i'm breaking down

Хогвартс восстанавливаться после битвы. Восстанавливались его обитатели, зализывая раны. Гарри их зализать не могла. Эти раны были слишком глубокими, кровоточущими и слишком личными. Такие раны никогда не станут очередным шрамом на её теле, они не заживут. Зато живут другие. Люди забывают все, что произошло, и Поттер не могла их винить. Она могла винить только себя. За то, что не спрятала, не уберегла не спасла. Гарри идёт по тёмному коридору и резко останавливается, проводя длинным ногтем по зарубку в форме сердца на стене. Она больше не плакала. Глаза стали сухими, будто в них насыпали песка. Но плакал её сердце, плакало, по тем беззаботным вечерам в гостиной Гриффиндора, по звонкому смеху и невинным поцелуями. Поттер скатывается по стене, прижимая руки ко рту, чтобы не закричать. Круцио бьёт больно, кому как не ей это знать? Но больнее бьют воспоминания. Она никогда больше не услышит смех Гермионы, не почувствовует вкус её губ на своих, не обнимет больше за талию, так крепко, будто сама смерть держит её. Не почувствовует на лбу влажный след от поцелуя, и они с Гермионой не будут сидеть на её постели обнявшись. Этого не будет никогда. Как не будет и Гермионы. Воспоминания о её смерти ножом прошлись по все ещё не затянувшимся ранам. Они сидели в одном кресле, Грейнджер читала о боевых заклинаниях, Гарриетт наслаждалась чувством защищённости рядом с ней. Поттер долго будет жалеть, что в тот вечер, последний их вечер, она не сказала Гермионе о том, как любит её, как ценит её поддержку. Всё испортила Лаванда. Она часто все портила - рассказывала Грейнджер, что Гарри опять курит, что нашла в ванной салфетки, что были в крови, - но в этот раз она была не виновата. Она ворвалась в их идиллию, с громкими криками, что Поттер ищет Волан-де-морт, и о том, что объявлена всеобщая эвакуация. Гермиона среагировала первая. Она схватила её за руку, и за долю секунды вытащила из гудящей гостиной, пока в ней не началась давка. Пожиратели сновали тут и там, и им с Гермионой стоило больших трудов отбиваться от них. В воздухе пахло кровью и смертью. Гарри не узнавала вырученные, казалось бы навсегда, коридоры, где они час назад целовались с Гермионой, успокаивали Невилла и болтали с Роном. До портала оставалось совсем ничего, но Гарриетт сплошала. Обернулась, услышав голос Рональда, и бросилась за ним. Её спас бросившийся под ноги Живоглот, и, растянувшись во весь рост, Гарри сообразила, что Рон в Хогвартс не возвращался. А вот для Гермионы минутная заминка стоила жизни. Авада, предназначавшаяся Поттер, нашла её. В первые минуты, когда Грейнджер исчезла из поля её зрения, Гарриетт ещё ничего не поняла. А когда сообразила, было поздно. Она тащила её до укромного места, чтобы никто не затоптал тело, а сама плакала от ярости и обиды. Что было потом помнит смутно. Память вернулась только тогда, когда она сидела в кабинете директора, размазывая по щекам слезы и грязь. Тогда, бьясь в истерике, она поняла, что устала и больше не хочет ничего. -Война не кончится, оттого, Гарри, что ты от неё устала. - сказал ей директор Она не ответила, смотрела на него и молчала. А на сердце скребли кошки. Гермиону и Живоглота хоронили без шума. Гарриетт много плакала. Это было несправедливо - Гермиона сделала для них слишком много, для такой тихой смерти. Разве она не заслуживала большего? Гарри слишком устала от всего этого. "Разве я не заслуживаю покоя?" - думала она, сидя у перил Астрономической башни, и скуривая сигарету за сигаретой. "Я заслуживаю его больше, чем кто-либо" Последнюю сигарету она не затушила, а просто сбросила вниз. Она летела и горела, а слезы тушили огонь. Гарри упала разбившись о мост, где часто гуляла по весне. -Гарриетт Поттер была замечательным человеком. Гораздо лучше, чем каждый из нас. Свой последний огонь она затушила сигаретой и слезами. Извини меня, моя девочка, мне очень жаль. Ты устала раньше, чем закончилась война - и Альбус Дамблдор возложил четыре белые лилии на рядом стоящие могилы. А на мраморном постаменте навсегда осталась одна фраза.