your body is the main dish

- Ты в порядке? - спрашивает Джисон после того, как второй наруч успешно приковавывает запястье Чонина к изголовью кровати. Тот коротко кивает, до сих пор не до конца осознавая, как он мог на такое решиться. Ещё в супермаркете Чонин крутился вокруг прилавков со сливками и другой молочкой, высматривая в толпе Сынмина с тележкой, который отошёл в отдел сканвордов. Высматривал он не с целью спросить совета, а, наоборот, избежать неловкого столкновения. Хотя, наверное, только Чонин мог накрутить себя до степени, когда даже выбор взбитых сливок кажется противоестественным, слишком вызывающим. Но учитывая факт того, для чего именно они были нужны, паранойя уже не казалась лишней в его поведении. Он тогда схватил первые попавшиеся, когда из-за его спины внезапно вышел Сынмин, и подогнал приятеля поскорее убираться из этого "детища разврата". Сынмин вопросов лишних не задавал, но искреннее любопытство читалось у него на лбу. Чонин решил пощадить нервы Кима и намеренно держал все в секрете, прикрываясь обычным "просто захотелось". Просто захотелось сливок. Точнее, захотелось, чтобы ими трахнули - смысла особо не меняет. Джисон всегда твердил, что секс и еда - самые удивительно приятные вещи в жизни. И нет ни одной другой, которая переплюнула бы их в своем совершенстве. Чонин слушал тогда вполуха и не особо вникал в сказанное. Но когда он вдруг пришел к мысли, что хочет сливки на своем теле. И когда первый стояк накрыл его при мысли, что кто-то слизывает их с его тела, он решил сделать свое открытие Джисону. Тот слушал это все с достаточно спокойным видом для человека, парень которого страдает таким странным фетишем. Чонин пришел ещё к одной безумной, не менее интригующей, мысли о том, что Джисон, вероятно, тоже давно думал о подобном, но ждал, пока Чонин сам предложит, - и он это сделал, черт возьми. Теперь Чонин лежит на кровати абсолютно обезаруженный своей наготой и несколькими наручами, которые надежно удерживают его руки у кровати без единого шанса вырваться. Это тоже была идея Чонина. И часть его хотела позорно сбежать под миллионом предлогов о том, что он не может пойти на такой огромный шаг в их отношениях, что для него это слишком, что он чувствует себя слишком уязвимым, и это его безумно пугает, но другая понимала, что он здесь рядом с Джисоном - человеком, которому он полностью доверяет даже со связанными руками. И если бы он сказал, что хочет прекратить, тот тут же прекратил бы, даже с бьющим в голову возбуждением. Потому что Джисон любит Чонина - это и есть единственная причина. Чонин дергает руками на пробу - цепочка, связывающая наручи, слабо побрякивает в воздухе, а на запястьях прослеживаются еле заметные красные следы. - Не слишком давит? - заботливо интересуется Джисон. Он все ещё одет, в отличие от Чонина, и последнего это чертовски расстраивает. Единственным освещением в комнате служит несколько ароматических свечек, расставленных в спешке на прикроватных тумбочках. Джисон подходит к кровати ближе, чтобы удостовериться в комфорте Чонина, и его лицо смягчается в небольшом количестве жёлтого света. Он смотрит сверху вниз, проводя кончиками пальцев по холодным наручам, едва касаясь молочной кожи на запястьях и, не дожидаясь ответа Чонина на свой вопрос, немного ослабляет металл на руках. Джисон переводит взгляд с наручей на лицо Чонина. Оно выглядит немного бледноватым в сравнении с его обычным цветом кожи, и Джисон успокаивающе шепчет на ухо короткое "все хорошо", оставляя на лбу мягкий поцелуй, от которого тело Чонина плавится, не в состоянии спокойно реагировать на проявленную заботу. Он тянется, чтобы прикоснуться в ответ, но вспоминает, что не может этого сделать, и обречённо продолжает смотреть на то, как Джисон не спеша развязывает пояс домашнего халата. Он уже успел принять душ, поэтому его разморенное горячей водой тело было расслабленным. Джисон в целом выглядел в десять раз спокойнее Чонина. Хотя, как было известно, он ещё ни разу не практиковал такое с кем-то ещё. Когда ткань халата падает на пол, Чонин, хотя бы для приличия, старается не смотреть на тело Джисона так жадно, но каждая попытка отвести взгляд оказывается провальной. А когда Джисон оказывается прямо перед ним - Чонин, кажется, теряет последние остатки самообладания и снова, забыв о сдерживающих его наручах, тянется по инерции, чтобы прикоснуться к телу напротив, но все что он может - это продолжать нетерпеливо наблюдать за Джисоном. Тот достает из тумбочки яркий баллончик со взбитыми сливками и встряхивает его несколько раз, попутно снимая пластиковую крышку и безразлично бросая ее в сторону. Чонин смотрит сначала на Джисона, затем на сливки и прикусывает нижнюю губу в предвкушении. Сознание само начинает рисовать непристойные картинки, и Чонин, не в силах противостоять колючему возбуждению, разводит ноги пошире. - Что, так не терпится? - смеётся Джисон, оказываясь между чужими бедрами. - Да, - выдавливает Чонин через силу. Джисон смотрит на Чонина с такими обожанием, словно действительно желает его съесть. Он наклоняется, чтобы целомудренно поцеловать Чонина в уголок губ и с тихим "какой же ты красивый" смелее прильнуть к тонким губам. Джисон целует остервенело, грубо сминая чужие губы своими и отстраняется всякий раз, когда слышит забившееся дыхание Чонина. У Чонина кнопка контроля давно вышла из строя, он извивается под Джисоном, задевая своим членом натуральный стояк своего парня, который тот так старательно игнорирует. Джисон использует сливки неожиданно, когда сбитый с толку жарким поцелуем Чонин не ожидает этого, и поэтому вскрикивает от неожиданности громче, чем надо, но достаточно для того, чтобы удовлетворить чужую шалость. Чонин отчётливо чувствует холодные сливки своей шеей, а после горячий язык, который собирает оставленную сладость. Джисон показательно пробует на вкус сливки и с неоднозначным "сойдёт" тянется к груди, чтобы оставить несколько небрежным мазков. Чонин крупно вздрагивает, когда чужой язык проходится по оставленному крему, и стонет от того, насколько хорошо чувствуется юркий язык Джисона. - Готов поспорить, тебе нравится, - он говорит это с такой убежденностью, что Чонин начинает про себя пыхтеть, как закипевший чайник, от негодования, но не согласиться с этим не может. Джисон проводит пальцами по розовым горошинам, перекатывая между пальцами. Соски Чонина всегда были очень чувствительными, и даже от самых обычных прикосновений футболки они покрывались мурашками и твердо стояли. Сейчас дела обстояли точно также. И Джисон только усугубил положение, приставив дозатор поочередно к соскам, оставляя на них почти невесомый крем. Чонин машинально дергнулся наверх. Его тело дрожало, поэтому Джисон остановился, убирая баллончик в сторону. - Тебе страшно, Нини? - его взгляд был по истине обеспокоенным. - Нет, мне чертовски хорошо, - Чонин прошёлся языком по сухим губам, его лицо растянулось в лисьей улыбке. Джисон хмыкнул, снова наклоняясь над грудью Чонина, чтобы слизать оставленный ранее крем. Достаточно широкая поверхность его языка была просто отличной для того, чтобы собрать весь крем полностью. Джисон проделал эту махинацию дважды, собирая сливки сначала с одного соска, а затем с другого - и Чонин неконтролируемо простонал,  поджимая пальцы на ногах. Джисон посмотрел на Чонина исподлобья. Он явно не ожидал такой яркой реакции на примитивные сливки. Но Чонин делал их не просто примитивными - он делал их самой сексуальной вещью в мире. Джисон снова приставил к груди дозатор, на этот раз прямо в центр. Ведущая дорожка от груди до пупка вышла длиннее, чем предыдущие, но от этого Чонину хотелось поскорее ощутить тяжесть и тепло чужого языка на своем теле. Он призывно извивался под Джисоном. Но тот оставался глух к немым просьбам поскорее покончить со сливками, продолжая играться кончиками пальцев с провокационно выступающими ребрами и сосками, которые в свете свечей отдавали ярким блеском. - Пожалуйста, - без капли терпения повторял Чонин. - Хён, я умоляю, прикоснись ко мне. Джисон, издеваясь, поддел пальцем сливки с тела Чонина, тут же пробуя на вкус. - Сливки отстой, - категорично отрезал Джисон, но тут же добавил. - Если они не на твоём теле. По лицу Чонина быстро расползался красный румянец. Для общего образа не хватало только пара из ушей и звёздочек в зрачках. Он уже собирался огрызнуться в ответ на то, что старший так медлит, но вместо этого протяжно застонал. Джисон начал с пупка, стремительно поднимаясь по дорожке из сливок, слизывая их без всякого следа. Член Чонина дергнулся, прижимаясь к животу, где теперь была только мокрая дорожка. Джисон отстранился от груди, собирая языком небрежно оставленный крем на своем подбородке. - Хён, - Чонин не знал куда деть себя, как смотреть Джисону в глаза, и с трудом заставил себя обратится к старшему. - Хён, сделай с этим что-нибудь. Чонин вертел бедрами в воздухе. Желание распирало его изнутри. Сливки были хороши, но он хотел чего-то большего. Он двигался в надежде на то, что старший поймет его намерения без слов. - А что ты хочешь, чтобы я сделал? - словно нарочно уточнял Джисон. Его недоумение действительно выглядело подлинным, и насупленный взгляд внушал доверие, только Чонин знал, что с ним играются, а на игры у него времени не было. - Я хочу хёна, - Чонин поспешил спрятать свое лицо в поднятой за наручник руке. - Но ведь я уже здесь, - пожимал плечами Джисон. Чонин терял терпение. - Ты хочешь, чтобы я сделал что-то конкретное? - Я хочу.. - Ты хочешь? - Я хочу, чтобы хён трахнул меня, - от такой резкости даже сам Джисон, который изначально и затеял эту бессмысленную и нелепую игру, был в шоке. - Достаточно конкретно? - Более чем. Джисон смазал свои пальцы большим слоем сливок, которые к этому времени едва держали устойчивую форму и напоминали молоко. Джисон приставил несколько пальцев ко входу, не спеша разминая колечко мышц изнутри. В растяжке он всегда был терпелив, как монах при чтении сутры. Чонин коротко вздрагивал, когда поглаживания оказывались слишком чувствительными, и это не могло не ударить по самолюбию Джисона. - Нравится? - Так себе, - съязвил Чонин, больше не пытаясь играться. Джисон на это лишь хмыкнул, а указательный палец скользнул внутрь. Чонин коротко простонал. Вскоре к первому подключился второй. Джисон сначала нечаянно, а затем намеренно затрагивал простату, вызывая на лице Чонина сплошной сгусток красного пятна и заставляя затёкшие руки хвататься за деревянное изголовье, как за единственную возможную опору. Джисон ещё несколько раз развел пальцы подобно ножницам, а затем вынул их из нутра с характерным хлюпом. Свой член Джисон, не жалея, обильно смазывает оставшимися сливками по всей длине. Старший приставляет головку ко входу, и с предупредительным "я вхожу" его член не без труда оказывается внутри Чонина. Тот глухо мычит, стараясь унять в себе порывы застонать во весь голос. Тугие стеночки приятно обволакивают ствол, отчего Джисон заметно напрягается и вдыхает носом воздух, пытаясь унять в груди бешено колотящееся сердце. Даже спустя столько времени вместе, Джисон все ещё не может переживать этот момент, как должный. Каждый их совместный раз он входит в Чонина, как в их самый первый. И пусть он выглядит глупо, Чонин никогда не торопит и не дуется на него за неспособность нормально держать себя в руках. Такое поведение старшего немного смешит, но Чонин не смеётся, а терпеливо дожидается, пока старший не начнет двигаться. Первый толчок Джисон делает на пробу, давая привыкнуть Чонину к заполненности. Джисон двигается медленно, размеренно, набирая темп, пока он не станет стабильным и возможным для полного удобства их двоих. Чонину грубость в сексе никогда не была по душе, а Джисон, даже если и думал о таком, то никогда бы себе не позволил такого с Чонином. Но иногда Джисон ведёт себя черезчур осторожно, из-за чего Чонину приходится буквально уговаривать старшего двигаться быстрее и смелее наращивать темп. Когда удается установить темп, Джисон сосредотачивает все свое внимание на лице Чонина. Оно все красное и запыхавшееся. И даже сейчас он усердно старается не застонать, кусая щеку изнутри. Джисон протягивает ладонь, чтобы погладить чужую щеку, при этом не сбавляя движения внутри. Чонин ластится к протянутой руке, целуя внутреннюю сторону ладони, утыкаясь в нее носом, как брошенный котенок на улице в миску с молоком.  - Хён, - зовёт Чонин, и Джисон на секунду сбивается с темпа, переставая двигаться вовсе. - Пожалуйста, освободи руки. Хочу.. хочу обхватить тебя. Джисон с секунду медлит с ответом. Он в прицнипе заметно зависает, когда Чонин пытается выбраться самостоятельно, на деле лишь пытаясь растормошить старшего. У него в итоге получается, потому что Джисон тянется к изголовью кровати и освобождает запястья. Чонин прокручивает их по оси, пытаясь умерить ноющую боль, но выходит только больнее. Он обхватывает шею Джисона, заставляя того буквально лечь на него всем телом. - Ты можешь продолжать, - Чонин ободряюще гладит чужой загривок и улыбается, когда Джисон неаккуратно продолжает двигаться, пытаясь вернуться к первоначальному ритму. Он кладет руку на возбуждённый член Чонина, и тот возвращает внимание к своей эрекции. Он все ещё обхватывает Джисона за шею, поэтому возможности помочь себе у него нет. Зато он знает о желании старшего наконец прикоснуться к чужой плоти, собрать кончиками пальцев все возбуждение, которое успело прилипнуть к члену Чонина за этот вечер. И Чонин позволяет, приподнимаясь с подушек, чтобы зарыться носом в изгиб чужой шеи, вдыхая ещё не выветревшийся запах одеколона, перемешанного с горячим потом. Он обхватывает зубами небольшой участок кожи на внутренней стороне джисоновской шеи, чтобы оставить там еле заметный укус, который сойдёт через несколько дней. И Джисон крупно вздрагивает, постыдно скуля над Чонином и делая сбитые толчки. Оргазм накрывает его в тот момент, когда Чонин достигает разрядки, а его горячее семя стекает по внешней стороне чужой ладони. Джисон тут же помогает Чонину привести себя в порядок несколькими салфетками, как малой альтернативой похода в душ. Старший валится на кровать, увлекая за собой Чонина. Тот удобно устраивается на чужой груди, и Джисон слышит еле уловимое сопение. Он берет чужое запястье, вглядываясь в красные следы, оставленные наручниками, и бережно, словно пьет чай из самого дорогого и хрупкого фарфора, сцеловывает раны на руках. Чонин морщится, но привыкнув к ощущения губ на своих запястьях, тут же блаженно закрывает глаза, а его тело готово провалиться в долгий и безмятежный сон. Они никогда не разговаривали после секса. Было пару раз, когда Джисон пытался вывести Чонина на непринуждённый диалог, но тот постоянно ссылался на усталость. И первое время это действительно обижало, но затем как-то прижилось. Но именно сегодня в груди Джисона отчего-то продолжало безудержно биться сердце. То ли причина была в быстрой разрядке, или в самом Чонине, потому что при виде младшего его чувства всегда обострялись в несколько раз, подобно вампирам из сериалов. Джисон посмотрел на Чонина ещё несколько минут, прежде чем с его губ сорвалось тихое и трепетное "я люблю тебя", а снизу послышалось сонное хриплое "я тебя тоже".