Без причин

Казалось бы, их связывало только прошлое, не оставившее после себя ничего, чтобы поддерживать хоть какие-то отношения вне арены. В настоящем они довольствовались соперничеством, и то от турнира к турниру. Причем, Кисэ извечно приходилось доказывать, что он достоин этого соперничества, а Аоминэ - принимать его попытки, засчитывая их или нет, условно щелкая по носу, как глупого щенка. Это можно было назвать особой степенью мазохизма, но Рёта не представлял себя без этого соперничества, пусть даже ему приходилось терпеть поражение за поражением. И все чаще перед Кисэ вставал вопрос. А что же в будущем? Без баскетбола их жизни – две параллельные линии, но без этого соперничества, без Аоминэ Дайки, Рёта не мог уже себя представить. Странная зависимость, степень которой только росла, не давая и шанса на избавление. И он был уверен, что в жизни Аоминэ занимал какую-то ничтожную ее часть. В такие моменты он злился на малыша Куроко, а потом на себя – потому что глупо было сердиться на Тетсу, которого когда-то Аоминэ признал, сделав своей тенью. Рёта и сам не заметил, как увлекся, переиграл самого себя. Тот самый мальчишечий восторг, который некогда вызывала игра с Дайки, теперь Кисэ испытывал от одного только надменного взгляда обжигающе-темных глаз. Кисэ никогда о том не говорил, но Аоминэ то ли догадался, то смог просто разглядеть что-то за его наигранным ребячеством. Ведь некогда инициатива шла именно со стороны Дайки. Может, заметив, он просто захотел посмеяться, разыграть беспроигрышную комбинацию, но тогда никто из них не остановился, что означало бы своеобразный проигрыш. Проигрывать же не любили оба. Тем более, друг другу. Все закрутилось неожиданно, и Кисэ был уверен, что все также внезапно могло закончиться. И все также по инициативе Дайки - самостоятельно разорвать этот порочный круг Рёта уже не мог. Та встреча в коридоре спорткомплекса, где проходили очередные отборочные соревнования, эйфория от выигрыша, кружащая голову, очередное насмешливое приветствие Аоминэ и очередное позерство Кисэ. В глазах Дайки застыла раздражавшая усмешка, которая рождала внутри что-то неприятно темное и холодное. Аоминэ умудрялся показывать свою силу даже через взгляд, не принимая компромиссов. Может, Кисэ сам, конечно, не предложил, но спровоцировал, обличив в слова то, что удушающей волной сдавливало сердце. В ответ - очередной смешок, после которого Рёта по обыкновению ждал ехидную фразу, полную ощущения собственного превосходства и значимости, и следовавшее за ней равнодушие. Но вместо того Аоминэ стремительно подался вперед, схватил Кисэ за школьный свитер и накрыл рот Рёты поцелуем. Потом была опустевшая раздевалка, сдавленные слова, переходящие в стоны, неловкие, резкие движения. Кисэ не помнил, чтобы боялся случайных свидетелей. Все мысли буквально вымыло из головы, перед глазами вспыхивали и гасли белесые искорки, а тело отзывалось на грубые прикосновения Аоминэ. Дайки всегда был заточен на лидерство, не принимая для себя вторых позиций, и Кисэ подчинился, но не уступил. Он мог оттолкнуть, закончить всё ещё в безлюдном коридоре, раскладывавшем слова на гулкое эхо, наверняка же, Аоминэ только того и ждал, но Рёта принял правила игры. Когда все закончилось, то Рёта был уверен, что ничего не повторится. Слишком поспешно ушел Дайки, не сказав ни слова, избавив от насмешек и оставив Кисэ после себя только тень какого-то горького чувства собственной никчемности. Однако Рёта ошибся. Тот день стал своеобразной точкой отсчета для нового витка их отношений, порочных, лишенных всяческих романтических привязанностей и, разумеется, тайных для окружающих. Все их последующие встречи сводились исключительно к сексу, без лишних обещаний и красивых фраз. Что двигало и движет Аоминэ, Рета не знал. И не особо пытался о том задумываться. Бесполезно. Бессмысленно. Безнадежно. И даже больно, потому что единственный ответ, к которому он приходил, был очевиден: Аоминэ снимал с ним напряжение после не особо трудных для него тренировок или же впустую проведенного дня. Не секрет, что Дайки нравились модели с большой грудью и смазливыми личиками, а не парни, пусть и с девчачьей внешностью. Кисэ и раньше слышал в свой адрес пошлые шутки от сверстников и ребят постарше, но не думал, что воплотить эти слова в жизнь возьмется бывший товарищ по команде Тэйко. Разумнее было бы представить рядом с Аоминэ Момои, пусть та и являлась подругой детства и менеджером команды Тоо по совместительству. Но кому и когда оно мешало? Почему же именно с Кисэ? Лидерство и доминирование - в этом весь Дайки. Человек, из-за которого Кисэ увлекся баскетболом и за кем гнался из последних сил, даже, когда их не оставалось совсем. Этот человек некогда будто раскрасил жизнь Кисэ, погрязшую в серой скуке, в яркие цвета. Неудивительно, что Рёта никогда не отводил от него взгляда. Правда, ему хотелось, если не превзойти Аоминэ, то хотя бы идти рядом, а не бессильно смотреть Дайки в спину. Сумасшествие? Возможно. Если только они оба и разом помутились рассудком. Иногда Рёта представлял, что сказал бы Акаши, узнай он об этих странных отношениях, смысла которых Кисэ и сам не мог понять. Но подобные мысли исчезали также быстро, как и появлялись. Аоминэ буквально заставлял Рёту не думать ни о ком, разве что о себе, о Дайки. Как обычно, эгоист во всём. …Гаснущее за окном небо догорало алым, вытягивая тени и притягивая ночь; густой летний воздух был наполнен стрекотом цикад. Впрочем, им обоим не было дела до того, что творилось за пределами комнаты. Впервые Аоминэ привёл Кисэ к себе домой, не принимая никаких возражений и по обыкновению не давая объяснений. Они и не требовались. Меньше всего Рёта думал о них, когда в одной только распахнутой рубашке оседлал колени Дайки, по-хозяйски обхватившего Кисэ за талию рукой. Жадные поцелуи Аоминэ больше похожи на укусы, оставляющие после себя метки собственника. Впрочем, Кисэ не в претензии. Аоминэ и нежность не совместимы априори. Рёта давно научился принимать бывшего товарища по команде таким, какой он есть. Пусть даже что-то в нем Кисэ категорически не устраивало, но Дайки – это Дайки. Его не переделаешь и не перешьёшь под себя. Уже тот факт, что Аоминэ позволял ему находиться рядом с собой, делало Рёту странно счастливым. Глупое счастье, в котором Кисэ не был готов признаться никому, даже себе и особенно Аоминэ. Чужие прикосновения жаром проникали под кожу, с током крови, с каждым биением сердца, разливаясь теплой вязкой волной, словно наркотик, кружа голову. И где-то на стирающейся грани сознания Кисэ всё же ловил себя на мысли, что это просто не его тело, что его чем-то опоили, ибо не мог он вести себя так. Так бесстыдно насаживаться на чужие пальцы, жадно желать другого человека и жаждать принадлежать ему без остатка. Ладонь обхватила его член, в насмешливом дразнящем жесте проведя по всей длине. Перед глазами потемнело, а Кисэ не смог сдержать стона, невольно вбиваясь в сомкнутые на его плоти пальцы. - Как ты завелся, - насмешливо прошептал Аоминэ, отчего по спине пробежали мурашки. Дайки в очередной насмешке провел большим пальцем по головке, размазывая по ней выступившие капельки смазки, испытующе наблюдая за реакцией любовника. - Сам-то… - не узнавая свой голос, Рёта криво усмехнулся в ответ: оба знали, что Аоминэ возбужден не меньше. Доказательство его возбуждения давно упиралось в бедро Кисэ, требуя к себе большего внимания и освобождения от таких ненужных боксеров. Его замечание Аоминэ оставил без ответа, подался вперед, запустил ладонь в светлые волосы, чтобы потом за них оттянуть голову Рёты, заставляя того зашипеть. И вновь поцелуй, жадный, выбирающий силы и выдержку без остатка. Кисэ не сдержался, застонав Дайки в губы. - Так бы сразу и сказал, - осклабился Аоминэ и повалил юношу на спину. Кисэ не сопротивлялся, дыша рвано и глубоко, будто ему катастрофически не хватало кислорода. Впрочем, так оно и было. Щеки пылали, голодный, потемневший взгляд Дайки сводил с ума, внизу живота тянуло и ныло. Тело требовало разрядки, а Аоминэ специально тянул, хотя и сам был на пределе, не особо спеша избавился от нижнего белья и потянулся за приготовленным заранее презервативом. Если бы Рёта мог, то непременно его ударил. Аоминэ не стал и дальше тратить время на прелюдии, подхватил Кисэ под бедра и вошел, резко, без каких-нибудь неуместных слов. Кисэ закусил губу и судорожно вдохнул. Поначалу всегда неприятно. В первый раз было еще и очень больно: сказалась неопытность обоих и несдержанность Аоминэ. Правда, Кисэ в том не признался, впрочем, однако, Дайки и сам догадался. Аоминэ начал двигаться, постепенно наращивая темп и ловя ртом вырванные им стоны. Сознание уплывало, лишаясь граней. Каким бы законченным эгоистом ни был Дайки, но удовольствие он умел не только получать, но и дарить. Эту порочную связь Рёта уже не мог назвать ее случайной. Иногда приходило осознание неправильности происходящего, и Кисэ чувствовал себя птицей, пойманной в силки. Хотелось вырваться, но сил на то не находилось. Правда, Рёта сомневался, что его так уж пытались удержать, давя на грудь и ломая крылья. Аоминэ стал его зависимостью, избавиться от которой Кисэ не мог. Впрочем, наверное, и не особо старался.