муж купил, мне муж купил

Антон трёт глаза и тяжело вздыхает: дался Арсу этот очередной контракт на шмотки. Там даже денег не так и много, основная часть бартерная, непосредственно одеждой и выдадут. Ну и нахрена? Им в квартире уже Арсово шмотьё вешать некуда. На него смотрят внимательно несколько пар глаз, и Антон снова вздыхает: как же его заебали люди, кто б только знал. — Слушайте, в целом, меня всё устраивает, только давайте как-то договоримся, что вещи для Арсения будет выбирать не ваш стилист, — видел потому что Антон тех стилистов, изуродуют ему звезду. — Арс вообще сам справляется со своим внешним видом, так что давайте поправим пункт, где обязательно одевать его так, как вам захочется. Он видит, как у представителя бренда скрипит ненависть на зубах, и усмехается в ответ: ну конечно, они не могут отказать. Если бы Антон сейчас заявил, что нужно выделить больше денег или увеличить какие-то сроки, эти ребята радостно бы отказались от сотрудничества. А к этой правке не прикопаться: Арс ведь и правда своей одеждой сам заведует, не зря ж дизайнер. Футболок, конечно, но дизайнер же. Хочется про себя застонать: Антону ещё нужно с поставщиками ткани разобраться, потому что прошлая партия получилась отвратительного качества, а проверить это Арсений сам не смог — или не догадался, или не захотел, Антон понятия не имеет, Антон тогда был по уши завален своими проектами. От которых пришлось отказаться в последние полгода и отдать почти всё под чужое управление, потому что его главный, самый важный и самый творческий проект требует буквально неустанного внимания. А ведь Серёжа предупреждал, что свадьба всё только усугубит. Но Антон, если честно, не жалуется. Так, ноет иногда. Вежливое покашливание выдёргивает Антона из размышлений, и он возвращается в реальность: переговорка опустела, все «коллеги» его покинули, видимо, чтобы переписать один жалкий пункт договора, и Оксана улыбается, глядя на него, — слегка ехидно, как и всегда. — Что, Антон Андреич, обедать изволите? — ей можно, они дружат сто лет, а теперь Оксана — его личный помощник и незаменимый в своих проёбах человек. — У тебя встреча через час, интервью для какого-то ютуб-канала про важных шишек и сплетни, так что выдохни, а? Антон кивает; и в чём Оксана не права? С тканью, лекалами, машинками и швеями потом разберётся; в конце концов, у Арсения, к счастью, не массовое производство и в цех с китайскими детьми ему ехать не придётся. Антона передёргивает: знает он эти истории масс-маркет брендов, которые якобы предоставляют работу миллиардному населению Китая и Индии, а по факту всё это — один большой кошмар про рабский труд. Слава богу, его муж до такого не докатился и никогда не докатится. Это про себя произнесённое «муж» даже спустя полгода после свадьбы заставляет улыбаться. Во-первых, потому что все эти свадебно-предсвадебные развлечения остались далеко в прошлом; Антон и сам не ожидал, что будет доёбываться до цвета стульев, переживать о размере зала и его наполняемости, о том, чтобы бутоньерка подходила по цветовой гамме к полоскам на его галстуке. Он вообще никогда не думал, что будет переживать о бутоньерках на собственной свадьбе, в конце-то концов, но Арсений захотел пышную свадьбу с кучей друзей, ведущим и музыкантами — Антон не смог оспорить. Иногда ему кажется, что даже если бы у них мог родиться ребёнок, Антон бы никогда на это не согласился — потому что второго такого же капризного, своенравного и любимого человека рядом он бы просто не вынес. Но, скорее всего, если бы кто-то из них двоих мог родить, Антон бы все месяцы беременности ходил со слезами на глазах с мыслью, что у него будет ребёнок. Он знает, он расплакался на свадьбе, когда увидел Арсения в костюме, идущего к нему по проходу между гостевыми стульями. Страшно вспомнить, сколько они вбухали в это мероприятие денег: кому-то из родственников пришлось в срочном порядке оформлять загранпаспорта, на всех гостей покупали билеты до Черногории, оплачивали проживание, плюс само торжество. Кто-то хотел, конечно, и сам всё себе оплатить, но Антонов внутренний критик тогда произнёс: «Мы это придумали — нам за это и платить». Слава Богу, что на образе и творчестве Арсения они оба зарабатывают более чем достаточно. Да и в целом, Антон всегда себе напоминает, что продюсерский центр Антона Шастуна уже лет семь является не то чтобы крупным — самым известным в России. И приносит своему владельцу столько бабла, что он давно мог бы выкупить родной Воронеж и часть пригородов. Возможно, городу это пошло бы на пользу. Но вместо того, чтобы заниматься развитием урбанистики в России, Антон развивает на данный момент только крейсерскую скорость: у него правда мало времени на обед, а нужно бы ещё Арсения перехватить и покормить тоже. Творческая личность имеет привычку забывать заботиться о себе. Хорошо, что найти Арса в офисе нетрудно: он или тусуется с креативщиками, доказывая, что его идеи могут сработать не только с его личным брендом, или сидит в кабинете Антона, в стоящем в углу кресле, и копошится в айпаде. Сегодня второй вариант. На самом деле, ему бы тоже не помешало поприсутствовать на встрече с партнёрами, которых он сам же на сотрудничество и вытащил на какой-то тусовке то ли после премьеры очередного фильма с собой в эпизодической роли, то ли перед особенно звёздным кастингом. Антон давно уже не запоминает, куда они там ходят: для этого есть Оксана, календарь в гугле и феноменальная память Арсения на имена, лица, должности и роли. У них в семье разделение труда: Антон улыбается и выбивает комфортные для Арсения условия контрактов, Арсений улыбается и зарабатывает деньги. А потом говорит: «Ой, знаете, муж купил». Хотя его банковский счёт — Антон знает как его продюсер и руководитель его же менеджеров, от личных до финансовых, — едва ли не больше. Но кого это волнует, если бюджет у них общий? По пути до кабинета Антон делает заказ в ближайшем к офису приличном ресторане; приходится звонить, хорошо, что их там уже знают давно. Хостес улыбается в трубку так, что это слышно, уточняет, какой для них забронировать столик и нужно ли к их как-обычно-заказу что-то ещё; Антон улыбается тоже, когда заканчивает звонок и открывает дверь кабинета: персонал в этом заведении и цены отрабатывает на отлично, и собственные чаевые — тоже. Не то чтобы Антон скупится на благодарность, просто не любит плохой сервис. Арс ожидаемо оказывается в том самом кресле: увлечённо что-то рассматривает в планшете, пролистывая. Он так сосредоточен и внимателен, что даже не слышит Антона — и реагирует на него, только когда тот подходит ближе и присаживается на корточки перед креслом, едва касаясь колена. — Звезда моя, поехали обедать? Арс вздрагивает — и правда был чем-то очень важным занят, видимо, может быть, новый эскиз продумывал, может, сценарий читал. Хрен знает, Антону плевать: лишь бы Арс был счастлив. — Угу, — Арсений тянется ладонью к его лицу, гладит большим пальцем щёку. — У нас опять мало времени, ты уже всё заказал, а водитель ждёт у дверей? — Примерно, — Антон еле разгибается — к его чуть больше чем тридцати годам тело отказывается нормально функционировать и скрипит, — машина на парковке, сегодня я — твой водитель. — Как интересно, а как Вы смотрите на минет за рулём, Антон Андреевич? Антон только закатывает глаза в ответ. Каким бы Арсений ни был сексуально активным — а это всё ещё для Шастуна удивительно, ему самому почти тридцать два, Арсу чуть меньше чем сорок, а он — ягодка опять, только дай возможность потрахаться в каком-то необычном месте, — секс в машине для них возможен только если эта самая машина никуда не едет: Арс, помимо всего прочего, ещё и душнила, по скромному мнению одного Антона Шастуна. Вообще-то, Антон всё понимает: и необходимость следить за дорогой, и тот факт, что большой, громоздкий автомобиль более труден в управлении и несёт за собой больше разрушений в случае аварии, и даже то, что Арс банально за него волнуется. Но поделать с собой ничего не может и водит иногда, будто ему восемнадцать, он только получил права, и батя пустил его за руль. Хуёво, в общем, иногда Антон водит. Однажды, почти десять уже лет назад, когда они только познакомились, у Антона была первая купленная на свои деньги машина, подержанный Форд, и ему очень хотелось перед Арсением выпендриться: показать, мол, посмотри, у меня не только свой бизнес — небольшое тогда промо-агентство, — я ещё вожу как в Форсаже или в ГТА. Последствия он бы никогда не предсказал: Арс бледнел, зеленел, краснел всю дорогу, а потом очень долго и методично объяснял Антону всю подоплёку правил дорожного движения и опасности нарушения каждого из них. Не то чтобы Антону это помогло, конечно, но водит он с тех пор аккуратнее — хоть и записывает кружочки Арсу за рулём во время движения, но и Арсений с годами стал спокойнее к этому относиться; глаза, конечно, закатывает и морали иногда читает, но и сам, когда торопится, может и скорость превысить, и с Серёжей прокатиться — а это вообще другой уровень, на минуточку. Там вообще спасайся кто может, если что. Отчасти поэтому у них есть даже служебные водители, но Антон любит водить сам, а Арсению машина в принципе нужна только на случай Антоновых неожиданных отъездов. К чёртовым не справляющимся со своими обязанностями концертным менеджерам, например. Ехать до ресторана минут пять, и Антон больше времени тратит на поиск парковочного места; платные парковки его не напрягают совсем, он к деньгам давно уже относится легко, другое дело, что даже платных мест практически в центре Москвы не так уж и много. Арс подсказывает, куда габаритная Антонова Тахо может встать, а потом тянется за поцелуем — потому что он молодец, и это надо подтвердить. Антон целует, конечно, и улыбается выпрыгивающему из машины Арсению вслед: раньше вот это ребячество и потребность в похвале его пугали, сейчас он просто принимает, что Арсений — вот такой. Иногда доходит до смешного и возбуждающего одновременно: Арс превращает вот эту необходимость быть лучше всех в кинк, в сексуальную игру, и это Антона раньше пугало тоже, а ещё веселило и озадачивало. Сейчас он готов на всё, лишь бы Арсений был почаще послушным, покладистым, выполняющим все его хотелки, не потому что Арсу нравится подчиняться даже, а потому что Арсений нуждается в похвале, потому что это, в первую очередь, его желание — Антону угодить. А Антон, в свою очередь, никогда не станет делать что-то, что Арсению могло бы навредить — они знают и любят друг друга так давно, что не изучить партнёра до последней детали за эти годы было бы просто невозможно. И сегодняшний день очередное этому подтверждение: Арс разворачивается, уже дойдя до забронированной для них двоих отдельной комнаты в ресторане, и улыбается — Антон снова угадал с его желаниями. И если догадаться о желании Арса побыть наедине, без лишнего внимания других гостей или персонала, было несложно, да и с меню угадать довольно легко — никакой рыбы для Арсения, никакого риса для Антона, что-то горячее и не очень сложное в приготовлении, то вот с бокалом рислинга — белого и сухого, как Арсений любит, — можно было и пролететь. Антону приносят бокал безалкогольного пива — это правило он на дороге исполняет неукоснительно, не пьёт за рулём совсем. — Твои эти ребята из «Юности» готовы сотрудничать, обещали переписать пункт про стилиста в ближайшее время и прислать документы на подпись, — Антон тянется бокалом, символически чокаясь с Арсом. — Поздравляю, у тебя будет что надеть в ближайшие две недели. — Получается, нужна новая гардеробная, — Арсений смеётся и делает небольшой глоток вина; Антон смотрит, как у него двигается кадык. — Купишь, муж? — Куда я денусь, — ответ Антон сопровождает смешком. — У меня встреча через полчаса, давай обедать? Арс кивает и принимается за еду — он всё понимает. Это всё — очень рутинная для них история, и Антон благодарен, что Арсу ничего не нужно уже давно объяснять. В первые годы знакомства они были друзьями с привилегиями и партнёрами — едва ли по бизнесу, но по работе точно. Антон тогда тратил всё свободное время на налаживание контактов — сейчас это называется модным словом нетворкинг, да и тогда называлось, но он этого не знал, — а Арсений светил лицом на всех возможных кастингах. Непонятно, что было его основной целью: запомниться режиссëрам или появиться в большом количестве фильмов не самого высокого качества, — но за эти десять лет он пришёл к тому уровню узнаваемости, что теперь уже его зовут на кастинги, а не он обивает пороги киностудий. Во многом это и заслуга Антона тоже — потому что в какой-то момент он взял на себя обязанности Арсового агента и менеджера. А теперь вот — обедает с Арсением, своим мужем, перед очередным очень важным интервью. Кому это интервью надо, Антон не очень понимает, но мирится — в какой-то момент пришлось из тени знаменитого своего мужика всё-таки вылезти. Отчасти потому что этот самый знаменитый мужик начал везде, к месту и не к месту упоминать Антона; сначала полусловом, полунамёком говорил, мол, да, знаете, это мой продюсер, Антон Шастун, да, вот такой молодец, всё нашёл, везде меня пропихнул. Потом стало хуже: Арс начал таскать его на все мероприятия, чуть ли не со скандалом заставляя Антона надевать полуофициальный костюм от «Баленсиаги», потому что «Антон, это представительский уровень, тебе нужно». Тогда хотелось отмахиваться только и говорить, что Антону на самом деле нужно посидеть с Арсом на диване вечером, фильм посмотреть, потрахаться хорошо и выдохнуть после пятнадцати созвонов за один рабочий день — но теперь Антон понимает. Ему это правда было нужно. Его центр в тот момент, кажется, года четыре назад, был уже достаточно известен в стране, к нему хотели попасть на работу менеджеры и в цепкие их лапы — новые звёзды. И во многом это была заслуга опять же Арсения: кто-то говорил, что «Ну если этот Шастун справляется с характером и выебонами самого Попова, то доверять ему можно», а кто-то — просто видел стремительное развитие Арсовой карьеры, актёрской, модельной, звёздной. Но из-за отсутствия привязки к личности человека, который был — и есть — для Арсения тылом и надёжным плечом, многие думали, что Арс добился всего сам. Не то чтобы Антон очень уж хотел это мнение оспаривать, но Арсений бубнил, что обесценивать его участие и заслуги — преступление века. Антон тогда только хмыкнул — и смирился. Времени на их маленькую семью и себя стало в два раза меньше моментально, и Антон немного жалеет, что сейчас не может присоединиться к Арсу, выпить с ним вина и уехать не обратно в офис, где в одной из студий уже расположились операторы, режиссёр и интервьюер, а домой — пообниматься, пососаться, как в старые-добрые, потрахаться от души. Эх. До начала грима по графику остаётся минут пятнадцать, и Антон отставляет тарелку — кусок в горло и так не то чтобы лез, а сейчас ещё и неприятное щекочущее чувство под носом вернулось — фантомная кисточка визажиста. Он это любит куда меньше, чем Арсений, но ему и гримироваться приходится, к счастью, реже, поэтому — ну потерпит, чё уж. Арс только хмыкает и отодвигает от себя бокал — едва ли выпил вообще, на самом-то деле. Так, для вида, поддержать общее настроение и идею «отметить» контракт. — Заебался, милый? — Арс дожидается Антонова кивка, встаёт, подходит ближе. Антон раздвигает колени и прижимается лбом к его животу. — Хочешь, посижу в студии? У меня там ничего особо важного, возьму планшет, чё-нить в пинтересте полистаю. На полноценный ответ сил нет, и Антон только угукает — булькает Арсению в рубашку. Как же его выматывают все эти интервью. Всё равно ничего нового Антон им уже не скажет: вся его жизнь в последние годы — это работа и Арсений, и в большинстве случаев эти два пункта пересекаются. Итого получается, что процентов восемьдесят его жизни занимает работа с Арсением, а ещё двадцать — путешествия с ним же. Антон не жалуется, ему нравится всё. Но говорить об этом по пятидесятому кругу — ну заебало. Потому что оригинальные вопросы закончились после того, как они с Арсом однажды появились на одной из красных дорожек вместе — не как звезда и агент, а как пара. Прям на той же дорожке сделали публичный каминг-аут, что ещё нельзя было классифицировать как пропаганду ЛГБТ, коротко поцеловались и прошли в зал за руку. Кажется, тогда обсуждали не хуёвый фильм и отвратительную режиссёрскую работу, а их семейные тайны, но, скорее всего, авторы сего опуса были только рады. И если Арсений привык отбиваться от вопросов «А сколько сантиметров член у Вашего мужа?», «Кто из вас сверху?» и «А парные трусы вы с мужем покупаете?», то Антону каждый раз хочется плюнуть собеседнику в лицо и гордо уйти. Арс говорит на подобные озвученные желания, что это в целом должно сработать для Антоновой репутации положительно. Антон как менеджер, маркетолог и вообще важная шишка думает, что Арсений всё ещё живет где-то в своём чудесном мире, где всё непонятно. Сейчас Арс тоже, кажется, готов предложить всё послать нахер и уехать домой, но Антон качает головой и поднимается, коротко его целуя. — Поехали, я и так опоздаю уже на этот чёртов грим. Официанта со счётом ждать долго и не хочется, поэтому Антон отдаёт Арсу ключи от машины и сам идёт к бару — с картой в руке и явным намерением побыстрее все вопросы решить. — Вам всё понравилось? — рассчитывает его, кажется, администратор ресторана, и Антон ей улыбается в ответ, несмотря на дежурный вопрос, забирает чек, вкладывает в ладонь купюру — чаевые. — Спасибо, будем ждать Вас ещё. Улыбка у девушки становится шире при виде суммы, которая составляет совсем не десять процентов от счёта, но Антон к этому привык — когда ты богат, тебе чаще улыбаются, много где ждут и всегда рады видеть. Ничего плохого он в этом не замечает, на самом-то деле. У них остаётся всего минут пять, чтобы добраться, но Антону не хочется торопиться, и по пути к машине он печатает Оксане короткое «Опоздаю», а уже за рулём — тянется целовать Арсения нормально. — Ты опаздываешь, эй, — Арс слегка отталкивает его, но тут же цепляется за ворот рубашки одним пальцем и тянет ближе. — Не критично? — Да подождут, не переломятся, — в конце концов, это же вот им нужно, а не Антону. — Подумаешь, намажут на меня не три слоя тоналки, а два. Велика беда. — Переодевать не будут? — Арс чмокает его в кончик носа и отпускает. — А то мы могли бы прям тут начать, знаешь. Никто бы и не удивился. — Это же ты у нас — эксцентричная звезда театра и кино, Арс, — Антон только смеётся, выруливая с парковочного места, — у меня всё-таки образ серьёзного дядьки, который покупает тебе вторую гардеробную и хуй за воротник бриллиантовый. Слушать смех Арсения — восхитительно, лучшее, что с Антоном вообще в последние годы происходит. С этой дурацкой подвеской вообще получилось забавно: они поссорились перед самой свадьбой, по идиотской какой-то причине, и пару дней не разговаривали, даже специально не пересекались. Антон тогда уехал в необязательную командировку в Сочи, где кто-то из менеджеров не мог разобраться с концертной площадкой, а Арсений пропадал на съёмках, попросив переставить смены поплотнее, якобы из-за неожиданных изменений в графике поездок. Антон злился и очень хотел «насовать Арсу хуёв за воротник», а потом увидел эту подвеску в инстаграме — и подумал, что это отличный способ и свои желания удовлетворить, и помириться. Заказал, подобрал для неё дорогущую цепь подлиннее, чтобы действительно было за воротник — и встречал Арса со смены возле павильона с коробкой из ювелирки, приоткрыв дверь машины. Мириться не пришлось толком — они и ссориться никогда не могли, поэтому Арс вывалил на него сразу «Я переволновался из-за фильма, свадьбы, устал, да и ты, наверное, тоже, так что блин, я не считаю, что ты зря столько времени тратишь на работу, я понимаю, что это для тебя важно, Антон», в ответ на что Антон только протянул подарок — и пытался не расхохотаться. Теперь Арсений радостно таскает украшение на половину тусовок, отвечая каждому любопытствующему «Муж купил». А кто ж ещё. Хоть и заработал Антон на этот подарок во многом благодаря Арсению. И именно благодаря ему же прямо сейчас не зарабатывает сердечный приступ и паническую атаку одновременно, когда на него налетает сразу несколько человек, знакомых и не очень: и грим нужно нанести, и петличку повесить, и «Антон Андреевич, какую воду Вам поставить?», и «Ой, у Вас тут на рукаве пыль». Арс закатывает глаза на отсутствующую Оксану и руководит процессом сам, пока Антон пытается в этом шуме понять, что от него вообще хотят. Его всегда вводит в ступор такое количество внимания к его персоне, и вот в эти моменты Арс принимает удар на себя. Благодаря ему спустя десять минут Антон минимально накрашен: «Так, чтобы в камере не было видно, что ты из-за меня опять не выспался», — шепчет ему Арсений на ухо, поправляя лацкан пиджака, — и вполне прилично причёсан, как будто не шёл по парковке в московский ветер, к рубашке уже прикрепили микрофон, а пятно стёрли, посоветовав пиджак всё-таки снять, — для более расслабленной и свободной атмосферы. Арс — как его личный стилист прямо сейчас — на это только фыркает и отрицательно качает головой, и Антон ему верит — как и всегда. Даже если на подобном внешнем виде Арсений настаивает из-за своих каких-то приколов — или фетишей, в чём Антон вообще ни на секунду не сомневается. И прикидывает, будет ли у него время на Арсения после интервью, не нужно ли им куда-то срочно поехать и что-то вотпрямщас решить. Потому что взгляд этот Арсов Антон слишком хорошо знает. Именно так Арсений смотрел на него после одной из первых деловых встреч, на которую они ездили вместе, — Антон уже как менеджер Арсения, Арсений — как восходящая звезда. Тогда им пытались впихнуть драконовский какой-то рекламный контракт, и чем дальше Антон его читал, тем сильнее разрасталось его раздражение, но эмоционировать лишний раз не было ни сил, ни желания, ни обстоятельств. В итоге переговоры вышли холодными, неприятными, но для них вполне плодотворными: половину ограничивающих пунктов из договора убрали, сумму увеличили, а в сексуальной жизни у них появилась новая игра. В которой Арсений шепчет Антону на ухо «И почему такой горячий начальник», а потом скрупулёзно расстëгивает пуговицы на его рубашке, пытаясь не психовать. Вспоминать об этом сейчас кажется не самым удачным решением, и Антон сглатывает, кивая своему сегодняшнему собеседнику, — имени интервьюера он так и не запомнил. Впрочем, как и название Ютуб-канала и шоу — зачем? Не так часто его куда-то зовут всё-таки, не потеряет. Ну или Арсений притащит и заставит смотреть, приговаривая, что могли бы грим поправить, вопросы согласовать заранее и что Антон вообще слишком высокого полёта для них птица. Антон не уверен, что будет вслушиваться вообще в это видео, — что он, не вспомнит, что наговорил? Тем более, ещё никто не заморочился достаточно, чтобы вопросы хотя бы были оригинальными. У него опять спрашивают про работу, карьерный рост, как он к этому пришёл к тридцати — хочется закатить глаза и попросить пересмотреть предыдущие его интервью, тем более что их не так уж и много. Нового на эту тему рассказывать нечего — но арсеньевские приколы работают только у Арсения, поэтому Антон натянуто улыбается и пересказывает одно и то же в очередной раз. Радует, что собеседник его хотя бы пытается сделать разговор более оживлённым и задаёт вопросы, но бесит, что вопросы эти — про Арсения. Несмотря на то, что про их отношения в курсе буквально все, счастье всё ещё любит тишину. И рассказывать, какую роль в его успехе сыграл Арсений, Антон не очень-то и хочет: во-первых, очевидно, что решающую, во-вторых — это история не для широкой публики совершенно. Как минимум потому что в ней достаточно грязи в том числе, а выворачивать грязное бельё, тем более десятилетней — или чуть меньше, это не так важно, — давности Антон не любит. Они за эти годы ссорились, мирились, расставались, сходились, вели себя друг с другом отвратительно — и вместе потом работали над этим. Всё это — ровно тот путь, который может пройти любая пара, но вываливать это на всеобщее обозрение Антону кажется неуместным, и он только тяжко вздыхает в ответ на «А Арсений Попов, вы же уже тогда были знакомы. Это из-за него так легко с Вами пошли на контакт российские режиссёры?». Арс только хмыкает из угла и показывает большой палец, мол, ты умница, милый, я с тобой. Становится немного легче, и Антон переводит тему — в конце концов, учился у лучшего. От вопросов про личную жизнь сбежать не удаётся, но Антон радуется, что на них остаётся совсем немного времени, — он определяет это по вернувшейся наконец в поле зрения Оксане и её красноречивому постукиванию по часам перед носом режиссёра. Как же это всё раздражает. С принятием закона о запрете пропаганды ЛГБТ приходится быть осторожными в высказываниях даже о себе самом и собственной семье, и Антон отделывается коротким «Всё отлично, мы вместе, Арсений, помаши ребятам, покажи, что ты здесь». За камерами смеются операторы и админы, Арс сам снова отвлекается от айпада и действительно всем им машет, но на этом тема сворачивается — кажется, даже этот не самый тактичный интервьюер понимает, что в эту сторону идти всё-таки не стоит. По ощущениям, финал разговора получается совсем скомканным, но Антону плевать — его выматывает это всё, ему жарко от выкрученных на максимум софитов, его бесят посторонние люди, которые сразу после выключения камер начинают ходить вокруг и продолжают задавать вопросы. Ему нужно куда-то идти, видимо, он скорее всего забыл про очередную встречу или созвон — но хочется хотя бы десять минут тишины. Из гомона и суеты его выдёргивает Оксана, протягивая упаковку влажных салфеток, и сообщает тихо, чтобы никто не услышал, что про созвон Антон действительно забыл, но она перенесла его на полчаса. А умные часы на запястье уведомляют, что Арс ждёт в кабинете. Святые люди его окружают, конечно. Антон стирает с себя остатки грима, которые не стекли вместе с потом, пока сбегает от всей этой движухи, а салфетку у него отбирает и выбрасывает Арсений, стоит Антону прикрыть за собой дверь. — Ты сегодня звезда вечера, любовь моя, — Арс улыбается, тянет его за собой к креслу, усаживает и залезает на колени. — СЕО лучшего продюсерского центра в стране, так они сказали? Антон смеётся ему в плечо и чувствует поцелуй на виске, прикрывает глаза — нужно помолчать немного, Арсений наверняка поставил таймер, чтобы больше никто никуда не опоздал. У него и самого наверняка есть какие-то дела и встречи, Антон не помнит — расписанием Арса занимается та же Оксана, по большей части, хоть Антон в него и заглядывает регулярно, как личный менеджер. Но когда у личного менеджера есть свой личный менеджер, часть задач всё-таки можно свалить с себя на чуть менее больную голову. Хорошо, что вот сейчас действительно можно так поступить — и хотя бы пятнадцать минут ни о чём не думать. Такие вот посиделки в обнимку они начали практиковать не так уж давно: по большей части, Антон всегда предпочитал разбираться со своими тараканами сам, да и Арс далеко не о всех своих сомнениях или страхах говорил. В головах было токсично-маскулинное «Я ж мужик, я ж смогу», а ещё — что плакать нежелательно даже рядом с любимым человеком, как бы тяжело тебе ни было, жаловаться нельзя — другому может быть хуже, и так далее, и тому подобное. Сейчас Антон с ужасом вспоминает, каким зашоренным был сам и сколько тараканов пришлось выгонять из Арсовой головы тоже. И это что-то из серии «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Пару лет назад Антон понял, что не вывозит. Ему казалось, что всё происходящее имеет под собой цель довести его если не до суицида, то как минимум до нервного срыва, и привычный раньше распорядок дня выводил из себя уже к обеду. Хотелось рвать и метать, но нужно было работать — общаться с не самыми умными людьми, объяснять подчинённым, где и в чём они проебались и как это исправить без его непосредственного участия, успокаивать почему-то нервного без особых на то причин Арсения — как основной источник дохода и как любимого человека. В какой момент Антон решил, что любовь встала в его жизни не на первое место, он не уловил тоже. Кажется, в тот самый момент всё и пошло по пизде. Они ругались без особых на то причин, в офисе, в машине, в ресторане на обеде, дома, даже в отпуске, в который Антон отправил сам себя и Арсения посреди декабря, наплевав на работу, — иногда Антону казалось, что он готов расстаться и не вспоминать про эти отношения, хоть эта мысль где-то в глубине души вызывала едва ли не паническую атаку. Поговорить толком у них не получалось тоже — и полторы недели в доме на Лазурном берегу они провели в молчании и пассивно-агрессивных выпадах по поводу и без. Вспоминать это Антону не нравится, но он всё равно каждый раз думает, что благодарен тому периоду и себе. Как минимум за отсутствие привычки сдаваться. В последний день, практически перед выездом в аэропорт, он тогда сорвался и наорал на Арсения, мол, я для тебя всё делаю, а ты мне что? В какой-то момент даже понял, что находится на грани истерики и готов рыдать, но вместо того, чтобы расплакаться сам, с неприятным удивлением обнаружил, что слёзы текут у Арсения — явно неосознанно, без желания вывести на жалость или другие эмоции. Тогда Антон взял себя и Арса в руки — буквально, прижал к себе и извинялся, что не выдержал, что наговорил какой-то херни, что всё это на самом деле — только эмоции и никакой правды в его словах нет совсем. Арсений только кивал и шмыгал носом — и вот в тот самый момент Антон понял, что быть слабым вообще-то нормально. Он думал об этом всю дорогу до дома — в такси, в самолёте, опять в такси, — и ещё немного, пока засыпал: о том, что может позволить слабость кому угодно, но не себе, о том, что совершенно нормально воспринимает слёзы и жалобы от близких и не очень людей, а сам всегда старается прожить всё сам, без помощи, без попыток прийти за ней хоть бы и к Арсению — хотя казалось бы, к кому ещё. Осознание собственного неумения делиться хоть чем-то стало для него откровением — и поводом наконец-то что-то с этим делать. Это было тяжело — поведенческий паттерн, как потом объяснил ему психолог, меняется с огромным трудом, для того, чтобы выработать привычку просить помощи, Антону пришлось буквально ломать «кость» собственной самостоятельности и сращивать её заново — с умением приходить за советом, за объятиями, за «Арс, просто давай в тишине посидим». В итоге, спустя эти самые два года, бесконечное количество разговоров друг с другом и с психологами — личными и семейным, — они вот в этой точке: сидят в темноте Антонового кабинета, Арс коротко ерошит его причёску и шепчет на ухо: — Милый, пора. Странно, что Антон даже звука вибрации не услышал, конечно, от таймера, но и ладно — главное, что вот сейчас он готов к труду, обороне и разъёбу подчинённых. Чёрт бы их всех побрал. Иногда в Антоне всё ещё плещется эгоистичное «Хочешь сделать хорошо — сделай сам», но теперь он прекрасно понимает всё и про выгорание, и про делегирование, и про то, что один человек просто физически не в состоянии проконтролировать всё в мире и заработать все деньги. Даже если очень хочется, чтобы Арсений мог не только про часы или машину, но хоть про Луну сказать — «Мне муж купил». Пусть и благодаря работоспособности самого Арсения в первую очередь. Того самого, который прямо сейчас, улыбаясь, выходит из кабинета, оставляя Антона наедине с открытым макбуком и прогружающимся уже Зумом. Чем Арс будет сейчас заниматься, Антон не знает — это тоже часть их здоровых отношений, в которых они не отчитываются друг перед другом о каждой минуте проведенного порознь времени. Не потому что и так имеют доступ к расписанию друг друга, но и потому что не считают нужным: в конце концов, все взрослые люди. Да и у Арса, например, достаточно своих творческих дел, в которых Антон понимает примерно ничего: как минимум в том, что касается читки сценария или разработки макета новой футболки. Потому что всё, что делает Арсений, на первый взгляд ему априори кажется идеальным, а на второй и рассматривать это всё уже не хочется — потому что Арс, в ответ на «Это гениально же, как можно было такое придумать», всегда его целует. Поэтому сейчас Антон включается в свою работу, выбрасывая из головы всё остальное: делу время, Арсению — всё остальное время. Которого, к счастью, всё ещё остаётся больше, чем потраченного на работу. Убивать Антону всё равно хочется: к сожалению, сколько бы он ни ставил задач и ни объяснял их мотивы, некоторые из его сотрудников не в состоянии иногда принять самостоятельное решение или действовать в моменте без подсказки. Это объяснимо, конечно, и человеческими страхами, и неумением принимать на себя ответственность, и стрессами, и выгоранием тоже, и Антон старается всем давать столько нагрузки, сколько человек в состоянии вынести. Но когда ж узнаешь, кто во что на самом деле горазд и из-за чего всё может пойти не так, поэтому такие летучки в последнее особенно тяжёлое время стали ещё более частыми, чем обычно. Хотя и летучками их назвать уже сложно: встречи, на которые раньше уходило до пятнадцати минут, теперь продолжаются от часа и дольше, и Антон, несмотря на то, что сам же их и проводит, старается не зевать на пятнадцатой минуте. И отлично понимает всех, кто после отчёта и разбора полётов выключает камеру — кому хочется час рабочего времени тратить на демагогию. Но иногда надо, и Антон, скрипя зубами, всё-таки назначает следующий созвон — через день, потому что «Ну пиздец, вы мне там наворотите. И не бойтесь орать на подрядчиков, чё как дети малые!». Он закрывает ноутбук и откидывается на стул — выдохнуть, посидеть в тишине ещё немного. Сегодня, кажется, ещё какая-то тусовка, на которую они с Арсом приглашены в качестве едва ли не главных звёзд вечера; смешное дело, в целом, о них скоро говорить нельзя будет, но никого это не останавливает — даже наоборот, на волне общественного резонанса активность у Арса в соцсетях подлетела до невидимых высот. Надо пользоваться, пока есть такая возможность, думает Антон, тяжело поднимается со стула, идёт искать свою звезду — в бесконечных коридорах агентства. Хотелось бы, конечно, сказать, что к Арсу его всегда приводит сердце, но — конкретно в данный момент Антон идёт на шум в переговорке, догадываясь, кто является его источником. И угадывает, конечно, — Арсений стоит, уперев руки в бока, смотрит на Оксану недовольно и явно пытается не материться; обещал себе и Антону — зачем-то, — что при посторонних будет вести себя прилично. От закипающего котелка его это, естественно, не спасает, и Антон смеётся, представляя, как у Арсения подпрыгивает причёска из-за того, что мозг бурлит и булькает, а из ушей, как в мультиках, идёт пар. — Всё нормально? — руки сами тянутся к Арсовой талии, и Антон себя не останавливает, прижимает его к себе, смотрит на Оксану поверх макушки. — Чего вы орёте? — Оказывается, — Арс сучится, и Антон хмыкает в себя — он такого Арсения побаивается и очень любит, — у вечеринки сегодня пляжный дресс-код, а на улице осень, блядь, вообще-то, и о таком надо заранее предупреждать, а не за пятнадцать минут до выхода, Оксана! — Да ниче ж страшного, — Окс пытается закатить глаза, но ловит Антонов отрицательный кивок краем взгляда и притормаживает. — Смотри, Арс, у нас же в офисе есть что-то, да и я магазины вам нагуглила уже, да и если вы опоздаете — никто даже не заметит. — А если мы не придём совсем? — главное качество Антона — искать лазейки и обходные пути, как говорит Арс уже несколько лет, и вот сейчас — самое время им воспользоваться, потому что ехать в шумную толкучку на самом деле ему не хочется — да и Арсу, судя по расслабившимся в момент плечам, тоже. — Ну типа да, нас были бы рады видеть, бла-бла-бла, прислали парное приглашение и написали примерно всем менеджерам агентства, но это же просто приглашение. Чё думаешь? Оксана всё-таки не выдерживает и пыхтит, но пожимает плечами и задумывается на секунду. — В целом, у тебя же сегодня съёмка была, можно сказать, что из-за задержки пришлось передвинуть созвоны и встречи, и ты просто не успел, а Арс… Не знаю, Арс, как думаешь, творческий порыв и внезапно снизошедшая дизайнерская муза — достаточный повод не явиться куда-либо? Иногда за ехидство хочется её, конечно, стукнуть, но прямо сейчас Антон только кивает и выпускает Арсения из объятий, чтобы пойти собираться — домой, а не куда-то там ещё. Он даже локацию уточнить не удосужился — уровень желания тусоваться Антон Шастун. — Вот и отлично, вот и хорошо, вот и объясни там всем, что мы очень важные занятые дядьки и нам не до их танцев у бассейна, как в американской школе, — Антон выходит из переговорки, придерживая дверь для идущего следом Арсения, и продолжает: — И соблюдай субординацию хотя бы иногда. Ты, конечно, бесценный сотрудник и вот это вот всё, но незаменимых нет, ты и сама знаешь. Ответа ему не требуется, видеть Оксанино вытянувшееся лицо тоже — пусть подумает над своим поведением до завтра. Извинений Антон, конечно, требовать не будет, но если что-то подобное повторится не в узком кругу давно знакомых людей, которые в свободное от работы время собираются семьями, а при ком-то постороннем, то Оксану и правда придётся уволить — ну или хотя бы перевести на другую должность. Ох уж эти управленческие приколы, как Антон это всё на самом деле не любит. Арс, кажется, чувствует его настроение и молчит всю дорогу: и до кабинета за верхней одеждой, и до машины, и даже не сразу начинает говорить уже по пути. Зато стоит ему открыть рот, и Антон едва не сворачивает на встречную полосу, растерявшись на секунду. — Ты когда таким тоном с кем-то разговариваешь, я так хочу, чтобы ты меня трахнул в офисе на столе. И вот не то чтобы Арс озвучил что-то невозможное или удивительное, да и в принципе они довольно часто обсуждают секс, пусть первое время это и было неловко. Антон тогда стеснялся сказать, что его возбуждает послушный и молчаливый Арсений, на контрасте с тем, каким он является в жизни, а Арс боялся признаться, что хочет Антона вылизать. Но то было несколько лет назад, и теперь такие разговоры для них вполне себе обычные: по пути из душа в спальню, например, Арс частенько треплется на всю квартиру, как соскучился по длинным Антоновым пальцам, которые медленно и нежно его растягивают. Но не когда Антон за рулём же! Антон выравнивает дыхание и руль, смотрит на Арса через зеркало заднего вида — тот старательно делает вид, что ничего особенного и не произошло, подумаешь, муж чуть от шока не въебался в другую машину. И, скорее всего, они бы не пострадали — но того, в чью тачку влетела бы массивная Тахо, Антону всё-таки жаль. Не похоже, что Арс вообще об этом задумывается. Он рассматривает свои руки, сложенные на коленях как у прилежного мальчика, старательно игнорирует Антонов взгляд и никак больше не отсвечивает. Антон даже тянется на светофоре включить музыку, такую, чтобы вывести Арса на эмоции — что-нибудь надоедливое, типа Инстасамки или Моргенштерна, треки которых их обоих обычно заставляют кривиться, но сейчас Арс не реагирует даже на это. Спустя пару минут Антон, морщась, всё же меняет плейлист на более привычный, сверяется с навигатором — дорогу от офиса до дома он знает наизусть, но непредсказуемые московские пробки всё-таки предпочитает объезжать, — и поворачивает голову, чтобы спросить: — Может, всё-таки объяснишь, что это было? — Следи за дорогой, пожалуйста, — из Арсения снова льётся его сучность, и Антон в ответ только усмехается. Ладно. Ладно. Хорошо. Если Арсу хочется повыёбываться и поиграть — кто такой Антон, чтобы ему запрещать? Вообще Антона это Арсово умение быть одновременно самым послушным мальчиком и страшной сукой всегда восхищало настолько, что он точно может сказать, что именно в это качество однажды влюбился. Когда впервые увидел, как Арсений отшивает их общую знакомую, одновременно пассивно-агрессивно отвечая ей на подкат и извиняясь. Спустя десять лет Антон прекрасно осознает, что Арс просто часто токсичная мразь, но его всё устраивает — тем более что и самому Арсению это не мешает. Помогает даже скорее. Вот как сейчас — потому что он точно добился своего, чего бы ни хотел. У Антона, кажется, даже руки подрагивать начинают от ожидания и возбуждения, которое он сам себе в фантазиях накручивает. Память ещё услужливо подкидывает, каким сам Арсений был вчера вечером: как утащил Антона из душа, как усадил его на край кровати и с каким удовольствием отсасывал и дрочил — хоть и недолго, потому что спать тоже нужно. А потом ещё и обнимал Антона всю ночь со спины, потому что впереди их обоих ждал этот длинный стрессовый день. А сейчас вот, ведёт себя так, словно ничего и не было, ничего он и не говорил, и вообще, какой секс, о чём ты, Антон, мы же просто коллеги. Киноиндустрия теряет такие ценные моменты своего развития, когда Арсений вдруг не проходит кастинг. Уже заруливая на подземную парковку, Антон усмехается, снова бросает взгляд на Арсения. Тот всё так же делает вид, что совершенно ничего экстраординарного не происходит, всё в рамках привычного для них поведения, и вообще они всегда ездят домой молча, в состоянии, когда сексуальное напряжение в воздухе едва ли не потрогать можно. Нет, конечно, иногда такое случается, но всё же — не так уж и часто. Додумать Антон не успевает, потому что Арс выпрыгивает из машины, стоит им только остановиться; хочется его позвать, остановить, попросить подождать, но он наверняка что-то себе надумал, и обламывать его игру Антону не хочется. Тем более что, с большой вероятностью, весь этот спектакль одного актёра в ближайшее время станет чем-то вроде эротической постановки для единственного зрителя. И зачем обламывать себе такой кайф. Что его ждёт — остаётся только догадываться, но заинтересованность сменяет усталость как-то одним махом, и Антон ловит себя на мысли, что единственное, чего ему хочется кроме Арсения сейчас, — это в душ. Или, возможно, совместить эти два желания. Чего ему, конечно же, никто не позволяет; в ванной уже шумит вода, когда Антон заходит в квартиру, Арсовы вещи дорожкой по коридору не раскиданы, а значит, план у него всё-таки другой. Антон только хмыкает: ну ладно, ну подождёт пару десятков минут, не сломается. В конце концов, он и побыть наедине с собой очень даже рад; ненадолго выдохнуть и переварить день и эмоции последних пары часов. В конце концов, не так уж часто они с Арсением орут на Оксану — при всей её бесючести иногда, таких проёбов ещё не было. Надо будет потом обсудить с ней, может, она бы в отпуск сходила. Привычка думать о работе вылезает в самый неподходящий момент, и Антон тянет из кармана телефон, лезет в рабочую почту: чего-то опять навалило, какие-то договоры надо просмотреть и согласовать, что-то кому-то срочно нужно, и плевать всем на рабочее время. В мессенджерах тоже полный бедлам, и Антон только мельком просматривает чат с менеджерами: никто не орёт, что «всё пропало», а значит, его сиюминутное внимание не требуется. Но по привычке он открывает все рабочие чаты, пролистывает до конца, чтобы не висели уведомления; через пару часов снова будет завал, но сейчас хочется хотя бы какой-то порядок навести. Он даже не замечает, как выключается вода, как хлопает дверь ванной, как Арсений подходит к нему со спины, обнимая за талию; плюс барных табуреток — они всё ещё почти одного роста, даже несмотря на то, что кто-то из них сидит. — Муж мне тут купил такую ванну, ты не представляешь, — он шепчет Антону на ухо, обнимает под пиджаком поверх рубашки влажными руками, тянется расстегнуть пуговицы на ней — с середины, потому что ему так удобнее. — Тебе должно понравиться там лежать. Тебе в принципе должно сейчас понравиться лежать. В ответ Антон только смеётся и присоединяется к собственному раздеванию — и вот его одежда уже валится на пол в неположенных для этого местах. — Я пиздец как хочу тебя, муж, — Арсений помогает ему повернуться на стуле, забирает из рук телефон, откладывая на барную стойку, ерошит волосы. — Вот с момента, когда ты на интервью рассказывал про нас, прям вот весь день и хочу. — Дай мне десять минут, — вставая, Антон наклоняется, чтобы забрать с пола рубашку и пиджак, и в итоге получает шлепок по заднице. — Это для ускорения, — Арс выглядит невинно, улыбается примерно так же — но Антон прекрасно знает, что невинности там ни на грамм. — У меня ментальный хуй на тебя стоит считай с обеда, а хочется, чтобы стоял реальный. — Как хорошо, что мы в возрасте, и ментальный и реальный хуй — разные вещи, иначе ты бы лопнул, конечно. Ответом Антону служит звонкий смех в спину — и хлопнувшая за ней же дверь. В ванной работает вытяжка, но Арсов запах — гель для душа, лосьон для тела, какие-то ещё исключительно его, «звёздные» уходовые средства, — всё равно остаётся в воздухе. Или Антону уже мерещится — он так сильно любит Арсения нюхать, что от запаха никуда не деться, даже если очень захотеть. Никто и не хочет, собственно, Антона всё устраивает. Но оставаться надолго в ванной ему не хочется тоже — живой, восхитительно-возбуждённый чем-то Арсений ждёт Антона в спальне. И что там, в этой безумной немного голове, сейчас происходит, никто, даже тот, на чьих плечах эта голова есть, не догадывается. Оставлять Арсения одного надолго в целом небезопасно — как ребёнка, который, если вдруг замолчал на полчаса, значит, что-то уже сломал. Однажды Антон так чуть не пропустил собственное с Арсом расставание: они разъехались по делам, а у Арсения случился приступ «накрученных нервов», как они оба это несколько лет уже называют, когда слишком творческое Арсово воображение придумывает им общие проблемы. И по возвращении Антон был неприятно удивлён собственным собранным в коробки вещам, потому что «Ты не ответил мне в первый день командировки, и я подумал, что ты меня не любишь». А Антон тогда просто уснул после дороги, да и в следующие дни общались они вполне нормально. Но вот поделиться своими мыслями Арсений не удосужился, и с тех пор Антон старается всеми правдами и неправдами их из Арса вытаскивать. Радует, что тот идёт с этим навстречу: за последние пару лет они вообще почти не ругались. Но по дурной привычке Антон всё равно где-то в глубине души всегда чуть-чуть тревожится. Кажется, ему тоже пора в отпуск. Но все эти мысли вылетают у него из головы, стоит только вернуться в спальню. Арсений даже не делает чего-то особенного, специфического; он выглядит так примерно всегда по вечерам, уставший, немного разморённый горячей водой и ужином, снявший с лица маску только что — когда услышал стук двери в коридоре. Но именно этот привычный вид Арсения в трусах и халате заставляет Антона думать, что ничего больше ему в этой жизни-то и не нужно, на самом деле. Если бы у него не было любимой работы, денег, квартиры, машины, да чего угодно, но был бы Арсений, рай бы действительно был в шалаше. Почему-то верится, что Арс думает про него что-то примерно такое же. Но даже если и нет — какая разница, если всё у них сейчас хорошо. Поэтому Антон мотает головой и идёт к кровати — Арсений ловит его за бёдра, стоит только подойти, прижимается губами к животу сразу над резинкой боксеров. — Мне так нравится, когда ты строгий, — у Арсения немного краснеют кончики ушей, когда он делится этим; это забавно, и Антон усмехается в ответ — на самом деле, нечему ведь смущаться, много раз о подобном говорили. — Нет, правда, ты иногда выглядишь как подросток, но когда раздаёшь пиздюлей — валить и трахать. Меня. Говорит Арсений, продолжая дышать в живот, и Антон чувствует, что возбуждается даже быстрее обычного. То ли от горячего дыхания, то ли от того, что слышит о себе. — А ещё мне нравится, когда тебя гримируют, одевают, снимают, — Арс губами касается члена через трусы, несколько раз шумно и горячо на него выдыхает и не даёт Антону даже дёрнуться, крепко держит за талию ладонями. — Ты такой красивый, если бы хотел, давно стал бы известнее меня. — Зачем? — Антон только смеётся: ему немного щекотно, а ещё всё происходящее — удивительно — очень возбуждает, и эмоции выходят смехом. — Одной звезды на семью достаточно. — Звёзд много не бывает, Антон Андреевич, — взгляд снизу вверх получается у Арсения каким-то слишком уж откровенным, и Антон не выдерживает — укладывает руки на его ладони, сжимает, делает шаг назад, чтобы сесть у кровати и целовать Арсовы пальцы — по одному. — Ну и зачем ты меня отвлекаешь? Несмотря на прожитые вместе годы, Арсений всё ещё смущается, когда Антон что-то такое вытворяет: целует руки, ступни, вылизывает всё тело, громко шепча комплименты. Ему это кажется иногда излишним, но спорить он не пытается — потому что Антон в ответ всегда выдаёт что-то типа «Почему всем тебя облизывать можно, а мне — нет?». И даже аргументы о том, что вылизывание общественности всегда фигуральное, на Антона не действуют. Хорошо, что сегодня Арсений даже не пытается что-то подобное говорить, только краснеет сильнее, когда Антон раздвигает его колени и наклоняется, чтобы поцеловать и провести языком по внутренней стороне бедра. — Если бы я мог, я бы всю жизнь у твоих ног прожил, — Антон сам не понимает, откуда в нём это, но проговаривает, не задумываясь. — Вообще-то это я хотел тут тебе наговорить комплиментов, смутить и трахнуть так, чтобы ты завтра встать с кровати не смог, эй, — Арсений толкает его пяткой в грудь, но Антон только перехватывает ногу за лодыжку и целует большой палец, проводит по подушечке языком, слегка кусает. — Антон, ну так нечестно, эй, это же была моя игра. — Расслабься и получай удовольствие, ладно? — Антон коротко чмокает Арсения в пятку и бережно опускает ногу на пол. — Это ведь ты здесь звезда. Всегда. Отвечать Арсений не пытается, хотя Антон и видит, что ему очень хочется. Но он уже принял, кажется, правила, которые сам же изначально и придумал — сегодня главным будет Антон. Хотя это, конечно, как ещё посмотреть. Потому что Антон, несмотря на ведущую роль в происходящем, всё равно в первую очередь заботится о том, чтобы Арсу было комфортно: помогает снять бельё, осторожно, очень медленно стягивает с плеч халат, попутно оставляя на коже короткие, сухие поцелуи. Ему хочется, конечно, ускорить процесс, но возбуждённый, просящий, распалённый донельзя Арсений привлекает его больше, поэтому Антон не торопится. Некуда — они везде успеют. Уже успели. Уже голым Арсений забирается на кровать полностью, садится, облокачиваясь на изголовье кровати. Под поясницей у него подушка, и он по ней скатится обязательно чуть позже, а пока Антон садится между его ног на коленях, целует, ведёт губами по щеке, скуле, прикусывает мочку. — Мой хороший, молодец, — он шепчет, чувствует, как у Арса краснеют щёки, как теплеет кожа. — И такой красивый, когда смущаешься. Конечно, Арсений краснеет ещё сильнее. Антон улыбается, снова целуя его, на этот раз уже глубоко, проводя языком по кромке зубов, прикусывая нижнюю губу. Одновременно с этим Антон укладывает одну ладонь Арсению на затылок, вплетает пальцы в волосы, сжимает в кулак — оттягивает голову, открывая больше кожи на шее, плечах, ключицах. Ему очень хочется и говорить, и целовать одновременно, и он шепчет что-то не очень связное между поцелуями, укусами и короткими мазками языка, которые даже вылизыванием не назовёшь; что-то, что и сам не очень разбирает, понимая, что снова заваливает Арса комплиментами и вариантами развития событий. Звучит это всё, конечно, как полная каша из звуков, но никому не до этого дела: Арсений стонет больше от касаний и горячего дыхания на коже, Антон — из-за того, как Арсений на него реагирует. В такие моменты Антон очень хорошо понимает, насколько сильно скучает по Арсу, даже если они весь день проводят вместе. Обычный Арсений «для всех» ядовитый, язвительный, колючий, готовый выдать пятнадцать слов в ответ на одно не понравившееся, Арсений же «для Антона» — мягкий, почти пластилиновый, тонко реагирующий на любое слово, прикосновение или жест. Или же наоборот — заботливый, нежный, чуткий, контролирующий любое движение и реакции Антона на его действия. В любом случае — ориентированный внутрь их отношений, а не на происходящее вне. У Антона до сих пор в голове не укладывается, что так бывает. Даже сейчас, когда Арсений действительно съезжает по подушке, утягивая его за собой, когда сам целует, очень голодно и с огромным желанием, когда сжимает Антоновы бёдра своими, скрещивая лодыжки у Антона на пояснице. Вроде всё как всегда, но каждый раз по-новому. И вот сейчас тоже: Арс откидывается на подушку, сжимает Антоновы плечи ладонями, тяжело уже дышит — и смотрит поплывшим взглядом, рассматривает, кажется, каждую черту лица, и у Антона ни одной связной мысли в голове, кроме «Я так тебя люблю». И смысла держать это в себе Антон не видит, поэтому озвучивает: — Я тебя люблю. Арсений только тянет его целоваться снова. Он убирает свои ладони с лица Антона, чтобы уложить ладони на бёдра и засунуть большие пальцы под резинку боксеров — хочется больше прикосновений, но Антон не торопится думать о себе; ему хочется всё-таки контролировать ситуацию, раз уж они так начали. Поэтому он мягко снимает Арсовы руки со своего тела, отстраняется, сжимает запястья у Арсения над головой одной своей ладонью. — Милый, пообещай мне, что не будешь меня трогать, ладно? — Арс кивает, и Антон уверен — эту просьбу он выполнит. — Хорошо, молодец. Ограничивать прикосновения Арсения к нему самому Антон не видит смысла: он надеется, что Арсу и не будет этого нужно. Антон отпускает его руки, помогает улечься на подушку головой, подкладывая свою ладонь под затылок; Арсений смотрит снизу вверх и улыбается в ответ, поворачивает голову, чтобы поцеловать Антоново запястье. Менять динамику происходящего не хочется: Антон чувствует, что продолжает тонуть в нежности, прижимается губами к Арсовой ключице, целует сухо. — Спасибо, что ты всегда рядом, милый, — Антон проговаривает то, что несколько часов вертится в его голове, и продолжает целовать, спускаясь ниже, — по груди, по животу, возвращаясь обратно к шее. — У меня бы ничего без тебя не получилось. Ответом ему становится короткий, приглушённый Арсов стон — звучит красиво, если бы Антон писал музыку, он бы обязательно сделал из этого звука сэмпл. Но он не музыкант — он продюсер, поэтому сделал из Арсения звезду и ни разу об этом не пожалел. И сейчас не жалеет: ни когда Арсений всё-таки пытается схватиться за его плечи, получая лёгкий шлепок по запястью, ни когда Арс разводит ноги шире, стоит только Антону уложить ладонь ему на внутреннюю сторону бедра. Сжимать это место Антону нравится — Арсений реагирует, стонет громче, шепчет что-то малопонятное и облизывает губы, глядя в глаза. — Антон, — Арс звучит глухо и сипло, слегка прокашливается и стонет снова вернувшемуся к нему Антону в губы, — пожалуйста, ну что-нибудь. Антон сильнее сжимает его бедро, кусает шею под самой мочкой уха и трётся в этом же месте носом — ему нравится Арсов запах именно там. Он знает, что именно Арсений подразумевает под этим жалобным «что-нибудь», но торопиться ему не хочется — сегодня редкий вечер, когда у них есть достаточно времени побыть вдвоём. Поэтому Антон не торопится: всё так же медленно гладит, целует, лижет, периодически кусает Арсения в самых неожиданных местах. Так быстро сходящие следы зубов оказываются у Арсения на складке под пупком — хоть она и не видна почти, но Антон знает, что она там есть, — возле торчащей тазовой кости, на запястье, под самыми рёбрами на левом боку. Реакции Арсения на каждое касание становятся более шумными, яркими, и Антон всё-таки позволяет себе спуститься к паху — в тот самый момент, когда вместо стона у Арсения вырывается что-то, похожее на скулёж, едва ли не плач. Приятный звук, означающий, что Арс окончательно перестал себя контролировать, расслабился и отключился от всех проблем вне происходящего прямо сейчас. Такой расслабленный Арсений Антону нравится особенно, доверяющийся, лежащий под ним, не контролирующий руки совсем — ладонь всё-таки вцепляется Антону в волосы, и он не спорит — сейчас что-то Арсу объяснять уже бесполезно, потому что тянет он Антонову голову к паху почти бессознательно, даже не особенно прикладывая усилия. Антон сам наклоняется, дышит широко открытым ртом на головку, лижет от основания до уздечки всей поверхностью языка. Арсений сжимает пальцы в волосах — но всё ещё не давит, скорее всего, даже не особенно понимая, что происходит. Смазка, к счастью, после вчерашней вечерней дрочки для крепкого сна, так и валяется под подушкой, поэтому Антон, ненадолго отрываясь от члена Арсения, поднимается к его лицу, снова целует — в уголок губ, в щёку, в скулу, пока шарится рукой в складках постельного белья. Спускается снова поцелуями — лихорадочными и хаотичными, — ловит Арсову ладонь сам, укладывает себе на макушку. Арсений, вместо того, чтобы цепляться за волосы и давить, почему-то только гладит — и смотрит сверху, слегка улыбаясь. В ответ Антон поднимает взгляд, когда берёт в рот головку и смазывает его анус указательным пальцем, входя на длину подушечки. На анал у них вечно не хватает времени, и Арсений узкий — и растяжка нужна медленная, осторожная, Антон такое любит. И сейчас не отказывает себе в возможности Арса «отключить» окончательно: сосёт неглубоко, медленно, больше обводит языком головку во рту, периодически заводя её за щеку, когда Арсений укладывает на эту же щёку свободную руку, пальцами же медленно входит в Арсения — одним на всю длину, спустя пару минут — вторым. Он хорошо тело Арсения знает, и ничего искать ему уже несколько лет не нужно: он целенаправленно не сгибает пальцы, только растягивает мышцы — двигает рукой поступательно, входит третьим, перехватывает свободной рукой член, дрочит его и языком проводит по сфинктеру. Мышцы поддаются легко, потому что Арс расслаблен и очень хочет, чтобы Антон вошёл нормально, но дразнить его Антону нравится больше. Поэтому он снова вытаскивает пальцы, входит одним, давит на простату изнутри — и снаружи большим пальцем, одновременно сжимая кулак на основании Арсова члена. Возмущённое «Антон!» на выдохе его почему-то очень веселит, но руки он всё-таки убирает — совсем. За презервативом тянуться лень — да и разницы, в целом, нет, сходить с Арсением в душ ещё раз он всё равно не откажется, и Антон поднимается на локтях, помогает Арсу лечь на бок — сегодня ему хочется вот так. Чтобы носом уткнуться за ухом, немного наркомански нюхать Арсения и двигаться не очень быстро — времени же много. Входит Антон сразу на всю длину, прижимая Арса к себе подложенной под его бок рукой, второй — сжимая талию. Широко и быстро двигаться не получается, они больше елозят по одеялу, но Арсению хватает — он весь напрягается буквально через несколько минут фрикций и поцелуев в загривок, перемежаемых редкими и лёгкими укусами. Антон чувствует, как Арсов сфинктер сжимается на его члене, входит глубже, делает пару сильных, резких толчков и чувствует, что Арсений в его руках обмякает. Выходить из него не хочется, поэтому Антон осторожно переворачивает Арса на живот, нависает и ускоряется. Ему, собственно, тоже немного-то и нужно — спустя пару минут он кончает, не вынимая члена. И падает на Арсения, тяжело дыша. И Антон бы и рад лежать так до самого утра, но член выскальзывает по сперме, которая продолжает из Арсения крупными каплями вытекать, и Арс морщит нос — ощущения малоприятные после оргазма. — Пойдём, милый, ты утром сожрёшь меня, если мы не помоемся, — Антон скатывается на кровать, радуясь, что простыни они практически не заляпали, — Арс кончил в ладонь и сжал кулак, предусмотрительный какой. — Пойдём, пойдём, потом будем лежать. Арсений опять стонет — Антон даже радуется, что на слова у него сил нет. Потому что когда Арсу что-то не нравится, его не заткнёшь. Под душем Антон не удерживается от поцелуев — настраивает сначала кронштейн так, чтобы вода не текла в лицо, а потом притягивает Арса к себе, обнимает за талию, целует глубоко. — Я уже и забыл, что ты так на меня влияешь, — Арс улыбается, отрываясь на пару секунд, договаривает уже в следующий поцелуй. — Надо почаще тебе говорить, что ты горячий начальник. И мой муж. Антон в ответ смеётся — не прекращая целоваться, конечно. Они засыпают в обнимку — потому что ни разу за все годы, даже будучи в ссоре, никогда не спали в одной кровати, не касаясь друг друга, — и Антон думает, что кто кому и что купил — совершенно неважно. Важно, что это всё по любви, а не за деньги, да.