Вдова

Чёрные тучи заволокли небо, предрекая сильный дождь и беспощадную грозу. Погода никому не бывает покорна, но бестолковая знать, прячась за лживыми масками соболезнований, назовёт бушующею природу знаком того, что целый мир горюет над могилой почившего маркиза Моргана. Будучи пожилым мужчиной, он оставался уважаемым генералом британской армии, чьи заслуги признавал сам король, прославившийся своим требовательным нравом. Маркиз умер от болезни, поразившей его несколько месяцев назад, имея сына на стороне и оставив всё свой состояние и титул своей юной жене, которую забрал из отчего дома три года назад, когда ей только исполнилось семнадцать лет. Слухи о бракосочетании маркиза Моргана с юной графской дочерью Узи Грейс де Дор не утихали многие месяцы из-за чудовищной разницы в возрасте этой пары. Девушка в светских кругах имела репутацию своевольной и довольно грубой леди, проявляющей интерес к мужским занятиям, что неизменно позорило её в глазах окружающих. Непокорная, не знающая своего места — она отталкивала своим вульгарным поведением потенциальных женихов, пока в поместье графа не пришло письмо с просьбой о помолвке от пожилого генерала. Все судачили о том, что юная дева откажется от подобного предложения с присущей ей дерзостью, но, на удивление, она дала своё согласие и, кажется, искренне стремилась приблизить дату свадьбы. Подобное непривычное поведение даже породило слухи, что графская дочь страдает от болезни разума и рассудок её давно помутился, но вскоре и эти сплетни утихли, стоило только пройти бракосочетанию этой пары: после этого события леди Узи более не покидала поместья мужа, отказываясь от любого приглашения на светские мероприятия. С того момента она вышла в свет лишь в страшный день, когда проходили похороны её супруга, одетая в траурное платье, закрыв лицо чёрной вуалью. Покорно следуя традициям, она потратила своё утро, строго следя за тем, чтобы прислуга задёрнула все окна в поместье, накрыла зеркала плотной тканью и обязательно остановила все часы в доме. Девушка не пожалела сил, самостоятельно занавесить портрет мужа в гостиной перед церемонией. Четверть дня Узи провела пред телом покойного, прежде чем его отпели в церкви и позволили похоронить в семейном склепе Морган. Хрупкая с виду девушка ни на секунду не дрогнула, простояв столько времени рядом бездыханным супругом и впоследствии направившись принимать соболезнования гостей и выражать благодарность им за то, что они приехали почтить память её мужа. Никто и не смог бы помыслить, что леди неискренна в своих чувствах горечи и утраты — каждое её движение передавало боль от потери. Сохраняя идеальную осанку, словно соответствуя военной стойкости усопшего, она безмолвно следила за всеми в зале, пребывая в положенном трауре от потери. Его сын от запретной связи в более молодые годы так и не появился на церемонии. С этого дня Узи стала вдовствующей маркизой, и именно на её плечи должно было лечь будущее рода Морган, если она не хотела потерять своих позиций после смерти супруга из-за дальних родственников. Сохранить величие этой семьи, пока не получится передать полномочия единственному ребёнку маркиза. Поздней ночью, ведомая этими мыслями, девушка вышла в сад без прислуги, кутаясь в тёплую тёмную шаль, привыкая к мысли, что теперь власть была сосредоточена в её белоснежных ладонях. Она уже как три года Узи Грейс де Морган, и прекрасно понимала, что значило носить эту фамилию — нести ответственность за свои владения и людей, которые на них проживают. Миледи неспешно прогуливалась по саду, пока не заметила огоньки свечей в семейном склепе. Есть только один человек, который мог бы без зазрений совести вторгнуться туда, чтоб в одиночку почтить память усопшего, поэтому маркиза уверенно зашла внутрь, заставая ночного гостя. Белоснежно-белые волосы, строгая военная форма и опущенный взгляд золотистых глаз — у её мужа был лишь один сын, Энтони де Морган, имя которого вся аристократия шептала в страхе. Парню перед ней двадцать пять лет, а его военные заслуги уже успели дойти до ушей короля, давая надежду, что ребёнок унаследовал величие своего отца. Девушка безмолвно встаёт сбоку от мужчины, наблюдая за ним украдкой. — Мне приятно видеть Вас вновь, миледи, — голос сквозит трогательной нежностью, а взгляд, потонувший в печали от утраты, оказывается на удивление тёплым. Парень тянется, чтобы поцеловать тыльную сторону ладони Узи, но она лишь отводит руку в сторону, сохраняя строгость в своих прекрасных танзанитовых глазах. Её маске рано трескаться, тем более под жалкими падугами наивного парня. — Побойтесь бога, милорд, мы здесь перед телом Вашего отца, — строго замечает маркиза, не давая ни одному мускулу на своём лице вздрогнуть. — Прошу Вас вести себя как сейчас, так и впредь прилично, если Вы хоть немного боитесь кары божьей, — гордо расправив плечи, девушка смотрит на парня непроницаемым взглядом, словно железная дева, непреступная и вечно холодная. Видят небеса, Эн честно старался быть сдержанным несколько лет, но он не может отказаться от греховного желания оказаться внутри острой пытки этой прелестной дамы. — Мне казалось, Вам больше всех чужд страх пред наказанием небес, — лёгкая усмешка пробегает на устах парня, пока он мягким движением заправляет прядь шелковистых волос за маленькое ухо собственной мачехи. Их не связывает кровь, так отчего же он должен бояться кары за свои многолетние чувства? — Вы никогда мне не даёте шанса, миледи. Позволите ли Вы хоть раз льду в Вашем сердце тронуться, услышав мои речи? — Вам стоило оставить все надежды ещё давно. Два года как. И прекратить пытаться дурманить мой слух своими вульгарными словами, — маркиза непреклонно отворачивается, скрывая легкий румянец, проступающий на её лице. Она всего лишь день назад обрела свободу, кощунство — отдавать её назад сейчас. — Но если же вы не прекратите, боюсь, что мне придётся наказать Вас со всей той строгостью, которая была свойственна покойному маркизу. — Боюсь, что мне уже и не страшны любые пытки. И честно, мне мучительнее жизнь без Вас, — тепло в груди Эна разливается волнами, когда он смотрит на эту прекрасную осанку перед собой. Удивительной красоты девушка, что годами ускользала от него, придерживаясь мысли, что будет верной до конца своему мужу. — Извольте, Вы продолжите меня терзать, миледи? И не позволите коснуться даже Вас? — Я думала, что мой ответ предельно ясен, но кажется, Вы продолжаете дерзить. Неужто пропустили мимо собственных ушей мои тогдашние слова, звучащие почти что год назад? — Узи хмурится, не позволяя своей маске треснуть перед нахальным парнем, что преследует её длинными месяцами. — Я помню, Вы сказали, что будете верны до самой смерти и до каменной плиты, — вздыхает горько парень, опустив смиренно взгляд. Девушка скользит небрежным взглядом сначала по плите, а после по уставшему лицу того, кого должна растить, как сына, хотя и не имеет кровных связей никаких. Такое грустное лицо, улыбка стёрлась, что даже сердце ноет и болит. И Узи остаётся лишь вздыхать при виде этой горестной картины. — Я рада, что вы помните, милорд, мои слова. Они сейчас особенно важны, поверьте, — она снимает с пальца обручальное кольцо и оставляет на надгробной плите покойного мужа, направляясь на выход с гордо поднятой головой. — Ведь я не уточняла, до чьей плиты я буду ждать, и чья же смерть меня освободит от клятвы, данной Богу. И я надеюсь, что не ошибаюсь и вы достаточно полны терпения, чтоб преступить через то горе, что постигло этот дом. Она уходит, оставляя Эна утопать в надежде от её последних слов и дерзких действий. Она жила закрытой ото всех три года, не показывая собственного лика никому. Но дерзость этой канарейки не погибла среди оков той клятвенной тюрьмы, в которую она попала не случайно — имея власть, ты можешь быть любым и нарушать все светские законы. Какой же хитрый ход, и Эн признал сей факт давно. Пока она расправит крылья, он подождёт. Тогда у юного маркиза в руках заблещет шанс хотя бы приручить её.