Идеальный мир

      Он видел его только один раз, хотя и тот был случайным.       Абсолютно обычная поездка в столицу за поиском новых вещей в гардероб. Когда Сону пришлось приехать на этот остров у него с собой было две футболки, одни спортивные штаны, которые ему всучила мать перед выходом, толстовка с аниме и осенние ботинки Челси с кроссовками. Вещи, которые до этого Хан по одному разу лишь надевал. Все любимые остались дома, пылятся где-то в шкафу.       Любил моду, стиль любил. Деньги тратить тоже, если не свои. Вот и приехал в конце осени себя порадовать, прямо перед Рождеством.       Праздник был вокруг него, и даже на секунду просачивался в ноющее сердце. Но яд его травил моментально. Такой отвратительный, что блевать хочется каждую секунду, видя вокруг эту счастливую европейскую жизнь. Слишком ярые предубеждения по всей планете ходят об современности и стабильности стран первого мира.       Оказывается, они такие же. И жизнь у них похожа на ту, что он видел у себя в стране. Местами бывает намного хуже, местами лучше. Но тому факту, что они живут, как в мирном куполе, он не мог перечить. Сущая правда. Приторно и тошно. Они не видели настоящей жестокой жизни. Не жили в таких условиях, что застал Джисон в своём молодом возрасте. Везунчики.       Да и он временами уже забывает о тех кошмарах, что заставляли просыпаться его со слезами на глазах посреди ночи каждые два часа. Горечь сидит прямо во рту. Хоть сплюнь, хоть зашмыгай носом, пытаясь проглотить, она не пройдёт. Попробуй миллион конфет со всего мира, от которых даже самых крепких воротить будет, и все равно всё останется.       И страх за жизнь тоже останется. Сон задавался этим вопросом часто: «А много ли людей засыпают с пониманием, что завтра они могут не проснуться?»       Он отключил вечно работающий мозг и просто стоял на улице, прямо у входа в маленький магазин. Ждал, пока мать и её подруга всё там пересмотрят и перемеряют.       Рядом море в сумерках расплылось. Его не видно, но громадные корабли стояли у причалов прямо напротив города. Как маяки напоминали, что через пару шагов набережная. Нельзя сигануть и разбиться об скалы. Он даже об этом и не мечтал особо. Просто задумывался, каково было бы нырнуть туда, в синеву, в темные напористые волны.       Летом. Конечно летом, не зимой.       Небо такое фиолетовое, а у гор немного жёлтое. Провожают солнце, значит. У автобусов уже ярко горят их номера, стремятся в дальний путь, но захватывают внимание. Байки стоят какие-то на проходе, и зелень покачивается от вечернего ветра. Тут даже листья не то, что не опадают зимой, они даже не желтеют.       "Идеальный мир", — о нём все мечтают.       Хану радоваться нужно, что он сейчас в таком хорошем месте. Его приняли тепло, есть жильё и доступ ко всем удобствам. Но всё такое ненастоящее. Он чувствует себя Барби в кукольном домике, из которого нет выхода.       Людей многовато, ходят фотографируют украшенную белыми гирляндами аллею. Все такие разные: мужчина рядом с дочкой улыбается и идёт за ручку, женатая пара порознь проходят у витрин, трое подростков в стилях гранж и хиппи прошли мимо со скейтбордами.       Руки мёрзнут, а в карманах совсем не тепло. Ещё и чувствуется, что его взглядом прожигают прохожие. Почему? Не видели подростков в чёрном пальто с недовольным задумчивым лицом, стоящих на месте? Скорее всего, ему только кажется это. Поглядывают единицы мельком, но в целом всем же плевать. У них сейчас проходит своя жизнь, отличная от жизни Джисона. Совершенно. И мы никогда не узнаем, что пришлось пережить человеку, прошедшему навстречу.       Так же, как и никогда не поймём друг друга, наверное. Хан обернулся на звук шуршания пакетов и увидел, как мама выходит из двери, увешанной дождиком и колокольчиками сверху. И сразу даёт что-то в руки.       — Так, это тебе, — передала бумажный пакет с неудобными твердыми ручками Сону, застёгивая свою черную сумочку.       — Куда дальше? — зацепил его мизинцем и начал покачать в руке.       — А ты ещё куда-то хочешь? — вторая женщина присоединилась к ним, засовывая кошелёк в карман.       — Нет, нет, — обернулся к арке, где творилось главное столпотворение, но некоторые уже куда-то разбежались и направился в ту сторону, зазывая подруг, что передавали что-то между собой.       Желание побыстрее вернуться домой, принять душ и лечь спать, забыв обо всех тревогах и внезапных давящих мыслях. Раньше праздники были лучше.       Медленно шагая в сторону вокзала, Сон внимательно осматривал вывески магазинов над головой и начал заново чувствовать силу тяжести. Приземление, понимание, что то, что происходит с тобой — происходит именно сейчас.       Лица рядом блеклые, не запоминающиеся. Как NPS. Просто все живут момент. Сейчас они в толпе. Гирлянды светят прямо в глаза, холодный ветер гуляет прямо за колоннами, где виднеется тёмное море.       Джисон смотрит прямо, успевая посматривать на людей в сторонах и видит что-то движущееся навстречу. Чёрное, на колесиках. Люди расходятся, уступая дорогу. Хан не помнил ни того, кто катил коляску, ни того, кто был рядом или шёл за ним.       Он, продолжая идти вперёд, опустил взгляд ниже. И столкнулся взглядом с сидящей в ней скульптурной фигурой.       Коричневая кофта на замке и угольный гольф без горла, шорты до колен с поясом, чёрные вязанные гетры и кроссовки на платформе.       А ещё тёмные завитые волосы, светлая призрачная кожа и ответно смотрящие на него глаза. Безмолвные, как у самого Сона. Не уставшие, но с мешками. Не раздражённые, а смирившиеся.       Идеальные. И мёртвые.        Подросток, лет восемнадцать, может быть. А Джисону семнадцать.       Лицо бледное, а скулы острые. Губы в персиковом блеске, а верхняя больше, чем нижняя. На шее висит ожерелье с цветными мишками, на коленках пластыри. Тени не делали взгляд заплаканным, это так Джисон любил подкрашиваться иногда. В руках телефон с чёрным матовым чехлом удерживается лёгкой хваткой, несколькими пальцами. Даже чужие руки на его колёсах совсем не отталкивают.       Эти две секунды — как вечность. Время остановило свой ход. Как и работающие процессы в голове у Хана.       Он смотрит сверху вниз. Эти двое живут на разных уровнях, а разница в метр. Почему, тогда кажется, что он смог увидеть перед собой обнажённую душу? Душу прохожего, совершенно неизвестного ему человека. Незнакомца без блеска в глазах. Там совсем ничего не было, даже отражающихся от реальности огоньков.       За секунду почувствовал, как будто пообщался с этим парнем целые сутки: знает кто он, через что прошёл и есть ли у него ещё силы жить. По лицу показалось, что есть. Но это «есть» выглядело максимально натянуто.       Он знал ответы на все вопросы, которые мог бы задать при знакомстве. Знал всё. Как его зовут, его любимый цвет и часть года. И тот знал всё. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга.       По ощущениям, они будто обменялись воспоминаниями и покорили время, остановив его. Без оценок. Без обесценивания проблем. Они оба прожили достаточно и много, сейчас парни на равных. Пусть даже один физически здоров, а второй — инвалид.       И как же этот инвалид выделяется. Аура совсем другая. Прохожие принимают серое обличие, а тут до твоего сердца достукиваются и показывают своё в ответ.       Наверное, в реальности этот момент давно проплыл и что-то происходит другое вокруг, но Джисон всё ещё в моменте.       Даже после того, как рядом прозвучал стук колёс и тень исчезла перед глазами, он был готов повернуться. И сделал это. Интересно, что бы было, если бы тот парень повернулся тоже?       Пошёл бы за паутинными нитями Ариадны?       Тёмная макушка оборачивается назад, выглядывая из-за спины взрослой женщины и мигом теряет часть себя.       Ветер морозит худые скулы, а веки в синеве не смыкаются. Нет времени, чтобы моргнуть даже. Дыхание сбивается с каждой секундой. Они встретили друг друга, среди прохожих в тишине, за горизонтом самого большого океана, после трёх мириад. У дорогого бутика, где-то за кафе. Под аметистовым закатом, в своих несбыточных мечтах.       Неуклюже поклонились друг другу, поддались вперёд и подползли. В тяге за счастьем, у охровых крон деревьев, на безлюдном мосту. Спокойствие само нагнало их тягу, необъяснимое желание быть ближе. А потом ещё ближе, и ещё. До самого конца. Целый незнакомый мир покорили вместе.       А потом улыбнулись и отдались метели на пустоши. Побежали вдогонку по местам, хоть один из них и не может ходить. Отправились бы туда, где ещё не ступала нога человека. В небесах, за облаками. Стали естеством, взобрались на снежный холм. И растворились в воздухе, смешались с белой завирюхой, вернулись туда, откуда пришли. Стали давать советы Большому Псу, а когда устали – прикрыли глаза. Космос забрал своё – звёздную пыль, что текла в их венах.       Так было бы. Или даже больше, лучше, пестрее. Может быть, были бы безмолвные диалоги, удручающее молчание, разные жизненный опыт и ценности. Сократили бы себе большую часть жизни.       Так бы было, раздумывает Хан, если бы они встретились взглядами во второй раз. Но они больше никогда не встретятся.       Джисон без понятия, был ли этот момент таким же невесомым, особенным для того парня. Запомнил ли он его, придал ли значение их мимолётному переглядыванию, написал бы о нём историю от третьего лица? Историю, что найдёт своих читателей и полюбится хоть кому-то. На Земле восемь миллиардов людей, прочтёт ли его рассказ хоть кто-нибудь?       Он видел его только один раз, хотя и тот был случайным.       Но запомнил. И, кажется, никогда не забудет.