***
Однажды утром, когда Гвендолин вышла из душа, она впервые услышала эти слова от Милдред. Это был тихий шепот, который явно не предназначался для слушателей. Гвендолин наклонила голову в сторону открытого дверного проема, вытирая полотенцем запотевшее зеркало в ванной. Она наблюдала за женой, медленно скручивая мокрые волосы в полотенце и заправляя концы. Затем ее губы изогнулись в веселой улыбке, когда предыдущее предложение повторилось во второй раз: — Хорошо выглядишь сегодня, Милдред. Гвендолин взяла свой халат с того места, где она повесила его перед тем, как зайти в душ, а именно на заднюю часть двери, и надела его на себя, а затем прошла в их спальню. — Что это было, дорогая? — мягко спросила она, подходя к одному из окон, чтобы отдернуть шторы. Картина беззаботности. Ее жена, которая сидела у туалетного столика и находилась на последних этапах нанесения дневного макияжа, резко повернула голову и уставилась на нее, как испуганный олень. — О, Гвен, я думал, ты в душе. — Да, — ответила блондинка, пожав плечами, — но я только что вышла и мне показалось, что я слышала, как ты что-то сказала. Милдред моргнула, затем повернулась к туалетному столику, чтобы расставить косметику по местам. Она слегка покачала головой, и Гвендолин заметила румянец на ее щеках. Или, возможно, великодушно согласилась она, это просто румяна. — Тебе показалось. Я ничего не говорила, — пробормотала женщина помоложе, прочищая горло и разглядывая свое отражение в зеркале, чтобы исправить какую-то выдуманную ошибку в том, как она заколола волосы. — Возможно, я что-то слышала, — признала Гвендолин, наклоняясь, чтобы заправить постель. Взбивая подушки и дергая одеяло, пока оно не легло на матрас, она украдкой взглянула на свою жену, когда та вставала из-за туалетного столика и поправляла форму, шмыгая носом и разглаживая юбку на животе и бедрах. — Но, — продолжила Гвендолин, закусив губу, чтобы не улыбнуться и подошла к Рэтчед. Она встала сзади нее, обхватила двумя руками чужой живот и положила свой подбородок на плечо. — Ты хорошо выглядишь сегодня, Милдред. Блондинка почувствовала, как Милдред вздрогнула, прежде чем повернуться в ее объятиях, чтобы взглянуть в голубые глаза. Женщина действительно покраснела. — Ты меня слышала? — взвизгнула она, схватив Гвендолин за плечи. — Мм…да, — кивнула Гвендолин, улыбаясь и заправляя детские волосы Милдред за левое ухо. — О, Боже. Гвендолин рассмеялась, когда Милдред поднесла обе руки к лицу и спрятала их в них. — Не могу поверить, что ты меня слышала, — протестовала медсестра в свои пальцы. Гвендолин аккуратно взяла руки Милдред в свои и снова отвела их от ее лица, удерживая и пытаясь (тщетно, из-за твердой решимости Рэтчед полностью избегать ее) смотреть в глаза жены. — Не смущайся, — мягко сказала она, — я думаю, что это мило. — Мило? — воскликнула Милдред, словно Гвендолин обругала ее. — Ага, — усмехнулась блондинка, потянувшись пальцем к кончику носа Милдред, — мило. Рэтчед резко вздохнула и поднесла руки к халату Гвендолин, проводя большими пальцами по тому месту, где шерсть плотно прилегала к ее все еще влажной коже. Гвендолин, после того, как напряжение Милдред рассеялось, положила руки ей на бедра и притянула ближе к себе. Младшая обняла блондинку за плечи, перебирая пальцами пряди волос, которые сами собой выбивались из-под полотенца. — Это то, что ты должна говорить себе каждый день? — спросила ее Гвендолин, наклонив голову. Милдред задумчиво поджала губы. — Не каждый день, — сказала она. — Во всяком случае, не так часто, как раньше. Желудок Гвендолин скрутило при этом, при мысли о том, что Милдред когда-либо чувствовала себя некрасивой, часто или нет, не имело смысла. Конечно, красота (в поверхностном смысле) не была ни главным, ни конечным пунктом, хотя, тем не менее, не проходило и минуты, чтобы Гвендолин не считала свою жену самой умопомрачительно красивой женщиной, которую она когда-либо видела. Для Милдред же было и всегда будет важно, чтобы она выглядела невыразимой и тщательно собранной. — Что ж, — сказала Гвендолин, проводя руками от бедер Милдред к ее талии и снова вниз, — если тебе когда-нибудь понадобится напоминание о том, что ты хорошо выглядишь, я буду счастлива быть этим напоминанием. Милдред фыркнула, открыла рот, словно протестуя, но тут же закрыла его снова. — Я бы этого хотела, — призналась она, и ее щеки снова красиво покраснели. — Хорошо, — ответила Гвендолин и поцеловала Милдред в макушку лба, улыбаясь, когда женщина тихо засмеялась. — Мне пора на работу, — почти раздраженно вздохнула Милдред, выпятив нижнюю губу. — И мне нужно подготовиться к совещанию, — ответила Гвендолин, — я не думаю, что губернатор оценит мой нынешний наряд, а что думаешь ты? — Возможно, — хихикнула Милдред, — хотя мне это очень нравится. — Ты так думаешь? — Мм, — промурлыкала Милдред, обнимая жену за шею, — но, возможно, это потому, что мне очень нравится то, что находится под халатом. Гвендолин рассмеялась, качая головой. То, как Милдред могла в мгновение ока превратиться из застенчивой в кокетливую, до сих пор удивляло (и восхищало) ее каждый раз. — Тебе нравится? — повторила она, изображая притворное возмущение. — Да, — просто ответила Милдред, прикусив ровными зубами свою нижнюю губу. Все еще посмеиваясь, Гвендолин наклонилась вперед, чтобы поцеловать ухмылку прямо с ее губ. И она сдержала свое слово. Это было не совсем ежедневное утверждение, но каждый раз, когда она чувствовала, что в нем нуждаются: когда они просыпались утром и растягивались под простынями в сером свете, когда они валялись на диване, чтобы послушать радио по вечерам, когда Милдред возвращалась домой из больницы с синяками под глазами и такими уставшими мышцами, что едва могла ходить. Каждый раз, когда ее возлюбленная по какой-либо причине выглядела немного неуверенной, Гвендолин наклонялась к ней, заправляла волосы за ухо и шептала: — Хорошо выглядишь сегодня, Милдред. И она действительно выглядела восхитительно довольной (и каким-то образом бесконечно более красивой) каждый раз.***