Неисповедимы пути Господни

Хотя Азик сам порой посмеивался над интеллектом тиктокеров, он считал, что на его собственные умственные способности соцсеть не повлияла. Опыт трёх тысячи лет жизни и дьявольскую изобретательность одним «Тиктоком» не загубишь! Так что извиняться Азик собирался по всем правилам: попросил знакомых падших устроить что-нибудь, чтобы выманить Григория из номера, затарился колой, заказал доставку пиццы и суши, облачился в самые светлые вещи, которые нашлись в его гардеробе, показывая, что пришел с миром, и потренировался жалобно смотреть. Даже купленные вчера кроссовки взял, чтобы «забыть» их в номере. В порыве вдохновения даже захватил Варю, рассудив, что ей не помешает выговориться ангелочку, а сам Даня не будет слишком бурчать по поводу Антихриста при его сестре. Расчет поначалу казался верным: хотя ангелок не обрадовался визиту, выставить за дверь невинное дитя с проблемами он не мог. Варя, как и Азик в первое посещение, плюхнулась на диван, который понемногу превращался в аналог кушетки психотерапевта, и начала свой рассказ, пока падший выставлял снедь и колу. – ...Одноклассники меня буллят, дома не понимают и не ценят, везде уроды и кринж! ...Но после того, как Даня десять минут добросовестно слушал эти излияния, не притрагиваясь ни к чему со стола и только сочувственно глядя на Варю, до Азика дошло, что идея была так себе. Да, его приняли, не стали отчитывать и воспитывать, но в центре внимания ангелочка была школьница. Азик привык, что все взгляды прикованы к нему, что все ловят его слова, и готов был уступать первенство лишь Сатане: оказаться молчащим украшением комнаты было не так уж приятно. Тем более, когда Азик понял, что на него не обращали внимания специально: Даня даже головы не поворачивал в сторону падшего. Ладно, Азик виноват, надо терпеть. Ангелок, дослушав Варю, которая от расстройства съела уже половину пиццы, выдал что-то в меру утешительное и, как ни странно, полезные советы: поговорить с сочувствующими учителями или любыми другими взрослыми, которым доверяла Варя, попросив о поддержке, подумать о переводе в другую школу, найти кружок или клуб людей со схожими хобби*. Поймав удивленный взгляд Азика, он пожал плечами: – Я научился заходить в Интернет и прочитал много актуальной информации, которую не получить в Эдеме. Прозвучало почему-то строго, будто лично Азик был виноват в том, что в Эдем Интернет не провели. – А Григорий не говорил про соблазны? – не удержался падший. – Мы с Григорием пришли к мнению, что нам надо знать больше о человеческом мире, чтобы успешно этим соблазнам противостоять. И снова это прозвучало так, будто Азик был ответственен за все в мире соблазны, а не только за… гхм, ладно, самую приятную часть. Даниэль смотрел на чуточку смущенного Азика и повторял себе, что перед ним ангел смерти, изобретатель множества соблазнов, а не симпатичный парень-тиктокер. Азик хотел убить Демьяна, но переобулся, использовал Даниэля и Варю (причем не только чтобы ангел его принял, но и для того, чтобы наладить связь с обиженным Демьяном) – и это за неполные сутки! Плюс пользовательское соглашение, по которому души его подписчиков отходили Лукавому, плюс выполнение других поручений того же Лукавого, плюс множество других темных дел, о которых Даниэль мог только догадываться, сопоставляя заметки из Интернета о популярном тиктокере и донесения в Небесную канцелярию. Ангел уже не был уверен, что может помочь Азику. Вчера Даниэль едва не поддался на искушение Лукавого, где же ему спасать падшего... Особенно если тот не хочет. И, наверно, воспринимает Даниэля как небесного простачка, который и выслушает, и подстрахует, как это вышло с Демьяном. – Дань, он тоже сначала меня бесил, но вообще не такой уж и плохой, – вдруг сказала Варя. – Вот, посидел со мной вчера и познакомил нас. Не знаю, чего вы поссорились, но, если бы ко мне кто пришел мириться с "филадельфией" и "Маргаритой", я бы простила. Хотя бы сделала вид, что простила. Так что... Ладно, мне пора вообще-то. Даниэль понял, что несколько минут молча смотрел на Азика, а учитывая, что скрывать эмоции он не умел, падший с Варей легко прочитали сожаление и обиду. Стало неловко. – Извини, пожалуйста, Варя. Если есть ещё что-то, о чем ты хотела бы рассказать... Варя красноречиво вздохнула и переглянулась с Азиком. – Слушайте, вы оба прикольные. Серьезно: хватит играть в игнор, хоть поорите друг на друга. Только помиритесь потом. Дань, ты же ангел, вообще всех прощать должен. – Бог простит, – неожиданно мелочно вырвалось у Даниэля. – Мне не нужно прощение от Бога, мне нужно от тебя, – подал голос Азик. – Молодцы! – обрадовано похвалила Варя. – Все, ухожу... Несколько минут после захлопнувшейся за школьницей двери царила тишина, и Даниэль даже стал надеяться, что падший плюнет и перенесется из номера. Сам ангел не знал, как правильно поступать в такой ситуации и полагался на волю Божью. Вот сейчас у Азика лопнет терпение и… – Мне правда жаль. Я не планировал подставлять тебя с клятвой, просто все так повернулось... И Демьян, к слову, тоже убил ради своих целей. Даниэль вздохнул. И начал методично перечислять все прегрешения Азика, до которых докопался, в хронологическом порядке. ...Ангелочек нашел время (понятно, что ангелы могут не спать и быстрее людей поглощают информацию) не только на познание человеческого мира, но и на изучение Азика! Это льстило, а глядя на Даню, который будто с выражением зачитывал обвинение, хотелось покаяться перед ним, кхм, несколько не тем способом, которым это делали обычно. Хотя бы провокационно опуститься на колени и… Так, он извиняться пришел! Ну, максимум полюбоваться торсом. – Дань... – осторожно начал Азик, когда ангел остановился, чтобы перевести дух. – Я понимаю. Я второе лицо после Сатаны, и даже после своего маленького расследования ты не знаешь и седьмой части того, что можно назвать моими грехами. Я падший, да. Но ты сам вчера сказал, что у нас есть общее. Признай, это не только любовь к земному миру и желание его спасти. – Тщеславие? – с грустью уточнил Даня. – Я ведь... я вообще-то надеялся наставить какого-нибудь падшего на путь истинный, хотя это, ну... – Это чертовски тщеславно: падшие, как говорится, вне вашей сферы влияния. Но ты угадал: это так же тщеславно, как и мое желание… хм, повлиять на тебя. А вот взаимопомощь - очень даже благочестиво. Поможем друг другу? – Это как? – Ну с чего бы ты начал меня наставлять?.. Удалить пункт про передачу души из пользовательского соглашения в обмен на макияж, земную еду и колу оказалось отличным решением. Даня минут десять объяснял, почему нельзя забирать души людей вообще и делать это обманом в принципе. Азик согласно кивал: он затеял всё это ради Сатаны, и уж если мессир посчитал, что грешники и так попадут в ад, то смысл вредить своей аудитории исчез. Затем падший, материализовавший косметичку, объяснял, когда и что наносить, демонстрируя это на практике. Азик не отказал себе в удовольствии пальцами размазывать базу под серебристый глиттер по скулам, распределять мерцающие тени по веку и – "Держи себя в руках, держи себя в руках" – блеск по губам. Конечно, аккуратно-аккуратно, не задерживая лишний раз ладонь, не нажимая сильно: так, баловство, проверка себя и Дани. Тот доверчиво смотрел, сидел спокойно, не испытывая неловкости или неприязни – хороший знак... Когда Азик закончил, он довольно кивнул сам себе: как у ангела у Дани сияли крылья. Но теперь светилось и его лицо. – Я... свечусь, – удивлённо заметил Даниэль, глядя на свое отражение. Когда падший предложил макияж, ангел подумал, что увидит себя с таким же "смоки айс" и черными губами, какими щеголял Азик. Но падший выбрал пастельные оттенки и много блестяшек ("Глеттер? Глиттер, вот!"), создав эффект светящейся кожи. Подчеркнув то, что, казалось бы, должен был погасить. Словно... любовался Даниэлем таким, каким он был? Впрочем, это естественно: даже падшие тянулись к свету, к Господу, просто делали это на свой лад, искажено. Однако было приятно осознавать, что Азик не стал кардинально менять имидж Дане (даже на время!), а создал образ в его стиле. Будто приручал. Так, снова неправильные чувства – радость и признательность вместо смирения! Даня тряхнул головой, настраиваясь на непринятие искушений, и быстро опрокинул в себя стакан колы, надеясь, что новые впечатления прогонят все неправильные эмоции. Пузырьки газировки кольнули язык, сладость разлилась во рту восхитительной волной, а послевкусие было просто... просто... – Чертовски вкусно, – распахнув глаза, Даниэль невольно расплылся в улыбке. Кола была чудом, преобразившим мир: ангел почувствовал, как внутри него распускались чувство всеобъемлющей любви, которое возникало лишь при взгляде на Небесную розу**. Проявился и засиял нимб, Даня казался сам себе маленьким солнцем, желающим согреть своими лучами вселенную. Для начала – сидящего рядом Азика. Падший вдруг оказался не просто красивым, а невыносимо очаровательным: эти выразительные глаза, чувственные губы, маленькая родинка у рта сводили с ума. Даня как в полусне подвинулся ближе, не зная толком, что собирается делать, но неистово желая прикоснуться, почувствовать гладкость и теплоту кожи. Он как со стороны услышал свой восхищённый голос: – Азик, ты такой красивый, что у меня слов нет. Но падший вдруг отодвинулся, вглядываясь в его лицо озадаченно. – Даня, с тобой что-то не то. Это вообще нормально, что у тебя нимб появился и глаза светятся? Собственный смех прозвучал тоже как стороны. Вообще разум словно понемногу поднимался вверх, полнился странными, но прекрасными мыслями, где неправильное казалось самым верным, а тело жило собственной жизнью. – Так, мне это не нравится. Даня, давай-ка ты успокоишься и не будешь сейчас делать ничего, о чем пожалеешь, лады? – поймав его руку, почти успевшую погладить щеку, мягко предложил Азик. Жалеть? Никогда! Было бы классно прикоснуться к тонким музыкальным пальцам Азика, к его алым волосам и... черным губам. Крышесносно – поддаться всем соблазнам, которые падший предложит. Чертовски привлекательно – впустить в себя то тёмное, что Азик сейчас почему-то сдерживал в себе. Если бы у Данечки была душа, он бы с радостью расстался с ней, лишь бы… – Понятно... Извини, Дань. И бесцеремонно облил его водой из бутылки. Ангел машинально вытер лицо, растерянно взглянул на оставшиеся на ладонях блестки и тени. Что это было? Что за странная, ненормальная очарованность? Что за готовность сдаться соблазнам? От Доместоса, воды, даже чая такого не было! И от другого искушения Азика – макияжа – тоже… – Даня? Прошло? Ты в норме? – Падший осторожно заглядывал в глаза. – Да… Не совсем. Даня всё ещё пытался осознать случившееся. Он и не думал, что увлечение греховностью может быть таким приятным и казаться таким правильным. В Эдеме объясняли, что зло привлекательно, но только на земле Даниэль понял почему: греховные помыслы дарили невесомость. На пару мгновений он словно забыл обо всех проблемах, перестал чувствовать все негативные эмоции. Был свободен и хотел подарить кусочек этого чувства Азику. Понятно, почему люди сходят с пути истинного! Что он бы сделал, если бы не вода? – Азик… А что это было? – Не знаю. В первый раз такой эффект вижу, честно: для людей кола – просто напиток, для падших и подавно. Всё точно в порядке? Может тебе… не знаю… святой воды попить? Даниэль прислушался к себе и помотал головой. Видимо, эффект колы держался до первой встряски. Кстати, об этом. – Почему ты меня остановил? В смысле, я знаю, что касаться других без разрешения нельзя, и тебе могло быть неприятно, и мне жаль, если тебе было дискомфортно по моей вине. Но, мне показалось, что ты был не против, и вообще... я не уверен, но вот это всё, что с прикосновениями – твоё изобретение… вроде как. Проглотив банальность о том, что, если кажется, нужно креститься, Азик невозмутимо пожал плечами. Он сам не знал, какая причина была главной. Во-первых, падший был без понятия, как долго продлится действие колы и до чего она доведет Даню, а экспериментировать не хотелось. Во-вторых, скоро должен был вернуться Григорий, и к его приходу ангелочку надо хотя бы казаться адекватным, а нимб и пылающие глаза не так просто скрыть. В-третьих, Азику самому при Дане в таком облике были некомфортно: взгляд резало, будто он смотрел на сварку. В-четвертых, если уж начинать «всё, что связано с прикосновениями» с ангелом, то с чувством, с толком, с расстановкой, а не спонтанно: это всё равно что настроиться на сложную интересную игру и получить чит-коды – весь кайф обламывается. В-пятых, Азик был за осознанный, добровольный, со вкусом осуществляемый разврат, а не использование ничего не понимающего тела, даже если то само проявляло инициативу. То есть, Даню бы, наверно, попустило ещё на поцелуях, но… Да фиг его знает, почему, стопанул и стопанул! – Я за любые прикосновения, но без дополнительных стимуляторов, – наконец сказал Азик. – Пожалуй, алкоголь тебе нельзя, да и всякие сладости со спиртовой начинкой тоже. Вот интересно, а от вина с причастия что-то было бы? – Не знаю... Я тогда один допью? Мы договорились, мне надо выпить всю бутылку, иначе нечестно, – объяснил Даниэль на озадаченный взгляд. Ну какой же он… И не кокетничает, не пытается давить на жалость, не пробует выторговать другие условия: честно соблюдает простые условия, который Азик придумал за несколько мгновений. – Если вмешались непредвиденные обстоятельства, можно внести изменения: суши и пицца вместо колы. Две сушины и два куска пиццы, идёт? - предложил падший. Пицца понравилась Дане больше: с палочками он никак не мог управиться, то ронял, то разваливал суши и гонялся приборами за каждой рисинкой, сосредоточенно нахмурив брови: «Есть их правильно – это тоже какая-то магия, да?». Азик, глядя на это чудо, думал лишь о том, как ему не хочется уходить, возвращаться в мир подлости и злобы Сатаны, лицемерия и глянца Тиктока, серости и рутины обычных будней. Даня был котёнком: даже когда не делал ничего особенного, рядом с ним было по-особенному тепло. Но уходить пришлось: пиликнула СМС-ка, что Григорий выбрался из ловушки и на всех парах несётся в гостиницу. Азик чарами нехотя снял остатки макияжа (он же не думал, что с колой получится такая засада, и использовал обычный, не водостойкий) и забрал «улики» – коробки из-под пиццы и суши. – Всё, Мурзилка, сеанс добродетели и порока закончен. Тебе домашнее задание: соврать Григорию, что меня тут не было. А ты мне что задашь? – набрасывая куртку, спросил Азик. – То же, чем буду заниматься сам: подумать, как остановить конец света без насилия, – вздохнул ангелочек. – И… забери кроссовки. Ладно ты, от Лукавого я никогда ничего не возьму. Это почему-то расстроило. Падший, натянув обычную улыбку, подхватил свою коробку. «От Лукавого»! Он сам выбирал, даже взял светло-коричневые, чтобы подошло под плащ и берет, сам заплатил, носил коробку... Стоп, берет! – Забыл вернуть! – Азик протянул заботливо выловленный из реки беретик. – Это хоть возьмёшь? – Да, он же мой. Спасибо! До встречи тогда? – До встречи, Мурзилка. Азик уже вышел, когда услышал тихое: – Я... прощаю тебя. Он кивнул, не оборачиваясь – не показывая широкую искреннюю улыбку, которую не смогла вызвать даже премия «Самый молодой человек года». Но выйдя из гостиницы Азик впервые за долгое время запрокинул голову, глядя на небо. Он не обольщался: Его прощение падшему не светило. Но, как падший и сказал, это было неважно. Главное, что ему светил Даня.