне? Думаешь, я бы не дал тебе денег на них?       Он долго молчит, но потом выдыхает: — Не в этом дело. — Так объясни. — Я просто хотел помочь одному парню не дать совершить ошибку. Услышал, что он собирается сделать, пошел туда и остановил его, но хозяева уже проснулись и вызвали стражников. Я помог ему сбежать и не попасться, но меня схватили. — И ты взял всю вину на себя. — Иначе было никак.       Аято бы сказал, что можно было бы и не жертвовать собой, но чувствует, что его речь будет вдребезги разбита об упрямство Óни. — А деньги ты понес тому парню?       Итто лишь кивает. — Ты мне ничего не должен, Итто, но я хочу тебя попросить кое о чем. — Аято делает несколько шагов, пока не становится рядом с Аратаки, чувствуя его тепло. — Думай иногда о себе. О близких, что беспокоятся за тебя. Даже если кажется, что из-за этого ты будешь выглядеть последним эгоистом, прежде всего ты должен заботится о себе. Иначе через некоторое время ты обнаружишь, как каждый будет вытирать об тебя ноги. — Но… Я не… Бездна! Почему ты каждый раз звучишь так, что я не могу ослушаться? — Годами развитые лидерские и ораторские качества, — Аято пожимает плечами. — Но не это важно, а то, чтобы ты меня услышал. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, Итто.       Аратаки открывает рот, но ничего не говорит. Его взгляд скачет по лицу Камисато, пытаясь выявить хоть каплю неискренности. А Аято старается держать глаза на уровне потерянных глаз Итто, но Óни как на зло облизывает губы, и глава клана понимает, что стал слишком слаб. Аратаки не отталкивает его, когда Аято тянется чуть вверх, прикасаясь, и Итто сразу же отвечает, пытаясь повторить. Камисато мысленно все еще посмеивается с попыток Итто сделать в точности, как и он. Аято пробует языком раздвинуть чужие губы и ему позволяют, удивленно-сладко промычав. Язык задевает острые клыки, после встречаясь с чужим языком. Оба тяжело дышат через нос. Рука Аято проходится по открытой коже на прессе и груди Аратаки, чувствуя его дрожь. Итто первый разрывает поцелуй. — Но я же не расстроен, — выдыхает он после недолгой передышки и хмурит брови. — Я знаю, — говорит Камисато и красноречиво смотрит на Óни, подмечая, как раскраснелись чужие губы. — А, оу. О-о! — Широко раскрыв глаза, Итто, кажется перестает дышать. — Мне очень приятно, то есть, я рад, ха-ха! Вообще-то в последний раз я захотел это сделать, потому что мне понравилось. — Я так и подумал. — От тебя ничего не скрыть. — Хитрое лицо сменяется на смущенное. Аято рассматривает его особенно внимательно. Оказывается, ему было жизненно необходимо увидеть, как краснеют заострённые ушки. — В следующий раз сделай вид, что ничего не замечаешь. — В следующий раз? — А мы разве не… Бездна, я ляпнул случайно! — плохо скрываемая печаль мелькает в глазах Óни. — Я пошутил, Итто. Да, в следующий раз я сделаю вид, что ничего не замечаю.       Так же быстро, как и появилась, боль с лица рогатого исчезает, сменяясь на радость.       Немного грустно, что теперь можно перестать притворяться, что Аято каждый раз был случайно не в настроении, но Итто этого лучше не знать. Одна вредная кицунэ с храма Наруками наверняка кивнула бы ему в знак одобрения за такой способ совращения (по ее мнению!), но Аято надеется, что еще очень долго не пересечется с ней. Хитрость сработала — остальное не важно. Камисато ласково смотрит на красного, но счастливого Аратаки, и думает, что сделал правильный выбор.