Как думаешь, ты мог бы полюбить что-то так же сильно?

Для Уиллоу и Уилсона это был тяжелый день: они вышли из лагеря в надежде пополнить запасы продовольствия, но вернулись почти ни с чем. Огорченная и уставшая Уиллоу решила, что посидеть у костра — как раз то, в чем она сейчас так нуждается. Языки пламени отвлекали ее от рутинных забот и приносили утешение после впустую потраченного дня. Уилсон устало вздохнул и сел рядышком. Попав в эту дыру, он действительно полюбил огонь. Тот обеспечивал безопасность ему и другим выжившим, благодаря свету, отгонявшему тьму, и теплу, заставлявшему веки слипаться в легкой истоме. Но даже сейчас он не любил огонь так сильно, как его любила Уиллоу. Никто не мог обогнать ее в этой безумной мании. Уилсон взглянул на нее — словно в трансе, она завороженно смотрела на огонь и держала Берни под мышкой. Было что-то обворожительное в том, как оранжевое пламя отбрасывало теплый свет на ее кожу, в резком контрасте с чернильной темнотой ночи, создающей впечатление, будто сама Уиллоу являлась источником этого света. Это делало ее такой неземной — огонь очень даже шел ей. Уилсон задумался, что еще может подойти Уиллоу? — Уиллоу? — Хм? — Как ты думаешь… — Он сделал паузу, думая, как бы ему сформулировать крутящуюся на языке мысль. — Смогла ли бы ты когда-нибудь полюбить что-то так же сильно, как огонь? Часть ученого искренне надеялась, что она уловит смысл вопроса. Часть — нет. Уиллоу отвернулась от огня и посмотрела на него. Ее голова была слегка наклонена в сторону. — Даже не знаю, — пожала плечами она. — Не уверена. Уилсон так и думал. В любом случае, он не знал, что надеялся услышать от нее. Всем было очевидно, что Уиллоу вряд ли любит что-то в такой же степени, как огонь. Единственное, что приближалось к нему по шкале симпатии — это медвежонок Берни. Некоторое время они сидели в приятной тишине, пока не устали и не скрылись в своих палатках. На следующее утро Уилсон встал раньше всех, чтобы повозиться с научной машиной. Уиллоу вскоре тоже проснулась и, высунувшись из палатки, неторопливо направилась к научной машине. До нее донеслось, как Уилсон болтает о чем-то сам с собой — привычка, которую он сам замечал довольно редко. Его рассуждения перешли в привычное русло — к «научному прорыву» и «да кому вообще нужен этот университет». Зона в радиусе нескольких метров от него пребывала в ужасном беспорядке. Заброшенные эксперименты, небрежно написанные заметки, чертежи и, кажется, что-то дохлое. Уиллоу рассмеялась про себя. Он действительно был сумасшедшим ученым, однако его рвение не могло не вызывать у нее подлинное восхищение — такая сильная страсть к тому, что он любит. Огненная страсть. Это заставило ее задуматься, может ли он иметь такую ​​страсть к чему-то другому? — Эй, Уилсон? — Да? — Как думаешь, ты бы мог полюбить что-то так же сильно, как науку? Уилсон остановился, и, когда он посмотрел на Уиллоу, его лицо залило легким розовым оттенком. Это был просто вопрос. Точно такой же, какой он задал ей прошлым вечером. И тем не менее, это все равно побеспокоило его. — Думаю, уже полюбил.