Цветочек

Чонгук нежно целует омегу под собой, пока руки беспорядочно шарятся по его груди, то нежно сжимают небольшие округлости, то слегка грубовато оттягивают розовые бусинки сосков, тут же в извиняющемся жесте поглаживая те. Мин под чужими руками выгибается, стонет. Рука альфы несмело скользит ниже, но Юнги словно током бьет. Он тут же весь сжимается, смотрит испуганно, упирается ладонями в чужую грудь. — Юнги, — старший тяжело вздыхает, смотрит в глаза напротив, точнее смотрит на чужой профиль, потому что омега стыдливо отворачивается. – Что происходит? Почему ты каждый раз меня останавливаешь? Чего ты боишься, малыш? Поговори со мной, пожалуйста. Я не хочу давить на тебя, но разве тебе самому не хочется? Ты же отвечаешь на мои ласки… — Это… слишком сложно, — младший нервничает, кусает губы и не знает, что сказать, потому что уверен, что как только расскажет о своей «особенности», Чонгук его тут же бросит. А Мин слишком сильно влюблен, знает, что не сможет оправится. — Кроха, я не смогу тебе никак помочь, если ты не расскажешь, что тебя тревожит, — Чонгук нежно целует чужую щеку, а после садится, не желая и дальше давить на младшего. — Хён… — Мин тоже принимает сидячее положение, тут же прижимает к себе колени, глазами бегает по чужому рукаву из татуировок, нещадно сдирает кожу с нежных губ. – Я врал тебе. Довольно долго… Но… я просто очень влюблен… Я знаю, что после моего рассказа тебе станет противно даже касаться меня… — Юнги, малыш, — на самом деле после таких слов Чонгук у себя в голове нарисовал довольно пугающую картину, и очень надеется, что его догадки не подтвердятся. – Пожалуйста, расскажи, я не совсем понимаю… — У меня есть особенность, хён… – Мин стыдливо прячется в собственные колени, кончики ушей просто горят красным, а глаза предательски начинают щипать. – Хотя скорее мутация, не знаю. Но… у меня не так, как у большинства парней-омег. У меня нет члена, у меня вагина… — Ох, малыш, я- — Я знаю, хён, это противно и мерзко, все в порядке. Тебе не стоит как-то оправдываться, все в порядке. Я знаю, что это странно и неприятно. Да кому вообще может понравиться такое? Парень-омега с вагиной, даже звучит ужасно, — Юнги уже натурально всхлипывает, головы не поднимает, потому что ему не хочется видеть презрения в чужих глазах, точнее не хочется видеть его в глазах Чонгука, не в глазах того, кому он так просто отдал собственное хрупкое и ранимое сердце. — Малыш, — Чонгук присаживается ближе, нежно берет чужое лицо в свои широкие ладони, вытирает слезы со щек. – И это все? Если честно, я напридумывал себе уже ужасов всяких. Как такое может быть противным? — Но это же противоестественно, хён… — Юнги шмыгает покрасневшим носиком, смотрит на альфу из-под упавшей челки, но не видит в глазах и капельки презрения, только безграничную нежность и, кажется, интерес? — Кто тебе это сказал? – Чонгук аккуратно убирает чужую челку, а внутри самого разгорается невероятно сильный интерес. Ему хочется увидеть то, из-за чего его маленький мальчик так измучался. – Я хочу увидеть её, Юнги. — Что? – младший икает, хлопает мокрыми ресницами. – Но, хён, разве тебе не противно? — Нет, в тебе не может быть ничего противного, кроха, абсолютно ничего, — он целует кончик чужого носа. – Уверен, ты красивый и очаровательный абсолютно везде и во всех местах. — Хён! – Юнги чуть ли не пищит, а щеки покрываются румянцем. Слова Чонгука звучат искренне. Юнги соврет, если скажет, что не мечтал о том, каким будет первый раз, но никогда не думал о том, что это может случиться. Ведь в его голове Чонгук всегда после того, как узнавал про его особенность, тут же его бросал с самыми ужасными словами. Мин еще раз смотрит в чужие глаза, взвешивает все за и против, а после неуверенно, но кивает. – Хорошо, давай… попробуем… — Если тебе не понравится, будет больно, неприятно, не молчи, сразу говори мне, — старший аккуратно касается чужих губ, подминает под себя омегу, вновь возвышается над тем. Мин обнимает старшего и, несмотря на легкое покалывание на кончиках пальцев, на легкую дрожь в теле, доверяет. Губы альфы скользят по тонкой шее, оставляют там парочку укусов, а пальчики тянут футболку кверху, открывают вид на небольшую аккуратную грудь. Он замечает чужое смущение, улыбается, а после касается языком уже затвердевшего соска. Мин под ним тяжело выдыхает, пальчиками сжимает его плечи. Чонгук принимает это за согласие, продолжая ласкать розовый сосок, пока свободная рука поглаживала тонкую талию, изредка спускаясь на бедро, слегка сжимая то. Альфа не спешит, растягивает удовольствие, позволяет омеге расслабиться и утонуть в ласках. Он ловко развязывает шнурок спортивных штанов и стягивает те с молочных бедер. Ему открывается вид на очаровательное омежье белье с крохотным розовым бантиком и кроликом на лобке. Чонгук и правда не замечает никакой бугристости, даже губами касается, чтобы в своих догадках убедиться. Но снимать трусики не спешит, оставляет поцелуи на внутренней стороне бедра, замечает, как на светлом белье появляется пятнышко от смазки, а значит, он делает все правильно. Пальцами он подбирается к резинке, чувствует, как напрягается чужой живот, смотрит на омегу. — Все хорошо, мой маленький, — он нежно целует младшего в губы, пока стягивает чужое белье. Юнги тут же пытается свести ножки вместе и прикрыться, потому что ему стыдно, он смущен, но в то же время возбужден и ему хочется зайти дальше поцелуев. – Ну же, не стоит ничего прятать, малыш. Чонгук нежно целует кончик носа, а после ведет дорожку поцелуев вниз, целует гладкий лобок и спускается ниже. — Ох, — Чонгук очарован. Он смотрит на розовенькие пухлые губки, на складочки, которые уже немного блестели от смазки, на бусинку клитора, на узенькую щелочку, которая сжималась. – Как же ты мог считать свой цветочек мерзким, Юнги? — Не г-говори так, х-хён, — младший икает и стыдливо прикрывает лицо руками. — Как? Что ты просто прелестный везде? – альфа делает широкий мазок по промежности, вызывая с уст омеги звонкий писк. – А еще ужасно сладкий и вкусный. Нет, правда, как ты мог так долго скрывать от меня такую красоту? Парень разводит половые губы, открывая вид на узенькую щелочку, из которой медленно выходила смазка. Горячий язык обводит нежную кожу вульвы, немного толкается в узкую дырочку. Старший большим пальцем собирает смазку и начинает поглаживать бусинку клитора, пока языком медленно и аккуратно погружается внутрь. Юнги же весь изводится, тихонечко стонет, пока бледные пальцы чужие длинные волосы сжимают. Наверное, если бы он знал, что может быть настолько приятно, то признался старшему еще раньше. — Пож-жалуйста, х-хён, — Юнги и сам не знает, чего просит, но это приятное тянущее чувство внизу живота просто сводит его с ума. Он не замечает, как сам начинает подаваться бедрами вперед, желая задать свой собственный темп. Чонгук же лишь улыбается, заменяя язык пальцем, а губами присасывается к клитору, играется с тем языком, срывает с губ омеги все больше стонов и писков, когда проходится по части головки, не скрытой капюшоном. Когда в омегу уже свободно входит три пальца, Чонгук вынимает те с громким хлюпающим звуком. Он смотрит, как щелочка нервно сжимается вокруг пустоты, как сам Мин разочарованно вздыхает, а под омегой из-за смазки уже образовывается небольшое мокрое пятно. Старший облизывает свои пальцы, смотрит, как краснеет чужое лицо, и улыбается. Чон тянется за презервативом, открывает тот и раскатывает по всей длине. — Если будет больно, говори мне, хорошо? – он видит чужой кивок. Нежно переплетает свои пальцы с пальцами младшего. Чонгук проводит крупной головкой по вульве, а после начинает медленно погружаться во внутрь. Юнги скулит, ощущая, как стенки влагалища медленно растягиваются. Ему больно, пусть и не сильно, но останавливаться не хочется. Он жмурится, чтобы ни одной слезинки не упало, сжимает чужую ладонь и пытается расслабиться. Чонгук глухо стонет, как только оказывается полностью внутри. Да, у него были до Юнги омеги и парни, и девушки, но никогда он не ощущал себя так крышесносно просто от того, что оказался внутри. Наверное, все дело в том, что этот маленький и очаровательный до безумия омега украл у него сердце. – Ну, малыш, неужели больно? Почему ты не сказал? – парень аккуратно собирает чужие слезинки. — Не больно, х-хён, х-хорошо, — Мин отрицательно кивает, сильнее ножки за чужой спиной скрещивает. Ему и правда хорошо. Ему хорошо от того, как на него смотрят, как с ним обращаются, ему хорошо от того, что его просто принимают с его особенностью, которую он всю жизнь считал мерзкой и отвратительной. Ему постоянно говорили, какой он не такой, что лишь конченый извращенец может принять его, но здесь его хён, его Чонгук, который не оставил его, а лишь наоборот. Юнги тянется к альфе, обнимет того за шею. – Двигайся, хён, пожалуйста. По комнате раздаются звуки шлепков и стонов, запах мандаринов и перечной мяты смешивается в одно целое, создавая невероятную комбинацию, от которой у обоих сносит крышу. Чонгук не забывает оставлять на омеге поцелуи, поглаживать столь желанное тело и касаться набухшего клитора, пока Юнги под ним извивался и царапался, пока громко выстанывал его имя и просил не останавливаться. Первым кончает Юнги, оргазм разливается огромной волной по его телу, а самого его трясет, от чего он нервно сжимается вокруг чужого члена. Альфа в этот момент немного замедляется, а после и вовсе выходит, доходя до финала самостоятельно. Это, кажется, явно был первый раз его мальчика, поэтому сейчас хочется сделать все правильно. Чонгук откидывает презерватив куда-то в сторону, а сам ложится рядом, прижимая омегу к себе. — Как ты, кроха? – он нежно целует вспотевший лоб, поглаживает спину, ощущая чужое неровное дыхание. — Хорошо, хён, очень хорошо, — Мин утыкается в чужую шею, прикрывает глаза. – Давай немного полежим вот так. — Конечно, — парень улыбается, укрывая их обоих одеялом. – Я люблю тебя, Юнги. — Спасибо, хён, — младший уже медленно засыпает, но хватается за последние слова, и внутри становится невероятно тепло. – Я люблю тебя, хён, очень сильно.